Они стояли напротив друг друга великий маг и не менее великая ведьма.
Катарас не был страшен, его внешность скорее хотелось назвать отталкивающей: высокий, почти лысый, он всегда носил тёмные одежды и чёрную кольчугу. Кожа его была мертвенно-серого цвета, изрытая морщинами и оспинами. И довершали весь облик огромные, на выпучку, водянистые глаза. Старая, горбатая, высохшая, как мумия, колдунья была ему под стать. Каргиона походила на большую нахохлившуюся птицу с крючковатым носом, тёмными, как уголь, глазами, пальцами острыми и когтистыми, как лапы хищника. По кривым угловатым плечам её спадали пакли некогда чёрных, а теперь, в основном, седых, волос. Она одевалась в бесформенный балахон, но крючковатые пальцы и морщинистую шею изрядно украшала драгоценностями.
Они стояли и глядели друг на друга столь мерзостные и внешне, и внутренне, пронизанные ненавистью к миру, к собственным отвратительным телам, что дневной свет тускнел, падая на них, как в трясине увязая во тьме их душ.
Но ненависть друг к другу, как ни странно, связывала их в одно целое, а ненависть к собственному уродству заставляла презирать любую другую красоту, молодость и саму жизнь.
Ну?! сказала Каргиона вместо приветствия. Доволен ты своими делами?
Ещё бы! ухмыльнулся Катарас, обнажая гнилые зубы. Мир у моих ног! Весь Светлый край принадлежит мне! Конечно, остались нетронутыми эльфийские владения, пока обороняется Остенград, и Дикие Земли ещё не изведали поступь моих солдат, но это лишь вопрос времени. Мне греет душу пепелище Джалисона! Но больше я не намерен разрушать всё, что завоёвываю. Мне нужно богатство, снедь, оружие, скот и рабы! А, используя твою магию, однажды можно оказаться посреди пустыни, усыпанной пеплом. Тогда мне некого будет покорять!
И как далеко ты собираешься зайти? поинтересовалась ведьма голосом хриплым, будто карканье вороны.
Я не успокоюсь, пока мои солдаты не дойдут до побережья Серебряного моря! А может, и ещё дальше! Где-то там лежат благословенные эльфийские земли, отчего они должны быть доступны только для них, избранных Творцом остроухих тварей?
Боюсь, ты на этом споткнёшься! съязвила Каргиона. Занялся бы лучше тем, что у тебя под носом!
Катарас нахмурился. Обладая огромной армией и магической властью, он был вынужден держать при себе эту старуху. Ибо она была его разумом. Она строила планы, предупреждала об опасностях, давала дельные советы и могла предвидеть, к чему приведёт то или иное действие. Теперь Катарас уже понял, что Каргиона принесла дурные вести, и это вывело его из себя.
Ну? он уселся в огромное приземистое кресло, жалобно скрипнувшее под ним. Что ты узнала?
Ничего нового, уклончиво ответила ведьма, лишь то, что уже давно тревожило меня, и должно было тревожить тебя, мой повелитель!
О чём ты? разозлился Катарас.
Королевский замок сгорел, начала Каргиона, как и Королевский сад. Оставшихся в живых можно перечесть по пальцам. Но ведьма выдержала паузу, среди обгоревших тел в замке не нашлось юной принцессы. Где же она?! Может, в саду? Нет, там её тоже не оказалось! Её нигде нет!
Опять ты об этом! махнул рукой Катарас, словно отгоняя надоедливую муху. Я уже говорил тебе, она не могла спастись. Даже если она выбралась из замка, то, наверняка, была ранена и сгинула где-нибудь в лесу.
А что, если нет? прошипела ведьма. Ты знаешь, мой повелитель, весь Джалисон сгорел, и только её серебряные розы оказались нетронутыми, и средь всего сада, средь пепла уцелела лишь узенькая зелёная тропа, ведущая к Северным воротам. Маленькая тропка, на которой как раз бы хватило места для юной принцессы. Ведь это знаки! Знаки, говорящие, что она жива!
Может и так, согласился маг.
Может? взвизгнула Каргиона. А это тогда что?
Ведьма швырнула на колени Катарасу небольшой портрет в резной деревянной рамке: на белом полотне шёлком вышито лицо юной девушки, почти ребёнка.
Этот портрет уцелел в комнате, где всё выгорело дотла. Остался только он огонь не совладал ни с деревом, ни с шёлком. Знаешь, кто это? Это она Мара Джалина Вильсения Ринай!
Ладно, наконец согласился Катарас, пусть она жива! Что с того? Меня это не страшит. Глупая желторотая девчонка. К тому же магия не могла ни ранить её Возможно, её разбил паралич, или она лишилась разума, онемела, оглохла, ослепла Для всех в Лейндейле принцесса мертва! И даже если откроется правда, стоит ли думать об этом? Я непобедим! Она не сможет остановить меня. Ты напрасно беспокоишься, друг мой.
Надеюсь, что зря, Каргиона, прихрамывая, подошла к окну. Но вчера я случайно заглянула в книгу Кара. Ты ведь знаешь, он был великим пророком. И вот что случайно попалось мне на глаза Ты слышал, я говорю «случайно», но я не верю в случайности это было предупреждение. Предупреждение тебе и мне о великой опасности. Вот, что я прочла там, мой господин:
«Случиться так в последние из дней:
Сад королевский в один миг исчезнет,
Но дева с Севера чудесное дитя
Родит от эльфа из Серебряного леса.
Под шалью нищенки сокроется корона,
И долго будет по земле скитаться
Та королева, прежде чем дитя, окрепнув,
Не соединит народы эльфов и людей,
И он конец положит королевству Мага
И Чёрной ведьмы
Бойся, Чёрный маг!
Она уже близка, твоя погибель,
И вскоре воссияет звёздный свет!
Когда случится так, ты всё увидишь!»
Каргиона замолчала, выжидающе глядя на мага. Тот задумался, сосредоточенно уставился на портрет в своих руках.
Конец положит королевству Мага и Чёрной ведьмы, проговорил Катарас, будто сам себе, так, Каргиона? Да уж это предупреждение! И оно яснее ясного. Однако здесь есть и подсказка: дева с Севера, Серебряный лес, и корона под шалью нищенки, и тропа в Джалисоне вела на север, размышлял вслух чародей.
На некоторое время воцарилась тишина
Вот что, Каргиона, есть ли в Каран Гелане хоть пара толковых художников? спросил он.
Найдётся, господин! приободрилась Каргиона. Не здесь, так в покорённых нами землях.
Тогда возьми это! маг швырнул портрет к ногам старухи. И вели им нарисовать таких же, собери сотни две воинов, подели их человек по пять-десять, раздай им портреты, и пусть ищут эту девку, пока не найдут! И пускай поторопятся ей уже около семнадцати, самое время выйти замуж и родить «мою погибель»! Пусть выискивают её повсюду, но сначала попытают счастья на севере, поближе к Эльфийской Долине, может быть, в Мангаре, или Салине, или Луде. И пусть ищут её не среди богатых и знатных вельмож, а среди сброда, если я только понял пророчество верно. Ступай и поживее! велел Катарас.
Каргиона, неуклюже согнувшись, подняла портрет, взмахнула широкой полой, и вдруг в воздухе на месте старой ведьмы захлопала крыльями ворона и с громким резким карканьем вылетела в окно.
Будь ты проклята, Вильсения Ринай! прошептал Катарас в наступившей тишине и устало закрыл глаза.
А Мара в это время, заливаясь весёлым смехом, осыпала брызгами рыжеволосую Джайну.
***
Прошла зима, и полная забот и хлопот весна, и новое лето не заставило себя ждать. А вместе с ним девушкам вновь открылась возможность бродить по границе Эльфийской Долины. Их огорчало то, что до сих пор они так и не встретили здесь ни одного эльфа, хоть и так мечтали об этом.
А меж тем эльфы были совсем рядом, живя своими заботами и отмеряя время не столь быстро убегающими днями. Мир вокруг Эльфийской Долины темнел, и, так или иначе, это не могло не отразиться на жизни древнейшего из народов Светлого края. Зло ещё пока не смело вползти под своды Серебряного леса, но эльфы уже несли добровольные дозоры на границе своих владений. Они бродили по мшистым тропам, выслеживая чужаков, вторгающихся в их владения и исправляя деяния рук человеческих.
Так было и в тот день, когда Мара и Джайна вновь отправились в Эльфийский лес
По широкой тропе, устеленной мягким ковром мха, шагали две пары лёгких эльфийских ног. Они оба были совсем юными, и лишь сравнительно недавно их перестали относить к подросткам и признали взрослыми. Ведь эльфийские дети быстро растут, гораздо быстрее, чем у людей: лет за тринадцать они достигают совершеннолетия и выглядят, как люди в двадцать-двадцать пять (если, конечно, вообще, можно сравнивать возраст и внешность столь разных существ) и после этого они уже никогда не стареют. (Ну, может только через три-четыре тысячи лет!) Так что самые древние эльфы выглядят по меркам людей лет на тридцать-сорок.
Впрочем, эльфы, будучи бессмертными, мало значения придают возрасту, они оценивают собратьев по взрослению их ума и превыше всего ценят мудрость.
Что касается двух юношей, шагавших по лесу, одному из них исполнилось тридцать четыре, а другому тридцать восемь, и для эльфов это был ни возраст. Они были высокими и стройными, впрочем, это не слишком подходящие слова для описания эльфов, ибо эльфы создания столь гибкие, лёгкие, быстрые и ловкие, что кажутся почти бесплотными. Оба были светлыми, но старший Эктавиан был абсолютно белокурым, как снег, и волосы, собранные в хвост, спускались ниже лопаток; другой тот, что был младше и ниже и звался Лиарином имел волосы до плеч с лёгким золотистым отливом. Они несли в руках по луку, отделанному серебром, а за спинами по колчану со стрелами. Эктавиан напевал весёлую песенку, и птицы, звенящие в листве серебряных деревьев, заслышав звонкий голос эльфа, слетались к двум друзьям, а некоторые даже садились на плечи, вторя певцу.
Как прекрасен дождь свежестью своей!
Как прекрасно солнце в жаркий летний день
И прохладный лес тайною своей!
Как непостижима неба высота!
Как чиста вода хрустального ручья!
Как волшебен свет недоступных звёзд!
Но всего прекрасней нежность твоих слов!
Как своей загадкой манит свет луны,
Но всего на свете красивее ты!
Ты моя любовь! Ты моя звезда!
Ты моя отрада! Ты моя судьба!
Мира красота, неба высота,
Ты мой светлый сон!
Я люблю тебя!
Эктавиан остановился на пригорке и, подняв руки к небу (на одной ладони у него сидела пёстрая птичка с лазоревыми крылышками, а на другой ярко-синяя птаха с длинным раздвоенным хвостом и рыжим хохолком), пропел ещё раз последнюю строку нараспев:
Я лю-ю-блю те-е-бя-я!
На последнем слове птицы вспорхнули и устремились ввысь. Лиарин рассмеялся, аплодируя, спугнув тем самым птичек, сидевших у него на плечах.
И так, провозгласил он, и голос его был звонким, как ручей, и удивительно глубоким одновременно, твой гимн во славу прекрасной Элинэли был услышан всем лесом, надеюсь, птицы донесут его и до её нежных ушей.
О, я надеюсь на это ещё больше! смеясь, заметил Эктавиан. Но, если труды мои пропали понапрасну, не беда! У меня ещё будет возможность спеть ей не одну ночную серенаду!
Настроение у эльфов было отличное, и они проворно шагали лесными тропами, весело болтая.
Глаза твои, друг Эктавиан, так и лучатся счастьем, и это наполняет моё сердце радостью! воскликнул Лиарин.
Ещё бы, отозвался другой эльф, ведь скоро красавица Элинэль, самая неотразимая дева Элтлантиса, дочь Великого князя Элирана, станет моей женой на всю долгую вечность! Однако я был бы ещё более счастлив, продолжил Эктавиан, если бы глаза моего лучшего друга тоже светились любовью и счастьем! Конечно, Элинэль краше всех в нашем лесу, да и во всём Светлом краю, но светозарная её сестра Лиадран ничем не хуже, чего ты тянешь? Все давно ждут вашей свадьбы!
Вот именно: все ждут, Лиарин как-то сразу помрачнел, а я не жду! Я знаю, Эктавиан, что Лиадран очень красива и не прочь стать мне женой, но я ведь не виноват, что мы с детства были неразлучны: ты, я и дочери Элирана. Мы и сейчас добрые друзья, но сердце моё молчит, когда она рядом. Да и в том, что она любит меня, я сомневаюсь просто она привыкла к мысли, что я принадлежу ей. Ведь так ей твердили с рождения.
Сердце его молчит! передразнил Эктавиан. Как оно может молчать рядом с такой красавицей, не понимаю! Люди говорят: «Сердце эльфа жаркий уголёк, но он заключён в кристалл льда, и лёд этот никогда не тает». Наверное, это про тебя Сердце-Ледышка, и даром, что зовут тебя Лиарин «сердце, сияющее светом»!
Любовь сделала тебя ненормальным, заметил Лиарин, нисколько не обижаясь на слова друга.
А Эктавиан снова запел свою песенку:
Как прекрасен день свежестью своей!
Ты не забыл мы охраняем границы, напомнил ему Лиарин, а ты своими песнями предупреждаешь врагов о нашем приближении за версту.
Так пусть бегут, пока могут! крикнул Эктавиан и легко взбежал на холмик, поросший мокрой от росы серебристой полынью. Как чиста вода хрустального ручья!
Стой! веско бросил Лиарин.
Беззаботность исчезла с его лица. Он напрягся, словно растворяясь в воздухе и весь обращаясь в слух. Он учуял что-то иным, доступным лишь эльфам зрением и теперь пытался выяснить причину беспокойства.
Там! На юго-западе, двое! Идут вдоль реки у Ивовой Границы! Но я не чувствую зла добавил он.
Эктавиан сбежал с холма, так же лёгко, как минуту назад поднимался на него, и тоже прислушался. Напряжённое его лицо вновь осветила беззаботная улыбка:
Ах, да это они!
Кто они? не понял Лиарин.
Разве я не говорил тебе о них? удивился Эктавиан. Девчонки из деревни у Сосновой горки.
Девчонки? Люди? изумился младший эльф. Что они здесь делают? Люди из деревни не ходят в Элтлантис!
Они ходят, просто сказал Эктавиан. Ему нравилось, что он мог поведать то, о чём его друг даже не подозревал. Я не говорил тебе? Они часто приходят к нам, но всегда бродят только по окраинам и ведут себя осторожно, не причиняя вреда лесу. Потому я счёл, что нет ничего страшного в их присутствии. Думаю, князь Элиран, тоже знает о них, хоть я и не говорил, но он всё знает и чувствует
Как это странно! промолвил Лиарин, изумлённо глядя на юго-запад, словно мог увидеть сквозь лес двух девушек, бредущих по ручью. Кто они?
Одну зовут Джайна, оживился Эктавиан, что значит «цвет розы» или «красная, как роза». И это воистину так, у неё такие огненно-рыжие волосы, что ярче и не придумаешь! А другую зовут Марой, что значит «надежда», по-нашему Эрсель. Впрочем, у неё есть и второе имя Джалина «королевская роза». У той волосы каштановые, длинные и тоже отливают медью. Они совсем юные! И очень милые! Но с эльфийками, конечно, не сравнятся! Мара Джалина сирота, а Джайна её сестрица. Как я понял, Мара здесь недавно. Но дружба их связывает с рыжеволосой не меньшая, чем нас с тобой.
Друг Эктавиан, да ты просто кладезь знаний о людях! воскликнул поражённый Лиарин. Только откуда ты всё это знаешь?
Да я уже не раз встречал их! Однажды я долго за ними наблюдал у Лилейной заводи, пока они ни заметили меня и ни подняли визг.
Заметили тебя, когда ты сам этого не желал?! поразился в очередной раз Лиарин.
Вот именно! с восторгом подтвердил Эктавиан. А знаешь, они мне нравятся, хоть и люди! Рыжая такая бойкая, озорная, а Мара, конечно, не столь яркая, но в ней есть что-то такое величественное и загадочное. Она не похожа на простую крестьянку. Я слышал о ней много странного, когда они болтали между собой: родные девушки погибли в огне, она едва выжила и позабыла своё прошлое. Девчонки подозревают, что они не сёстры, а Эрсель прячут здесь от слуг Катараса. У неё ещё след от ожога на груди, как роза. Странные девочки Но эльфы им по душе! А Эрсель знает такие легенды о Звёздном Народе, что и я был не прочь послушать. О светлой Лианэли, например! Чудные девушки, дивные! закончил он.
Ну, Эктавиан, ты не перестаёшь меня удивлять! Лиарин изумлённо приподнял левую бровь. Пожалуй, Элинэль нужно лучше приглядывать за тобой, а то в один прекрасный день ты можешь сбежать от неё к какой-нибудь рыжей девчонке или деревенской сказочнице, рассказывающей эльфийские предания! Надо же! Даже «розу» на груди успел рассмотреть!
Ну-ну, предостерёг Эктавиан, полегче с такими пророчествами! Не ровен час, сам в такую историю влипнешь! К тому же, ты ведь знаешь, друг мой Лиарин я предан Элинэли, а любовь эльфа это навсегда.
Ладно, идём! Пройдёмся на юг, раз здесь всё тихо! решил Лиарин.
А не хочешь взглянуть на них? вкрадчиво спросил Эктавиан.
Лиарин поглядел на юго-запад Он колебался лишь минуту, но всё-таки колебался (эльфы крайне любопытный народ).