Реакция сидящих была разной. Немало выпивший Степан посмотрел на них зло. Тимоха испуганно икнул. А Никита Палыч только усмехнулся:
Здорово, обходчики. Сколько за вечер контры настреляли?
Контра нас боится, сказал Топор. Контра боится, трудовой народотдыхает. Кто спит, кто праздник празднует. Мы и заглянули на огонек да на стаканный стук. А заодно хотим узнатькакая такая радость соседям привалила
Но Колька, приглядевшись внимательней к сидящим за столом, рявкнул пьяным баском:
Да никак Назаров? Вот какая для радости причина. Здравствуйте, Федор Иванович.
Здорово, ответил Назаров.
Поздновато ты, Федя, вернулся, сказал Виктор Топоров. У тебя, глядишь, вчера война кончилась, а у нас уже два месяца своя идет.
Для меня любая закончилась. Надоело.
А за трудовой народ в родном краю ты еще не воевал. Ладно, может, еще надумаешь. У нас войско веселое. Ни чинов, ни чищеных сапог, командира сами выбираем. Нравитсякомандир, не нравитсявсе руки подняли и коленом под зад.
Да что вы все про сапоги да командиров, садитесь за стол, торопливо сказала старуха. Колька благодарно икнул и сел на лавку. Следом за ним плюхнулся Топор, поставив винтовку между колен. Только тут он увидел Тимоху.
И ты здесь? Скажи-ка еще один стишок, который от учителя-контрика узнал.
Тимоха сделал вид, что до того пьянне ответить.
Не боись. Ты, главное, на улице не ори, а под крышейчто хочешь. Лишь бы хозяева разрешили.
После этого он взял бутыль, в которой еще оставалось около трети содержимого, плеснул самогон в две ближайшие емкости и поискал взором стакан Назарова.
Надо с тобой выпить, Федька. За счастливое возвращение да за нашу власть. Куда тебе плеснуть?
Я на сегодня уже свою норму отпил, ответил Назаров.
Странное дело, человека четыре года не видел, а как вернулся, так не выпить.
Сказал же, на сегодняотпил.
Ну, это непорядок. Я не просто Виктор Топоров, я теперь народная власть. Ты выпить обязан.
Да ну?
Нет, ты правду скажи. Брезгуешь мной? уже сурово и без шутливости спросил Витька.
Правду сказать или соврать? ответил Назаров.
Правду, правду! азартно крикнул Витька Топор, чуть ли не ложась грудью на стол. Правду скажи!
Отчего не сказать. Брезгую.
Ах вот как! Топоров приподнял винтовку и хлопнул прикладом об пол, но тут же успокоился, видимо, что-то придумав.
Хорошо же, Коля, нас с тобой здесь приветили. С благородиями на фронте, небось, шимпанское пили, а со своим братом-мужиком уже зазорно.
Непонятливый ты, грустно качнул головой Назаров.
Нет, это ты непонятливый. А я все уже понимаю. Меня правильные люди на ум наставили. Впрочем, а с кем это я говорю? Витька взглянул на Федора, стараясь изобразить на своем лице непонимание, что ему, кстати, удалось. Вот старая каргаэтому дому хозяюшка. Вот Никитахозяин, вот Степан-одноног, вот Тимоха-дурак. Народ хоть и темный, но мне знакомый. А это что за брезгливый мужик напротив сидит?
В комнате стало тихо.
Я тебя спрашиваю, гражданин, с упором на последнее слово сказал Топоров. Кто ты?
Не дури, Витя, встрял в разговор Степан. Ты же Федора Назарова не раз у нас видел.
Это для тебя он Федя-соседя. А ябоец сельской Красной гвардии. Мне документ подавай, а не Федю.
Ты что себе в чужом доме позволяешь? не выдержал Степан и приподнялся, опираясь на костыль. Виктор Топоров проворно соскочил с лавки, прыгнул назад и вскинул винтовку, наведя на сидящих. Колька еще раз икнул и тоже встал, поднимая винтовку.
А ну-ка сядь, Степан Алексеич. Палец Витьки лежал на спусковом крючке, а в хмельных глазах читалось, что надавит он его без колебаний. Сядь и не маши липовой ногой. Я и не в такие дома захаживал. Тоже, бывало, кричали на меня и махали чем попало. Потом в ножки кланялись: хоть жизнь оставь, Виктор Михайлович, не губи, сердешный.
Ну как, Витька снова посмотрел на Назарова. Есть документ? Али нам самим в твоих карманах порыться?
Степан взглянул на солдата и удивился внезапно произошедшей перемене. Будто и не пил Федор Назаров в этот вечер. Смотрел он вокруг внимательно и весело, просто радовался жизни. Так счастлив утомившийся от безделья батрак, которому наконец-то предложили легкую и доходную работу.
Документ есть, и Федор протянул Витьке Топору паспорт. Тот взял документ, открыл и начал вглядываться, будто страницы были исписаны китайскими иероглифами. На его морде появилась подлая усмешка.
Я же, братцы, неграмотный. Рад был бы прочесть, так не могу. Нет, точно в Усадьбу идти придется.
Витька, чуть не крикнул Никита Палыч, ты же три года в школу к Карлу Леопольдовичу отходил!
Карла Леопольдовича трудовой народ контрой признал. Значит, уроки егоне уроки. Колька тоже неграмотный. Правда, Колька? Посторонним грамотеям я довериться права не имею. Значит, в Усадьбу нам путь-дорожка. Надевай шинель, Назаров. Ты не смотри, что тепло во дворе: до утра все равно не допросим, а на полу в подвалепрохладненько. Ты же, хозяюшка, не забудь лукошко с провизией собрать. А то, сама знаешь, как иногда случается. Попал человек, да и подзадержался на неделю-другую.
Степан открыл рот, чтобы сказать Витьке Топору, что он думает, но Федор быстро взглянул на приятеля, и тот промолчал.
Может, повременим? сказал Витька. Может, Назаров все же выпьет с нами.
Да ты еще и глухой, с неподдельным сожалением сказал Назаров. Ну сказал я же тебебрезгую.
Тогда одевайся поскорей. Дивлюсь я на тебя, Назаров. Человеку на войне умнеть положено, а ты дураком вернулся. Ну как знаешь. Пошли. Не спи, Колька. Становись сзади и двигай.
Колька икнул в знак того, что понял приказ, повесил винтовку на плечо (она болталась, как деревянная игрушка у мальца Климки) и, пошатываясь, пошел к выходу. Перед ним шел Назаров, а возглавлял процессию Витька Топор.
В сенях Назаров на секунду задержался, нащупал в полутьме фуражку, снял с гвоздя и вышел на улицу вместе с конвоирами. Однако теперь походный ордер изменился: Колька шел по-прежнему сзади, а Витька Топор тоже сзади, но чуть в сторонекрыльцо было достаточно широким. Из окна во двор падал тусклый отблеск керосиновой лампы. Самого крыльца он не касался, поэтому все трое на ступеньки вступили осторожно: не упасть бы.
А потом на крыльце завертелась какая-то невообразимая карусель. Стоявшая у двери метла внезапно оказалась в руках товарища Назарова и пошла выписывать круги и восьмерки. Колька и Витька так и не поняли, что же с ними произошло, отчего они попадали с ног, и что же их так больно ударило, и почему они так и не успели ни разу стрельнуть.
Не глядя на стонущего и катающегося по крыльцу Кольку, Назаров подошел к Витьке и поднял его за шкирку. Если у Кольки была всего одна винтовка, то его начальник отправился в патруль вооружившись как следует. Назаров снял с Витькиного пояса трофейную германскую лимонку, а из кармана пальто вытащил револьвер.
Ну что, будем еще паспорта читать? ласково спросил Назаров. Чего молчишь, Витенька? Старший, чай, спрашивает. Еще какие документы читать будешь или так признаешь?
Назаров ты, сказал пришедший в себя Витька Топор. За одну минуту он осунулся, погрустнел, и причиной этому была не шишка на лбу, а потеря оружия. Не чувствовал он себя без винтовки человеком. Колька ничего не сказалон был по-прежнему неразговорчив, только хватал себя за побитое место, пытаясь определить: висит ли там хоть чего-нибудь. Вышедший на крыльцо Никита Павлович склонился над ним.
Да я это, я и никто другой, наставительно произнес Назаров. Никто в этом не сомневается, и ты не моги.
«Я и сам в этом уже нисколько не сомневаюсь», добавил про себя вернувшийся с войны солдат.
Слушай, Колюша, ты уж не горюй, что так все обернулось, успокаивал Никита Павлович ушибленного комбедовца. Если бы ты невзначай из ружья пальнул, еще хуже бы вышло. И на Федора Ивановича не сердись. А как в Усадьбу вернетесьскажи: вышли за околицу, увидели костер. Хотели подкрасться, а тамзасада. Ружья отобрали да по шее надавали. Если вы Слепаку правду скажете, что Назаров вас двоих с ружьями голыми руками скрутил, так вам самим в подвале до Духова дня сидеть. Ну, не сердишься? Хорошо. Умница. Сейчас я тебе рассольчика принесу. И головушка пройдет, и прочее. И не бойся. Дедушку моего Сергея Никанорыча, Царствие ему Небесное, однажды жеребец тоже в мудя задней ногой отбрыкнул. И ничего, я-то потом родился. А жеребчик с той поры охромел.
Через минуту в темноте скрылись две фигуры, поддерживающие друг друга. Так уходят с обильного застолья, когда радушные хозяева не пожалели ни выпивки, ни закуски.
* * *
За столом сидела та же компания. Лариса, вышедшая из своего чулана, слегка дрожала, поэтому Фекла Ивановна ее успокаивала.
А во дворе-то холодновато, сказал Назаров. Надо бы еще налить. Я одно не понимаюкак народ в Зимино такую дрянь терпит?
А что делать? развел руками Никита Павлович. Так и живеммежду бандой и комбедом. Козин то и дело записки нам шлет: кто, мол, землицу мою распашетляжет в нее вместо навоза. А у меня, Федя, в Филаретовой чаще береза лежит, бревен двадцать в феврале нарубил. В доме дрова скоро кончатся, а березу не вывезешь. Еще отберут лошадь с телегой, как жить потом? Слушай, Федя, может, ты бы съездил завтра? Тебя-то они забоятся. Возьми Тимоху.
Я, Никита Палыч, домой тороплюсь.
Встанешь пораньше, быстро обернешься и домой пойдешь. Мне скоро придется плетнем топить.
Ладно, утром посмотрим.
Разговор стих. Фекла Ивановна открыла дверь. Откуда-то донесся дребезжащий, механический голосишко «О баядерра».
Граммофон гоняют, охальники, сказал Никита Павлович. И ни в чем недостатка у них нет: ни в жратве, ни в самогоне. У них уже своя механика сложилась. Сенька Слепак прикажет хозяина заарестовать, у которого сын в лес подался. Затащит к себе, револьвертом на него машет, орет: в уезд тебя, гада, отправить или тут же судить-расстрелять? Потом умается, приляжет вздремнуть. Тут уже Филькина работа. Подойдет к кулаку, да и говорит: жить хочешь? Пиши жене запискупусть телегу грузит, харчей побольше нам шлет да самогона. Проснется Сенька, а ему Комар говоритнаши ребята решили: простим гада последний раз. Тот рукой махнет. Раз решилипусть катится. А если жена припозднится и со снедью к ним затемно придет, когда гулянка в разгаре, так она им, бывает, не только самогона даст. Филька Комар по этим делам большой мастер. А Слепак всё ищет нашу Ларьку, кобелиную свою любовь забыть не может.
Лариса вздрогнула, услышав про Слепака. Фекла Ивановна слегка потрепала ее по плечу: не бойся, девка.
А как в остальных деревнях? спросил Назаров.
Полегче. Самая сволочная сволочь у нас собралась, в Сенькином отряде. Со всей округи набежала. Большаки приказали везде комбеды создать. Но в том же Кускове мужики как-то стакнулись промеж собой, чтобы не тиранить друг друга. А у насвойна. В уезд сколько писали пришлите нормальную власть. Нет ответа. Так и живем под комбедом. Давай напоследок, Никита Палыч поднял стакан. Еще раз за твое возвращение
* * *
Слепак с трудом дотащился до комнаты, в которой оставил Фильку. Его приятель не закрывал двери ни когда спал, ни когда любил.
На широченной барской кровати валялся Комар, утомленный, как косец, начавший труд с рассвета и завершивший далеко за полдень. Рядом раскинулась тяжело дышавшая, полностью обнаженная Дашка: так дышит уставшая батрачка, которой лишь к вечеру дали отдохнуть. Пахло смесью одеколона, дешевых духов и самогонного перегара.
Сенька, лениво сказал Комар, ложись на теплое место. Я уже не могу, а она еще хочет.
Вставай скорей. Банда в селе. Наш патруль еле живым ушел.
Комар, ругаясь, вскочил и стал ожесточенно рыться в валявшемся на полу Дашкином белье. Наконец он нащупал наган.
Дашка, осознавшая, что любви больше не будет, выругалась и тоже стала разбираться со своим бельем. Между тем приятели вышли из комнаты.
У сволочного барина в коридоре хоть лампы горели, сказал Комар, спотыкаясь обо что-то, в темноте.
Надо завтра свечи повтыкать, ответил Слепак.
Если нам до утра кишки не выпустят.
В гостиной на первом этаже двое комбедовцев, шатаясь и ругаясь, пытались подтащить к окну пустой шкаф, а еще двое чистили ружья. Остальные сгрудились вокруг Витьки Топорова и Кольки Савельева, присевших на полу.
Давай, начинай сначала. Комаров еще не слышал, сказал Сенька.
Значится, так. Идем по селу, вдруг какие-то бандиты выскочили, запинаясь, лепетал Витька. Так может говорить или сильно побитый, или сильно выпивший человек. Впрочем, в данном случае было и то, и другое.
Откуда выскочили? спросил кто-то. В канаве, что ли, хоронились?
Может, и в канаве. Нам смотреть времени не было. Да, Колька?
Да, икнул Савельев.
Наставили винтари и давай бить прикладами. Оружье наше отняли, решили, что с нами покончено, бросили и ушли. Они, видно, шуметь не хотели. А было их человек семь. Нет, скорее десять.
Козинские? спросил Комар.
Не-е! несколько голосов опередили Витьку. Козинские их на месте убили бы. Особенно Топора. Виктор Топоров пять малолетних кулацких девок перепортил.
Вроде не козинские, сказал Витька. Да, Колька?
Ик, да.
Другая банда, что ли, объявилась? спросил Комар.
Видать, другая. Я даже одного признал. Это кривой конокрад с монастырской ярмарки.
Комбедовцы возмущенно зашумели. Надо же, уголовная шпана добралась до их села, путается в ногах революционных бойцов.
Чудной конокрад попался, раздался сзади нежный женский голосок. Уже одевшаяся Дашка спустилась в гостиную. У тебя же, Витька, два золотых перстенька, как у цыгана. Хорошие были воры: винтовки взяли, золотишкооставили.
Ну я почем знаю? недовольно сказал Топор. Правда, Колька, они нас сразу бросили?
Конечно, он мужик честный, зачем ему твои кольца, пробормотал Савельев.
Это кто честный мужик? тотчас же крикнул Слепак, схватив Кольку за шкирку.
Ну этот, которого все знают. Назаров.
Если рядовые комбедовцы только ругались, их командиры тотчас перешли к действию. Слепак по-прежнему держал за шиворот Кольку, а КомарВитьку Топорова. Потом они, не сговариваясь, потащили свои жертвы к столу, будто выискивая, куда их ткнуть мордами.
Нет, хороши бойцы! орал Сенька. Один двоих обезоружил!
Вот я сейчас тебя в кадке с огурцами мордой искупаю! Чтобы знал, как пьяным в патруль ходить! кричал Комар.
Он подтащил Топорова к упомянутой кадке. В последнюю минуту Витька сообразил, какой новостью можно выторговать пощаду.
Филя, я Барыньку нашел.
Комар отпустил Витьку, и тот рухнул на пол. Рядом свалилось тело Савельева.
Где она?! одновременно заорали Слепак и Комаров.
В той избе, где мы были. Я видел на лавке книжечку из Усадьбы. Старик и старуха читать не могут, тараторил окончательно протрезвевший от страха Топор. Значит, она там прячется.
Слепак заметался по гостиной в поисках своей шинели, но наткнулся на опрокинутый стул и упал. Его поднял Комар.
Сеня, ты куда собрался?
За Назаровым и этой.
Погоди, сказал рассудительный Комар. Посмотри, ты же свою шинель найти не можешь. И ребята, ну видишь, как осенние мухи. А у него два винтаря и револьвер. Он нас всех из окна пощелкает. С тебя, кстати, начнет.
Избу спалю!
Спички по пути обронишь, сказал Комар, умевший трезветь, когда дело касалось реальной опасности. Он, безоружный, двоих скрутил, которые час назад пошли. Я-то этот час с Дашкой провел, а ты сколько еще выпил? Не торопись. Утром придем, на рассвете. Из кроватки вытащим.
А вдруг он уйдет?
Ну и черт с ним. Она-то останется.
Слепак подумал, понял, что Лариса никуда не денется, и внезапно успокоился.
Ладно. Хватит гулять. Утром дел хватит.
* * *
Назаров правил Сивкой, насвистывая солдатские песенки, а Тимоха Баранов, развалившийся на телеге, рассказывал приятелю об окрестных местах.
Вот на той развилке, что мы сейчас проехали, купца зарезали. Я тогда был мальцом, помню, сколько разной полиции в село съехалось. Месяц почти вели дознание, чуть всех курей у нас не подъели. А все из-за одного мертвого тела. Ты и вправду умно сделал, в Зимино заночевав. А то пошел бы ночью и с ним повстречался. Он к тебе подойдет, будет ассигнациями трясти и просить: «Возьми все, добрый человек, только душу не губи». Потом золотишком зазвенит. Вроде все как настоящее. Но упаси тебя Бог хоть монету положить в карман. Сразу купчик закричит: «Вот кто мой погубитель!» И задушит. А за перелеском Филаретова чаща начинается. Жил здесь когда-то старец Филарет, в скиту, круглый год один. Ходил босой, питался лесными дарами, от людей мирскую пищу не брал, разве огородную овощь. Со зверем лесным уживался. С медведем дружил. Откуда пришел, почему поселился здесьникому не ведомо.