Мы с ним кто угодно, но только не друзья.
Понятно. Сочувствую.
Не стоит. Я сам виноват.
Спорить не стану. И все же песню об этом написать я могла бы. Уже даже вертится на языке первая строчка, Тесса устремила свой мечтательный взгляд куда-то в потолок. Эх, жаль, под рукой нет гитары. Подобрала бы сейчас нужный аккорд, и знаешь, могло бы выйти нечто стоящее. Может, даже очень стоящее. Люди любят баллады о плохих парнях, особенно если представить ваш образ в романтическом свете. Песня могла бы прославить тебя. Представляешь? Пока ты отбываешь свое наказание где-то далеко, в Старшем Брате или на какой-нибудь каторге, по всей Селении из бара в бар, из таверны в таверну кочует песня о тебе.
Историю мою спеть ты можешь, но вот только без имен, идет? Не сдалась мне такая слава.
Как скажешь.
Ну, а что с тобой приключилось? Как здесь оказалась?
Намного проще чем ты, Тесса усмехнулась. Я сбежала из дома.
Почему?
Потому что устала от наставлений своего отца, устала от покорности матери. Им было не понять ту жизнь, которой я хотела жить. Жизнь свободную, яркую, полную творчества.
Ты хотела играть музыку, а твой отец был против?
Мой отец против всего. Чтобы ты понимал, он готовится в ближайшем будущем стать старшим клириком в церкви Властителя Циклов.
Ооо многозначительно протянул я.
В центральном соборе Мистрейда, добавила Тесса.
Ооооо повторил я с еще большим восклицанием.
Он человек четких правил, канонов, у него все по расписанию, на всё есть притча, и каждый, кто пытается жить не так, как принято церковью, достоин осуждения. А на меня его осуждения сыпались словно снегопады в Арктосе.
Не знал, что церковь против музыки.
Церковь против той музыки, которую я хотела играть. Против свободной поэзии, не сдерживаемой рамками политики или религии, против песен, которые говорят правду о нашем времени, которые не боятся показать все в истинном свете.
Так ты радикал?
Нет. Я просто музыкант. Я просто поэт. Я не сторонница революции, и не зачитываюсь трудами Кларкса и ему подобных. Я просто пою о том, что вижу.
И как же это связано с тем, что ты оказалась за решеткой?
Как я уже сказала, я сбежала. Но связалась не с теми людьми. Они показались мне друзьями, разделяющими мои взгляды. Но в итоге они использовали меня, мой талант, чтобы проворачивать свои темные дела. Мы выступали в барах и тавернах провинциальных городков, похожих на этот. Я и подумать не могла, что пока я пою на сцене, они обчищают посетителей и само заведение. Здесь, в Глутере, это вскрылось, и только для одной меня стало сюрпризом. Когда полиция пришла за нами в гостиницу, из всей компашки осталась я одна. Спокойно спала в своем номере, пока они все сбежали, и даже не потрудились предупредить меня. В комнату ворвалась полиция, меня повязали, и вот я здесь.
Значит, ты понятия не имела о том, что они воры?
Если честно, я подозревала нечто подобное с самого начала и видела достаточно, чтобы убедиться в своих подозрениях, так мне кажется сейчас. Но легко судить о чем-то уже прожитом. На самом же деле, путешествуя с ними, я была слишком наивна и поплатилась за это. Что же, все мы учимся на собственных ошибках.
Мне жаль, что так вышло, сказал я искренне.
Спасибо.
И я думаю, что мне бы понравилась твоя музыка.
Возможно, нам еще удастся это проверить, сказала Тесса, но, кажется, что никто из нас в это не верил.
Спустился вечер, сумерки забрались к нам в камеры сквозь узкие решетчатые окна под потолком. Эти серо-синие сумерки все сгущались, выталкивая свет, и в итоге сменились кромешной темнотой. Никто из полисменов не потрудился спуститься в наши казематы, чтобы зажечь лампы, и когда наступила ночь, я перестал различать даже пальцы на собственной вытянутой руке.
Радовал тот факт, что здесь не было холодно. Здание участка хорошо отапливалось, и, не смотря на то, что на улице температура опустилась почти до ноля, в наших камерах было, если не сказать комфортно, то, во всяком случае, достаточно тепло, чтобы не подхватить простуду или воспаление легких.
Мы с Тессой перекидывались парой фраз, однако содержательного диалога больше не выходило. Слишком подавлены были мы оба, слишком потеряны в мыслях о будущем, которое не сулило ничего хорошего.
Помощники шерифа принесли нам ужин, состоящий все из той же похлебки, и забрали подносы с обедом, на которых и у меня, и у Тессы тарелка с дурно пахнущей жижей осталась нетронутой.
Смотри-ка, Генри, наши подопечные, видать, не голодны. А может, им просто не нравится наш фирменный супец? Может, они привыкли к изысканной кухне? Ну, ничего, ничего. Утром за вами приедут из Мистрейда. Поглядите, какие харчи вам подадут в городской тюрьме. Скажу по секрету, друзья, не стоит вам рассчитывать на свининку в меду.
Полицейские удалились, но все же оставили нам в качестве источника света единственную масляную лампу у самой двери. От ее дрожащего света по подвалу поползли длинные тени, отбрасываемые решетками.
Знаешь, проговорила Тесса. Пусть мы и хотели бы оказаться сейчас, где угодно в другом месте, я все же рада, что нахожусь здесь не одна, а в твоем обществе. Признаюсь честно, хоть я и не из пугливых, сейчас мне тут не по себе. Но твое присутствие немного успокаивает. Сидеть одной в этом подвале мне было бы совсем худо.
Рад, что хоть комуто могу принести пользу, безрадостно проговорил я в ответ.
Несмотря на сильный голод, от которого громко урчало у меня в животе, я так и не смог притронуться к этой похлебке, и снова предпочел ограничить свой рацион только водой и ломтиком хлеба. Тесса поступила так же.
Прошло еще какое-то время. По моим прикидкам уже должно было перевалить за тринадцатый час, однако возможно, мне это только казалось, ведь время в заточении ползет как улитка, и вполне возможно, что еще не было и десяти.
В тишине наших казематов вдруг раздался щелчок, глухой и тихий, но различимый. Следом за ним стальная дверь медленно отворилась, и на пороге я увидел мужчину в сером плаще, среднего роста, пожилого, с зачесанными назад седыми волосами. Его худое, изрезанное морщинами лицо с острым подбородком и широкими скулами, мне было хорошо знакомо, как и тяжелый, хмурый взгляд серых глаз из-под густых бровей. Этот человек был моим подельником и отцом.
Оглядев помещение, он быстро направился в мою сторону. Я поднялся и приблизился к двери.
Поверить не могу, что ты попался, проговорил отец, доставая из кармана связку с ключами-отмычками и воровато оглядываясь по сторонам. Просто не могу в это поверить. Я готов был предположить все что угодно. Что ты решил поразвлечься с местными девками или перекинуть партию-другую в королевского оракула в городском салуне. Даже то, что ты решил меня кинуть и пойти своей дорогой. Но что ты попадешься этой жирной свинье, которая за пузом не разглядит и собственного прибора, я и помыслить не мог. Ты поражаешь меня, сынок.
А ты поражаешь меня тем, что вернулся.
Здесь я и сам себе поражаюсь.
Он опустился на одно колено и стал ковыряться в замке, то и дело оборачиваясь. Таков был мой отец, такой жизнью он жил, что находился на чеку каждую минуту, даже во сне, и где бы не оказался, в городе, в деревне, в густом лесу или в подвале провинциального полицейского участка, он не переставал озираться по сторонам, ожидая каждую секунду удара в спину. Я опасался, что работая с ним и живя его жизнью, и сам к тридцати годам обзаведусь этой привычкой, которая будет выдавать во мне человека, нечистого на руку, занимающегося грязным ремеслом и ежесекундно ожидающего расплаты за все свои действия, законной или справедливой.
Тесса подошла к решетке, и когда отец увидел ее, прохрипел:
Лучше помалкивал, девчонка. Закричишь, и тебе несдобровать. Пристрелю, будь уверена. Но никто кроме нас этого не услышит. Ты поняла?
Тесса кивнула.
Что ты сделал с дежурным? спросил я настороженно.
А ты как думаешь? отец взглянул на меня и ухмыльнулся, демонстрируя три вставных серебряных зуба с левой стороны. Жить будет. Спит как младенец. А когда проснется, испытает сильное похмелье и только. За кого ты меня держишь? За идиота?
Я хорошо понял слова отца. Он не был сторонником убийств, и все же убивать ему приходилось. Но дежурного наверху он оставил в живых не из доброты сердечной, а потому что хорошо понимал: бегство из-под стражи и бегство из-под стражи с убийством полицейского два совершенно разных преступления. Я же, в свою очередь, был рад тому, что мое спасение из тюрьмы не обагрилось кровью человека.
Я же говорил, что не нужно возвращаться?! Говорил, а?!
Говорил, кивнул я.
А что ты?! Ради чего так рисковал?! Эх, оставить бы тебя здесь, чтобы на своей шкуре испытал, что такое тюрьма. Тогда бы ты ни за что так глупо не попался. Вот уж поверь, сделал бы все, чтобы не оказаться за решеткой.
Так и оставил бы, буркнул я.
Не хами-ка, сынок. А то ведь, и правда, оставлю.
Замок наконец щелкнул, и дверь моей камеры отворилась.
Пойдем отсюда, быстро, скомандовал отец, поднимаясь, и быстрым шагом устремился к двери.
Я последовал за ним, но остановился у камеры Тессы и взглянул на девушку.
Слушай, сказал я. Могу выпустить тебя отсюда. Но благоразумнее тебе будет остаться. Если ты сбежишь, доказать свою невиновность станет куда сложнее.
Несколько мгновений Тесса смотрела мне в глаза, закусив нижнюю губу. В ней читались сомнения, страх, но при этом и рвение.
К черту благоразумие, наконец произнесла она решительно. Им все равно неизвестно мое настоящее имя, а здесь я оставаться не хочу больше ни одной минуты.
Как скажешь.
Я обернулся к отцу и встретился с его удивленным взором.
Дай мне отмычки, попросил я.
Что ты делаешь?
Дай отмычки, прошу.
Сейчас не время для тюремных романов.
Не спорь. Просто дай отмычки.
Отец швырнул мне связку и выругался.
Поступай, как знаешь. Я буду ждать на заднем дворе. Пять минут, не больше.
Где они хранят наши вещи?
Комната справа от лестницы, не пропустишь, буркнул мне отец через плечо и скрылся за дверью.
Я принялся вскрывать замок на двери камеры Тессы. Он оказался не слишком сложным.
Он твой отец? спросила девушка осторожно. Или я что-то неправильно поняла?
Ты все правильно поняла.
Но вы совершенно не похожи. И я даже говорю не про внешность. Вы совсем разные люди. Ты и он
Замок щелкнул, и я открыл дверь.
Ты меня не знаешь. Я похож на него куда больше, чем самому того хотелось бы. Уходим.
Мы поднялись по узкой лестнице, и я быстро вскрыл замок на двери с табличкой:
«Личные Вещи Задержанных»
Моя гитара! Тесса схватила инструмент, стоящий в углу.
Я мало что понимал в музыкальных инструментах, но одного взгляда на эту гитару было достаточно, чтобы понять, что она стоит не дешево и, возможно, даже сделана на заказ каким-нибудь прославленным мастером, что, зная, кем является отец Тессы, было вполне вероятно.
Я схватил свою потертую сумку, ради которой и затеял возвращение в город, быстро заглянул в нее и, убедившись, что все вещи на месте, перекинул ремень через плечо и направился к выходу из полицейского участка. Тесса не отставала.
Втроем мы покинули границы города и вышли в поля, минут через двадцать добравшись до стоянки отца, где стояла крытая повозка с запряженной в нее бело-рыжей кобылой. Из повозки тут же с фырчаньем выпрыгнула черная тень и кинулась мне на встречу.
Гром, мой верный пес, с трудом мог сдержать эмоции от нашей встречи, и все же был достаточно хорошо обучен, чтобы не залаять. Он принялся скакать вокруг меня, виляя хвостом с такой неистовой силой, что казалось тот сейчас оторвется и улетит в ночь.
Привет, привет, дружище, я потрепал пса по голове и почесал за ухом.
Не смей больше оставлять на меня это блохастое чудовище, Клиф, проворчал отец, пройдя мимо нас. Если еще раз мне доведется пробыть с этим зверем больше одного часа наедине, клянусь, что сделаю из него суп. Хоть на что-то сгодиться.
Я проигнорировал слова отца, который всегда не жаловал Грома, но насчет супа явно преувеличивал.
Ух ты, какой большой, проговорила Тесса, остановившись на почтительном расстоянии от нас и глядя на моего пса с интересом и опаской одновременно.
Его зовут Гром, сообщил я с улыбкой. Не бойся, он тебя не тронет. Он, по-моему, вообще не умеет кусаться.
Серьезно? А выглядит таким грозным.
Потому так и зовут. Гром всегда гремит грозно, но опасности не представляет.
Однако с громом приходит молния, напомнила Тесса. И ее, вот, по-моему, стоит опасаться.
Да ну молнии это не к нам, попытался выкрутиться я.
Отец быстро прервал нашу беседу словами:
Надеюсь, твоя подружка не собирается, как только мы отъедем, вернуться в город и сообщить шерифу обо всем увиденном?
Прежде чем я успел ответить, Тесса заверила его:
Ни о чем подобном я не помышляю. Мне это совершенно ни к чему.
Прости, дорогуша, но я давно уже перестал верить людям на слово. Особенно таким симпатичным мордашкам, как ты.
Она нас не сдаст, сказал я твердо.
Ну раз ты так сказал, то я спокоен, в интонации моего отца сквозила насмешка и ирония. Сколько вам нужно времени, чтобы попрощаться? Больше пяти минут не дам, так что ни на что серьезно не рассчитывайте. Пусть быстренько отблагодарит тебя вон там, за повозкой, и поехали. Мы и так выбиваемся из графика.
Тесса поморщилась и с опаской посмотрела на меня, пытаясь понять, действительно ли я собираюсь завести ее за повозку и потребовать благодарность.
Это ни к чему. Она поедет с нами.
Что?! воскликнул отец. Исключено!
Это не обсуждается.
Какого черта?!
Ей с нами по пути, ведь так? я не сводил глаз с Тессы. Ты же собираешься вернуться в Мистрейд, к отцу? Мы направляемся туда же.
Если вы рассчитываете получить за меня выкуп
Мы не похищаем людей, перебил ее я. Это просто предложение помощи и только. Ты в праве отказаться. Однако поправь меня, если я ошибаюсь, но тебе не очень хочется остаться одной этой ночью, гдето в поле. До Мистрейда путь не близкий, а дороги за пределами городов опасны для одинокой юной девушки, можешь мне поверить.
Я могу за себя постоять, сказала Тесса, но в голосе ее не было ни капли уверенности.
Я верю, кивнул я. И не предлагаю тебе услуг телохранителя. Только лишь компанию в дороге. А если наше общество покажется тебе неподобающим, ты сможешь сойти в любом городке по пути.
Клиф, мать твою! отец подкрепил свое обращение одним из мощных ругательств, коих в его лексиконе было предостаточно. У нас нет на это времени!
Времени на что? Мы едем в Мистрейд, так? Она нас не задержит. Сойдет, когда посчитает нужным, и никак не нарушит твои планы. К тому же, она говорила, что неплохо поет, и даже обещала написать про нас песню.
Вот уж радость!
А мне хотелось бы послушать, я улыбнулся Тессе. Ну так что? Поехали?
Глава 9. Напутствие Леонарда
Меня разбудил стук в дверь. Я резко сел, ощущая с какой тяжестью вырывается мой разум из цепких лап сновидения, но прежде, чем успел сказать «Войдите», дверь открылась. На пороге стоял Норман.
Я вас разбудил? Прошу прощения.
Я спустил ноги на пол и поднял на него глаза.
Вам пришел ответ, он протянул мне запечатанный конверт. Старший клирик распорядился подать ужин в его столовую и настаивает, чтобы вы присоединились, как только закончите чтение.
Я лишь кивнул, забирая у него конверт, на котором красовалась печать Мориса Картера.
Мне подождать за дверью, пока вы будете читать письмо?
Не стоит, я помню дорогу и скоро присоединюсь к старшему клирику. Спасибо, Норман.
Не стоит благодарности.
Закрыв за собой дверь, он удалился с неким облегчением, как мне показалось, приняв тот факт, что не придется водить меня по коридорам собора за ручку.
Я быстро распечатал конверт и достал сложенный вдвое листок. Письмо было написано узнаваемым почерком, не оставляющим мне никаких сомнений в том, что отправитель сам Морис Картер лично. Этот человек обладал весьма незаурядной и эксцентричной натурой, что проявлялось во всем, от его речей и суждений до вкусовых предпочтений и почерка.