- Вполне возможно, - когда я закончил, доктор кивнул. - По крайней мере это объясняет почему вы с Лизой сумели выжить. Окажись в подвале настоящие боевые отравляющие вещества... этого разговора у нас бы не состоялось.
- А как твой Гейгер? На шоколадку среагировал, а внутри магазина молчал что ли? - Загребельный напомнил мне Нестерова, сыскаря, занятого сбором улик.
- Наверху, в торговом зале, молчал. А что уж там было в подвале... этого я не припомню. Не обращал я тогда внимания на такие детали. Не в том состоянии, знаешь ли, был.
- С шоколадом как раз все понятно, - проинформировал нас доктор. - Рыхлый, аморфный продукт. Радионуклиды впитывает за милую душу, как губка воду. Кентавру стоило просто несколько минут подержать его у своей кожи.
По уверенности, с которой были произнесены эти слова, я сразу понял, что очкарик довольно прилично осведомлен о нашем главном противнике. Откуда? И тут в памяти всплыла та картонная коробка, которую вчера вечером демонстрировал мне Крайчек в своем кабинете. В ней лежали эти странные штуковины, добытые из тел кентавров. Выходит, местные космозоологи их время от времени препарируют. Пытаются, так сказать, утолить свой исследовательский голод. Естественно, в первых рядах Нина, а кто рядом с ней? Кому еще интересно копаться в потрохах инопланетных бестий? Вполне вероятно, что вторым в списке исследователей стоит один очкастый хирург.
- Доктор, вы участвовали во вскрытии кентавров? - спросил я напрямик.
- Участвовал, - как мне показалось, в голосе медика даже послышалась гордость.
- И как вам гипотеза моего друга? Где кентавры яд брали? Готовят что ли?
- Это вряд ли, - врач улыбнулся. - Они еще не на той стадии развития, чтобы освоить изготовление ядов.
- Тогда что это такое? Что убило наших людей? Чем мы с Лизой надышались?
На несколько секунд медик задумался, помял пальцами подбородок.
- Возможно такой эффект может дать соединение нескольких ферментов, не взаимодействующих между собой в обычных условиях. Судя по концентрации фосфора, это, скорее всего, выделения семенных желез и...
Я вдруг ощутил такой позыв тошноты, что весь передернулся. Тело прошиб озноб, а из области живота стал стремительно подниматься скользкий, будто шевелящийся сгусток.
- Спасибо, доктор, я пойду.
Произнести эти слова стоило невероятных усилий, но я их все же выдавил. После чего пулей кинулся по коридору и чуть не высадил дверь санчасти. Выскочить на свежий воздух я никак не успевал, так что попавшийся на пути общественный туалет оказался весьма кстати.
Я долго отплевывался, стараясь избавиться от вкуса блевотины. Фух, давно со мной такого не случалось. И чего это вдруг?
В дверь кабинки забарабанили.
- Э, хлюпик, ты тут?
Леший. Вычисли все-таки, следопыт, блин. Я отдернул шпингалет и толкнул дверь. Загребельный стоял, облокотившись о стену, и лыбился во все двадцать четыре зуба.
- Полегчало? - спросил он.
- Ты представляешь, чем мы дышали?
Я проковылял в соседнюю комнату, где стояли баки с водой. Взял болтавшуюся на веревке кружку, наполнил ее и прополоскал рот.
- Ой-ой-ой, какие мы нежные стали, - Леший прошел следом.
- Да это все равно, что у этих тварей отсосать! - проревел я, давя новый позыв тошноты.
- Ладно, успокойся. На, вот, - Леший отстегнул от пояса флягу и протянул ее мне.
Я вопросительно поглядел на приятеля.
- Спирт. Осталось еще маленько. Как раз то, что тебе сейчас надо. Продезинфицируй желудок, а заодно и мозги.
- Годится, - я с благодарностью принял флягу и сделал один большой глоток. Огненная жидкость потекла по горлу, выжигая инфекцию пусть даже и мнимую. - Порядок.
- Глотни еще. Один глоток тебя не возьмет.
- Мне довольно, - я отрицательно покачал головой. - Не хочу, чтобы на совещании от меня разило как от пропойцы.
- Ах, да, совещание... - Загребельный поглядел на часы. - Мы тут уже почти час. Может уже и идти не стоит?
- Все нормально. Мы делом занимались. Общались с доктором по очень любопытному вопросу.
- Если у благородного собрания возникнет желание выслушать эту нашу информацию, докладывать буду я, а ты постоишь за дверью, - Леший гаденько хихикнул.
- Остряк. Пошли, давай. Время-то идет.
* * *
Освещая себе путь карманным фонариком, мы поднялись по лестнице в правом крыле штаба и прошагали по неширокому, погруженному во мрак вестибюлю.
- Пришли, - сообщил я приятелю, когда мы оказались перед высокими двухстворчатыми дверьми, обитыми рваным черным дермантином.
Для порядка я постучал, а затем сразу рванул ручку на себя. Проходя в дверь, заметил, как Леший с гаденькой улыбочкой глянул на крупную табличку "Главный бухгалтер", оставшуюся от прежнего владельца этих апартаментов.
Скрип открывающейся двери, звук тяжелых шагов, прервали жаркие дебаты, в которые было погружено одинцовское руководство. Все внимание немедленно перекочевало на нас. Что ж, это нормально. Я ничуть не смутился и тут же стал оглядываться по сторонам.
Внутри кабинета находилось восемь человек. А, впрочем, нет, девять. Я не сразу заметил Нину. Та будто привидение одиноко сидела в дальнем темном углу. Несколько часов назад я видел, как ее тащили под руки. Тогда Нина была вся залита кровью и с нее стекали раздавленные человеческие кишки. Только это была не ее кровь и не ее кишки. Нине повезло, а вот женщине с маленьким ребенком на руках, бежавшей впереди нее, кажется не очень.
Я кивнул жене Крайчека, но та не ответила. Она смотрела в пустоту и казалось была полностью отрешена от всего происходящего, от всей действительности. Оно и понятно... последствие нервного шока. Я уже много раз видел такое. Дай бог, что бы это потрясение прошло без последствий.
Наше несколько запоздалое появление вынуждало меня повиниться:
- Припозднились маленько, - я в меру виновато понурил голову. - У нас вдруг возникли кое-какие неотложные дела.
Произнеся "у нас", я понял, что публику можно отвлечь и не углубляться в тонкости этих самых неотложных дел, тем более что они, по большей части, касались лично меня. На роль дымовой завесы прекрасно подходил Леший.
- Со мной пришел друг, - заявил я громко. - Он из Красногорска. Подполковник Андрей Кириллович Загребельный. Прошу любить и жаловать.
Информацию о том, что Андрюха офицер ФСБ я решил опустить. Многих присутствие людей из этой канторы весьма и весьма напрягает, причем даже теперь, когда от Федеральной Службы Безопасности остались одни лишь смутные воспоминания.
- Хорошо, - ответил Крайчек. - Полагаю опыт подполковника будет нам полезен. Проходите, располагайтесь где хотите.
Что мне всегда нравилось у Томаса, так это отсутствие нажима и всяких там формальностей в общении с подчиненными. Вот и сейчас не было никакого покрытого красной скатертью стола заседаний, во главе которого непременно должен был восседать давящий своим авторитетом председатель. Вернее стол был, только вот за ним никто не сидел. Исключение составлял лишь архитектор Хлебников и какой-то плюгавенький лысый мужчина, по виду напоминавший прораба со стройки. Вместе они внимательно изучали план одинцовских укреплений. Схема была детально, я бы даже сказал с любовью, вычерчена на куске старого замаранного жирными пятнами ватмана. Ее раскатали на столе и для пущей верности с двух сторон придавили керосиновой лампой и трехлитровым бутылем с питьевой водой, который в кабинете у Крайчека выполнял роль традиционного графина.
Кроме выше перечисленных персон на собрании присутствовали инженер Ковалев, профессор Дягилев, бригадир электриков Микола Горобец и тот крепыш, который, как я понял, теперь занял место погибшего Нестерова. Восьмеро. Я перечислил восемь человек. Оставался еще один - девятый. Он стоял возле окна и вроде бы даже не очень интересовался происходящим в комнате. Казалось, что он созерцает ночь, любуется чередой белых огней, горящих над периметром. Одет незнакомец был примечательно: кирзаки, какая-то зеленая кепка, по виду форменная, и камуфляж. Вот камуфляж и показался мне странным. Это был не тот армейский камуфляж, какой таскали многие из нас, это была одежонка, которую когда-то можно было приобрести в магазине "Охота и рыбалка".
Заметив, что я изучаю незнакомца, Крайчек спохватился:
- Ах да, вы тут кажется не все знакомы...
Томас окинул взглядом своих людей, выискивая тех, кто был для меня черными дырами. Первым, на ком он задержал свой взгляд, был коллега Хлебникова.
- Виктор Беликов, опытный строитель, - представил он.
Беликов, к которому, впрочем, учитывая его возраст, не грех было бы обращаться по имени и отчеству, устало кивнул. И было не понятно то ли он приветствует нас, то ли это пассивная форма уставного выкрика "Я!".
- Александр Кальцев, - следующим, кого нам представили, стал коренастый крепыш с фигурой борца. - Александр был заместителем Анатолия Нестерова.
Выходит, Нестерова звали Анатолием, - мелькнуло у меня в голове, когда отвечал на приветственный взмах его давешнего напарника. - Хоть сейчас узнал. А то все милиционер, майор, да Нестеров. Не по-людски это. Как всегда, когда я вспоминал о милиционере, сердце сжалось от немилосердных кинжальных уколов. Совесть... моя гребанная совесть!
- А это наш гость, - голос Крайчека начал пробиваться сквозь серую пелену боли и стыда. - Олесь Скуба. Он лесничий из Белоруссии. Недавно пробился к нам. Хорошо знаком с пустошью и ее обитателями.
При этих словах я вздрогнул. Олесь?! Лесник?! Белорус?! Как, еще один? Что за идиотское совпадение! В то время как я пытался совладать со своим недоумением, тот, о котором говорил Крайчек, обернулся к нам лицом. Густая черная борода, полные обветренные и растрескавшиеся губы, нос картошкой. Казалось бы, ничего общего с тем человеком, с которым мы всего час назад беседовали на стене, если бы не одно "но"... У него тоже не было левого глаза.
- Э-э-э... - начал было стоявший рядом со мной Загребельный, но я тут же перебил его.
- Заткнись, - прошипел я сквозь плотно сжатые зубы.
Он тут же замолк, приведенный в чувства свирепой интонацией моего голоса. Но чекист он и в Африке чекист. Эта мысль мелькнула в голове, когда я увидел как подполковник лениво, как бы между прочим, перетягивает автомат себе под руку.
Все происходящее находилось за гранью понимания. Однако я почему-то был свято уверен, что стрельба здесь дело излишнее. А вот потолковать по душам...
- Полковник Ветров, - я шагнул навстречу незнакомцу и протянул руку.
Ладонь у него была крепкая, шершавая и горячая. Ладонь обычного живого человека, а не какого-то там привидения, о котором я, откровенно говоря, уже стал подумывать. Или это тот, второй Олесь, что сейчас стоит в дозоре... может привидение это именно он?
Прощупывать белорусского гостя номер два я начал осторожно:
- Давно уже здесь?
- Недели две как дотопал, - лесник говорил сочным басом, в котором и впрямь слышался некоторый акцент, может даже и белорусский.
- Лицо мне твое знакомо, - соврал я. - Может встречались где?
- Не-е-е, - протянул Скуба. - Показалось тебе. Не встречались мы. Кабы встречались, я бы запомнил.
- Может и показалось, - я пожал плечами, - а может похож ты на другого. Тут в Одинцово еще один человек есть с... - Я помедлил, подбирая деликатный синоним к слову "одноглазый", да так ничего и не придумал. - С выбитым левым глазом.
За белоруса ответил Томас, причем довольно раздраженно:
- Путаешь ты все, Макс. Нет у нас в лагере другого человека с таким же вот ранением.
По следующей тираде Крайчека стала понятна причина его раздражения:
- Хватит глупости болтать! У нас мало времени. Следует быстро, очень быстро понять что происходит и начать действовать, может даже уже этой ночью, не дожидаясь рассвета.
Дальше, очевидно для тех, кто не в полной мере владел ситуацией, Томас начал краткий обзор последних событий. Делая вид, что внимательно слушаю, я подобрался к Лешему. Тихонько, якобы чтобы не беспокоить как докладчика, так и слушателей, попросил у него закурить. В кабинете у Томаса курить не возбранялось, это я прекрасно знал. Отменный повод, чтобы шепнуть приятелю пару слов. Когда Андрюха насыпал мне молотое грязно-желтое, похожее на опилки зелье, я шепнул:
- Иди не стену. Приведи второго. Быстро!
- Понял.
Леший не стал ничего переспрашивать или уточнять. Спрятал кисет, передвинул на грудь автомат и выскользнул из кабинета.
Исчезновение моего приятеля не осталось незамеченным. Крайчек вопросительно покосился сперва на закрывшуюся за ним дверь, затем на меня. В ответ я неопределенно махнул рукой, все нормально, мол, не парься.
Томас последовал моему совету, тем более что как раз в этот самый момент он должен был переходить к главному, а именно к своим мыслям и предложениям по поводу всего происходящего. Мысли у обстоятельного янки оказались далеко не новые. Суть их можно было изложить одной, извините за плоский юмор, свинячьей мудростью. "Дом поросенка должен быть крепостью", - прокомментировал я сам себе и тут же потерял всякий интерес к проектам укрепления стен, рытья ловушек и постановок минных полей. Меня сейчас куда более интересовало нечто или вернее некто другой.
Одноглазый как прежде стоял у окна, только теперь уже не спиной, а боком ко мне. Глядя на него, я вдруг поразился абсурдности, может даже комичности ситуации. Если бы это все происходило на войне, неважно какой, Первой или Второй Мировой, Гражданской, Афганской, Чеченской, да любой, какую человеки ведут против человеков, в одном из двух лесников легко можно было бы узреть вражеского шпиона. Ну, а сейчас? Что прикажете думать сейчас? За чьим шпионом гоняться, не за кентавровским же в самом-то деле! Нет, тут что-то не то. Эти два человека, а в том, что их двое, мне грешно было сомневаться, не походили на врагов. Они, как бы это так пояснее выразиться, выпадали из нашей серой массы. Они были другими. Я чувствовал это. Посланцы, что ли? Те, кто должен был указать нам верный путь? Если даже и так, то пока я выслушал лишь одно предложение. Теперь оставалось выяснить, что скажет нам второй... очень надеюсь, не Иван Сусанин.
Одноглазый подал голос, как только Крайчек закончил свою речь:
- Оставаться в лагере - это самоубийство.
- Уходить еще большее самоубийство, - парировал Крайчек. - По крайней мере, сейчас.
- И я так считаю, - поддержал командира Александр Кальцев. - Сперва следует разобраться что же все-таки происходит. Что это за зверюги, почему они здесь и как их можно остановить? Отступление через пустошь это крайняя мера. Поступим так только, если ничего не сможем предпринять.
- Боюсь, молодой человек, тогда уже некому будет поступать так или этак, - проскрипел колючий сухой голос профессора Дягилева.
- Владислав Сергеевич, вы что, предлагаете уйти, бросить все, что сделано, все плоды вашей работы? - в попытке склонить старика на свою сторону Крайчек бил ниже пояса.
- Моя работа это не главное. Я смогу начать все сызнова, в другом более подходящем месте.
- У нас самая мощная оборона среди всех поселений, - напомнил архитектор Хлебников. - Если не выдержит она, то не выдержат и другие. Таким образом, наше бегство станет лишь временной отсрочкой неминуемой... - он осекся, да так и не произнес слово "гибели".
- Это смотря куда бежать, - бас лесника снова заглушил все остальные голоса.
- Опять ты о своем, - тяжело вздохнул Крайчек. - Ты, Олесь, сам посуди: где мы, а где это твое море.
- Море? Какое море? - само собой вырвалось у меня.
За эту невоздержанность большинство присутствующих наградило меня косыми взглядами.
- Ах да, Макс, ты, конечно же, не в курсе, - спохватился Томас. - Вот Скуба предлагает к Балтике идти, в сторону Риги.
- Куда?!
- К Риге, - спокойно повторил уже лесник.
Я несколько секунд просто стоял и разевал рот даже не зная, с какой из опасностей начать. В моем списке были и проклятые земли, и кентавры, и около тысячи километров пути, и еще много всякого такого, от чего по коже начинали ползать крупные мурашки. А главное никто не мог сказать, существует ли сейчас эта самая Рига. Именно это свое опасение я и решил озвучить первым.
- Рига та? - переспросил Одноглазый. - Должно быть, существует, раз люди туда идти собирались. - Тут лесник пожелал уточнить: - У нас в Витебске...
- В Витебске? - перебил его я. - Ты же вроде как из Могилева?
- Ну да, из-под Могилева, - согласился Скуба. - Только нечего там сейчас делать. Проклятые земли.
- А в Витебске?
Я покосился на висевшую на стене карту и заметил, что возле Витебска нарисован маленький красный флажок, знак, которым Крайчек отмечал поселения. Что-то я его вчера не видел. Или просто не заметил?
- В Витебске повеселее будет. Там крутые ребята собрались из тех, кто не сидит сложа руки.
Вот он второй путь, - подумал я. - А может они части одного целого? Никто ведь не говорил, что возрождение планеты должно начаться именно здесь, в Подмосковье. Пытаясь проверить насколько связаны истории двух лесников, я задал следующий вопрос:
- Это те самые ребята, что надрали задницы ханхам?
Лесник покосился на меня, и я заметил, что его единственный глаз заметно округлился.
- О чем это ты, полковник?
- Как о чем? - в свою очередь удивился я. - Земля слухами полнится. Говорят, как раз под твоим родным Могилевом какие-то герои славно повоевали. Даже пару боевых платформ ханхов завалили.
Я нарочно употребил услышанный накануне термин "боевая платформа". Хотелось показать, что пронырливый бывалый танкист в курсе всех событий.
- Опять ты путаешь, полковник, - Одноглазый отрицательно покачал головой. - Не слыхал я что-то о таком. У нас вообще все тихо было. Народ перемер от того облака, что они над Брянском выпустили.
Я промолчал. Просто промолчал. Не оказалось у меня в голове подходящей мысли, чтобы продолжить этот разговор. Запутался, черт побери! Единственной надеждой прояснить что-либо была очная ставка с тем вторым Олесем, которого с минуты на минуту должен был доставить Леший. А вот, кстати, и он.
Дверь в кабинет потихоньку приоткрылась, и в нее бочком просочился Загребельный. Один. Когда наши взгляды встретились, он мотнул головой в сторону выхода, выйдем, мол. Конечно. Особого выбора не было, пришлось кивнуть в ответ.
- Прошу прощения, у нас тут небольшая проблемка, - я шагнул к выходу.
Вновь пришлось напустить тень на плетень. Благо обстановка, так сказать, позволяла. Предполагалось, что местное руководство, захваченное разрешением глобальной проблемы, не заинтересуется той другой, крохотной, которая возникла у нас с Лешим. Так оно и вышло. Мы шмыгнули за дверь, избежав ненужных расспросов. Только Крайчек покосился нам в след, причем покосился как-то уж очень осуждающе и раздраженно. Ну и бог с ним, с его осуждением. Поглядим на его рожу, когда мы с Андрюхой предъявим публике белорусского лесника номер два.
Оказавшись в коридоре, я огляделся по сторонам. Вокруг было темно и пусто. Только лишь голые стены, размалеванные бесформенными аляповатыми пятнами. Именно в такой серо-черный камуфляж их раскрашивал свет периметра, пробивавшийся в большие многостворчатые окна.
- И где же он? - я вопросительно уставился на Загребельного.
- Нет его, - Леший казался чернотой, продолжением ночного мрака, наполнявшего здание.
- Что значит "нет"? Он что, ушел с поста?
- А он там был? - раздраженно пошутил мой приятель.
- Ты что, головой впотьмах треснулся? - не удержался я, услышав такой ответ. - Мы же втроем сидели, разговаривали.
- Это я вроде помню, - согласился Леший. - А вот другие, те караульные, что дежурили по соседству, они нет. Тебя помнят, меня тоже, а вот никакого одноглазого они и видать-то не видели. Вот в чем проблема.
На какое-то мгновение я опешил, растерялся. Что, блин, за цирк-зоопарк такой?! Я ведь все прекрасно помню: и одноглазого в бандане, и разговор наш, и теорию эту его, что, мол, ханхи совсем не из космоса пришли. И тут меня словно обухом по башке долбануло. Газ! Мерзкие отвратительные выделения многолапых тварей! Ими то я сегодня порядком надышался. Неужели это последствия, галлюцинации? Слава богу, что хоть сейчас очухался и понимаю, что наша встреча была лишь миражом.
Я уже хотел вздохнуть с облегчением, но тут мой взгляд уперся в лицо Загребельного. Леший... он ведь тоже видел! Или нет? Или мне это тоже почудилось? Ох, нелегкая, неужели поехал мозгами? Испугавшись этой своей мысли, я схватил приятеля за грудки и, захлебываясь словами, затараторил:
- Ты ведь видел? Ты его видел?! Скажи, что ты его видел, что ты его помнишь!
- Да отцепись ты от меня, придурок! - Леший заученным приемом сбил захват.
- И все же... - я продолжал настаивать, хотя напор свой и поумерил.
- Ну, видел, - зло рявкнул подполковник.
- Видел... - у меня немного отлегло от сердца. - Это хорошо, что видел. Значит, я еще того... в своем уме. Кто-то говорил, что только гриппом все вместе болеют, а с ума сходят поодиночке. Но если ты видел, то значит нас уже двое. Это радует. Это не сумашествие.
- Нет, ты точно придурок, - покачал головой Загребельный. - Этот тип со стены, Одноглазый этот гребанный... он же тебе сувенирчик на память подарил. Рамку в коробочке. Помнишь?
Ну, конечно! Вот цирк-зоопарк, как же я мог про нее забыть! Стараясь унять дрожь в пальцах, я полез в карман бушлата. Лез и думал, вот номер будет, если там ничего не обнаружится. И что тогда прикажете думать? Что свихнуться можно и за компанию?
Когда пальцы нащупали гладкий пластик, я вздохнул с облегчением, причем так громко, что услышал даже Леший.
- Нашел? - прошептал он, как будто боялся спугнуть удачу.
- На месте, - я вытянул приборчик из кармана и положил его на ладонь.
Мы оба даже не удивились, когда обнаружили, что рамка, хвала всевышнему, спокойная неподвижная рамка, слегка светится.
- Хорошо, что он тебе его дал, - задумчиво произнес Загребельный. - Хоть какое-то доказательство. - Тут Андрюха встрепенулся. - Слушай, а откуда ты о нем узнал, о леснике этом? Кто рассказал? Расспросить бы как следует.
- Кто рассказывал...? - мне даже не пришлось особо напрягать память. Я прекрасно помнил кто рассказывал. - Пулеметчик один. Алексеем кличут. Он...
Тут я осекся. Вспомнил изувеченный "Утес", кровь и раздробленное, словно угодившее под пресс человеческое тело, привязанное к броне веревками. Его так и оставили, похоронили вместе с "302-ым" под грудой кирпича и железа.
- Что он? - вывел меня из оцепенения Леший.
- Нет его больше.
- Понятно, - подполковник как-то нервно хохотнул. - Ты знаешь, я даже не удивлен. Учитывая всю странность происходящего, по-другому и быть не могло. Вот чертовщина!
- Согласен.
Я решил не упоминать о Степане Кузьмиче, втором номере пулеметного расчета. Он ведь тоже знал об одноглазом белорусе и тоже погиб. Совпадение? Кто знает, может и совпадение. Вчера проклятые инопланетные выродки отняли у нас слишком много человеческих жизней.
Подумав о прорыве, о смертях сотен людей здесь, в Одинцово, и тысяч там, в Красногорске, я даже устыдился того, на что мы с Лешим тратим столь драгоценное сейчас время. На пустую болтовню, на какое-то идиотское расследование. Да расскажи мы о нем кому-нибудь, нас бы не то что не поняли, нас бы заклеймили позором. Вот чем занимаются два здоровых сильных вояки. И это в то самое время, когда сотни женщин, стариков и детей ждут от них помощи.
- Пойдем, - я взял Загребельного за плечо и потянул, разворачивая к двери.
- А как же быть с этим типом?
- Забудем пока. Есть дела более важные и срочные.
- Забыть, это вряд ли... - покачал головой подполковник ФСБ. - Не выяснив, кто был тот, мы не сможем полностью доверять этому. - Леший указал на дверь, намекая на того лесника, что сейчас находился в кабинете главы Одинцовской колонии.
- Тот ли, этот ли, все равно, - отрезал я. - Лично я сейчас готов довериться хоть черту, хоть дьяволу, только бы он помог спасти людей.
Похоже, мой довод произвел на Лешего впечатление, должное впечатление.
- Ладно, послушаем, что там говорят, - Андрюха взялся за дверную ручку. - Только имей в виду, я буду за ним приглядывать.
- Да сколько влезет, - разрешил я. - Ну... давай, заходи.
В тот момент, когда мы вновь материализовались в апартаментах Крйчека, как раз выступал архитектор Хлебников, вернее не выступал, а вел весьма и весьма горячую дискуссию с Одноглазым и активно поддерживающим того Горобцом.
- Дети и старики не дойдут, просто физически не дойдут, - почти кричал архитектор. - Мы их всех потеряем после первой же сотни километров. Это убийство. Их гибель будет на нашей совести.
- Если бы идти було треба тысячу километрив, то, ясное дело, я б теж був против. - Не соглашался с ним Горобец. - Тысячу никто не осилит, ни жинкы, ни диты, ни старикы, ни мы з вами. Но тут ведь зовсим инше дело. Тут ведь триста, ну, в крайнем случае, триста пятьдесят километрив. И все, дело зроблено. А дальше... - Микола закрыл глаза, и на лице его появилась мечтательная улыбка. - Дальше у нас зьявиться шанс забути про всю цю нечисть раз и навсегда.
Слушая весь этот спор, я понял, что пропустил какую-то его очень важную часть... даже две части. Во-первых, не было понятно какая нелегкая должна нас нести к морю. Во-вторых, почему до этого самого моря вдруг оказалось не тысяча километров, а всего триста, в крайнем случае триста пятьдесят? Европа, что ли, резко усохлась? Как бы ни было любопытно, однако я все же повременил задавать вопросы. Оставалась еще надежда, что ответы можно будет узнать из дальнейшего разговора.
- Я всегда был и остаюсь противником этой авантюры, - встал на сторону Хлебникова Крайчек. - Даже триста километров нам не по силам. Вы что, забыли куда придется идти? На запад. По неизвестным территориям, в места полностью контролируемые кентаврами. Оттуда ведь никто не возвращался.
- Так уж и никто? - подал голос Одноглазый. - А я что, не в счет? Я ведь там прошел. Один прошел. Кентавров там меньше, чем здесь, это я гарантирую. Так что такому крупному отряду...
- У Звенигород можно зайти, - вдруг нашелся Горобец. - Их тоже сагитируем. Это еще с полтысячи душ.
- Во! Дело говорит хохол! - похвалил его Скуба. - Чем больше народу, тем безопаснее дорога.
- Сагитировать? - тихо произнесла из своего угла Нина. - А ведь не известно есть ли там кого агитировать.
Слова женщины словно окатили участников жарких дебатов ледяной водой. Все планы и проекты, как светлые и многообещающие, так и мрачные и пессимистичные, как бы потускнели, отошли на второй план, уступая место страшной действительности. А она, проклятая, и заключалась именно в том, что из лагеря нам не высунуться. Днем вокруг так и кишело кентаврами. Но им еще можно было противостоять, если бы только не эти электрические гиганты. Поэтому приходилось просто сидеть и ждать, как зайцы в норе. Надеяться, что монстры не придут завтра и подарят нам еще один день жизни. Ну, а что будет послезавтра?
- Если кашалоты не придут ни завтра, ни послезавтра, то этих двух дней как раз хватит, чтобы подготовиться и ночью уйти, - в наступившей тишине слова Одноглазого прозвучали как глас, послание пришедшее из потустороннего мира.
- Ночью?! - в один голос воскликнули Крайчек, Беликов и Кальцев. - Да ты в своем уме?!
- Именно ночью, - повторил лесник. - Днем вы уже пытались, и что из этого вышло?
Скуба сказал "вы", а не "мы", и это сразу резануло слух, по крайней мере, мой слух. Это что значило? То ли белорус не отождествлял себя с людьми, среди которых он теперь жил, то ли он был против попытки прорыва и сейчас еще раз об этом напомнил Крайчеку. Как бы там ни было, но мне это его "вы" очень не понравилось. Что ж, запомним, а может как-нибудь потом сделаем соответствующие выводы.
Однако, такой наблюдательностью в купе с подозрительностью похоже обладал один лишь я. А все остальные были слишком ошарашены, если не сказать напуганы, самой мыслью оказаться ночью вне освещенного периметра.
- Дело конечно рискованное, но при соответствующей подготовке должно сработать, - охладил страсти Одноглазый. - Мы тут с Миколой уже подумали...
Скуба еще не закончил, а все взгляды уже были устремлены к Горобцу.
- Ну, давай, выкладывай, - легонько подтолкнул своего приятеля инженер Ковалев, который до этого молча наблюдал за всем происходящим.
- У нас дизель-генераторив сколько? Два. - Горобец задал вопрос и сам же на него ответил. - Один головний стационарный, а другий резервный передвижной, на колесах. Розумиетэ, на колесах! А цэ значит, шо он может и на ходу работать. Я имею в виду, если его тащить потихэньку. Усякого хламу у нас на складе хватает, одних тильки велосипэдив с полсотни. Склепаем тележки, поставимо на них прожектора, зъеднаемо усе кабелями, заизолируем хорошенько, так шоб их у руках можно було нести и никого током не долбануло. А как почнэ смеркаться, ходу!