Я тоже не слишком.
Мемов усмехнулся.
Идите, сержант.
Вот и поговорили. По душам.
В дверях Иван не выдержал, повернулся:
Знаете, сколько я таких исповедей выслушал? сказал он. Каждый третий из вашего поколения, генерал. И это правда. У каждого из вас были детизнаю. И у каждого из вас они погиблизнаю. И каждому из вас тяжело верю. Но знаете, что я думаю? Хотите откровенно? Готовы выслушать?! Иван наступал на Мемова, практически прижимал к стене. В глазах генерала зажегся огонек. Вы сами просрали свой прекрасный старый мир. А теперь пытаетесь превратить наш новый, не такой уж, блин, прекрасный, в подобие своего, старого. Не надо. Потому что это жалко и мерзковсе равно, что гнильщик, копающийся в отбросах Мы как-нибудь разберемся без вас. Нам не нужна ваша помощь. Слышите?!
Не кричи, поморщился Мемов. Слышу. Ты мне вот что скажи он помедлил. Ты сейчас на совете наговорил разноготы действительно так думаешь?
Иван помолчал.
Зло, сказал он наконец. Должно быть наказано. Справедливость может быть корявой, дурной, но она должна быть. Я так считаю. Бордюрщики должны заплатить за сделанное.
Пауза.
Мой револьвер быстр, задумчиво произнес Мемов, глядя на диггера.
Что это значит? Иван вскинул голову. Прозвучало резко, как выстрел.
Фраза из одного старого фильма, сказал генерал. Про американских ковбоев. Мемов покачал головой. Ты прав, Иван Данилыч, сейчас новый мир. Скорее дажебезмирье. Полоса между старым миром и новым, что рождается у нас на глазах. Завоевание Америки. Освоение целины. Молодая шпана, что сотрет нас с лица земли. Метро стало зоной Фронтира.
Я не понимаю.
Мемов словно не слышал.
Как же я раньше не догадался он в задумчивости потер подбородок. Фронтир. Пограничная зона. Место, где правит револьвер. Все очень просто, оказывается Спасибо, Иван Данилыч, за интересный содержательный разговор. Можете идти, сержант!
Иван резко кивнул и пошел к двери. На пороге помедлил. Да уймись ты, наконец! приказал он себе в сердцах. Повернулся
Генерал, сидя за столом, читал бумаги.
Что-то забыл? Мемов поднял голову.
Не револьвер, сказал Иван.
Что?
Вы ошибаетесь, генерал. Этим местом правит не револьвер. Иван помолчал. Неужели не поймет? Этим местом правит отвага.
Мемов выпрямился. С интересом оглядел Ивана.
Я запомню ваши слова, сержант.
И еще, сказал Иван.
Да?
Ваш фронтир по-нашему: межлинейник.
* * *
К станции двинулись под утро, когда бордюрщики смотрели последний сон. «Час быка» назвал это время Водяник. «Время, когда скот ложится на землю». Час монтеров, когда темные силы особенно сильны. В сильном тумане, образовавшемся от дымовых шашек, не зажигая света, на ощупь двинулись группы Шакилова и Зониса, мелкого въедливого еврея, способного убить ребром ладони одного человека, а пространными речами задолбать всех остальных. И это почти не шутка.
Команду Ивана, усиленную бойцами с Невского, поставили в штурмовой отряд. Если вдруг у диверсионных групп не получится бесшумно снять часовых и открыть дорогу наступающим силам Альянса, в бой пойдут именно они.
В темноте пойдем, как гнильщики. Ивана передернуло. Его маленькому отряду выдали по две гранаты на бойца, всего десять, одиннадцатая запасная, у Ивана. Вообще, оптимальная пехотная группа для действий в узких помещенияхчетыре человека, но выбирать не приходится. Наблюдателя из адмиральцев ему всучили почти насильно, и не хотел ведь братьзаставили.
Так, еще раз проверим. Иван потрогал пальцами холодный металлический корпус гранаты. Шоковаяиз омоновских запасов, боевые-то в городе дефицит. Но так даже лучше. В придачу Ивану выдали сигнальную ракетницу и десяток патронов к ней. Завалить гранатами. Ослепить ракетами. Оглушить. Сбить с толку. Взять станцию нахрапом, с бою. И плевать на потери
Иван вглядывался в темноту до боли в глазах. Ни проблеска. Время тянулось медленно.
Рядом с ноги на ногу переступал Колян с Адмиралтейской. Фанат, как его прозвали за страсть к восточным единоборствам. Ему не терпелось драться.
Сегодня, подумал Иван, вглядываясь в темноту. Дымный воздух создаст пелену, сквозь которую защитники станции не увидят нападающих будем надеяться. В желудке была сосущая пустота, словно падаешь в огромную яму. Сегодня все решится. Если соединенным силам альянса удастся захватить Маяк, то Площадь Восстания взять будет уже проще. Маяковскаястанция-крепость. Как и Василеостровская.
Иван вздохнул. Почему-то вспомнилось выражение Таниного лица, когда он сказал: извини, война. Мне придется уйти.
Недоумение. Не потому что он уходит, а потому что: как это? На одной чаше весови война и счастье? У женщин свои критерии счастья. Мы, мужчины, не так привязаны к формальным символам. Что для нас кольцо на пальце? Мы и так знаем, когда женщина наша. Или не наша. И кольцо тут ни при чем. Это чисто женские штучки. Женщины! Пока не скажут «можно», счастливой быть нельзя.
Рядом звякнул металл. Ивану захотело подойти и отвесить виновнику хорошего пинка. Придурок, блин. Туннель простреливаемый, наверняка бордюрщики, если они такие параноики, как о них говорят, заранее пристреляли пулеметы, чтобы бить вслепую. Я бы так и сделал. Или их уже нет в живых, этих часовых? Но где же тогда Шакил?
И где сигнал к началу атаки?
Ладони вспотели, Иван вытер их о куртку. Планы никогда не выполняются от и до. Всегда кто-нибудь что-нибудь обязательно напутает.