- Ты его спрячь пока, - кивнул на моё оружие легионер с нашивками сержанта. - Тут более серьёзное оружие нужно.
Говорил он на урдском с чудовищным акцентом. Я едва разбирал слова. Однако перебивать не стал. Говорить на плохо знакомом языке сержанту было и без того сложно. Легионер протянул мне длинную винтовку имперского образца.
- Умеешь пользоваться?
- Умею, - ответил я на имперском, пряча пистолет в кобуру и принимая у сержанта винтовку. - Хотя мне ближе пулемёт, конечно.
- Так это ты тот самый Готлинд, - хлопнул меня по плечу сержант. - Наслышаны мы о тебе.
- Я о вас - тоже, - ответил я.
Приложившись к прицелу винтовки, я поглядел на будущее поле боя. Врага ещё видно не было, но наши полевые орудия уже заговорили. Они стреляли раз за разом, посылая снаряды один за другим. К небу взлетали столбы земли.
- Скоро они будут здесь, - произнёс офицер со звёздочками лейтенанта. - Вот, поглядите, товарищ Готлинд.
Он протянул мне бинокль. Отложив винтовку, я приник к его линзам. И тогда мелькающие где-то почти на горизонте фигурки превратились кавалеристов и бронемашины. Всадники гнали коней во весь опор. Бронеавтомобили выжимали все силы из двигателей.
- Хотят взять нас прежде, - предположил я, - чем успеем загнать аэропланы в крепость.
Механики и те из раненых, кому уже не хватило места в окопах и у орудий, сейчас занимались тем, что как раз затаскивали аэропланы в Соловец. Они цепляли их к артиллерийским тягачам и даже накидывали на машины подобие упряжи, впрягая в неё лошадей, а то вставали под ярмо сами. Лишь бы поскорее втащить их за стены крепости.
- Значит, - произнёс лейтенант, забирая у меня бинокль, - продержимся достаточно, чтобы спасти ваши аэропланы.
- Не ваши, - не удержался я напоследок от шпильки, - а - наши.
- Теперь, - как-то угрюмо-философски произнёс сержант, который дал мне винтовку, - всё, что тут, наше. А всё, что их, - он махнул рукой в сторону приближающихся блицкриговцев, - вражье.
Выстрелы орудий стали чаще. Враг приближался - целиться по нему уже не надо было столь точно. Взрывы переворачивали бронеавтомобили. Осколочные снаряды косили скачущих во весь опор кавалеристов. Мне отчаянно хотелось сейчас взлететь над этим полем боя. Пройтись на бреющем полете, поливая врага длинными очередями из обоих пулемётов. А совсем не лежать в окопе с винтовкой и ждать врага на земле.
Когда рядом без команды принялись палить легионеры, я понял, что пора и мне. Выбрав цель, я нажал на курок. Приклад с силой ударил мне в плечо. Не попал. Всадник, как скакал, так и продолжал скакать. Оказывается, я успел прочно позабыть, как передёргивать затвор винтовки. Я провозился с ним не меньше полуминуты, прежде чем сумел-таки загнать патрон в патронник. После этого я снова прицелился - и выстрелил. В этот раз попал. Всадник свалился с седла, раскинув руки каким-то почти театральным жестом.
Но всё-таки я быстро попал в ритм стрельбы. Вот только попадал редко. Непривычен я к неавтоматическому оружию. Мне бы очередь не меньше пяти патронов, тогда результат был бы куда лучше.
- Надо было тебе, Готлинд, - усмехнулся сержант, - снайперский прицел на винтовку ставить. Без него ты уж очень плохо попадаешь.
Он протянул мне несколько пачек патронов. Я рассовал их по карманам куртки. Одну обойму сразу же загнал в магазин винтовки.
- Мне пулемёт привычней, - ответил ему я. - А ещё лучше аэроплан с парой пулемётов.
- Ну уж чего нет, - пожал плечами сержант, - того, извините, нет. Зато патронов полно.
Я прицелился в очередного кавалериста. Выстрелил. И даже сам удивился тому, что снял его с седла. У второго прикончил коня. Они повалились вместе. Ни один не встал. А вот остальные выстрелы оказались не столь удачны. Трижды выстрелив и ни в кого не попав, я быстро загнал в магазин новую обойму. Снова прицелился. Из этой обоймы был только один сколько-нибудь удачный выстрел. Да и то мне не удалось прикончить кавалериста. Он дёрнулся от попадания пули, но удержался в седле.
Теперь уже и по нам вели огонь. На полном ходу бронеавтомобили врага поливали окопы длинными очередями. Всадники же то ли дело вскидывали к плечу карабины. Вряд ли кто-то из них всерьёз рассчитывал попасть, но это заставляло нас держать головы пониже. Как-то не особенно хочется надолго высовываться из окопа, когда над головой свистят пули.
- Скоро дело дойдёт и до твоего пистолета, - усмехнулся сержант, перезаряжая свою винтовку.
Он стрелял заметно быстрее меня. И, наверное, бил куда точнее.
А кавалеристы и бронеавтомобили всё приближались. Полевые орудия и пулемёты стреляли уже, казалось, без остановки. Взрывы снарядов переворачивали броневики. Длинные очереди и осколки косили всадников вместе с лошадьми. Теперь уже и нам целиться не надо было почти. Не по пехотной цепи, конечно, стрелять. Где солдаты шагают практически плечом к плечу. Но всадник с конём представляет собой отличную мишень. Его даже с воздуха снять можно - прикончить одной очередью. Конечно, если это не приснопамятный Избыгнев.
- Дойдёт до рукопашной, - снова перезаряжая винтовку, наставлял меня сержант, - сразу бросаем окопы - и бегом на поле. Между построек обороняться сподручней будет.
- Почему не в окопе? - зачем-то спросил я.
- Неглубокий он, - потратил время на ответ сержант. - Тут нас быстро саблями порубят и пиками переколют.
Но до рукопашной не дошло. Нам удалось остановить врага. Снаряды пробивали стенки броневиков, превращая их в исходящие дымом остовы. Пули буквально косили всадников. Тут старались и пулемётчики, и мы.
Немногие оставшиеся спешенные кавалеристы, побросав пики, укрывались за броневиками. Теперь они отступали, отстреливаясь из карабинов. Броневики же катили задним ходом, поливая наши окопы длинными очередями.
Это отступление могло бы превратиться в настоящее избиение, будь у нас своя кавалерия. Конечно, блицкриговцам и так приходилось туго под обстрелом пушек и пулемётов. Но всё же многим удалось уйти. Хотя отступать врагу пришлось в прямом смысле по телам своих же товарищей. Шагать среди трупов людей и лошадей и часто всё ещё горящих остовов броневиков.
- А и славно мы им всыпали! - хлопнул меня по плечу сержант, когда блицкриговцы отошли достаточно далеко.
- Уходите в крепость, товарищ Готлинд, - сказал мне лейтенант.
- А вы? - не понял я.
- Нам ещё пушки надо в Соловец доставить, - ответил офицер. - Хоть и полевые орудия, но они в крепости пригодятся.
- Вы их на себе тащить собираетесь?!
- Нет, конечно, - усмехнулся лейтенант. - Просто ещё немного подержим тут линию фронта. На случай если враг попытается предпринять новую атаку. Подождём, пока все пушки не будут в крепости. И войдём следом за ними.
Увидев мои колебания, офицер кивнул мне.
- Ступайте, товарищ Готлинд, - сказал он. - Вряд ли блицкриговцы снова решатся на столь опрометчивые действия. А если пойдут на нормальный приступ, то нам придётся бежать в крепость - и очень быстро. Тогда уже не до орудий будет - свои шкуры спасать придётся. Вы же нужнее при аэропланах, в крепости. Ступайте уже, товарищ Готлинд.
Скрепя сердце, я выбрался из окопа, оставив винтовку. Мне-то она не нужна. До Соловца добрался быстро, хотя и постоянно оглядывался, как будто мог заметить наступающего врага. Вместе со мной шли и другие летуны. И оглядывались, подобно мне, наверное, все.
Но никаких атак не было. После того безумного безрассудства, вошедшего в военную историю, как Атака лёгкой кавалерии, блицкриговцы ничего не предпринимали.
Отступившие из Берестья бойцы народной армии и имперского легиона спокойно вошли в Соловец. Втащили и все орудия. Ворота за ними закрылись.
Крепость готовилась к осаде.
Глава 6.
Канонада грохотала день за днём. Блицкриговцы подтащили осадную артиллерию и обстреливали Соловец. Мощные снаряды, казалось, должны были разнести наши форты по камешку, но ни тут-то было. Крепость, как и в прошлую войну, оказалась не по зубам даже самым мощным пушкам. Подтащить же чудовищные железнодорожные орудия враг не мог. Именно из-за этого ближайшая железнодорожная ветка прикрывалась крепостью и находилась от неё на весьма приличном расстоянии.
Мы вылетали всё реже. Блицкриговцы буквально заполонили воздушное пространство над Соловцом. Пушки и пулемёты, защищавшие наши взлётную полосу, не замолкали, казалось, ни на секунду. Когда мы шли к нашим аэропланам, тысячи гильз звенели под ногами. Они рассыпались в разные стороны. Летели вниз с высоты взлётной полосы. А стрелки, сидящие за зенитными пулемётами, полосовали небо длинными очередями, отгоняя вертящихся блицкриговцев. И это тоже сильно усложняло нам жизнь. Трудновато взлететь, когда рискуешь получить пулю не только от врага, но и от своего же зенитчика.
- И зачем они только рискуют так? - спрашивали мы друг друга. Ведь никакой разведки производить над крепостью особой надобности не было. Но никто не станет рисковать зазря, значит, цель у этих весьма опасных полётов имелась. И все задавались вопросом - что это за цель.
Не прошло и трёх дней осады, как мы узнали этот ответ. Он стал очевиден. На горизонте повисла громада линейного крейсера "Дерфлингер". Главный калибр его открыл огонь. Орудие крепости сосредоточилось на ответной стрельбе. Основное достоинство его было и его основным недостатком. Из-за неподвижности наш главный калибр бил намного точнее любого флотского, однако был очень уязвим для вражеских снарядов.
Никто не сомневался, что именно с целью разбить наше главное орудие сюда и прибыл "Дерфлингер" со своей эскадрой прикрытия. Теперь нам надо было что-то с ним делать.
Из-за постоянных обстрелов врага и крутящихся в небе блицкриговских истребителей, практически прижавших нас к земле, мы могли больше времени проводить в совещаниях. Все они были посвящены одному вопросу - как нам остановить "Дерфлингер", покуда он не вывел из строя наш главный калибр и не расправился с Соловцом так же, как с Берестьем.
Собственно, никаких особых идей на этих длинных совещаниях не было. Мы сидели часами в опустевшем каземате и проговаривали одни и те же вещи. На третий раз уже не у меня одного возникло стойкое чувство дежавю. С другой стороны, за толстыми стенами каземата, где раньше хранились снаряды к многочисленным орудиям крепости, почти не было слышно грохота канонады.
- У нас надежда только на Китобоев, - решительно говорил Всполох. - Надо прорываться к ним. Договориться, чтобы они помогли нам справиться с "Дерфлингером".
- Вы слишком полагаетесь на эту шайку воздушных пиратов, - отмахивался Лешек. Командующий летной части всегда был не в восторге от союза с Китобоями, о чём открыто заявлял коменданту крепости. - Что они могут противопоставить эскадре передовых кораблей Блицкрига?
- Я лучше всех вас знаю китобоев и их командора, Бронда, - настаивал я на правах главного спеца по нашим союзникам. - Они охотятся на крейсера, словно на настоящих китов.
- А что они будут делать с остальными судами Блицкрига? - ехидно заметил Лешек. - Или они готовы всю эскадру загарпунить?
- Я готов прорваться к крепости Китобоев, и выяснить всё у Бронда. Возможно, он сможет помочь нам не с одним "Дерфлингером". Или хотя бы выработать стратегию воздушного боя.
- Товарищ Лешек, - вскинулся Всполох, - нам без Китобоев точно каюк! Я понимаю, что вы не слишком доверяете им, но сейчас вы просто должны понять - у нас нет другого выхода. Просто нет!
- Ты это ещё нашему уполномоченному скажи, - рявкнул на него Лешек. - Знаете ли вы, товарищи, что наш уполномоченный уже не одну и не две кляузы в столицу отстучал по радиотелеграфу! Коменданту-то легко с ним препираться. У него и происхождение из народа, и заслуги перед комитетом и конвентом. Герой войны опять же! А я кто? Из мелких, но аристократов. Учился в Нейстрии, воевал там же. Дрался с нынешними союзниками опять же. В начале Гражданской оказался не на той стороне. А про то, как я перебил авиаотряд аристократов и прилетел в расположение народной армии товарища Бессараба. Нет, об этом и не вспомнят. Поставят к стенке без разговоров. Из Качи вон вытурили. Загнали в эту глушь. А дальше только стенка.
- Конечно, будет лучше, - удивительно спокойно сказал ему на это Всполох, - если нас всех прикончат блицкриговцы.
- Да делайте, что хотите, - махнул на нас рукой Лешек. Он поднялся на ноги - и вышел из каземата.
Мы проводили его взглядами. Все отлично понимали положение начальника авиационной части. Все мы в последние недели были на взводе. Но на Лешеке висела ещё и ответственность. Он регулярно получал нагоняи от коменданта и особенно уполномоченного Соловца. Последний, как говорили, буквально отрывался на начальнике авиачасти за пренебрежительное отношение коменданта. Когда же мы оказались практически прижаты к земле вражеской авиацией, Долгомил срывался на Лешека едва ли не каждый день. А бывало и дважды за день.
- Ночью я попытаюсь прорваться к крепости Китобоев, - сказал я, чтобы развеять повисшую после ухода начальника авиачасти гнетущую тишину. - Постараюсь вернуться как можно быстрее.
- А ты уверен, товарищ Готлинд, - поинтересовался Всполох, - что Китобои смогут нам помочь?
- Нет, - честно ответил я. - Но ты ведь сам сказал, товарищ Всполох, что другой надежды у нас просто нет.
- У нас в подвале, - зачем-то произнёс Баташ, - начснаб припрятал пару ящиков казёнки. Ты скажи Бронду, что если он поможет нам справиться с этим проклятым "Дерфлингером", то может на них рассчитывать.
Все уставились на всеведущего Баташа. Конечно, мы знали о его невероятной осведомлённости, но и у неё должны быть какие-то пределы. Но, видимо, они весьма широки.
Я как-то даже не решился спросить у Баташа, откуда тот знает о пристрастии Бронда к урдской казёнке.
Ночной полёт. Давно я уже не испытывал на себе его прелестей. Тем более что лететь придётся едва ли не над головами у блицкриговцев.
Первой проблемой стал взлёт. Вражеские истребители не оставляли нас в покое даже ночью. Чёрное небо полосовали длинные трасы зажигательных пуль. Взлететь незамеченным, казалось бы, не представляется возможным. Если только не учитывать особенности безразгонников. Они ведь не используются ещё и наполовину.
- Это безумие, - прямо заявил мне комэск Всполох. Меня особенно порадовали эти его слова. Если уж безрассудный комэск считает мою затею безумием, значит, я ещё чего-то стою, как летун.
Я вспомнил свой первый полёт на мотоцикле в старой крепости Китобоев. Что мне мешает повторить тот же трюк и здесь. Стены Соловца достаточно высоки, чтобы провернуть подобную авантюру.
- Ты хорошо подумал над этим? - в очередной раз поинтересовался у меня Всполох.
- Мы можем организовать для вас огненную завесу, - предложил командир зенитчиков. - Попробуете прорваться под нашим прикрытием.
- И получить очередь в хвост? - усмехнулся я. - Нет уж, спасибо. Если уж рисковать, то лучше при этом полагаться только на себя.
Зенитчик только пожал плечами. У него не было времени препираться со мной - слишком уж много у него дел.
Я же тем временем забрался в кабину своего "Шмеля" - и махнул товарищам. Механики с кряканьем навалились на аэроплан. Покатили по взлётной полосе к краю. Благо толкать его пришлось недолго.
Безразгонник скапотировал. Устремился к такой близкой, как оказалось, земле. В эти мгновения я полностью осознал всё безумие моей затеи. И с чего это я взял, что трюк, получившийся на лёгком мотоцикле, сработает и на бронированном "Шмеле", который весит намного больше. Да ещё и летящим носом вниз.
Я потянул штурвал на себя до упора. Запустил антиграв. Скорость падения аэроплана замедлилась. А вскоре я вывел "Шмеля" из пике. В этот момент мне показалось, что я днищем зацеплю каски блицкриговцев. Те суетились внизу, но ни один не поднял головы - и не заметил мой аэроплан. А ведь я вёл его на мизерной высоте. Всего в каких-то жалких двадцати-двадцати пяти метрах над землёй. Любой пулемётчик снимет меня одной хорошей очередью. Но подниматься выше я, всё равно, не рискнул бы. Именно из-за того, что подобной наглости от меня никто не ждал. Только на неё у меня и был расчёт.
Лететь пришлось на самых маленьких оборотах двигателя. Пусть и медленно, что добавляло опасности, зато так аэроплан практически бесшумен. Значит, у меня больше шансов проскользнуть буквально над головами блицкриговцев.
А ночь между тем была совсем не тихой и не тёмной. Тянулись по дорогам цепочки огоньков от фар грузовых машин. Десятками тянулись они в сторону Соловца. Шагали колонны солдат, делающих ночные марш-броски. Враг торопился как можно сильнее углубиться в территорию Народного государства. Где-то вдалеке можно было разглядеть громаду "Дерфлингера". Тот и после захода солнца продолжал обстрел крепости. Главное орудие Соловца отвечало ему. Вспышки от залпов пушек колоссального калибра то и дело озаряли ночное небо. Тогда отчётливо становились видны вражеские аэропланы над крепостью, до того бывшие только тёмными силуэтами.
Я медленно вёл аэроплан в направлении крепости Китобоев. То и дело внизу мелькали скопления блицкриговских военных и боевых машин. У меня закралось подозрение, что и Китобои могут оказаться в осаде. Тогда у Соловца уж точно нет никакой надежды на спасение.