Секретарьединственный, кто не участвовал в издевательствах, набрал что-то на клавиатуре компьютера.
Итак, Дамир Ринатович, сейчас вы нам расскажите, как убили прокурора Александра Земельченко, сказал Маленький.
Дамир умоляюще посмотрел на следователя. Это было бы смешно, если бы не было так страшно. Рашитов совсем не помнил этот эпизод. Ведь наверняка же видел где-нибудь в прессе, но совсем из головы вылетело. Но он панически боялся сказать «не помню», чтобы не получить удар током.
Александр Филиппович с усмешкой смотрел на него и упивался его ужасом.
Я его застрелил? осторожно спросил Дамир.
Нет, хмыкнул следователь.
Помощь пришла с неожиданной стороны.
Машина полковника Александра Земельченко протаранила ограждение Краснохолмского моста и упала в воду, зачитал с экрана компьютера Глебчик.
Дамир благодарно посмотрел на него.
И ты это выучишь, Дамир, и потом расскажешь нам на камеру, сказал Маленький.
Дамир прилежно повторил про машину Земельченко.
Молодец, память хорошая, похвалил Александр Филиппович.
Там была взрывчатка? спросил Рашитов.
Маленький вопросительно посмотрел на Глебчика.
Нет, сказал тот. Следы взрывчатки не были обнаружены. Зато были испорчены тормоза.
Запомнил, Дамир? спросил Маленький. Были испорчены тормоза. Что вы сделали?
Испортили тормоза, покорно повторил Дамир.
Что? Был сообщник?
Рашитов живо представил на своем месте Дашу и тут же поправился:
Я испортил тормоза. Я один.
Честно говоря, он очень слабо представлял, как устроены тормоза и тем более, как их портить. Свой мерсик он всегда лечил у официального дилера, умея только открывать капот и заливать незамерзайку. Да и все проблемы мерсика сводились к царапинкам по сторонам бампера, нанесенным коварным дачным забором. Но проверить способности Дамира как автомеханика СБшники даже не подумали. А зачем? Дело и так неплохо сшивалось.
От прокурора Земельченко перешли к полковнику СБ Максиму Немирову. Допрос по этому делу мало отличался по форме от предыдущего с той только разницей, что на этот раз Дамир правильно вспомнил, что полковника застрелили. И даже вспомнил, почему: из мести за убийство оппозиционера Ряскина. Дело было еще на слуху.
К третьему эпизоду СБшникам надоело над ним измываться, и они сами написали его показания, скопипастив их из материалов дела и даже не позаботившись исправить ошибки.
С остальными убийствами расправились часа за два тем же способом.
Наконец, Дамира развязали, разрешили одеться и позвали подписывать бумаги. Он подписал все, не читая, и не считая листы.
После этого его милостиво проводили в туалет и даже налили стакан воды. Он ничего не ел и не пил со вчерашнего вечера.
За окном было уже темно.
Ну все, Дамир, сказал Маленький. В Психологический Центр мы тебя вернуть, к сожалению, не успеваем. Ну, сам виноват, надо было сразу все подписывать. Предлагали же по-хорошему. Так что переночуешь у нас.
Душная и одновременно холодная сводчатая камера Лефортова, похожая на сундук или гроб. И снова одиночка.
Ну, и хорошо. Пусть лучше никто не видит его слезы и его отчаяние.
Дамир не мог спать. Когда он ложился, начинал задыхаться, когда садился на кровать спиной к стене, начинала кружиться голова и неумолимо хотелось лечь. Он пытался успокаивать себя: все это просто клаустрофобия, нервы, стресс, страх. Место, как место. И дышать вполне есть чем. Но помогало слабо.
Он слишком хорошо понимал, что произошло. Он слишком много читал о подобных делах в интернете. Даже, если он откажется от своих показаний, это вряд ли что-то изменит. Суд обычно смотрит на первую версию показаний и игнорирует жалобы на пытки. А это значит, что можно взять любого человека с улицы, обвинить его, в чем угодно, выбить признание, судить и расстрелять.
Сто лет назад осужденных по знаменитой пятьдесят восьмой называли «анекдотчики». Но от анекдотчика до японского шпиона и расстрельного подвала один шаг. И он такой же анекдотчик, никогда не готовивший себя ни к какому героическому пути, просто попавший под каток. Не ему повторять заклинание о пепле Клааса, не ему заставлять свою мать молчать с колеса. Он не выбирал этот путь, он слишком слаб для этого, слишком любит себя, семью, друзей, жизнь, комфорт и удовольствия. Он был только зрителем в этом спектакле, вздыхал, аплодировал, сочувствовал героям. Вот эти, например, «настоящие смелые парни».
А тут его, не спросив, неожиданно вытолкнули на сцену в самый опасный момент.
Дамир думал о том, было бы ему легче, если бы он действительно был исполнителем Лиги и совершил все шесть убийств, в которых его заставили признаться. И ему казалось, да, легче. Он бы не зря погиб.
А сейчас он казался себе героем фильма ужасов, где какая-нибудь акула целенаправленно жрет людей. И ужас ситуации не только в боли, крови и смерти, а еще в ее перевернутости, неправильности. Не по статусу акуле есть людей, это люди едят акул.
На следующее утро его действительно перевели в Психологический Центр.
Он уже не знал, хочет ли этого. Да, окно в камере, приличный матрас, нормальная еда, прогулки во дворе, а не под крышей. Но эти люди Как они могли? А казались добрыми и сочувствующими. Теперь будут новое ПЗ писать? С шестью убийствами?
Дамир бросился на кровать в «палате» и отвернулся к стене.
Так и пролежал, не шевелясь, и не притронувшись к еде, пока в камеру не зашел Сергей Юрьевич Волков.
Дамир никак не отреагировал ни на лязг замка, ни на звук открываемой двери, ни на шаги. Услышал, как визитер придвигает стул и садится, но так и не повернулся к нему.
Дамир, я знаю, что вас пытали, сказал Волков.
Они уже не стесняются хвастаться этим, прошептал Дамир стене.
Только друг перед другом. Говорят, даже видео снимают. Но нам не докладывают.
И откуда вы знаете? спросил Дамир, нехотя повернувшись.
У вас карта под мониторингом. Все видно.
И как?
Ужасно.
И вы все знаете и молчите.
Я не подписывал ваше ПЗ, Дамир.
Анисенко подписывал? Такой замечательный добрый парень, усмехнулся Дамир. Вежливый. Обходительный.
Он отказался подписывать и потерял работу. Медынцев подписал, главный психолог Центра. На него очень сильно надавили, сам бы он никогда не стал.
Знаете, Сергей Юрьевич, мне это совершенно не интересно: надавили или сам побежал подбирать тридцать серебряников. Ваше ПЗ дало им зеленый свет. После него со мной можно было делать, что угодно и быть уверенным, что вы все покроете и проштампуете. Когда ждать нового ПЗ с шестью убийствами? Меня ведь за ним сюда перевели, не так ли?
Дамир, вы поешьте. От того, что вы уморите себя голодом, никому лучше не будет. Понимаете, мы не может против них открыто бунтовать, но мы что-нибудь придумаем.
Дамир хмыкнул и снова демонстративно отвернулся к стене.
Я хотел бы видеть моего адвоката, тихо сказал он.
Константинова? Вы от него отказались.
Дамир сел на кровати и в упор посмотрел на Волкова.
Как отказался?
Подписали отказ. Все протоколы ваших допросов подписаны назначенным государственным адвокатом. Вы читали бумаги, которые Вас заставили подписать?
Нет. Я их не читал.
Видимо, отказ был среди них.
Могу я как-нибудь вернуть Илью Львовича?
Да, заявление надо написать.
Можно мне бумагу и ручку? Вы мне поможете?
Сергей Юрьевич кивнул.
При помощи Волкова Дамир написал заявление о возвращении Константинова в дело. Это дало толику облегчения. Иначе он бы погрузился в полное и беспросветное отчаяние.
Сергей Юрьевич пришел на следующий день и принес толстую пачку распечаток.
Это вам, сказал он Дамиру.
Это были письма от совершенно незнакомых ему людей. Поддержка, сочувствие и абсолютная вера в его невиновность. Часть писем явно лежала в Центре не один день. Передать решили только сейчас.
Дамир их читал и перечитывал. Потихоньку начал отвечать, пообещав себе непременно ответить всем.
Волков приходил каждый день, пытался утешить, но ему Дамир не верил.
Как-то Сергей Юрьевич вошел со словами:
Дамир, я не должен делать этого, и пусть это останется между нами.
Он закрыл дверь и подошел к телевизору, как всегда, выключенному.
Вставил в разъем на передней панели флэшку, которую вынул из кармана.
Дамир, подсядьте поближе, чтобы звук громко не включать.
Дамир послушался, и психолог включил телевизор.
Это была запись на ютубе, датированная вчерашним днем.
На экране появился зонтичный цветок болеголова и красная надпись «ЛСиС». Дамир был просто в шоке.
В кадре появился Андрей Альбицкий.
Глава 16
Привет, это Альбицкий, сказал он. У меня для вас как всегда плохие новости. Вчера Дамира Рашитова, которого обвиняют в убийстве Анжелики Синепал, вывезли из Психологического центра на Лубянку для неких следственных действий, что само по себе довольно странно для человека, у которого снята нейронная карта и назначен курс психокоррекции. Можно было просто написать запрос психологам.
Дальнейшие события все прояснили. Дамира пытали и пытками вынудили подписать признание еще в пяти убийствах, к которым он не имеет никакого отношения. Исполнители были наши, но это несколько разных исполнителей, более того, эти казни готовили разные команды, из разных городов. Все исполнители давно уже не в России. Мы знаем, как пытали: армейский телефон для генерации разряда и полиэтиленовый пакет с нашатырем на голову. Мы знаем, сколько времени пытали. Парня ломали три часа, почти без перерыва, пока не пригрозили арестовать его девушку. С нами сейчас на связи Крис Уоррен. Он прокомментирует ситуацию с точки зрения психолога.
И в кадре появился парень лет тридцати пяти с коротким хвостом и серьгой в ухе.
Ну, что здесь сказать? начал он. Как у вас говорят, ни в какие ворота. Меня напрягает несколько странных деталей. Во-первых, человек, который виновен в шести убийствах, никогда сходу не подпишет согласие на психологическое обследование и коррекцию. Так поступают люди, виновные в какой-нибудь ерунде, в надежде снять побыстрее более тяжкие обвинения и выйти на свободу, например, под залог. Здесь, очевидно именно этот случай. Второе. На нейронной карте такие эмоциональное значимые события, как убийства, тут же видны. Проглядеть их невозможно. Если бы психологи центра их обнаружили они были бы обязаны уведомить об этом следствие. Но в их ПЗ на данный момент упоминается одно убийство, как поспешило сообщить НТВ. Если после допроса в СБ в психологическом заключении появятся еще пять убийствэто повод к исключению коррекционной психологической службы России из Международной ассоциации, потому что это невозможно. Если бы я даже не видел того доказательства пыток, которое показал мне Анджей, вывод о них можно было сделать на основании одной логики.
В кадр вернули Альбицкого.
У нас действительно есть неопровержимое и очень впечатляющее доказательство применения пыток, которое мы передадим адвокату Дамира Илье Константинову и планируем передать в Комитет ООН против пыток. Я его пока не обнародую, поскольку хочу дать шанс новым фигурантам нашего списка. Это следователи Александр Маленький и Василий Кивалин и непосредственный исполнитель оперативник СБ Алексей Пименов. Вы еще можете остановить процесс и снять обвинения с Рашитова. Для этого у на есть еще один аргумент. Человека, который сейчас перед вами выступит, я очень долго отговаривал от этого шага. Но если честный человек считает, что поступить так велит ему совесть, удержать его невозможно. Поэтому прошу любить и жаловать: Евгений Соболев.
На экране появился белобрысый молодой человек примерно одних лет с Дамиром.
Здравствуйте! неловко сказал он. Меня зовут Женя Соболев, и я исполнитель Лиги. Я исполнил два приговора: судье Беленькому и государственной пропагандистке Синепал. Пусть моя физиономия вас не смущает, я был в гриме. Террористы из СБ схватили первого попавшегося парня, который хотя бы отдаленно подходил под описание, и пытками заставили взять на себя шесть наших акций. Мы казним виновных только после долгих уговоров раскаяться и исправить ситуацию. Им вообще все равно, кого казнить. Я понимаю, чем мне грозит мое признание. Но ситуация, когда вместо меня в тюрьме сидит невиновный, которого пытают эти мрази, для меня невыносима. Я не раскаиваюсь в том, что делал, я считаю, что был прав, и смерть этих двух выродков несколько улучшила атмосферу в России. Но, если на месте Дамира Рашитова, который ни в чем не виноват, окажусь я, в этом будет больше справедливости. Как только все обвинения с Дамира будут сняты, он будет освобожден и окажется в безопасном месте, я сдамся СБ. Мы готовы обсудить обеспечительные меры (чтобы я не сбежал), если наше предложение в принципе будет принято. Мои показания я записал, и мы передали их адвокату Дамира Илье Константинову.
Дамир оторвался от экрана и радостно посмотрел на психолога.
Сергей Юрьевич, значит все, меня освободят?
Будем надеяться.
* * *
Все-таки босс здорово сдал после того как ему исполнилось девяносто, думал Алексей Иванович Стасов, наливая народному лидеру чай. Лицо в морщинах, руки обтянутые желтой, как пергамент, кожей в коричневых пятнах, старческий скрипучий голос. Девяносто один, конечно, не дашь, но он уже не тот мачо, что любил позировать в военной форме и фотографироваться с голым торсом.
Твой Соболев никому на хуй не нужен, проскрипел шеф. Соболевпешка. Альбицкий его сдает ради пиара, чтобы улучшить положение на доске. Понятно, почему сдает. Это для него моральная победа. Но мы не доставим ему такой радости. Нам не получится диктовать условия.
А Дамир?
Рашитов, кажется? Этот даже не пешка. Это соринка на шахматной доске: смахнули забыл. Ты с его отцом, вроде учился вместе?
Да, нет. Так, пересекались пару раз по бизнесу, в молодости.
Ну, тогда и забудь. Все, она улетела.
Что?
Соринка, Леша. Рашитов твой.
Он жену недавно схоронил, а теперь сын
Все мы жен хороним. А сыновья трепаться меньше будут. А то распустили языки, бандерлоги. Ну, теперь заткнутся.
Шеф поднял голову и в упор взглянул на Стасова вовсе не старческими, ледяными серыми глазами. И Алексей Иванович заткнулся.
Альбицкий, правда, не пешка, продолжил президент, попивая чай. Но и не ферзь. Слон Офицер, сука. Вертлявый гад, но ничего, поймаем. И зря думает, что он игрок. Такая же фигура на доске, как и прочие. К тебе, между прочим, вопрос, Леша. Как у вас с Альбицким? А то совсем обнаглел блядь!
Работаем. Его англичане охраняют.
До сих пор нам это не особенно мешало. Кстати, Соболев тоже на вас. Как там твои ребята насчет Соболева?
Я понял. Сделаем.
Ну, буду ждать.
* * *
Алексей Матвеевич Медынцев ждал Волкова в кабинете.
Сереж, надо подписать, сказал он и кивнул на бумагу, лежащую на столе.
Сергею Юрьевичу все стало ясно, как только он взглянул на этот документ. Психологическое заключение Дамира Рашитова. Отредактированное, с шестью убийствами.
Алексей Матвеевич, но ведь истинный убийца теперь известен
Медынцев пожал плечами.
Позиция руководства заключается в том, что Альбицкий блефует.
Зачем ему так блефовать? Это бессмысленно.
Не ко мне вопрос. Сережа, подписывай!
Алексей Матвеевич, если я сегодня это подпишу, я завтра буду в списке Лиги. А у меня двое детей.
Сереж, в списке Лиги больше трехсот человек. Убивают они по два-три человека в год. Так что, может быть, лет через сто до нас и доберутся.
До Синепал быстро добрались.
Сереж, ну, где Синепал и где мы? Мы для них мелкие сошки. В списке Лиги такие люди, на фоне которых мы вообще не видны. Да и они прекрасно понимают в Лиге, что мы не по доброй воле это делаем.
Но вас-то внесли в список.
Внесли и что? Я жив пока.
Алексей Матвеевич, а моральная сторона вопроса? Мы ее совсем не рассматриваем?
Мы здесь ничего не решаем. Здесь даже Кивалин с Маленьким ничего не решают. Это дело государево. Приказ идет с самого верха.
Главному втирают очки, что поймали исполнителя Лиги и убийцу шести человек?
Думаю, что главный в курсе, кто такой Дамир. Но им надо отчитаться в том, что Лига побеждена.
Перед кем?
Не перед главным, нет. Перед народом. Чтобы запугать. Сереж, если мы это не подпишем, они нас всех разгонят или посадят, на наши места возьмут других и все равно заставят подписать.