А вдруг там живет религиозный фанатик или чокнутый таксидермист-коллекционер?
Боже, надежда на помощь таяла, как утренний туман
Я преодолел еще участок леса и вышел (Ох! Не льсти себе, Ка-ну!) на поляну.
В ушах колотила кровь, сознание душила темнота
Ладно! Все равно это мой последний шанс
Ноги подкосились, земля с готовностью приложила меня по голове.
В угасающем сознании возникла лихорадочная мысль.
Я поднялся и дрожащими, непослушными пальцами выудил из кармана наконечник копья.
Была не была. Это все равно единственная надежда.
Из последних сил я метнул наконечник в сторону хижины и провалился в темноту.
(2 октября)
Подвиг «героической семерки» спас весь отряд.
Выбравшись из западни, мы теперь улепетывали со всей возможной скоростью.
С ранеными Лиана вчера, вроде, разобралась. Благо ранены почти все были несерьезно.
Опасения у нее вызывали только Антик и Том. Но Том заявил, что может идти самостоятельно (хотя, в некоторой степени, думаю, он все-таки храбрился), а Антик был в отключке, и его, не спрашивая, потащил Тимур. К вечеру и он пришел в себя.
Во время боя Том с Мэу помирились. Да, у Тома бывали заскоки с кражами, он не всегда был в состоянии себя контролировать. Полагаю, он действительно в некоторой степени страдал клептоманией.
Я тоже неправа, говорила Мэу: Сделала чуть ли не культ из этого медальона. Фетишистка.
Ну это же твоя фамильная драгоценность, ответил Том.
Ну, фамильный. Что с того? Вещиэто такая ерунда! Ни одна вещь не стоит разрушенной дружбы, Мэу тяжело вздохнула: Жаль, что я так поздно это поняла.
Некоторое время они молчали. Мэу перебрала пальцами подвески медальона.
Том? Хочешь, я тебе его подарю?
Том удивленно поднял брови.
Ты бы, это, поосторожнее с такими предложениями. Я ведь могу и согласиться!
Мэу расхохоталась и, сняв медальон со своей шеи, протянула Тому.
(3 октября)
Утром Антик попытался вытребовать у меня свой лук. Настолько дико ему, видно, было ходить без оружия.
С ума сошел? поинтересовался я. Ты же на ногах еле стоишь.
Об этом не может быть и речи, отрезала Лиана.
Я в порядначал было Антик, но пошатнулся и удержался на ногах только благодаря моей услужливо поданной руке.
Ага, я заметил.
Во второй половине дня мы столкнулись с ополченцами. Антуан снова потребовал вернуть ему его лук.
Ну чего тебе неймется-то так? раздражаясь, поинтересовался я.
У меня дурное предчувствие, каменным голосом ответил он.
Я усмехнулся:
С каких пор ты веришь в предчувствия?
Черт возьми, как же он был прав
В разгар боя в эпицентре сражения невесть как оказалась Лай-лай, и, если честно, я думал, ей конец. Никто не успевал прийти ей на помощь. Но
Дай лук! крикнул Антуан.
Нет.
Антик попытался у меня его выхватить, но я коварно воспользовался своим ростом и поднял лук на вытянутой руке вверх, сделав его недосягаемым.
Антик попытался допрыгнуть, но не достал. Следующим движением он двинул мне с ноги по печени, заставив меня с хрипом согнуться и выпустить лук из рук. Лучник с готовностью схватил его и, прошипев: "Я спасу ее. Чего бы мне это не стоило", отбежал на несколько шагов.
Но стрелять сквозь своих, как обычно, он почему-то не рискнул
Ему пришлось добежать до края поляны. Стрелять в обладателя занесенного над Лай-лай меча было уже поздноэто ее не спасло бы.
Стрела ударила в каблучок ее туфли, буквально выбив Лай-лай из-под ударамеч прошел над ней, зацепив лишь кончики ее волос.
Еще через секунду стрела прошила нападающего, потом второго, чуть позднее третьегокаждый выстрел давался Антику все тяжелее Он никак не мог отдышаться, руки с трудом его слушались.
К нему бежал противникверзила с мечем. Антик наложил стрелу на тетиву, выстрелили промахнулся с семи шагов.
Первый раз в своей жизни видел, чтобы Антик промахивался
Я не успевал прийти ему на помощь.
Антик еле держался на подкашивающихся ногах. Непослушной, словно ватной, рукой потянулся к колчану, не сразу нащупал и вынужден был повернуться. Едва не выронил стрелу из почти негнущихся пальцев. Заторможено положил ее на тетиву; поднял глаза прицелиться
Враг не позволил ему выстрелить, врезав с разворота по лицу кулаком. Антик отлетел метра на два. И больше не предпринимал попыток подняться.
Ополченец двинулся к нему, раскручивая над собой меч
С огромным трудом, Том все-таки успел прийти на выручку, врезав противнику шипованным кастетом по челюсти и добавив по затылку уже на земле. Подбежал к Антику, ненавязчиво попытался привести его в себя.
Зачем ты дал ему лук, Юссариан! заорала на меня Лиана.
Он сам взял! прохрипел я, все еще не в состоянии полностью разогнуться.
Лиана принялась разматывать окровавленные бинты с пробитой в позавчерашнем сражении головы Антика.
Зря я не давал ему лук. Он все равно его взял, ему бы хоть не пришлось тратить силы, сражаясь со мной.
Юджин подошел к недовольно поднимающейся с земли Лай-лай.
Она выдернула из каблучка стрелу и с сожалением погладила пальцем оставшуюся дырочку.
Идиотсквозь зубы прошептала она, презрительно отбрасывая стрелу, даже не взглянув в строну Антика.
Дура! неожиданно зло сказал Юджин и, оставив шокированную Лай-лай в одиночестве сидеть на земле, подбежал к нам.
Тимур аккуратно подхватил Антика на руки.
Нам пора было уходить.
(4 октября)
Я сделаю все, что в моих силах, мрачно ответила Лиана на вопрос «Как он?». На языке медицинской этики это означало, что дело дрянь.
Мы стояли на месте, никуда не двигались: Лиа сказала, что тормошить его сейчас вообще нельзя.
Из палатки-лазарета она высовывалась только к костру, забрать котелок, или, наоборот, что-либо туда засыпать.
Длинные Антиковы волосы слишком сильно мешали, и ей пришлось их обрезать.
Больше всего меня бесила Лай-лай, которую, казалось, волновали только поврежденные туфли.
(4 октября)
Я долго смотрел на низкий дощатый потолок, пытаясь хоть что-то понять.
Очнулся? Ну наконец-то, раздался надо мной скрипучий старческий голос: Здравствуй, Кариджану.
Откуда вы знаете, как меня зовут? слабо поинтересовался я: Вы что, волшебник?
Угу, как же, сварливо отозвался старик. На тебе амулет именной.
А-а, несколько разочарованно протянул я. Скажите, сколько времени прошло со вчерашнего вечера?
Со вчерашнего вечера прошла одна ночь, и, не дав мне опомниться, добавил: Но если тебя это интересует, лежишь ты у меня уже третьи сутки.
Ох-х! простонал я, приподнимаясь на локтях: Мне надо идти
Эта неприятная мысль обожгла сознание. Снова идти из последних сил Снова холодная мокрая осень, снова голод И это чудовищное чувство одиночества!?
А тут тепло, уютно, спокойно
С ума сошел! воскликнул старик, торопливо укладывая меня на кровать: Ну куда ты пойдешь? В таком-то состоянии?
Сопротивления не было. Скорей, облегчение. Я поломался еще, чисто по инерции, и с облегчением погрузился в уютную сладкую полудрему.
Он прав. Действительно, где мне сейчас идти
(5 октября)
Антику было хуже. С момента повторной травмы, он не приходил в сознание, то метаясь в бреду, то забываясь тяжелым нездоровым сном
По просьбе Лианы, я попросил Тома (он когда-то был священником (!!!)) дать Антуану глухую исповедь (для ее собственного спокойствиясомневаюсь, чтобы Антик когда-либо испытывал угрызения совести), а это уже пахло безнадегой.
Лай-лайбольше чем уверен, под влиянием Юджинапросила дать ей повидаться с Антиком.
Лиана удивилась, но пообещала ей, что если Антуан не будет в слишком уж глубоком забытьи, она ее позовет.
К маленькой, несмелой радости знахарки, ради такого события, как визит Лай-лай, Антик даже пришел в себя, и та смогла поговорить с ним. Не очень долго, конечно, но извиниться она успела. Антик сказал, что ей не за что извиняться, и вообще, он бы в жизни не посмел на нее сердиться. После ее ухода он снова отключился.
(6 октября)
Я сидел у костра. Было раннее утро, и почти все еще спали.
Я обернулся на звук шагов. Лиана подошла к костру, повернулась и посмотрела на меня. Я не смог разгадать, что выражают ее глаза, и внутренне содрогнулся, приготовившись к самому худшему и уже пытаясь мысленно с ним смириться.
Знахарка улыбнулась и усталым, замученным голосом проговорила:
Ты не поверишь, Юссариан. Он пошел на поправку.
(7 октября)
Антику действительно стало лучше. Угроза его жизни отсутствовала, и Лиана разрешила продолжить путь.
Конечно, самостоятельно идти Антик был еще не в состоянии, и Лиана велела Тимуру его нести. Тимура это почти не утруждало, а Антик еще не настолько оправился, чтобы сопротивляться.
(7 октября)
Пишет Ка-ну.
Я совсем раскис. Два прошедших дня я пролежал пластом. Старик, принося мне еду, цокал и качал головой.
А что я могу поделать? Я ранен, мне на самом деле плохо.
Идти (что уж там, даже подняться) я не мог, и самым логичным сейчас было оправляться от травмы и собираться с силами.
Старик подло прервал мои самооправдательные думы. Нет, я ожидал, что сегодня он не оставит меня, а, скорее всего, попытается как-нибудь расшевелить
Ноблин! не ведром же ледяной воды в постель?!
Я, обалдевая, сидел на полу, выравнивая дыхание. Подлый дед заявил, что постель лежит в сундуке, и, если мокрое меня не устраивает, я могу перестелить.
Перестилать я ничего не стал. Не стал даже переодеваться, хотя выданная мне длиннополая рубаха вымокла насквозь. Подмокли даже бинты.
Я завернулся в большое теплое покрывало и весь день дремал в кресле, обиженно отвернувшись к стене.
Пришел старик. Я демонстративно его проигнорировал. Он подошел к креслу и потрепал меня по волосам.
Принести тебе поесть?
Я принципиально не отвечал.
Он вздохнул и ушел.
Я зябко передернул плечами. Покрывало отволгло и уже не грело.
Я подобрался к постелиона уже высохла сама собойи лег.
(8 октября)
У нас закончились припасы: на утро доварили остатки крупы.
Вечером, после долгого и непростого перехода, мы встали в небольшой роще. Пока разбивали лагерь и я параллельно думал, что же нам делать, вернулись развеселые Том с Айятой.
А мы тут мельницу грабанули! радостно воскликнула Айята.
Я поперхнулся водой.
Айята! Ну ладно Том, с ним все понятно, но ты-то как до такого докатилась?
Девушка расхохоталась.
Да ладно тебе, сказал Томмазо: Это в переносном смысле. Мы просто набрели на заброшенную мельницу и уперли оттуда один только мешок овса.
Тогда ладно. Но вы уверены, что она заброшенная? Не мог вас кто-то увидеть?
Однозначно заброшенная, частично погорелая. Поэтому и не все вынесли. Готовьте тут, а мы пока пойдем пополнять наши запасы.
Я отрядил вместе с ними еще Тимура. Мы развели костерок, поставили вариться кашу.
Погода была туманная, дождливая; дым стелился по земле и смешивался с туманом.
После ужина мы не торопились расходиться.
Лай-лай, а может ты споешь? предложила вдруг Айята. Сейчас они с ней мало общались, хотя когда-то были, вместе с Долорес, тремя лучшими подругами.
Точно, давай! поддержали еще несколько человек.
О-о, нет, нет, нет! протянул я. Вот на песни к нам-то как раз кто-нибудь и пожалует
Юссариан, повернулась ко мне Лай-лай; она сидела рядом с Антиком, и грелась его курткой; он начал оправляться от ранения, хотя оно не прошло для него бесследно: он ослеп на один глаз и хуже слышал. Мы не громко Можно?
А я, хочешь, сверху послежу, с готовностью сказал Гюстав.
Ну ладно, согласился я.
А я уже и забыл, как она поет. Так честно, так душевно. Голос ее, конечно, звучал не так, как три года назад, он стал глуше, даже несколько сипловатым.
Но пение ее все также завораживало
Она спела несколько романсов и остановилась.
Давайте разбавим лирику еще какими-нибудь песнями? предложил Том.
Разбавляй, разрешил я.
Э, не. Я послушать хочу. Эй, шаман, ты ж вроде хорошо поешь? Знаешь какие-нибудь песни?
Ну, знаю парочку.
Давай, сказал я: Только что-нибудь повеселее.
Алекс поворошил палкой тлеющие угли, припоминая слова, и запел:
Уходя от чужого безумия,
Подставляемся колким ветрам,
О тебе не тревожась, не думая
Не в чем тут обвинять себя нам.
Наречешь нас врагами народными,
Проклянешь чередой длинных фраз,
Но не мы тебя предали, Родина,
Ты сама отказалась от нас.
Лишь застынет на озере-старице
Полумесяц прозрачной воды,
И метель, пуховая красавица,
Заметает за нами следы.
Мы с тобою отныне не связаны,
Как отвергнутый древом листок,
За любовь равнодушьем наказаны,
За горенье погасли не в срок.
Наши души, живые, нетленные
Мы не дали на цепь посадить.
Нас за это назвали смятенными,
Нас за это решили убить.
Ничего нам теперь не останется,
По пути нам лишь с вьюгой ночной.
Нам не ведомо, да и без разницы,
Что случится с больною страной.
Мы не стали при жизни героями,
Мы покинули дом в трудный час,
Но не предали мы нашу Родину,
Та сама отказалась от нас.
Но не предали мы нашу Родину,
Та сама отказалась от нас.
Ох, тоска-то какая, простонал я, закатив глаза: Это называется "повеселее"? Что ж у вас за песни-то такие?
Это у нас не песни такие, это у нас жизнь такая, усмехнулся Лекс.
(8 октября)
Я сегодня проснулся рано и прислушался: зловредный дед гремел чем-то за домом. Что ж, сегодня он не застанет меня врасплох
Я попытался встать. Не все было так просто. Больше всего хотелось оставить эту безумную идею и лечь обратно. Но я пересилил это желание и по стеночке добрался до двери дома.
Нога болела адски. Зря я это затеял. Надо бы вернуться
Я выглянул на крыльцо. Холодный сухой воздух обжег легкие и кожу. Нет, я не хочу
Безумно хотелось вернуться в постель, но у колодца я увидел уже набранное ведро воды
Ну уж нет! Не дождется!
Очередным испытанием стало крыльцо. Оказалось, что хромать по ступенькам очень неудобно Пришлось лечь грудью на перила и потихонечку, бочком спуститься
Было холодно. Ну о-очень хотелось вернуться в дом
С горем пополам я доковылял до колодца. Попытался поднять ведро. М-да, хорошо, что оно уже налито. В своем теперешнем состоянии, вытащить его из колодца я бы не смог.
О, боги. Зачем я вообще вышел из дома?
Из воды на меня смотрело бледное исхудалое лицо с выделяющимися скулами. Хуже я выглядел только во времена изгнания
Я зябко повел плечами, мужественно снял рубашку и рывком поднял и опрокинул на себя ведро. Дыхание перехватило; вода затекла в глаза, нос и рот. Тело жестко ожгло холодом, мне показалось, что у меня едва не остановилось сердце
Когда я, отфыркавшись и отплевавшись (и, наконец, снова начав дышать), обернулся, старик стоял на углу дома и лучезарно улыбался:
А у Юссариана и правда ребята не промах.
А то, буркнул я, натягивая рубашку.
Старик, удовлетворенно хмыкнув, загремел посудой на кухне.
Меня тревожила одна мысль.
Скажите, у вас есть зеркало?
Что полюбоваться захотел? ехидно спросил старик: Вон там, на двери.
Масштаб трагедии я оценил, и оценивался он концом света. Два с половиной года тяжелой, изнурительной работы отправились псу под хвост.
Я закрыл глаза рукой и со стоном уткнулся лбом в стену.
Не мое это. Не мое
Ну и пес с ним.
Любуешься? издевательски поинтересовался старик.
Угу, промычал я и, паясничая, встал в красивую позу.
Великолепно! усмехнулся дед.
Два с половиной года качался! гордо заявил я.
Старик фыркнул и закрыл рот рукой, сдерживая смех.
Я тоже нервно засмеялся, попытался остановиться, но от этого только слезы проступили.
Ну что ты? Будет тебе! Не стоит! издевательски сказал дед.