Прогнал! Маму родную видеть не захотел. Дела у него, партнеры, встречи, и тут же: Все ты. Чему ты его учил взапуски бегать, веревки кидать? Вот он и стал таким. Меня он давно слушать перестал, а тебя хоть что дельное сказал, вместо сказок своих. Без тебя он был бы другим, совсем другим. Он бы со мной остался. А теперь И зачем я взяла тебя, глупую игрушку, решившую у нас перезимовать. Всё! Кончилась зима, иди, ищи свою страну, бессильно закончила она, вышла во двор, и на исходе душевной муки, швырнула Индейца в мусорный бак.
А когда одумалась, уж поздно было, приехал мусоровоз, забрал бак. Потащил в далекие дали. Долго ехал, потом остановился, развернулся, вытряхнул мусор. Индейца придавило, оторвало левую руку. Не думайте, что игрушки бесчувственны, вот только боль у них иная. Единственной рукой он подтянулся, отпихнул банки и пакеты, и огляделся, не веря своим глазам.
Увидел Индеец яркую луну прожектора, освещавшую окрестные холмы и долы, серебрящиеся в его свете, плеск водопада из прорвавшейся трубы, полноводную реку, отравленную купоросом и величавое сточное озеро. И еще множество игрушек, нашедших здесь свое пристанище, брак с соседнего завода. Дыхание перехватило, голова закружилась. Вот ведь, столько лет искал, а Страна Полночная оказалась рядом, ему самому дойти всего ничего. Да видно только так и оказалось возможным добраться, пройдя все испытания, оказавшись выброшенным теми, кого он любил. Посмотрел в беззвездное небо, шепча слова благодарности за не напрасно пройденный путь. Вздохнул последний раз и улыбнулся.
И уже не почувствовал, как подъехавший бульдозер вломал старую игрушку в грязь.
Из страны Дакотов диких
Племя Оджибуэев жило на самой верхней полке стеклянного шкафа, все одиннадцать человек. Ниже располагались Шошоны, числом восемнадцать, еще ниже, Дакоты, вечно враждовавшие со всеми прочими племенами, несмотря на свою малочисленность, всего-то девять человек в их роду насчитывалось. А на самой нижней полке, возведенной на деревянном шкафчике, жили Команчи, лихое, суровое племя. Их род наиболее многочисленен из всех в шкафу двадцать восемь соплеменников, а еще у них имелись лошади, луки, и даже вигвам у вождя, вечно сидевшего перед костром и вглядывавшегося в пластмассовое пламя. Команчи редко сходились в спорах или ссорах с другими обитателями шкафа и, тем паче, соседних стеллажей, где располагались иные племена: Навахо, Сиу, Апачи, и уж тем более ни словом не перемолвились с чужаками-викингами, прибывшими невесть когда и непонятно зачем на их земли, в комнату, заполненную индейскими племенами. Впрочем, те тоже держались особняком, все двадцать, крутились подле драккара и если и встречались с кем-то из индейцев, то только на ничейной территории, на голом кафельном полу комнаты, где устраивались либо состязания, либо сражения, либо празднества всеми вместе или отдельно. Дакоты больше других походили на белолицых пришлецов, ибо тоже редко спускались на общие празднества, не участвовали в песнопениях и схватках, и если решались на кого напасть, то делали это, презирая обычаи прочих народов, приходили непрошенными в гости, вторгались на чужие земли, уводя кого-то в полон до самого конца ночи, когда игрушки оживают, пусть даже лишенные возможности к дневным играм, что дают им силу, успокоение и возможность проявить себя.
Увы, владетелем всех племен являлся не мальчик, не подросток и не младенец. Взрослый Мужчина покупал и собирал индейцев и расставлял их по шкафам, изредка заходя в эту комнату и молча любуясь на свои сокровища, изредка протирая фигурки. Называл он себя неведомым словом Коллекционер, а потому все игрушки в комнате, почитая своего скучного, но трепетно взиравшего на индейцев хозяина, потихоньку привыкли к этому чудному поименованию и старались называть Мужчину именно так. Не у всех получалось, а некоторые и вовсе звали Коллекционера Высокий речь, конечно, идет о Дакотах. Но что с них взять, ведь если даже сам Гитчи Манито могучий, Владыка Жизни и создатель мира, позвал их на Совет последними, а всем прочим племенам прошлось долго ждать этих дикарей, чтоб принять из рук бога трубку мира.
Давно ж это было. В другое время и других местах, оставшихся в легендах, передаваемых из уст в уста на празднествах, на сборищах, там, внизу на кафельном полу, или как его называли все, в Холодной долине. Во время таких сборов индейские шаманы и вожди пересказывали соплеменникам, а равно игрушкам других племен, истории о Создателе Жизни, о Гайавате, его матери Веноне, погубленной подлым властителем Западного ветра и отцом Гайаваты Мэджекивисом. О Миннегаге, жене Гайтаваты, о верных соратниках: могучем Квазинде и ловком Чайбайабосе, и многих других, что жили в те давнопрошедшие времена и помнили истории великих побед и сокрушительных поражений, возвышений и ухода в небытие посланца звезд. Даже Викинги приходили слушать сказания, не пытаясь поведать о своих, хоть и немало их было о Всеотце Одине, о его сыне Торе и коварном Локи но нет. Молча являлись мореходы и выслушивали сказания северных ветров и холодных ночей. А затем тихо растворялись в предрассветных тенях. И только Оджибуэи сидели до самого света.
И последним из них уходил самый молодой в племени. Юный индеец носил всего одно вороново перо в волосах, что означало начало его долгого пути к познанию мира, а потому первым, после вождя, конечно, приходил он на празднества, и уходил последним, впитывая каждое слово, произнесенное шаманами и волхвователями. Он искал мудрости и силы, умений и выносливости, ведь его путь только начинался, и потому вождь прозвал его Младшим. А еще молодой воин немного стыдился того, что во время ночного бдения его увели в полон Дакоты; да, товарищи быстро отбили его, больше того, простили неопытность, но именно это прощение, данное, как ему казалось, свысока прожитых лет, и делало молодого человека в глазах других членов рода слабым несмышленышем, которому постигать умения старших все время томления на стеклянной полке, которое, кажется, никогда не закончится.
Может быть, еще поэтому его так легко отбили у Дакотов, что игрушки никогда не использовались Коллекционером по назначению. Индейцы не знали даже, есть ли в доме другая живая душа, более молодая, нежели их хозяин, и более живая, чем он. Охотно дарившая бы им часть своей силы, и сама постигавшая в ответ ловкость, мудрость и проницательность племен, с которыми она бы играла. Но дом оставался тих, как в глухую полночь, и только изредка, раз в несколько дней к ним приходил сам Коллекционер, любуясь своим собранием.
Пока однажды вместе с ним не прибыл еще один человек. Пришедший оказался коллегой по собирательству. Он долго разглядывал собранные племена, особо отметив Навахо, и потом вдруг, уже перейдя к Викингам, вдруг вернулся, встав перед стеклянным шкафом и сперва смотрел на Дакотов, затем на Оджибуэев, и снова переводил взгляд с тех на других. А после что-то шепнул Коллекционеру. Тот даже плечами передернул.
Да не может быть, наконец, порвал тот скопившуюся за долгие месяцы молчания тишину. Вы в этом уверены?
Пришедший молча открыл шкаф, вынул фигурку Младшего и перевернув ее весьма ловко, показал на щиколотку. А затем ту же манипуляцию проделал с одним из Дакотов, именно тем, кто так ловко и легко, зажав рот рукой юноши, охранявшего покой своих товарищей, уволок его с полки. И показал Коллекционеру надписи. Хозяин молча кивнул, лицо его выражало растерянность.
Никогда бы не подумал произнес он упавшим голосом. Значит, Оджибуэев получается некомплект? Я купил всех у старого хозяина магазина игрушек.
Возможно, он тоже не знал об этом. У меня есть справочник. В вашей коллекции только Шошоны и Навахо являют собой законченные собрания. А Дакотов должно быть двенадцать. Как и Оджибуэев. Если хотите, я покажу вам свою книгу.
Буду признателен. Знаете. потерянно произнес Коллекционер, я ведь так и не смог найти полного описания этих игрушек. Уж больно давно они были произведены.
Другая страна, другое время, начал успокаивать его гость и с этим буквально вывел из комнаты. Больше разговора меж ними никто не слышал, а когда Коллекционер вернулся, поздно вечером, в довольно растрепанных чувствах, он молча переставил Младшего к Дакотам и с тем снова покинул комнату. Впервые за долгие годы заточения индейцы дважды за один день видели своего хозяина.
Впрочем, не все радовались этому визиту. Особенно Младший, который волею хозяина переместился в столь нелюбимое им племя, уже однажды показавшее тому его место и среди Оджибуэев да и среди самих Дакотов так же. Меж тем, когда Коллекционер ушел, и все поняли, что он в этот день больше не вернется, ибо уж небо вызвездилось и тишина в помещении сделалась особенно ватной и обволакивающей, Дакоты подвели юного Оджибуэя к вождю племени. Тот долго смотрела на Младшего, попыхивая пластмассовой трубкой, и молчал. Наконец, произнес веско:
Так распорядился хозяин, а значит, так оно и есть. Коллекционер человек внимательный, и раз уж он проглядел очевидный недостаток в тебе столько лет назад, значит, тому имелись причины. Теперь он, видимо, сверился с каталогом продукции, убедившись, что все эти годы ты являлся не той игрушкой, не того роду-племени. Только теперь возвращенной. Добро пожаловать домой, сын! произнес он неожиданно ласково и указал Младшему на его новое место в расширившемся кругу Дакотов. А так же подарил ему еще одно перо в волосы.
Юный индеец не решался принять дар. Внутри него происходило буря, неясные клокотания которой виднелись и в его взгляде, и в его жестах. И в том, как он вел себя подле вождя, и в том, как он принял этот дар и теперь стоял, не решаясь воткнуть перо в перевязь. Его подтолкнули, но он все еще вертел дар в руках.
Что же ты? укорил его вождь. Это награда за твое многолетнее испытание и не моя, отнюдь. Она дана тебе кем-то свыше, кто куда могущественнее самого Коллекционера, возможно, самим Гитчи Манито. Владыка Жизни решил проверить тебя и нашел, что проверка эта завершилась. Теперь все зависит от тебя.
Прости мою дерзость, Сидящий Орел, обратился Младший к вождю, но я не посмею принять твой дар. Я не понимаю своего нового места, не понимаю причин и тем более, не пойму последствий. Я всегда считал себя Оджибуэем, сколько помню, находился среди совсем другого племени, с которым вы ведете войну еще до времен Великого союза народов, провозглашенного Владыкой Жизни, до рождения самого Гайаваты
Не смей произносить при нас это имя, неожиданно сказал вождь. Гайавата из Оджибуэев, и те создали ему такую великую легенду, что
Но она часть меня, Сидящий Орел. Прости, я не представляю, как можно жить без нее.
А я расскажу. Мы, Дакоты, не признаем Гайавату великим учителем и воином, больше того, мы считаем его подлым разбойником, насмешником над нашими традициями, поработителем нашего народа на мгновение он замолчал, потом продолжил тише: Мы считаем его врагом, и отнюдь не таким могущественным и грозным воином, каким его почитает Оджибуэи, переписавшие историю племен под себя и тем самым, покрывшие свое имя неувядаемой славой. На деле все иначе. На Совете племен мы занимали равную позицию с любыми другими народами, что с Шошонами, что с Черноногими, но Оджибуэи всегда точили на наши земли нож, ибо они казались им и обильней и плодородней. А все дело в том, что те не умели их обрабатывать, ухаживать за ними, а только разорять и грабить. Мы всегда считали их дикарями, неспособными на возвышенные чувства, и Оджибуэи извечно подтверждали это своими низкими поступками.
Прости, о, вождь, но я слышал ровно обратное от племени, которое и по сию пору считаю своим.
И напрасно. Гайавата взял в полон прекрасную Миннегагу, дочь нашего вождя, похитил и скрылся, и это прописано в ваших сказаниях. А когда мы пришли за ней, она была обесчещена этим «героем». Нам пришлось выкопать топор войны и сразиться с Оджибуэями. В первой битве мы проиграли, друг Гайаваты, Чайбайабос, со своим отрядом проник в наши селения и сжег наши вигвамы, пленил наших стариков, а жен взял в рабство. Следующее сражение далось нам куда сложнее, но мы выстояли. Мы убили проклятого Чайбайабоса, ты знаешь это, тебе говорили о том. И тогда к нам присоединились племена Низкорослых, которых Оджибуэи именуют злыми духами Пок-Уэджис. Они разбили отряд Квазинда, великого силача и могучего воина. Тогда Гайавата, опасаясь, за свою жизнь, убил жену, прекрасную Миннегагу, чтоб не вернулась она в племя, и бежал, как трус. С той поры его больше никто не видел. Ни мы, ни вы. Вы сложили сказку о пришествии бледнолицых, но мы знаем
Нет, нет, не могу слышать, вскрикнул молодой человек, зажав уши руками и роняя перо. Не могу поверить, не могу принять. Никогда не смогу. Я верю в величие нашего брата Гайаваты, в добросердечие и мудрость его, но никак не подлость. Он попросту не мог таковым родиться и жить. А если б и жил, мы бы сами изгнали первыми его из племени, диким койотам на растерзание. И не было бы у него ни друзей, ни жены, ни из вашего племени, ни из нашего.
Ты все еще говоришь, как Оджибуэй, медленно произнес вождь. Это печально, ведь ты один из нас, а не из них. Хоть и множество лет и зим провел среди чужих людей, возвращение должно было тебя изменить.
Меня трудно изменить, лишь сказав злые слова про моего учителя и наставника. Вы одни не верите в него, а все прочие народы
Все прочие не были ни союзны Оджибуэям, ни люто ненавидимы ими во всяком случае, среди тех, кто спускался в Холодную долину. Пок-Уэджис нет среди нас, как нет и других племен севера. Но хорошо! Ты не веришь мне, пусть Шаман покажет тебе правду.
Младший согласился. И увидел правду, в которую верили Дакоты. Когда ритуал кончился, он вернулся из Закатных земель и сказал.
Теперь я знаю две правды, но мне неведомо, в какую из них надлежит верить, кто ошибается, ваш шаман, или Оджибуэев.
Ты видел правду другого шамана? молодой человек кивнул. И какова она?
Точно такая, как ее описывают наши предания, о, вождь, отвечал Младший. Потому я в растерянности и не знаю, что мне выбрать. Я хочу подумать над ними.
Останься с нами, и подумай. Это будет мудрым решением, произнес Сидящий Орел. Но молодой человек покачал головой.
Это не есть мудрость. Вы постараетесь соблазнить своей правдой, а быть может, она дальше от истины прошедших столетий, нежели та, которую я видел у шамана Оджибуэев.
Ты воистину достоин и своего нового пера и нового имени. Теперь ты Молодой, изрек вождь. И с этим отпустил окрещенного. А тот вернулся к прежним своим товарищам.
Но с прохладцей приняли его, видя, как долго отсутствовал он, сколько прожил у Дакотов и каким стал: получив и перо, и новое имя.
Теперь ты больше не можешь считать себя полноценным Оджибуэем, задумчиво сказал ему вождь. Ты слушал обе стороны, и ты ищешь истины, той, что не дается никому из смертных. Но не могут шаманы так сильно ошибаться, рассказывая лживые истории. Возможно, ты слышал не шамана, а волхвователя, а может, шаман показал тебе желаемое вождем Дакотов. А может, Дакоты сами настолько одичали, что уже не различают правды и лжи.
Я не видел в Дакотах ни дикости, ни невежества, отвечал молодой человек. Я видел в них равных, таких, будто они происходили из одного со мной племени. Как написано на ярлыке, что находится на моей щиколотке. Но я не принимаю их мира, их воззрения, и потому не могу жить с ними в одном племени.
Но ты не можешь жить теперь и с нами, после того, как принял их дар и их имя, задумчиво произнес вождь. И сказал: Вот что мы решим. Ты должен найти Великого Оджибуэя, я слышал, он исколесил весь мир в поисках истины, он попадал в самые удивительные миры и самые разные люди становились его хозяевами. Теперь он освободился ото всех. А ныне находится в поисках Страны Полночной, он знает многое и верно, сможет найти ответы и на твои вопросы. Говорят, он бродит где-то на севере, не то далеко, не то не очень от наших мест. Так говорили в магазине игрушек, несколько лет назад, когда нас продавали Коллекционеру. Ступай к нему, найди и спроси его. Великий Оджибуэй не такой, как мы, он должен познать истину, напоследок произнес вождь. И молодой человек оставил племя и двинулся в путь.
Ему пришлось осваивать науку путешествий по ходу своего продвижения к неведомой цели. Но для начала еще предстояло покинуть дом, о плане которого он имел смутное представление. Долго бродив по комнатам, он выбрался через вентиляцию и водосток, вышел во двор и огляделся, впервые поняв, насколько велик тот мир, в котором ему предстояло искать Оджибуэя.