Только не надо вспоминать Иви! Мне и так до сих пор больно Думаешь мне каждую ночь не снятся кошмары, не проворачиваются в голове сотни вариантов того, как я мог ее спасти? Не тебе меня судить, голос Орвала сорвался и перешел на хрип. Прости, после долгого молчания, собравшись с силами, он продолжил, знаю, ты ее тоже любил, может, даже больше, чем я. Я никогда тебя ни о чем не просил, но я хочу защитить дочь. Даже если от себя самой. Она единственное, что осталось ценного для меня в этом проклятом мире.
Мастер Браг кивнул, соглашаясь с Орвалом. Всему свое время и место. От него, да и от всех остальных уже ничего не зависело. Игра началась задолго до них. Осталось либо принять правила, либо гордо удалиться. И лишь немногим было дано эти самые правила менять.
Каира
Мое терпение грозилось лопнуть в любой момент. Сколько можно! Вечно эти двое опаздывают. Имани и Лиам (третий в нашей бравой компании) явно не спешили услышать очередную проповедь мандрита Корнела. Честно признаться, я тоже. Но блюсти закон было нашей священной обязанностью. Да и чуть ли не единственной возможностью относительно спокойно (и главное законно) отдохнуть от тяжкого труда на копях. Магистрат Лавары дум Краун, был человеком старой закалки и ярым приверженцем Триумвирата, поэтому все правила и каноны соблюдались местными жителями беспрекословно. Дум Краун следовал во всем гласу священных огненных скрижалей Триумвират и церковь едины. Вот и сейчас этот низкорослый в меру упитанный представитель местной власти с мелкими, хитрыми глазенками ярким красным пятном приталенного сюртука (который явно покушался на столичную моду) маячил среди прихожан, то и дело с умным видом рассыпаясь цитатами из святого письма. Иногда мне думалось, что мандрит в нашем городе именно он, а не истошный Корнел. Но от греха подальше, я старалась держаться на почтенном расстоянии от обоих.
Друзья неспешно направлялись к храму. То и дело воровато озираясь по сторонам и неловко разминаясь с прохожими на узкой мощеной улочке. Там и одному протиснуться было сложно. А тут две здоровых детины. Точнее одна Лиам. Имани же была миниатюрной, легкой, почти прозрачной. Невесомые, пружинистые, каштановые локоны обрамляли фарфоровое личико сердечком. Живая кукла, с живыми чуть навыкат лазурными глазами. Она их кокетливо прикрывала, и тогда пушистые атласные ресницы мягко ложились на пухлые щечки. Создавая совсем уж ангельский вид. Не уверена, но явно в глубинах родовых хитросплетений Имани пролетали дриады. И все же, ангелом ее обозвать мог только не знакомый с этим «чудом» человек.
Каира, чудесно выглядишь! Лиам, как всегда, был учтив и галантен. Он сделал легкий поклон и коснулся губами моей руки. Непослушные пшеничные пряди упали на лоб, закрыв раскосые глаза, и он привычным жестом пятерной безрезультатно попытался их усмирить.
Такое приветствие было нашей маленькой традицией. Ну и что, что мы имеем статус почти рабов, нам ничего не мешало соблюдать правила хорошего тона. К тому же Лиам был членом трибы, занимавшей далеко не последнее место в Триумвирате, что само собой обязывало к соблюдению правил этикета. Сначала местные жители воспринимали наши пируэты как детские забавы, затем потешались, а потом просто перестали обращать внимание. Теперь же порой я даже ловила восхищенные взгляды.
Да-да, Лиам во всем узрит красоту, даже в старом сером платье, Имани жеманно хихикнула, оценивающе окинув меня с ног до головы, и поцеловала в щеку, Привет, подруга! Вот и я решила принарядиться. Гарван вчера из Тумберга привез. Правда красиво?
И она закружилась воздушной тучкой, демонстрируя со всех сторон новое платье из тончайших нитей шалии магического растения с пригорий Белой Пустыни (что делало ткань неимоверно прочной и практичной, но при этом сохраняло изящество линий силуэта).
Мы с Лиамом многозначительно переглянулись. От Имани, естественно, наш безмолвный диалог не смог ускользнуть не замеченным.
Вам что, не нравиться? с укоризной спросила подруга.
Нет, что ты. Платье чудесное! Тебе очень идет, глаза стали еще ярче, поспешила я успокоить обиженную Имани, Просто Может не стоит принимать от Гарвана столь дорогие подарки. Да и общаться с ним Люди и так начали поговаривать я запнулась, увидев, как лицо Имани становиться пунцово-красным.
Как вы смеете даже подумать о таком! Еще друзьями называются. Гарван самый благородный человек, которого я знаю. К тому же, палладины служат самому дею. Там не водиться всякий сброд, Имани красноречиво окинула нас недобрым взглядом.
А что до местных сплетников, здесь девушка переключилась на толпящихся прихожан, что с них взять деревенщина.
Теперь милое, почти детское лицо Имани было перекошено надменностью и злобой. Я невольно поежилась от такого контраста.
Имани, конечно, тебе решать. Мы просто предупредили. Ты наша подруга, и что бы там ни было, хотим тебе только добра, Лиам попытался приобнять подругу, но она юрко увернулась.
Вот и не лезьте не в свое дело. Может, у нас с Гарваном настоящая любовь? уже мягче сказала разозленная брюнетка.
И вообще, какого демиурга, мы тут стоим? Жара на улице неимоверная! Пойдемте лучше внутрь, быстро развернувшись на каблуках, она решительно направилась к храму. По дороге бесцеремонно расталкивая кучкующихся горожан локтями.
Мандрит Корнел сегодня был красноречив как никогда. Витиеватые словесные узоры разрастались до невиданных масштабов. Даже церемониальное окуривание дымчатой мятой (произраставшей только возле капищ шедимов с живым огнем) не приободряло общий настрой прихожан.
Спустя час, кто-то стал нервно покашливать, кто-то переминался со стороны в сторону, пытаясь найти удобную позицию для затекших ног. А некоторые даже мирно посапывали, провалившись в менее скучное царство сновидений. Я же во время службы любила рассматривать прозрачный восьмиконечный сводчатый купол. Единственное украшение храма, но и самое ценное. Луминарий купола прикрывал невиданных размеров кристалл апейрона (ну уж шахтерский городок мог себе позволить такую роскошь, хотя подобным великолепием мог похвастаться еще всего лишь один храм Изначальных и тот находился в столице Аттакаме), преломляя падающие лучи солнца так, что радужный свет заполнял пространство всего храма. К тому же подобное убранство служило и довольно прагматичным целям, а именно давало живительную прохладу, которой в знойную погоду еще нужно было поискать.
и как высечено вечно-пылающими буквами на скрижалях в Храме Изначальных, мандрит благоговейно вознес руки к небу, где пробившийся сквозь кристалл солнечный луч разлился золотистыми искорками, придал особенный, магический окрас словам храмовника, Демиурги создали священным, кристальным звуком, рожденным от изначальной Тишины, этот мир. Вскоре разочаровавшись в своем творении, покинули его, потопив всю землю в горестных слезах. Бросили, как нерадивое дитя. После их ухода, землю объял праведный огонь, а после остужали столетние ветра. В результате в недрах земли образовался Апейрон первоэлемент, вобравший силы четырёх стихий. Квинтэссенция магии. Перворожденные дети демиургов Оры, могли управлять этим элементом. Могли создавать из него все что угодно: как живое, так и не живое творение. Могли использовать как для поддержания жизни, так и для ее разрушения. Но их жадность и алчность возобладали над разумом и всеобщим равенством детей божьих. Безжизненная почва не давала пропитания, а залежи апейрона единолично захватили Оры. Другие расы умирали от голода и болезней.
Так продолжалось пока избранные Изначальные сыны и дочери Красной, Белой и Черной Пустыни не объединили свои силы для борьбы с этой нечистью. Святой Триумвират огласил священную войну с бездушными Орами. Именно благодаря их доблести и смелости мы сейчас дышим, имеем кров над головой и не голодаем. Да будет вечно святой Триумвират! торжественно-звеняще, наконец-то, завершил проповедь Корнел. Мне кажется, даже в храме послышался тихий, коллективный вздох облегчения.
История нашего мира у меня всегда вызывала необъяснимый страх. Она была кровавой и беспощадной. Даже сейчас к возможным потомкам Ор относились как к низшему классу. Это я прочувствовала на собственной шкуре. Как и все жители нашего городка. Все эти земли вплоть до крайних границ Зеркальной Пустыни когда-то принадлежали детям Демиургов. И местных жителей априори оценивали, как носителей гнилой крови. Прошло тысячи лет, а так ничего и не изменилось. Об этой странице нашей истории было известно немного. Это была запрещенная тема, открытая только для правящих Триб. Но кое-какие редкие книги и заметки в газетах проливали свет на темные страницы нашей истории.
Окропив всех пылью апейрона, клирик отпустил нас восвояси.
Мандрит сегодня выступил на славу, восхищенно залепетала Имани на выходе из храма.
Я же, не разделяя воодушевления подруги, лишь буркнула под нос:
Угу слово вполне определяющее мое отношение к религии и к мандриту в частности.
Выживший из ума старикан чуть меня не усыпил, вклиниваясь между мной и Имани, констатировал Лиам.
Не только тебя, я кивнула на зевающих возле паперти шахтеров и, пытаясь спрятаться за спиной друга, хихикнула.
Не буду спорить, тоже едва сдерживая смех согласился Лиам, -И так, думы, как насчет пройтись к тетушке Айи и немного подсластить жизнь после этих моральных экзекуций? предложил друг.
Вот же искуситель! Знает, что перед сладостями, приправленными особой кулинарной магией тетушки Айи, невозможно устоять.
Уж прости, дорогой, но меня ждет Гарван, сладко промурлыкала Имани и кокетливо чмокнула Лиама в щечку.
Да, мне тоже пора. Я обещала встретиться с отцом на шахте, пришлось так же отказаться. И между прочим, я уже почти опаздывала. Проповедь мандрита Корнела сегодня не к месту затянулась.
Не забудьте, что завтра на рассвете нас ждет увлекательная ловля фенека! уже уходя напомнил Лиам и послал нам обеим воздушные поцелуи.
Копи апейрона, Каира
Муравейник. Большой, шумный, муравейник. Мой взгляд сосредоточено перемещался меж каменных глыб выискивая лицо отца. Покрытые приличным слоем пыли и грязи, работники слажено передавали из рук в руки куски руды. Затем, складировали в деревянные тачки и подвозили к дробильному устройству. Я всегда боялась этой махины, похожей на пасть чудища из призрачных земель.
Отец был смотровым бригады, (своего рода помощником надзирателя на этом участке) и часто перед сном, вместо сказок рассказывал истории о волшебном апейроне, о его добыче и красоте. В его байках все было так легко и просто. Но реальность работы на копях была далеко не сказочной, если не сказать наоборот.
Шахтеры проделывали туннель вглубь земной коры, чтобы добраться до родовой трубки. Туннели строили на двух уровнях, один над другим, и соединяли их воронками. Это был долгий и трудоемкий пласт работы. Разработка места рождения начиналась на верхнем уровне. Руду взрывали уже имевшимся чистым апейроном, и она, падая сквозь воронки, скапливалась в нижнем туннеле. Затем руду собирали и поднимали на поверхность для обработки. Именно этот процесс сборки «урожая» я и наблюдала в данный момент. «Время разбрасывать камни, и время собирать камни» для этих сильных мужчин эта глубокая фраза имела весьма прозаичный, приземленный смысл. Она каждое утро и вечер напоминала им о кровавом «долге» перед Триумвиратом, красуясь на воротах шахты Лавары.
Папа! наконец-то я увидела его белозубую улыбку, ярко сияющую на фоне сажистого лица. Пытаясь привлечь внимание, я активно замахала руками, стоя на носочках. Так меня было лучше видно.
Отец помахал в ответ, что-то сказал ребятам стоявшим рядом и начал подниматься.
Лисенок, что ты тут делаешь? отряхивая одежду спросил отец, Я же говорил, на копях не безопасно. Нужно было меня подождать возле входа.
И еще шире улыбнувшись добавил:
Иди я тебя обниму, надеюсь не сильно испачкаю платье.
У отца была поистине заразительная улыбка, когда он улыбался никто не мог не улыбнуться в ответ. Вот и я засияла ярче самого чистого кристалла апейрона, сильнее кутаясь в его теплых объятьях.
Уже на выходе из копий, краем глаза заметила Лиама и надзирателя Свортона. Он громко отчитывал сына и активно жестикулировал руками. Лиам же поникнув стоял и изредка что-то односложно отвечал. Точно понять, о чем разговор было сложно, но долетевшие обрывки фраз больно резанул слух и сердце:
и хватит общаться с этими отбросами девок что ли мало мне показалось, что в этот момент Свортон, заметив нас с отцом, с омерзительной усмешкой посмотрел именно на меня, прямо в глаза. По позвоночнику прошелся цепкий холодок, напрочь стирая следы радости с лица. Предрассудки о классовом неравенстве настолько вкоренились в головах людей, что это делало практически невозможными нормальные, человеческие отношения: будь то дружба или хотя бы элементарное уважение между разными сословиями горожан.
И так, успела проголодаться? перво на перво отец беспокоился, чтобы я была сыта. Всегда. Со временем подобные вопросы даже не возмущали, он так проявлял заботу и любовь, к чему же мешать? Поэтому я утвердительно кивнула и еще шире улыбнулась, увидев ответную детскую радость в его глазах, на зло всяким там Свортонам. Не позволю испортить себе настроение напыщенному бюрократу-индюку.
По пятницам отец всегда готовил масляные лепешки с парвовым вареньем из особого запаса. Кисло-сладкий с карамельным нотками фрукт был большой роскошью и редкостью. Поговаривали, что сам дей Сигал не ровно дышал к парвам, приказав высадить возле дворца целый сад этого лакомства и истратив несметное количество апейрона на это предприятие. Но верю, оно того стоило. Я бы в этом саду жила.
Это была неизменная семейная традиция. Папа говорил, что парвовое варенье очень любила мама. Да и я признаться, уплетала лепешки с вареньем за обе щеки, можно сказать прямиком из раскаленного саджа, с превеликим удовольствием.
Лисенок, не торопись. Так и несваренье можно заработать. Пусть остынут, папа сосредоточено колдовал на кухне, умело управляя поварешкой. Я же наслаждалась мирным вечером, не спеша потягивая ямшевый чай из блюдца. Этот способ чаепития мне когда-то показала тетушка Айа. Чистая магия. Но так было действительно вкуснее.
Я смотрю вы с мастером Брагом поладили? между делом заметил отец.
Можно сказать и так. У нас взаимовыгодные отношения. Я помогаю ему с обрядами в Дахме, он учит бытовому обращению с апейроном и разными травами. Возможно, однажды удастся открыть собственную практику, деловито заявила я, в мечтах уже красочно представляя собственную мастерскую и желательно подальше от шахты.
Дорогая, я понимаю, что тебе нравиться во всем этом копаться. Но Дахма это не место для хрупкой девушки. Ты еще совсем ребенок, папа заботливо уложил последнюю румяную лепешку на тарелку и нежно потрепал меня за щеку.
Лисенок, я хочу тебе лучшей жизни чем беспросветная работа на фабрике. Самое малое, что я могу сделать, это купить тебе свободу. Думаю, еще несколько месяцев, и ты сможешь распрощаться с этой повинностью перед Триумвиратом. Заняться лекарством или чем захочешь.
Пап, давай пока не будем об этом, каждый раз затрагивая тему выкупа из повинности, меня накрывала неконтролируемая злость, Ты же знаешь, что я тебя не оставлю. Только если получиться накопить апейрон на нас двоих, и мы уедим от сюда вместе. В ином случае, я останусь в Лаваре и точка, как он вообще мог так говорить. Отец не раз затевал подобные разговоры, но я их резко пресекала. Мне претила одна мысль, пожертвовать его свободой ради своей.
Дальше любые споры были лишними. Мы с аппетитом стали поглощать нежнейшие лепешки в сливочно-карамельных лужицах парвового варенья. В эти минуты казалось все так легко и просто. Что мы вовсе не на апейроновых шахтах, что не нужно каждый день думать о хлебе насущном, что мама рядом и мы обычная, счастливая семья. В моих мечтах так оно и было.
Ночью началась сильнейшая гроза. Громыхало так, что казалось небеса разверзлись и готовы были поглотить всю землю. Я же пребывала в плену громыхающих сновидений. Последние месяцы нормально спать по ночам мне мешали странные, а местами даже страшные сны. От этого я полдня ходила, зевая и с красными глазами. Сны забирали все больше энергии, словно выкачивали из меня по капле силы.
Манящий буйной зеленью оазис расплывался миражом перед глазами. Диковинные цветы дурманили сладковато-приторным ароматом. Я приближалась к невидимой заветной цели. А она ускользала от меня едва удавалось схватиться за ее очертания. Прекрасная картина сменялась кровавыми водопадами, впадающими в бурную реку. Она меня уносила вдаль от Белоснежного города с золотыми башенками и куполами. Уносила и накрывала с головой. Воздуха становилось все меньше. Я начинала задыхаться. Когда последние искры сознания меня покидали, сама бездна всматривалась в мою трепещущую душу большими лиловыми глазами: