Барабаны отбили мелкую дробь, будто горох посыпался. Первая шеренга фузилеров и гренадеров опустилась на колено. Деревянные палочки звучно ударили в тонко выделанную кожу, но их почти заглушил слитный залп. Поле затянуло кисловатым дымом. Наша вторая шеренга несколько опередила вражескую, тяжёлые пули выбили многих испанцев в белых рубашках, которые уже обильно пятнала пороховая гарь.
Cerrar las filas! кричали испанские унтера. Сомкнуть ряды! вторили им французские сержанты.
Tercer fila! во всю мощь лёгких прокричал я. Третья шеренга! поддержали меня французы.
В иных командах мои ополченцы не нуждались. Мы дали залп почти вслепую, стараясь не попасть в своих, поле было затянуто пороховым дымом настолько, что в нём тонули всеи соратники, и враги. Мне всё же удалось разглядеть красное лицо испанца с ошеломительными бакенбардами ярко-рыжего цвета. И всадить в него пулю. Не знаю уж, я ли в него попал или кто другой, но в переносице испанца появилась дыра. Он покачнулся и завалился на спину.
Примкнуть штыки! Armar la bayoneta!
Tercer fila, fuera! скомандовал я, и мои люди, уже было взявшиеся за штыковые ножны. Наше дело стрелять, уже тише добавил я. Диего не стал переводить эти слова остальным. Cargar! зычно рявкнул я и команду подхватили мои унтера.
А тем временем перед нами разворачивалась чудовищная картина рукопашной схватки. Гренадеры и фузилеры пошли в штыковую на герильясов, встретивших их сталью. Испанцев было больше, однако французские гренадеры всегда славились своим упорством и силой. А фузилеры старались от них не отстать, ничем не уступить кичливым наглецам, получающим усиленное питание и надбавку к жалованию. Рукопашная схватка была жаркой и жестокой. С пороховым дымом мешался надсадный вой убиваемых и умирающих. Хотелось зажать уши, чтобы не слышать его. Я выудил из лядунки бумажный патрон и принялся заряжать «Гастинн-Ренетт», отвлекаясь от творящегося в десятке шагов кровавого действа. Однако продолжал внимательно следить за ним, какой же я офицер, если за ходом боя не слежу.
Русский! услышал я голос капитана Люка, командира вольтижёров, также в рукопашную не вступавших. Лейтенант Суворов, строй своих ополченцев и поддержи меня.
К нам в тыл, обходя по левому флангу, устремилась вся вражеская конница. Её было не так много и потому Кастаньос не стал распылять силы, вложив все в один удар. В то время как гусары с казадорами атаковали отчаянно маневрировавших улан и егерей, драгуны устремились к нам, на скаку вскидывая к плечу карабины. Это не гусарские ружья, заряженные картечью, которые бьют нормально только в упор. Драгуны обстреляют нас, что называется, с седла, а потом обрушатся всей мощью на дрогнувшие от огня ряды. Ополченцы и вольтижеры в рукопашной не сильны, могут и не выдержать атаки кавалеристов.
В три шеренги! выкрикнул я, не напрягаясь и не вспоминая команды на испанском.
Барабаны ударили «перестроение в удвоенном темпе». Ополченцы начали споро, хоть и косясь на идущую неподалёку рукопашную схватку, строиться, а когда закончили, я скомандовал:
За мной!
Теперь барабаны заиграли «ускоренный марш» и мы, как были, тремя шеренгами двинулись на правый фланг. Однако драгуны заметно опережали нас. Выстроившись в две линии, два эскадрона песочно-жёлтых всадников уже изготовились к стрельбе. И я решил рискнуть, привлекая к себе внимание драгун.
Залп с ходу! скомандовал я. Выстрели в штыковую!
От волнения я едва не сбился с французского на русский. Диего быстро и точно переводил мои слова. Унтера доносили их до солдат.
Fuego!
Наш залп по счастливой случайности практически совпал с залпом вольтижеров. Пули разили драгун. Они падали, часто вместе с лошадьми, создавалась кошмарная неразбериха. Драгуны не сумели выстрелить нормально. Карабины били в белый свет, как в копеечку, ранив нескольких вольтижеров и сбив с одного моих ополченцев двууголку. Однако, не смотря на это, драгуны оставались весьма большой проблемой. Ведь основной силой любой кавалерии всегда была рукопашная атака, а не огнестрельное оружие. Испанцы быстро оправились от слитного залпа, и теперь готовились налететь на вольтижеров со всей яростью. Их останавливало лишь наше присутствие на фланге. Атакуй они вольтижеров, мы ударим по ним, но и медлить с этим нельзя. Ведь мои ополченцы шли на них в штыковую.
Проблему выбора решили за драгун Серые гусары Жехорса. Выстроившись клином, они промчались на всём скаку мимо нас с вольтижерами и, пренебрегши мушкетонами, тут же устремились в рукопашную.
Чего встали? прикрикнул я на солдат. Продолжать марш!
Вновь ударили барабаны. Заиграли флейты. Наши шеренги заняли свои позиции, и солдаты без команды принялись заряжать мушкеты.
Артиллерия с обеих сторон обстреливала вражеские тылы, и у наших шести шестифунтовок это получалось гораздо лучше. Продолговатые снаряды паровых орудий падали, где угодно, только не в наших рядах, что меня, надо сказать, только радовало. Лишь раз вражьи канониры, по счастливому для них, и несчастному для нас, стечению обстоятельств попали точно в цель. Снаряд пропахал несколько футов по рядам пехоты резерва, оставив за собой просеку из трупов и калек. Однако испанцыэто были солдаты верного Бонапарту полкабыстро сомкнули ряды, а фельдшера унесли с поля боя раненых и убитых.
Per signum crucis de inimicis nostris libera nos, Deus noster, разнеслась над полем молитва. In nomine atris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.
В атаку пошли паладины Сантьяго-де-Компостела. Они ехали, выстроившись в две шеренги, без труб, под знаменем с таких знакомым и родным Святым Георгием, поражающим змия. В тяжёлых кирасах и стальных шлемах, никакого огнестрельного оружия, в руках вместо сабель и палашей настоящие длинные кавалерийские мечи, лишь у комтуров и самого лорда Томазотяжёлые шпаги. Быстро перестроившись в клин, паладины зашли во фланг герильясов и ударили с разгона, буквально сметя несколько десятков солдат. При этом пострадали и французские фузилеры, но на такие мелочи паладинам было, похоже, наплевать. Они обрушили тяжёлые мечи на головы герильясам, от них не спасали разнообразные кивера, что носили мятежники. Глубоко врубившись во фланг, паладины обратили в бегство множество герильясов. Те же, кто остался сражаться, сбились в плотные каре и гибли под ударами кавалерии и пехоты. Так поступали, в основном те, кому было некуда деваться.
Кастаньос, к чести его, не стал и дальше гробить людей. Трубы в его лагере сыграли отступление и резервы, в основном, пехотапроверенные временем и боями ветераныдвинулись прочь с поля боя. Они возвращались на годоево подворье, где можно укрепиться и даже такими силами держать оборону. Кавалеристы также поспешили выйти из баталии с наименьшими потерями.
В нашем тылу заиграли трубыи за ними вдогонку устремился наш кавалерийский резерв. Эскадрон гусар Жехорса и дивизион испанских лёгких драгун. Их лошади были свежими, а сами они не дрались только что, так что судьба герильясов была незавидна. Меня это уже мало интересовало. Битва была окончена. Кастаньос повержен. Осталось только дождаться сигнала к возвращению в лагерь.
Однако отдохнуть в тот день нам было не суждено.
Глава 10, В которой герой впервые встречается с неведомым
Едва мы успели вернуться в лагерь, как туда примчался всадник на взмыленной кобыле. Судя по мундиру, точней его остаткам, это был паладин. Он тут же был препровождён в шатёр лорда Томазо, а спустя ещё несколько минут туда вызвали полковника Жехорса. Он пробыл в шатре меньше четверти часа и вышел оттуда на удивление злым. Я не видел его настолько обозлённым ни разу.
А, Суворов, как и все французы, он произносил мою фамилию с ударением на последний слог, и второе вэ меняя на эф, ты-то мне и нужен. Отправляйся в мою палатку и жди Люка. У меня будет для вас поручение.
Отправив за капитаном вольтижеров вестового, Жехорс вместе со мной вошёл в свою палатку. Мои попытки разговорить его он попросту игнорировал. Первым делом полковник налил два бокала вина, тут же выпив свой почти одним глотком, чего я от француза никак не ожидал.
Пей, Суворов, пей! сказал он, наливая второй. Тебе нескоро, видимо, придётся попробовать вина!
Слова эти мне совершенно не понравились, но я предпочёл дождаться капитана Люка. Тот пришёл очень быстро, что меня весьма порадовало.
Итак, господа, обратился к нам полковник Жехорс, наливая третий бокал вина капитану Люка, паладины требуют от меня людей для своих нужд. На их форт, расположенный в двух десятках миль отсюда напали. Именно оттуда прискакал тот самый израненный гонец. И теперь святоши требуют от меня не меньше двух рот для того, чтобы отбить его обратно. Они и сами пойдут туда, но для штурма более подходит пехота, так что лорд Томазо обратился ко мне и потребовал войска.
При всём моём уважении, господин полковник, возмутился капитан Люка, но мои люди плохо подходят для штурмов. Мы лёгкая пехота и наша задача на поле боя
Я знаю, в чём состоит ваша задача на поле боя, капитан! перебил его полковник. Но гренадеры и фузилеры понесли слишком большие потери во время боя и сейчас вымотаны до предела. Посылать их на штурм крепостипреступление! А твои вольтижеры и ополченцы Суворова почти не принимали участия в баталии. Вы подходите лучше всего.
А испанцы, что же? поинтересовался я. Они не желают помочь своим паладинам?
Отчего же, покачал головой полковник, никак не отреагировав на мою дерзость. С вами отправиться батальон испанских гренадеров, тот, что не понёс потерь в бою. Но кто-то же должен прикрывать их огнём во время штурма. А высамые свежие солдаты, что есть у меня.
Но отчего вы были столь злы, когда вышли из шатра лорда Томазо? всё же осмелился спросить я.
Оттого, каким тоном этот святоша разговаривал со мной! стукнул кулаком по столу Жехорс. Они забыли, кто сделал им сегодня победу! Индюк напыщенный! Говорил со мной, будто я его пейзан! В общем, у вас два часа на сборы. Выступите с закатом.
Есть, чётко ответили мы с Люка, и вышли из палатки полковника.
Командиром испанских гренадеров был саженного роста офицер, чем-то неуловимо напоминающий лорда Томазо. Такой же смуглый, черноволосый, да и белые мундиры весьма похожи, только на гренадерском, конечно, не было креста Сантьяго-де-Компостела.
Позвольте представиться, сказал он на безупречном французском, майор Энрике Фернандес де Камбра, кавалер де Овандо, к вашим услугам.
Суворов Сергей Васильевич, представился я, временный лейтенант Первого ополченческого полка Уэльвы, да-да, именно так официально называлось моё подразделение, поручик Полоцкого пехотного полка.
Эжен Люка, щёлкнул каблуками вольтижер, помпон кивера которого едва доставал до плеча рослого гренадера, капитан роты вольтижеров Двадцать четвёртого линейного полка.
Обо мне вы и позабыли, дети мои, подошёл к нам лорд Томазо. Он не сменил грязного после боя мундира, лишь снял тяжёлую кирасу и шлем. Мы выступаем через час, вам этого времени хватит?
Я не стал упоминать, что полковник Жехорс дал нам два часа, как и остальные. Спорить с лордом Томазо никто не хотел.
Форт расположен в двадцати двух милях отсюда, сказал нам лорд Томазо. Это расстояние мы пройдём ускоренным маршем. Ваши люди это выдержат?
Выдержат, за всех ответил майор де Камбра.
Только сейчас я понял, что лорд Томазо разговаривал с нами на французском. Значит, не врали слухии сейчас он решил несколько отойти от правил своего ордена.
Мы выступили за час до заката. Жаркое, не смотря на позднюю осень солнце, клонилось к горизонту. Мы шагали по пыльным дорогам Андалузии, а я вспоминал такой же марш по летней Литве, к Варшавской границе, застянку Шодровичи. Господи, как же далеко забросил ты раба Своего Суворова Сергея!
Шапки снять! отдал я приказ, снимая кивер и вытирая пот со лба.
Барабанщики играли бой для скорого шага, и звук этот настолько въелся в уши, что я уже не представлял себе мира без него. Я поднял глаза к темнеющему небу, которое медленно, но верно затягивали свинцовые тучи. Смотрелись они в лучах заката весьма живописно, а назавтра, если не уже этой ночью, обещали ливень. О них мне много рассказывали унтера моего полка, и из их слов выходило, что до тех времен, когда они обрушатся нам головы, осталось не так много времени. На самом деле, они должны были начаться, буквально, со дня на день.
Когда же всем нам, и даже мне, стало казаться, что ночной марш никогда не закончится, на горизонте появилась громада форта паладинов. Он поражал своими размерами. Кто только назвал его фортом? Это был самый настоящий замок, словно сошедший с картинки из рыцарского романа. Серые стены, сложенные из базальтовых глыб, круглые башни с зубцами, на которых установлены пушки, могучий донжон со странным флагом над ним. Это был не испанский жёлто-красный, не Сантьяго-де-Компостела паладинов. Его было плохо видно, да и ветра почти не было, лишь когда небольшие порывы иногда раздували его, заставляя несколько мгновение трепетать, после чего он снова опадал. Я смог разобрать лишь белый круг на тёмно-красном полотнище с каким-то символом в нём. Никогда не видел подобных флагов.
Asalto en marcha! скомандовал лорд Томазо, выхватывая из ножен тяжёлую шпагу. Hermano Fernan, preparar un mulos!
Когда между нами и стенами форта осталось две сотни шагов, по нам открыла огонь крепостная артиллерия. Били, правда, только два орудия и довольно скверно. Похоже, нормальные канониры были только у французов. А может всё дело в изрядно устаревших орудиях, что стояли на башнях форта, и сложности прицеливания. Как бы то ни было, по нам ни разу не попали, пока мы строились под стенами форта, а паладины готовили гружёных порохом мулов. Именно эти нечастные животные должны были разбить и без того повреждённые и кое-как заделанные ворота форта.
Мы пойдём первыми, сказал нам с Люка майор де Камбра, за мной вольтижеры Люка, третьимиваши ополченцы Суворов. Две моих роты пойдут в донжон, вместе с паладинами под прикрытием вольтижеров, а вы, Суворов, с третьей ротой остаётесь во внутреннем дворе. Ваша задача, не дать врагу ударить нам в спину. Также выделите людей для очистки стен и башен.
Есть, ответил я.
Чудовищный взрыв грянул, как и положено, совершенно неожиданно. Ворота разлетелись с жутким треском, и тут же загремел голос лорда Томазо:
Adelante, hermanos en Cristo!
И паладины, сменившие коней перед боем на свежих, устремились в пролом, как обычно распевая на скаку молитвы и церковные гимны. Не отстали от них и гренадеры. А мои ополченцы и вольтижеры, как раз спешить не стали. Для начала мы обстреляли врагов, засевших на стенах и надвратной галерее, заставив их пригнуть головы. Особых потерь они, конечно, не понесли, однако и вести огонь по ворвавшимся внутрь форта паладинам и гренадерами они также не могли.
Отстаём, Суворов! крикнул мне Люка. За мной!
От тебя не отстану, Люка! усмехнулся я.
Вольтижеры ринулись в арку ворот, а мои ополченцы дали ещё один залп по галерее, и побежали за ними.
Во внутреннем дворе форта шёл бой. Не спешившиеся паладины рубили солдат в странных серых и чёрных мундирах, каких я не видел до тех пор ни разу. Те, похоже, плохо представляли, как противостоять кавалерии и сбивались в жалкие подобия каре, которые без труда разносили закованные в сталь паладины или расстреливали залповым огнём гренадеры с вольтижерами. В общем, можно сказать, что этот бой закончился даже не успев толком начаться.
Лейтенант да Коста, подбежал ко мне молодой гренадерский офицер.
Лейтенант Суворов, представился в ответ я. Сержант-майор Вилья, подозвал я к себе командира взвода, поступаете в распоряжение лейтенанта да Косты. Очистите от врага стены.
Есть! гаркнул тот.
Вести прицельный огонь повзводно! продолжал командовать я. Без команды. Поддерживать огнём гренадеров и паладинов! В рукопашную не лезть!
Стрелять из «Гастинн-Ренетта» в той неразберихе, что творилась во внутреннем дворе, было бы форменным безумием. Поэтому я удовольствовался ролью наблюдателя, предоставив командовать моим унтерам. И, надо сказать, те справлялись на отлично. Шеренги вели огонь слаженно и точно, расстреливая сбивающегося в каре противника, почти не уступая вольтижерам Люка. Когда же серомундирные солдаты, судя по всему, немцы, по крайней мере, команды отдавали именно на немецком, пытались контратаковать и связать их рукопашной, ополченцы быстро отступали за спины гренадеров. Я был с первым взводом, которым командовал сержант-майор Альдонсо, по прозвищу Дон Кихот, однако не вмешивался, предоставив ему полную свободу, правда, был готов в любой момент вмешаться, если бы тот отдал какой-нибудь самоубийственно-глупый приказ. К чести Альдонсо, скажу, ни единого подобного приказа он не отдал. Дважды я разряжал свой «Гастинн-Ренетт». Первый разв лицо рыжеволосому здоровяку в стальной каске странной формы. Второйв грудь человеку в явно форменном кожаном плаще-пальто странного покроя и фуражной шапке, командовавшему небольшой группкой солдат в чёрных с серебром мундирах. Он покачнулся, вскинул руку с пистолем, украшенным двумя молниями, и рухнул навзничь, выкрикнув что-то по-немецки. Я разобрал только слово «победа».