Он сказал мне на прощание, усмехнулся капитан, что офицеры его гарнизона должны выглядеть наилучшим образом, и потому в средствах мы с тобой не стеснены.
Самый дорогой портной Уэльвы был самым тривиальным с виду человекомне молодым и не старым, не высоким и не маленьким, не худым и не толстым. Его окружала небольшая группка помощников и подмастерий, мгновенно, как только капитан Жильбер предъявил вексель, устремившихся ко мне, подобно стайке рыбок-пираний, что живут в реках Америки и, как говорят, могут мгновенно сожрать не то что человека, а быка. Они быстро освободили меня от старого мундира и рубашки, тут же принялись обмерять со всех сторон, записывая результаты в блокноты. Сам портной в это время ходил вокруг, давая ценные указания, которые подмастерья воспринимали с каким-то чуть ли не благоговейным вниманием.
Когда должен быть готов мундир? произнёс он, когда меня обмерили.
Завтра к полудню, ответил капитан Жильбер.
Портной назвал цену, от которой у меня в ушах зазвенело. Это же моё лейтенантское жалование за полгода! Жильбер и бровью не повёл, просто положил вексель перед портным.
За оставшимися деньгами и мундиром мы придём завтра, сказал он.
Когда мы вышли из мастерской, я задал капитану мучавший меня вопрос:
Сколько денег выделил нам полковник?
Хватило вполне, махнул рукой Жильбер, однако мы вплотную приблизились к краю выделенной суммы. Слава богу, франки сейчас особенно в цене.
Утром следующего дня я провёл только короткую тренировку, после которой собрал своих солдат и обратился к ним:
Сегодня вечером лорд Томазо, командир паладинов Сантьяго-де-Компостела, устраивает для всех офицеров гарнизона на приём. Это может означать лишь одно. Завтра утром, самое большеепослезавтра, мы выступим на войну. На войну против Годоя и Кастаньоса. Не знаю, что спровоцировало паладинов, но думаю, битва будет жаркой. И естественно, мы, как ополчение Уэльвы, не можем остаться в стороне, равно как и войска французского гарнизона. Готовьтесь, мои солдаты и офицеры, к боевому крещению. Крещению огнём и кровью.
Распустив роту отдыхать, я отправился к портному. По дороге меня перехватил капитан Жильбер. Мундир был готов и ждал меня на безногом манекене. К нему прилагались форменные штаны, рубашка и шарф. Подмастерья проводили меня в примерочную, откуда я вышел настоящим гвардейцем. Новенький мундир сидел идеально, хоть его и немного портила старая портупея. Но ничего не поделаешь, на новую денег полковника Жехорса уже не хватало. Надо будет хорошенько вычистить её к приёму, благо ещё не совсем разучился делать это, не слишком давно завёл денщика.
На приём я взял с собой Диего в качестве переводчика, ибо паладины, как сообщил мне капитан Жильбер, разговаривали лишь на двух языкахиспанском и латыни. Мой адъютант привёл свой мундир в порядок и выглядел немногим хуже меня.
Ратуша Уэльвы была большим зданием, построенным ещё во времена мрачного Средневековья, когда архитекторы и каменщики больше заботились о надёжности, нежели о красоте. Более всего оно напоминало здоровенную бочку или стилизованную шахматную ладью, с такими же квадратными зубцами по верху. На входе стояли двое младших братьев в традиционных белых испанских мундирах с крестом Сантьяго на левой стороне груди, но с вполне современными мушкетами в руках. Они лишь покосились на меня, однако так как я шёл вместе с гусарами Жехорса, меня пропустили без вопросов.
Это был весьма интересный приём. Во-первых, на нём не было ни единой женщины, ведь его устраивали паладиныкак бы то ни было, а это воинствующие монахи. Во-вторых, присутствовали только военныеникого из гражданской администрации Уэльвы, ни алькальда, ни городского судьи, ни даже суперинтенданта полиции, хоть он и имел опосредованное отношение к армии. Ну и, в-третьих, это был самый настоящий фуршет. На столах стояли бокалы с красныминого испанцы не признаваливином и лёгкими закусками. Мимо них по залу расхаживали офицерыиспанцы и французыи паладины, отличавшиеся от них только крестами на белоснежных мундирах. По ним было довольно легко определить статус того или иного паладина в ордене. У младших братьев крест был самый простой. У большей части он был сработан из куда лучшего материала, а также обшит более тёмного цвета кантом. У двоих комтуров кресты Сантьяго были окантованы золотом, а у гроссмейстера лорда Томазопурпуром.
Во время приёма офицеры пехоты полков, квартировавших в Уэльве, сторонились Серых гусар и меня за компанию, ведь все знали, что я не просто приятель Ecorcheurs Жехорса, но ещё и чужак родом из холодной России. Меня это мало заботило, я прогуливался по залу вместе со всеми, беседовал с другими гусарскими офицерами. Мы вновь подняли тему сравнения Серых гусар с нашими казаками и иррегулярными войсками диких народов. Вспомнили также и детище БонапартаВаршавских кракуз. Они должны были стать, по первоначальному замыслу, противовесом казакам, не слишком удачно, впрочем.
Приглашение гроссмейстера паладинов лорда Томазо весьма сильно удивило меня. Он прислал ко мне своего оруженосцамолодого человека с крохотным крестиком на мундире. Я сделал знак Диего следовать за мной и через него сказал юноше, что готов к беседе с лордом.
Гроссмейстер паладинов ордена Сантьяго-де-Компостела, лорд Томазо, выглядел именно так, как я представлял себе настоящего испанского рыцаря, героя Реконкисты, грозу мавров и соратника легендарного Эль-Сида Кампеадора. Выше меня ростом на полголовы, крепкого, хоть и не могучего, телосложения, в идеально сидящем белоснежном мундире, похоже, вышедшим из мастерской того же портного, что и мой, на портупее тяжёлая шпага лет на сто старше подарка мятежного генерала.
Итак, сказал он после приличествующих приветствий, вы тот самый русский офицер, ставший легендой в Уэльве. Вы совершенно не похожи на русского, какими я представлял ваш народ?
Зато вы, дон Томазо, с улыбкой ответил я, полностью соответствуете моим представлениям об испанцах.
Это действительно было так. Смуглое лицо, чёрные волосы и усыкак же ещё должен выглядеть настоящий испанец.
Обращайтесь ко мне падре, сказал мне паладин. Я ведь лицо духовного сана, хоть и не твоей церкви. Мои люди, резко мне он тему, работали с ополченцами полгода, с тех самых пор, как мы прибыли в Уэльву для подавления восстания бывшего генерала Кастаньоса. Но вы, сын мой, сделали в десять раз больше всего за несколько недель. Ответь мне, как на исповеди, в чём твой секрет?
Никакого секрета в этом нет, падре, покачал я головой. Но прежде чем я расскажу вам, в чём дело, прошу вас, не сердиться на мои слова.
Если ты молвишь правду, сын мой, то я не стану гневаться на неё, ибо сие есть проявление гордыни, коясмертный грех.
Диего приходилось весьма сильно стараться, чтобы переводить мне слова гроссмейстера именно в тех выражениях, какие он использовал в речи. Однако он из кожи вон лез, чтобы не ударить в грязь лицом перед таким важным лицом. Ходили слухи, что лорд Томазо знает французский и немецкий, но не говорит на этих языках, так как не позволяет устав ордена.
Ваши паладины, лорд Томазо, наследники древних рыцарских традиций, люди, несомненно, благородного происхождения, издалека начал я, не считают ополченцев не то, что равными себе, но просто достойными солдатами, способными хоть на что-нибудь на поле боя. Ведь там всё решат они, паладины, и линейная пехота французов, и потому они на самом деле толком не занимались подготовкой ополченцев. Научили шагатьхорошо, обращаться с мушкетамиотлично! А что ещё надо? Вот паладины и проводили время на плацу ополченцев совершенно бесцельно.
Я обещал тебе, сын мой, не гневаться на тебя за правду, вздохнул гроссмейстер, однако гнев всё же овладевает моей душой, хоть и онтакже смертный грех. Но направлен он не на тебя, сын мой, а на моих паладинов, которые пренебрегли долгом, возложенным на них мною. Я побеседую с ними после этого приёма. Благодарю тебя, сын мой, за то, что ты сообщил мне об их почти преступной халатности.
Если моё слово чего-то стоит в ваших, падре, глазах, заметил я, то прошу вас не судить их слишком строго. В этом виновны не они, но тысячелетние традиции, на которых стоит дворянство во всём мире. Я хоть и из дворян, но ещё дед мой был простым разночинцем и дослужился до чина, дающего право на наследственное дворянство, на статской службе. Именно потому я никогда не смотрел на солдат сверху вниз, ведь именно такие взгляды бросали на меня соученики по кадетскому корпусу
Ты очень интересный человек, юноша, несколько сменил тон лорд Томазо. Признаться, я хотел было повесить тебя, когда полковник Жехорс передал мне письмо от бывшего генерала Кастаньоса. Оно было выдержано в весьма оскорбительных тонах, и я поддался гневу, что бывает со мной весьма редко. Я вызвал к себе полковника и велел доставить того, кто привёз это письмо. В тот момент я полагал, что этот человек не может быть никем иным кроме шпиона герильясов.
Что же спасло меня от вашего гнева, лорд? вежливо поинтересовался я.
Полковник Жехорс, ответил лорд Томазо. Он сказал мне, что сейчас ведёт проверку этого человека, для чего отправил его куда-то далеко с конным патрулём. После я как-то позабыл об этой истории, начав готовить войска для операции против обнаглевших герильясов. И вот я узнаю, что этот человек не просто является офицером гарнизона Уэльвы, но он ещё и сумел сделать из ополченцев настоящих солдат.
И снова я должен быть благодарен полковнику Жехорсу? полуутвердительно сказал я.
Именно, согласно кивнул гроссмейстер. Он подошёл ко мне и сообщил, что ты, юноша, блестяще выдержал его проверку. И я решил пообщаться с тобою.
И к какому же выводу вы пришли из нашего разговора? Можете ли вы мне доверять?
Доверять, сын мой, я могу только сыну Вселенской Католической церкви. А ведь ты ортодокс, не так ли?
Православный, позволил себя поправить гроссмейстера по-русски, это слово имеет несколько иное значение.
Вижу, ты искушён в языкознании, заметил он. Но столь ли искушён ты в законе Божиим?
Не столь хорошо, покачал я головой, хоть и прилежно изучал его в гимназии и кадетском корпусе. Однако после этого у меня было немного времени для того, чтобы улучшить это знание. И потому я стараюсь воздерживаться от теологических споров, оставляя их богословам.
Похвально, сын мой, кивнул лорд Томазо, как твоё прилежание, так и то, что ты не желаешь влезать в те вопросы, в которых не разбираешься в достаточной мере. А теперь мне пора переговорить с иными гостями. Ступай с миром, юноша.
Благодарю вас, падре.
Мы с Диего покинули лорда Томазо, вернувшись в компанию офицеров гарнизона. По дороге обратно я сердечно поблагодарил юношу за старания, ведь ему приходилось прилагать все знания обоих языков, чтобы быстро и, главное, точно переводить мне слова паладина, а емумои.
(из воспоминаний генерала Франсиско Хавьера Кастаньоса-и-Арагонеса)
Будь проклят тот день, когда я поддался на провокацию этого немецкого ублюдка барона Рабе! Он пришёл ко мне за полтора месяца до битвы у годоева подворья и предложил спровоцировать паладинов Уэльвы. Он уверял меня, что у меня гораздо больше людей, пускай и не на всех я могу рассчитывать, а он также обещал мне батарею пушек в помощь. И не просто поровых, но сверхсовременных тогда паровых. Надо отметить, к его чести, что он, действительно, поставил мне обещанную батарею. Вот только его канониры лишь в общих чертах объяснили моим людям как с ними обращаться и в сражении они не сыграли особой роли.
Лишь много позже я узнал, что эта провокация была направлена не против паладинов Уэльвы или против нас. Нет. Вся эта история была затеяна для того, чтобы скрыть нападение на старинный форт со средневековой часовней, расположенный в нескольких милях от места событий.
Командиром линейной пехоты в армии лорда Томазо был пожилой капитан Сен-Симон. Не смотря на фузилерный мундир его вполне можно было принять за гренадера, статью он вполне подходил. Он оказался толковым командиром и согласился выслушать меня, не кривясь из-за того, что командовал я ополченцами. На самом деле, разговор этот мы начали ещё на приёме в ратуше, однако продолжить его смогли только сейчас, перед самой битвой.
Как ни крути, Сен-Симон, сказал я, моих людей трудно назвать настоящими солдатами. Они толком не нюхали пороху и могут не выдержать натиска пехоты Кастаньоса.
И что же ты предлагаешь, Суворов? Мы обращались друг к другу без чинов и по фамилии. Ведь не стал бы ты заводить такой разговор именно сейчас без особой на то причины.
Тебе б в следователи пойти, Сен-Симон, усмехнулся я, цены бы не было. А если серьёзно, то я хотел поставить своих ополченцев в третью шеренгу. Стреляют они вполне нормальносинхронно и точноа в рукопашную схватку вступят только в самом крайнем случае.
Хочешь прикрыть моими фузилерами своих ополченцев? поддержал шутливый тон Сен-Симон. А, вообще, идея неплоха. Чую, битва грядёт жаркая, и каждый боец будет на счету. Хорошо. Строй людей, Суворов. Мои солдаты прикроют твоих.
Напротив нас выстроилось войско Кастаньоса. Все без мундиров, коих я видел множество на годоевом подворье, зато в одинаковых белоснежных льняных рубашках свободного покроя. Среди них не было барабанщиков, флейтщиков и знаменосцев. Оружие было самым разнообразным, иные просто обвешаны им с головы до ног, только что ножей в зубах не хватает. На флангах гарцевали всадники, как не странно, все в мундирах. Я без труда опознал конных егерей, здесь их называли казадорами, что брали меня не так давно в плен. Были тут гусары в синих ментиках и красных доломанах. И драгуны в песочно-жёлтых мундирах с карабинами поперёк седла.
Начали баталию пушки. Сначала грянули наши орудияв не слишком стройные ряды герильясов устремились лёгкие шестифунтовые ядра. Большая часть орудий Уэльвы была установлена на башнях города и не обладала достаточной мобильностью, чтобы принять участие в нашем походе. Поэтому лорд Томазо взял с собой лишь лёгкие орудияшестифунтовки. Да и тех у нас было всего шесть, такой вот каламбур. Только что называется гордобатарея. Но и этих шести ядер хватило для того, чтобы рассеять несколько рот на левом фланге врага. Они прокатились по их нестройным рядам, оставляя изрядные кровавые просеки, и тут некоторые герильясы бросились бежать, не бросая оружия, впрочем. Скоро бегство стало массовым и три роты дезертировали в полном составе.
Запели полковые трубы и в образовавшиеся разрывы во вражеском построении устремились уланы и конные егеря, вскидывающие на скаку свои карабины. Хорошее начало битвы.
Когда тылы армии Кастаньоса окутались дымом, мне на мгновение стало очень страшно. Столько дыма бывает при залпе не менее чем сотни орудий. Даже если канониры герильясов никуда не годны, им всё равно удастся задавить нас количеством. Однако всё оказалось не столь фатально. Дым на поверку оказался паромпо нам стреляли из паровых пушек. И было всего полдесятка. Продолговатые снаряды непривычной формы врезались в землю между нашими построениями, а один и вовсе улетел куда-то за наши спины. То ли канониры у Кастаньоса были просто никакие, толи не успели освоить сверхновую технику. Толку тогда от неё.
Ударили ротные барабаны, и солдаты шагом двинулись в атаку, поддерживать лёгкую кавалерию. Герильясы выступили нам навстречу, правда без музыки и барабанного боя. Не смотря на провал левого фланга, они держались вполне воинственно и даже высокомерно. На фланге же наша лёгкая кавалерия частью преследовала бегущих, а частью атаковала тех, кто покрепче сердцем. Последние сбились в плотное каре и отчаянно оборонялись от наскакивающих на них улан. Однако их ещё и обстреливали конные егеря, так что долго им не продержаться. Тем отчаянней герильясы будут драться в центре и на правом фланге.
Из-за того, что мои люди стояли в третьей шеренге, они оказались сильно растянуты, они занимали позиции на нашем левом фланге и частично в центре. Нас прикрывали гренадеры и фузилеры, куда лучше чувствующие себя в рукопашной, нежели ополченцы. Это было оптимальным выбором, мы могли поддерживать огнём дерущихся солдат, жаль только, мне так и не удалось выбить из кастеляна нарезные штуцера для моих ополченцев, придётся обходиться обычными мушкетами.
По привычке я на ходу зарядил «Гастинн-Ренетт», положил его на сгиб локтя, неосознанно копируя позу покойного поручика Федорцова. Когда мы сблизились на двадцать шагов, барабаны ударили «Стой!» и мы замерли.
Заряжай! зазвучали команды на двух языках, испанском и французском. Подровнять ряды!
Герильясы остановились спустя исчезающе малое мгновение. На той стороне всё делали чётко и слаженно, похоже центр и правый фланг Кастаньоса образовывали бывалые ветераны, а не беглые преступники. Непростой нам достался противник. Да и про кавалерию забывать не стоит.