Больно будет, пообещал он. Душу вынуть не занозу. Но ты кричи. Госпоже моей боль да крики любы. Малой, зелье давай!
Окунул палец в горшочек и проложил коричневую дорожку вдоль хребта меж лопаток.
Молодой закричал.
Малец ему посочувствовал. Он знал, что это за кашица. Похожей ему Дедко когда-то глаза запекал. Только вот зачем он молодому спину мажет непонятно. Зелье это душу из тела никак вывести не может. Наоборот, от него, если с приговором правильным и в правильное время, душа только крепче в тело прорастает и открывает в нем то, что прежде затворено было. Вот как, к примеру, Мальцово умение в темноте видеть.
Но жжется оно знатно. Будто железо раскаленное. А Дедко хоть бы что. Пальцем берет не поморщится даже.
Дедко рисовал, молодой орал, но биться не мог. Пристращенные ведуном вои держали его крепко.
Старый князь глядел и слушал с неподдельным интересом.
Молодой умолк, когда Дедко дорисовал последний знак.
Сомлел? осведомился князь.
Ушел, строго сказал Дедко. И воям: Всё. Отпускайте. Бездушные не трепыхаются. И уже князю: К Морене ушел. В Ирий отправлять я не умею, я тебя предупреждал.
Да хоть куда! махнул князь искривленной кистью. Давай уже скорей меня в него!
И распахнул рубаху, обнажая белую грудь, покрытую редким седым волосом.
Ну это просто.
Дедко достал нож. Свой, ведуний. Но, к удивлению Мальца, не тот, что душу вытягивает, а тот, который жизнь.
Дедко воткнул ножик князю в грудь. Рот у того открылся, глаза стали какие-то удивленные Но сразу потускнели.
Вои глядели настороженно. Предупрежденные видно, убить князя они не помешали. Но руки держали на мечах.
Дедко наклонился к груди убитого, пошептал чуток и медленно вытянул нож.
Крови не было, хотя попал нож точно в сердце.
Вои удивились. Малец нет. Дедко у живых кровь заговаривал. У мертвых еще проще.
Эй, ведун, а этот чего? спросил любопытный вой, что спрашивал о прежних людях. Когда он встанет?
Экий ты быстрый, проворчал Дедко. Ты когда на ногу отсиженную встанешь, и то она не сразу вес примет. А тут тело целое. Да еще и чужое. Три дня, не менее, пока встать сможет. А соображать начнет не раньше новолуния. Да и то вряд ли всё вспомнит. Помогать ему надо будет, подсказывать. Вы ж не дураки. Сами должны понимать.
Да ясно всё, пробасил один из воев. Что ж не понять. Вот мне когда руку щитом сломали, я две седьмицы в лубках ходил, а потом наново меч держать учился.
Вот и начал Дедко, но тут тело молодого содрогнулось, и гридни мгновенно вцепились в него, прижав к камню.
Вы полегче, недовольно проскрипел Дедко. Это ж князь ваш. А еще лучше отпустите его. Обряд не закончен. Новое тело душу держит слабо. Перейдет в кого из вас тот станет двоедушцем. Я, понятно, лишнюю душу могу Морене отдать, да только какая окажется лишней, и сам не знаю.
Вои разом разжали руки и отодвинулись от камня подальше.
Может, нам выйти, пока ты тут всё это предложил любопытный гридень. Без нас справишься?
Век без вас управлялся, уж и теперь как-нибудь, проворчал Дедко, и вои быстренько убрались.
В пещерке остались Малец, Дедко, мертвый князь и живой непонятно кто. Малец разумел немного, видел и того меньше, однако в то, что Дедко перетащил душу старого князя в новое тело, он не верил. Неведомо как, но он точно знал: душа старого князя ушла. Совсем.
Сюда подойди, велел Дедко, кладя руку на затылок молодого. Догадался, вижу. Молодец. Помоги-ка этого перевернуть
Глаза у молодого были открыты. И пусты.
Но душа в теле была, Малец чуял.
Это от муки, угадал Дедко невысказанный Мальцом вопрос. Когда мука сильней, чем человек вытерпеть может, суть его сама себе говорит: не мое это тело, и я не я. Вот и с ним так же. А для чего надобно, сообразил?
Малец мотнул головой.
А вот слушай, что я ему сейчас скажу Дедко наклонился пониже и проговорил повелительно, Силы подбавив: Ты князь изборский Мислав Сволота. Ты переродился в новое тело и будешь жить в нем еще сто лет. Я сделал это для тебя, и потому ты мне благодарен будешь, добр и щедр. А теперь Спи! Дедко провел ладонью по лицу молодого от лба вниз, закрывая тому глаза.
Вот и всё, сообщил он Мальцу. Теперь того, кивок в сторону мертвеца, сжечь, а этого княжить.
А примут его? усомнился Малец.
Пусть он не разбирался в делах княжьих, но знал: хоть кого на княжий стол не посадишь. У каждого князя есть бояре, дружина, люд уважаемый. Не захотят не примут. И четверо гридней, что были здесь и, похоже, поверили, что Дедко пересадил княжью душу в новое тело, других в том не убедят. А убедят, так еще хуже. Не пойдут люди за тем, кому Морена новую жизнь подарила. Знают, какую цену хозяйка за помощь берет. Она ж Госпожа Смерти, а смерть забирает всё. Без остатка.
Дедко захихикал.
Уже приняли, сообщил он. Это ж не кто-нибудь, ведун похлопал спящего по животу, а сын его урожденный. Пусть от девки теремной, но других не осталось. Вчера Мислав его признал и наследником своим назначил. И вся старшая гридь и бояре изборские в верности наследнику поклялись. Ох и хитрый был Мислав изборский. А уж кровь лить как любил Госпоже такие любы.
Сын его? Малец удивился. И это он природного сына? К Госпоже? Не пожалел?
Князья они такие. Запомни, малой. Если сын для них, что мясо для волка, то мы с тобой кто? Всё. Зови дружинных. Скажи: кончено. Теперь нам только плату получить и домой.
Малец кивнул, сделал шаг Но не выдержал, обернулся и всё же спросил:
Дедко, а ты бы мог? На самом деле, а не притворно?
Душу перенести? Дедко покрутил головой туда-сюда, хрустнул шеей: Мог бы, да. Но зачем? Иди уже, рассвет скоро.
И Малец отправился за воями.
Но подумал при этом вот что: не только у князей такая повадка волчья. Ведь его, Мальца, отец родной тоже, считай, Морене отдал. И даже не за жизнь, а за жалкую горстку серебряков, на которые даже пару овец не купишь.
Вот она, порода людская. Скорей бы уж ведуном стать и от рода людского отойти. Навеки.
Глава девятая
Малец сравнялся ростом с Дедкой, когда встретил четырнадцатую осень. Вытянулся за лето. Нескладный, длиннорукий, тощий, хоть лопал, считай, за двоих.
Рост ростом, а старый ведун по-прежнему кликал его малым и держал за несмышленыша.
Малец не спорил. Ростом они сравнялись, но не ведовством и не силой.
Малец Дедку даже полюбил. Страха в его жизни не стало меньше, но как-то пообвыклось. Да и сам страх стал другой. Голову не дурил, сил не отнимал, а напротив, делал мысль быстрее, а кровь горячее.
Дедко жил господином. Никому не кланялся, кроме княжьего наместника, но даже ему даров не носил, а если помогал, то за плату. Ни богов Дедко не боялся, ни кормителей божьих. А когда пришедшие за помощью поминали Рода, Перуна или еще кого, только фыркал.
Дурачье, говорил он потом ученику. Деревяшке губы кровью намазали и чают: деревяшка их убережет.
Малец знал, что Дедко сам окормляет. Морену. Но не так, как иные божьи жрецы. Знал, что у Дедки с Мореной ряд. И даже догадывался, какой, ведь рядиться с Хозяйкой Нави об одном только можно.
Однако как Дедко ей служит, не ведал. Радовался только, что мимо него это проходит. Пока. Он ведь тоже ее, пусть за Кромку и не ходил ни разу.
А тех, кто за Кромку ходит, Дедко тоже не боялся. Это они его боялись. Называли Дедку Волчьим Пастырем и в его угодья не совались.
А Малец уже знал: не только волками и иными зверьми Дедко помыкает. Вся нелюдь да нежить под ним.
Два года назад Малец, еще совсем глупый, обнахалившись, завел смердьи сказки про навей да полуденниц, коими стращали друг друга братья и сестренки в отцовом доме. Да еще поважничал: «заклятьями тайными» поделился.
Думал, коли брехня, посмеется Дедко, да и всё.
Дедко, однако ж, не посмеялся.
Послушал внимательно, даже еще и сам порасспросил. Обрадованный Малец выложил тут же и про леших, и про русалок, и про духов всяческих, все, что помнил, до кучи накидал.
Дедко дослушал, бровью не поведя, а потом взял Мальца за руку и повел в чащобу. Да прямо к лешему в нору.
Привел, посвистел по-особому леший и вылез.
У Мальца душа в пятки ушла, как увидел. Огромный, мехом, словно медведь, оброс. Да и с медведя ростом. Зенки круглые, красные, так и горят в темноте. Колдун рядом с ним крошка. А уж о Мальце и говорить нечего. А вонь от страхолюдины!..
Га! Ты! ухнуло чудовище. (Малец так и подпрыгнул: ишь ты, по-людски разговаривает.) Кушать? и лапищу к Мальцу.
Цыть! цыкнул Дедко. Я те дам! Мой!
Га-а-а разочарованно проворчало чудище.
Но лапа убралась.
Присядь, велел Дедко, пущай он на тебя поглядит.
И страшила послушно опустился на корточки, а Малец в очередной раз преисполнился гордости за своего хозяина. Одно дело зверьми повелевать, а другое нелюдью.
Потрогай его, приказал Дедко. Да не бойся, давай, за шерсть подергай, ну! Во, вишь, теплый, живой!
Шерсть у лешего оказалась не грубая, как у медведя, а помягче. Наподобие лисьей.
Страшила терпел, пыхтел только.
Кушать! напомнил он.
Дедко порылся в сумке, достал завернутую в лист медовую лепешку. Страшила сцапал какой быстрый, однако, и сожрал. Морда стала довольная. Дедко же в нору заглянул, принюхался
Опять собак таскал! сказал строго.
Кушать! отозвался лешак.
Я тя! Дедко замахнулся, страшила, оскалясь, отпрыгнул назад. На корточках он был аккурат в один рост с Дедкой.
Помнишь, из Мшанки мужики вчерась приходили? повернувшись к Мальцу, спросил ведун. На энтого жалились. Просили: изведи нечисть.
Страшила еще более втянул башку в плечи.
Гляди! строго сказал ему Дедко. Не балуй! И ученику: Пойдем, Малец.
Ну, спросил ведун, когда отошли подале, страшный?
Угу!
Дурень! Энтого одни дураки боятся. А нам
Малец насторожил слух. Но Дедко боле ничего не сказал. Все же по особому его молчанию Малец догадался: есть такие, кого и ведуну нужно бояться. Вот это жалко! Не выйдет, значит, всех сильней стать.
* * *
Бурый вздохнул: да уж. Есть кого ведуну бояться. Ох есть. И каждому срок отмерен.
Но не ему. Если только он, Бурый, решится. И не идти ему по той дорожке, по которой Дедко ушел. И Дедкин Дедко, о котором Бурый только один раз и слышал. Когда однажды Дедко взял Мальца за левую руку, положил на стол да рядом свою пристроил. Тоже левую, но без двух пальцев. Такие же култышки. Только две, а не одна.
Мой-то Дедко построжей был, сказал тогда ведун. А может, и не строжей. После сам решишь. Через три лета.
Почему через три? спросил тогда еще Малец, а не Бурый.
Срок мой такой. Как уйду к своим, так и уяснишь: добрый я был иль злой.
Как это уйдешь? озадачился Малец. Куда?
Помру.
Ты? Малец удивился и испугался. Рази ведуны мрут?
Все мрут, отозвался Дедко. Но иные просто мрут, а иные уходят. Знамо куда.
А куда? с жадным интересом спросил Малец.
Дедко покачал головой.
Ты ж ведун! крикнул Малец. Ты ж все знаешь!
Знаю, согласился Дедко. Но я ж еще не помер.
А я А я Никогда не помру! Вот! запальчиво заявил Малец.
Дедко поглядел на него внимательно и промолчал.
Потому что ведал.
Глава десятая
В начале месяца травня, когда снег повсюду уже сошел, кроме вовсе лишенных света овражков, когда заструился под нежной березовой корой сладкий сок, Дедко повел Мальца в дальнюю сторону. Пешком повел, седла не признавал.
У Мальца в ту пору нога была целехонька, но поспевал за ведуном еле-еле, хоть и умел по лесу ходить получше иного охотника.
Дедко пер, будто лось по весне. Напрямик, без тропок, по липкой, влажно чавкающей прошлогодней листве, по пружинистой хвое, шел, тьмы и света не разбирая, молча. Только что разок показал ученику мелькнувшую в разрыве крон синюю прибывающую луну:
Притомишься у ней силу бери.
Спали мало, в середине дня. И даже во сне перед глазами Мальца маячила белая спина Дедкина полушубка. Днем, ночью
На третьи сутки Малец окончательно из сил выбился, ноги путались, цеплялись за всё подряд. Малец падал, вставал и снова падал, вымок весь, себя не чуял. На луну уж и глядеть перестал: без толку. В последний раз упал, решил: не встану. Уйдет Дедко, пускай.
Дедко вернулся, отыскал в темноте да и огрел клюкой поперек спины. Враз силы у Мальца прибавилось.
Теперь ведун шел позади, а Малец трусил первым. Дедко то и дело его направлял. Словом, а чаще клюкой. Приговаривал:
Меня земля сама носит. И тебя понесет. Сколь надо, столь и пройдешь. Ныне легко, ныне земля проснулась и всей грудью дышит. Чуешь как?
На седьмой день Малец уразумел, что есть «земля дышит». И сам с ней задышал. Тогда стало легко. Малец обрадовался и едва не побежал.
Молодец, похвалил Дедко.
И опять пошел первым.
Пришли на одиннадцатый день. Деревья вдруг отшагнули назад, и Малец увидал большую поляну. А на поляне огороженную тыном избу. Тоже большую. Луна, полно округлившаяся, висела в небе, и в сизом свете ее отрок разглядел: на заостренных кольях тына надеты черепа. Звериные и человечьи.
Малец враз перетрусил, но Дедко уверенно подступил к воротам и забарабанил клюкой.
В ответ раздался свирепый лай и еще более свирепое рычание.
Не собачье кого-то покрупней собаки.
Дедко заколотил еще неистовей.
Поначалу по ту сторону никто, кроме бесновавшегося зверья, не отзывался. Однако время спустя бедлам затих и голос, не понять, мужской или женский, проскрипел:
Кого лихо несет?
Открывай, колченогая! взревел Дедко, и псы за воротами вновь зашлись от ярости.
Нишкнить! прикрикнул на них тот же скрипучий голос.
Застонал отодвигаемый засов. Ворота, однако ж, остались неподвижны. Отворилась махонькая калиточка. Дедко пихнул Мальца вперед, тот с разбегу влетел в калиточку, запнулся и упал бы, кабы не сгребли его две мощные мохнатые лапы. Вонючий хищный дух жаром обдал лицо. Малец увидал над собой раззявленную пасть и заорал от ужаса.
Брось, Топтун! Брось его! раздался окрик, и медведь с очень большой неохотой отпустил отрока.
Затворяй, любезная моя! веселым голосом гаркнул за спиной Дедко.
Малец во все глаза глядел на распатланную старуху, шуганувшую мишку.
А старуха, подбоченясь, глядела на Дедку.
Раскомандовался! вороной каркнула она. За чем пожаловал, старый?
От те и здрасьте! закричал Дедко еще погромче и веселее. Мы с дороги, устали, а ты!.. Ни воды помыться, ни еды поесть. Пшел, мохномордый! Дедко замахнулся клюкой на медведя. Зверь так и шарахнулся. Не клюки испугался, ясное дело, а ведуна. Этакую зверюгу не то что клюкой, оглоблей огреешь не заметит. Здоровущий. Такого в лесу встретить лихое лихо.
Помыться вам проворчала старуха.
Иль не старуха? Малец никак не мог взять в толк, сколько ей лет. При луне-то много не разглядишь
Помыться Сама он сколь не мылась, а иные, знаш, вон и вовсе не моются и ничё!
Сёдни помоешься! заявил Дедко. Вишь, кого я привел? Дедко подтолкнул Мальца наперед. Видный отрок!
Не больно-то виден! буркнула хозяйка. Только визжать здоров. Мало не оглохла!
В дом веди, старая! повелительно сказал Дедко. Хорош лясы точить!
Да уж как прикажете, гости нежданные! Старуха фыркнула и, поворотясь, пошла к крыльцу. Заметно прихрамывала. Колченогая.
Дом был старый-престарый. И большой. В сенях на полке горела толстая свеча. Хозяйка взяла ее на ходу и похромала вверх по лестнице. Малец углядел: стены да перильца сплошь покрыты затейливой резьбой и черным-черны. Закопчены, что ли?
Холодно у меня! недовольно сообщила старуха.
Ничё! бодро отозвался Дедко. Отрок протопит, коли дрова есть.
Дрова есть, да печь холодна!
Ничё! Он у меня мастак!
Малец слушал эти речи и чуял: за обычными словами что-то упрятано. Словно бы и слова эти заранее сговорены, кому что сказать
Что-то мягкое прижалось к ноге. Малец аж подпрыгнул от неожиданности. И застыдился, углядев кота. Кот, черный, жирный, пушистый, тоже шарахнулся от Мальцева прыжка и фыркнул недовольно.
Старуха тем временем отворила новую дверь, впустила Дедку с учеником в просторную комнату, поставила свечу.