Как долго у вас тут держат?
Кого как. Бывает, что выпускают через неделю. Случается, что суд выносит приговор, а бродяга отсидел у нас даже больше положенного срока.
Неприятно оказаться в подобной ситуации. Сидишь и ждешь. Наблюдаешь, как день за днем проходит жизнь, а какие-то бюрократы думают, что с тобой делать. Им ведь абсолютно безразлично, что за человек скрывается под картонным листом с надписью «Дело ».
Вдалеке раздаются шаги, дежурный тут же смолкает.
Открывай, Серега! Начальник пришел! за решетчатой дверью показывается красное лицо пожилого человека.
Писк замка и в небольшое помещение вплывает «начальник»: хорошо за сорок, раздался на сидячей работе, круглая голова и рыбьи глаза навыкате, невысокий, пухленький, довольно медлителен в движениях и заторможен в речи. За ним входит следователь. Две противоположности одной системы, по фигурам схожи как Дон Кихот и Санчо Панса.
Васильич, вот этот ухарь и натворил кучу проблем.
Да-а, глядя на тебя можно сказать, что и доставили его с великим трудом, «начальник» оглядывается на бледное лицо следователя.
Действительно, сержанту хорошо переделали шокер, судороги до сих пор навещают суховатое тело следователя. Скуластое лицо хмурится.
Мутит с утра, скорее всего отравился чем-то, отвечает Голубев.
А с глазом что? Соринка бревнышком залетела? кривая ухмылка касается потрескавшихся губ.
Ага, расчесал ногтями на ноге. Хочешь, и тебе почешу? вспыхнувший следователь тут же одергивает себя. Шучу-шучу, воспаление какое-то.
Ладно, поправляйся тогда. Пассажира я определю куда нужно, но ты не затягивай с делом, а то у нас проверка скоро намечается, Васильевич пожимает руку Голубеву и кивает дежурному. Документы забери, а то завалятся куда ещё. А завтра с утреца отдашь мне.
Его бы на пару дней под крепкий схрон, чтобы и воздух только после проверки проходил! говорит следователь.
Начальник отмахивается, мол, и без тебя знаю. Следователь обжигает меня взглядом, не сулившим ничего хорошего, недобро усмехается, и дверь выпускает его сухощавую фигуру.
Ну что, пассажир, пошли знакомиться! Михеев! «начальник» бросает в открытую дверь, и откуда выныривает двухметровый амбал. Давай этого красавца ко мне в кабинет, а я пока выйду на пару минут. Серега! Не спи!
Не сплю, Сергей Васильевич! Бдю! дежурный вытягивается в струнку, если такое возможно сидя на стуле и снова нажимаетна кнопку открытия двери.
Начальник выходит вслед за Голубевым.
Вперед! рявкает Михеев, и железная хватка стискивает локоть.
Да-а, здравствуй мир незнакомый и пугающий.
Мы выходим с другой стороны КПП под музыкальное сопровождение электронного замка. Слева и справа до серого здания протягивается проволочный коридор с острыми шипами по потолку. По этому проспекту я и иду, напутствуемый окриками немногословного надзирателя. Судя по звездочкамон дослужился до лейтенанта, а судя по лицуможно сказать, что сотрудники зоопарка явно утаили побег одной из горилл.
Лицо не обезображенное интеллектом, с надбровными дугами, нависающими утесами над запавшими глазками, прямо-таки лучится добротой и пониманием. Сейчас это лицо кажется застывшей маской маньяка из фильма ужасов. Узкие губы и выделяющиеся скулы добавляют необходимые штрихи к общему портрету.
Иди, не оглядывайся! всего три подобных команды я слышу за наш недолгий путь.
Очень содержательная беседа, зато нашлось время подумать и взвесить сложившуюся ситуацию. Проанализировал, поразмыслил и понял, что все хреново. Однако я жив, хотя и побит, и это не может не радовать. Как в анекдоте про падающего с сотого этажа человека, что пролетал мимо пятидесятого и подумал: «Пока всё идет хорошо».
Войдя в здание, мы ожидаем, пока откроет решетку очередной дежурный и проходим в левую дверь. За ней убегает вверх серенькая лестница, ступени провожают скрипом песка на второй этаж.
Стой! мы останавливаемся перед коричневой дверью с золотистой табличкой «Бологов Сергей Васильевич. Директор следственного изолятора». Лицом к стене!
Около десяти минут я обозреваю поверхность стены, изучаю трещинки и выемки, потом появляется начальник. Он идет, о чем-то задумавшись, а увидев нас, даже оторопел на миг:
Вы чего здесь? Ах да, совсем этот следак мне голову забил. Михеев, не нужно его ко мне. Пусти по процедуре и в 47-ю. Ох, и устал я с вами. Все, до завтра.
Директор щелкает ключом в скважине и скрывается за дверью с табличкой.
Вперед! красноречивый и обаятельный Михеев провожает на выход.
Дальше мы спускаемся на первый этаж, и начинается «пускание по процедуре».
Однотонные коридоры ловят каждый шаг, за железными дверями слышатся шорохи и обрывки слов. Решетчатые преграждения со скучающими надзирателями за ними. Мы подходим, нам открывают. Все молча, лишь подаются команды при приближении к дверям. Серо, кафельно, убого.
«Стой, лицом к стене, вперед!» похоже, что на этом лексикон Михеева заканчивался.
Наконец мы достигаем серой двери и, после нескольких минут ожидания, с подошедшим охранником входим внутрь. В центре уныло доживает свой век длинный широкий стол, по бокам возвышаются деревянные стеллажи с подписанными коробками и обмотанными бечевкой вещами.
Куда?
В 47-ю.
Да ладно?
Приказ!
Насколько?
Пока не выпустят.
Охранник, чем-то похожий на Михеева, обыскивает меня с головы до ног, записывает данные.
Валите, бурчит охранник, разглядывая отцовский медальон.
От отца осталось, не забирайте, пожалуйста, я протягиваю руку, пропадет ещё, и потом ищи-свищи.
Не положено!
Да это же обычный медальон, он у меня вместо крестика.
Сказано жене положено. У нас тут вера одна, и символов, кроме наколок, не должно быть никаких. Если захочешь, то эту игрушку потом на груди наколют, неторопливо объясняет охранник, сжимая медальон в руке.
Отдай ты ему, все равно отберут, да ещё и по шее настучат, если сам не пожертвует, вмешивается Михеев, что-то человеческое в нем все-таки осталось.
Охранник отшвыривает предмет спора и начинает собирать вещи в коробку, забыв о моем существовании.
Снова короткая команда и мы двигаемся дальше. Ещё одна комната, в которой охранник с заспанным лицом выдает свернутые в рулон постельные принадлежности. Мы опять отправляемся в путешествие и останавливаемся около железной двери с небольшим окошком, за которой находились заключенные. По спине противно бегают мурашки.
Глава 19
Со скрежетом открывается тяжелая дверь. Ударом бича хлещет короткая команда, и я вступаю за порог, в неизвестность.
Неизвестность воняет запахом человеческого пота, грязных носков и застарелым дымом сигарет. Сразу же вонзается взгляд пяти пар глаз, словно лазерные прицелы сходятся на моей груди. За столом смолкает разговор. На меня смотрят обыкновенные людитакие ходят по улицам, копаются в машинах, жарят на природе шашлыки. Вовсе не те выразительные типы телевизионных криминальных боевиков с морщинистыми брылами и злыми острыми глазками. На столешнице поблескивают побитыми боками алюминиевые кружки, поодаль валяются конфетные оберткисловно зашел в гараж к закодированным от пьянства мужикам.
Тусклая лампочка освещает восемь кроватей у стен. Поставлены в два яруса, как в поездном «плацкарте», и на каждой лежит свой «пассажир». Камера по размерам и виду больше напоминает кладовку, чем место для содержания людей.
Принимайте соседа! за спиной хлопает дверь, поворачивается ключ.
Я молчу. Пауза продолжается полминуты, а кажется, что целую вечность. На верхней кровати, что ближе к окну, садится улыбающийся человек, вниз свешиваются босые ноги с выколотыми неразборчивыми надписями.
А кто у нас тут нарисовался? Какой славный мальчуган! Хоть и покоцанный, зато живой. На ментовской произвол надо отвечать организованным беспределом. А как ты думаешьдобром на добро надо отвечать? севший человек прищуривается масляными глазками.
Я молчу, не зная, что отвечать. Люди осматривают, прощупывают, исследуют реакцию. Я молчу.
Чё губы зажал? Или тебе честным сидельцам ответить заподло? Так может ты и за добро дерьмом кидаешь? Или грех какой за собой чуешь? Ты откройся, не держи в себе, иначе как полезетне остановишь! Можешь и нас зацепить случаем, сыплется скороговоркой речь, голос набирает обороты и привлекает внимание остальных.
С тощих подушек поднимаются всклокоченные головы, высовываются распухшие ото сна лица. На меня смотрит вся камера. Я молчу, думая как ответить, чтобы потом не спросили ещё чего-нибудь. Неуверенность завладевает мозгом, тысячи мыслей проносятся за мгновениеударить, поздороваться, улыбнуться, плюнуть?
Кто-то из знакомых рассказывал о своем опыте, о кинутом под ноги полотенце, но сейчас ничего такого нет и в помине. Неосознанно дергаются желваки, ноет ушибленная челюсть. Лазерные прицелы глаз ощупывают каждый сантиметр, оценивают каждое движение.
Человек спрыгивает с верхней кровати и подходит ко мне, слегка раскачиваясь при ходьбе, как моряк, что сошел на берег после долгого плавания.
Чё молчишь? Или ты утка засланная, ушкарь зачморенный? Тогда расстилайся у параши, места хватит! Чё вылупился, пассажирка? кричит зачинщик разговора.
Ослабь, Жмырь! Не видишьпервоходка прилип! цедит человек у окна и отдергивает шторку кровати.
Человек тоже садится на кровати, весь в наколках от шеи и до пояса. Из-под коротких шорт на свет выглядывают очередные наколки. Короткий ежик волос, лохматые брови, набрякшие мешки под колючими глазами, синева выбритых щек. Ему тут же протягивают кружку, мужчина отпивает.
Представляться не учили? он снова отхлебывает темно-коричневой жидкости.
Александр Алешин, здравствуйте, хоть что-то прояснилось.
Садись за дубок, Александр Алешин, если ты греха за собой не чуешь. Не притащил за пазухой грязи?
Нет, ничего такого серьезного, а что вы понимаете под словом «грех»? я подхожу к столу.
Я имею ввиду потрахушки с мужчинами, заявы к ментам и многое из того, что идет против совести. Так было у тебя такое? Отвечай правдиво, все равно узнаем, как есть на самом деле! продолжает допытываться татуированный.
Нет, ничего такого я не делал. Сам попал сюда из-за ревности следователя, перешел ему дорогу с жен
Взмахом руки татуированный человек останавливает мою речь.
Не нужно рассказывать о себе то, что не интересно другим. Ты сказал, что не был замечен в разной пакостиэто проверится. Сейчас же кидай скатку вон на ту шконку. Киргиз, подвинься! человек с раскосыми глазами подтягивает ноги, и я кладу сверток на край кровати. Садись с нами столоваться. Чифиришь?
Нет, не пробовал. За приглашение спасибо, но есть не хочется.
Есть и в самом деле не хочется, щи Вячеслава ещё бултыхаются внутри, а ещё нервы, побои. Я пробую двигать челюстьюне скоро смогу откусить горбушку
Не говори «спасибо», говори «благодарю». Вникай, но старайся не повторять ошибок, если тебя поправят. Смотрю, менты тебя здорово попрессовали, вон там можешь умыться, мужчина кивает на умывальник в углу.
В осколок зеркала на стене отражает моё помятое лицо, кровоподтеки, запекшаяся кровь под носом. Я поворачиваю ржавый вентиль крана, и тонкой струйкой вырывается желтоватая влага. Страшно воняющая хлоркой ледяная вода немного освежает зудящую кожу.
Спят у нас в хате посменно, кто-то массу давит, другой на глазах стоит. Ты будешь меняться с Киргизом. Уборка у нас по дням недели. Петухов не держимкрутись сам. Не косячь, не терпим этого здесь. Если что непонятноспрашивай, я смотрящий на этой хате, зовут Черный, человек снова отхлебывает из кружки. Пока осваивайся, осматривайся! Походу ты здесь надолго, если тебя Голубок привез. Жмырь, пусти коня, узнаем за пассажира.
«Ласково» встретивший человек достает кусочек бумаги, огрызком карандаша черкает несколько слов. Жмырь аккуратно складывает произведение и залезает на свою койку. Поколдовав немного с веревочкой, уходящей за форточку, он начинает тянуть к себе, а бумажка уносится вдаль.
Мужчины за столом достают спрятанные карты и возобновляют прерванную игру. Киргиз без интереса оглядывает с ног до головы и отворачивается к стене. Черный подзывает «обласкавшего» человека и о чем-то начинает в полголоса с ним переговариваться. Ещё один «смотрящий»
Интереснокуда подевались Иваныч с Вячеславом?
Не рискнув заговорить с играющими, я подхожу к Киргизу:
Извини, не спишь?
Плосколицый человек поворачивается на шконке, упирается неподвижным взглядом в мою переносицу. Тяжелые веки глыбами нависают над лихорадочно поблескивающими глазами. Тонкие губы под мясистым носом нервно дергаются:
Нет, чего тебе?
Можешь немного рассказать, что тут да как?
Три об этом с Черным, он в законах лучше разбирается. И вообщепоменьше спрашивай, побольше смотри, живее будешь. Через пару часов поменяемся, так что пока не тревожь, и Киргиз закрывает глаза.
«Пока все идет хорошо!» я вспоминаю фразу из анекдота и присаживаюсь обратно.
Игроки косятся на меня и продолжают раскидывать карты. Играют как-то лениво, ставка (спички) периодически перемещается с одного края стола на другой. Негромкий разговор у кровати Черного, шелест карт и редкий кашель составляют весь звуковой фон.
Я задумываюсь над тем, как легко могут посадить невиновного. В России сейчас такое сплошь и рядом. Перебежал дорогу человеку, который обладает даже небольшой властью, и вот ты, в окружении подобных «счастливчиков», любуешься через решетку на проходящую мимо жизнь. Я не могу сказать, что тут одни невиновные, но и «подставленных под удар» хватает.
Зато те, у кого есть деньги, творят, что хотят, и я слышал, что человеческая жизнь уже имеет определенную таксу. Задавили машиной мужчинутот скончался. Подошли к скорбящим родственникам и предложили солидную сумму за ущерб: человека не вернуть, а зачем же «оступившемуся» молодость портить? Взяли одни, глядя на них, взяли другиежизнь приобрела свою цену. Вроде бы сейчас не война, когда жизнь оценивается в стоимость патрона
Тихое дребезжание выводит меня из тягостных размышлений. Черный мотает головой, и Жмырь коршуном взлетает на верхнюю койку. Заслоняет спиной форточку и начинает тянуть веревочку с усердием рыбака, что вытаскивает донку с уловом. «Почтальон» тут же доставляет письмо адресату Черному. Тот неторопливо разворачивает бумажку. Прочитав пару раз написанные строки, он глядит на меня.
Сидельцы из основных желают всем доброго здравия и скорейшего освобождения. За вновь прибывшего не говорят худого, но и хорошего тоже сказать не могут. Какие-то непонятки с мокротой в Шуе, но люди показывают на собак. Попал сюда по ментовскому беспределу, так что будет как все, а там посмотрим. Киргиз, хорош массу давить, видишьчеловека дорога измотала, Черный криво усмехается, глядя, как я потер ноющую скулу.
Киргиз с покряхтыванием садится на кровати, почесывает лохматую голову, о чем-то тяжко вздыхает.
Кидай скатку поверх моей, всё же помягче. Да и клопам стремно будетони у меня высоты боятся, люди у стола дружным хохотом оценивают высказывание.
Я так и делаю. На жесткой койке лежать неудобно. Глаза закрываются.
Носки сними. И так дышать нечем, последнее, что я слышу перед провалом в сон.
Глава 20
Портянки сними, Андрюха, и так дышать нечем!!! приглушив голос, поворачивается лейтенант.
Ага, я фашистам я буду босыми ногами пендали отвешивать? Засмеют ведь!!! я отвечаю на шутку, немного снять напряжение перед боем не помешает.
Где я теперь? Я осмотрелся по сторонам. Ё-моё, я же в танке! В самом настоящем танке!
Вот-вот, пошли гады, Павел кивает на дорогу.
По дороге, стреляют глушителями и поднимают пыль мотоциклы с колясками. Один, два, три черных снаряда пролетают недалеко от нас. Разведка, пусть едет. Хотя подмывает пальнуть по этим ухмыляющимся рожам. Фрицы здоровенные как на подбор, рукава засучены, автоматы в лапищах смотрятся, словно детские игрушки. Едут, не скрываются, по-хозяйски оглядывают мою родную землю. Мою землю!
Хозяева, блин, ну посмотримкакие вы хозяева!