Знакомый, пожала плечами Вероника и посмотрела на деда. Я не могу завести знакомства?
Ты ещё смеешь пререкаться со мной? Отвечай, когда я задаю вопрос.
Это один из слуг Востряковых. Я попросила показать набережную, и мы прошлись. И всё.
Со слугами, значит, шашни водишь? Позор, последнее словобудто удар кувалдой по голове. Посмотри на себя. Что за вид? Где так уделалась? Тебе что, охрану приставить, чтобы за каждым шагом твоим следить?
Вероника снова принялась изучать узоры на ковре. Она знала, что сейчас ни в коем случае нельзя пререкаться, иначе будет только хуже. Наоборот, надо показать раскаяние и заверить, что такого больше не повторится. А то дед, и правда, охрану приставитшага не шагнёшь. А может, уже приставил. Откуда же он тогда знает, с кем Вероника гуляла?
Прости, дедушка, я больше не буду, виноватым тоном произнесла Вероника.
Как зовут этого слугу? дед, кажется, немного смягчился.
Артём. Фамилию не знаю.
Ты не думаешь ни о своей репутации, ни о репутации семьи, завёл дед старую шарманку, которую Вероника слышала уже сотню раз. Тебе плевать, что будут о нас думать и какие слухи распустят наши недруги. Да ни одно уважающее себя семейство не согласится принять тебя. Ты хоть понимаешь это?
Тут уж дед, разумеется, перегибал палку. Он любил стращать подобным образом. Вот только Вероника знала, какую жизнь ведут другие боярские и княжеские отпрыски, и все нормальные семьи закрывали на это глаза, если, конечно, не разгорался крупный скандал. Но Василий Степанович был человеком старой закалки и строгих нравов, и это ужасно раздражало Веронику. Другие жили на полную катушку, развлекались, а ей шагу ступить не дают.
Я на многое закрываю глаза, произнёс дед. Я закрываю глаза на твои поездки к Лядовым и то, что вы там устраиваете, закрываю глаза на ваши пьянки и гулянья по клубам
Да я уже полгода нигде не была
Цыц! Кто научил старших перебивать? Но всему есть предел. Шашни со слугамиэто слишком. Я не позволю подобных вольностей под моей крышей. Кто он такой? Чем занимается в поместье?
Не знаю.
Как это не знаешь?
Ну он что-то вроде телохранителя. Он сегодня сопровождал Востряковых на похоронах.
Дружинник?
Да, вроде того. Я же говорю: не знаю.
Понятно. В общем, мне это надоело. Кажется, придётся принять меры, тон Василия Степановича стал холоден. Скажу твоему отцу, чтобы забрал ключи от машины. Следующий месяц чтоб сидела дома и готовилась к экзаменам. В лицей тебя будет отвозить шофёр. И летом этим на море не поедешь, все два месяца будешь заниматься тренировками. Свободна.
Вероника вышла из кабинета в подавленном состоянии и мрачном расположении духа.
Ну и сволочь же ты, дед, пробормотала она. Что за семейка мне попалась.
Пройдя по коридору, Вероника спуститься на второй этаж, где находились её с сестрой комнаты. На душе было паршиво. Да и как иначе-то? Едва она встретила парня, с которым ей понравилось и с которым она бы хотела встречаться дальше, как дед опять ставит палки в колёса. Ну слуга, и что? Подумаешь! Не замуж же за него выходить? Отпрыску мужского пола, вздумай он потрахаться с какой-нибудь служанкой, слова бы не сказали. А туттрагедия великая!
Да ещё и на море запретили ехатьэто уж совсем за гранью добра и зла. Совершенно незаслуженное наказание! Вот в других семьяхвсё нормально, но только не тут, только не в этом доме, где дед всех в ежовых рукавицах держит.
Оставалось лишь надеяться, что за этот месяц Василий Степанович сменит гнев на милость и всё же разрешит внучке поехать отдыхать.
И всё же Вероника хотела снова встретиться с Артёмом. Она только и думала, что о следующем свидании. Да, он был немного страннымнаверное, повлияло ранение. Контузия или ещё что-нибудь вроде этого. Но это не имело значения. Веронику тянуло к нему, теперь она ждала только одного: когда он позвонит. А уж она-то придумает, как удрать из-под пристальных взглядов родни.
В общей комнате, из которой двери вели в спальни сестёр, сидела Оля. На столе перед ней располагались три голографических монитора, сестра чем-то увлечённо занималась. Она уже переоделась, и теперь была в домашних штанах и футболке.
Зачем тебя дедушка вызывал? спросила она, даже не посмотрев на Веронику.
Так, ерунда, Вероника шлёпнулась в большое мягкое кресло. А ты всё занимаешься?
Ага.
Понятно всё с тобой, Вероника с тоской вздохнула. Ольга хоть и старше всего на четыре года, а с ней невозможно ни о чём поговорить. Она вечно занята то учёбой, то какими-то своими проектами, и болтает только о них.
Куда ты сегодня удрала-то? спросила Оля, но отрываясь от монитора.
Гулять пошла. На набережную.
И как погуляла?
Неплохо. А знаешь, кого я встретила?
Кого? без малейшего интереса спросила Оля.
Того парня, которого мы вчера подвозили и который на похоронах был с Востряковыми. Помнишь? Он, оказывается, телохранителем служит. Представляешь, после того, как его ранили, у него открылись все четыре канала!
Брешет, равнодушно констатировала Ольга. Не бывает такого.
Мне тоже показалось странны. Думаешь, врёт?
Ну да.
Да по фиг. Мы с ним всё равно решили встречаться. Вот так вот! Завидуй молча.
Так дед тебя по этому поводу вызывал?
Да, типа того. По-моему за мной кто-то наблюдает.
Не обязательно. Твой внешний вид и так красноречиво говорит о твоих похождениях.
Говорю: завидуй молча, Вероника насмешливо улыбнулась.
Было бы чему.
Не, ну ты можешь и дальше в девах ходить, подколола Вероника. Мне-то что?
Ольга закатила глаза и поморщилась:
О Господи, Ника, иди уже, куда шла. Отвлекаешь только.
А вот и не уйду. Буду тут сидеть.
Ну сиди. Только не трынди, ради Бога. Я и так устала сегодня.
В комнате повисло молчание, нарушаемое шуршанием клавишной панели.
* * *
На следующий день состоялись ещё одни похороны. На этот раз хоронили отца. Было всё то же самое: храм, кладбище, застолье, только масштаб поменьше. Присутствовали в основном, родственники и несколько друзей. Ну и Геннадий Михайлович приехал, произнёс речь.
Хоронили в закрытом гробу, отца я даже не увидел напоследок. Гроб опустили в землю, могильщики закидали землёй, а мы стояли рядом и смотрели.
Мать сдерживалась, не желая при всех показывать эмоции, но вид у неё был убитый. А Ира даже всплакнула, когда гроб опускали. Она сжимала в руках платок, то и дело вытирая скатывающиеся по щекам слезинки.
Мне тоже было грустно. Мы с отцом виделись редко и знали друг друга не так хорошо, как хотелось бы. Служба отнимала у него всё время. Я вспоминал разные светлые моменты, связанные с ним, вспоминал прощание перед армией. Отец был печален. Наверное, он уже тогда знал, что меня отправят на фронт, но не мог сообщить мне этого.
Мы накажем убийц, тихо сказал я стоящей рядом сестре. Я сделаю всё возможное.
Никто не знает, кто его убил, ответила Ира. Наверное, убийцы очень влиятельные, она снова промокнула глаза, останавливая катящиеся слёзы.
Она была права. Враг силён (если это действительно Голицыны). Вот только они, кажется, слишком многим родам дорогу перешли, а значит, их прижмут, и если я смогу посодействовать этому, сделаю всё, что от меня зависит.
После похорон поехали в ресторан на поминки и, посидев всего пару часов, разъехались. На этом прощание закончилось. Мёртвые лежали в земле, живые продолжали жить, словно ничего и не случилось.
В усадьбу вернулись к вечеру, но я подумал, что ещё успею отвезти Иру домой. После субботней драки я немного опасался ехать в город, но никого другого просить не хотелось. Это вызвало бы вопросы, пришлось бы что-нибудь придумывать правдоподобное. Так что на фиг, легче сделать всё самому.
Позвонил Геннадию Михайловичу, сообщил о своём намерении, тот дал согласие. Про вчерашний инцидент он даже не заикнулся. Возможно, Лёха ещё не успел настучать, а может быть, разнос меня ждал позже.
Машина тоже нашлась. У отца имелся небольшой синий седан иранского фирмы «Сэтарэ». Модель старая с жидкокристаллическими дисплеями на приборной панели, но двигатель на преобразователе. Причём преобразователь стоял сибирский, довольно качественный, работал уже года три. Сейчас такие днём с огнём не сыщешь, только если с рук покупать.
Мама была не против того, что я теперь воспользуюсь отцовской машиной. У неё имелось собственное авто, у брататоже. Так что седан я с чистой совестью застолбил за собой.
Сестра собрала немногочисленные вещи, которые привезла с собой, я закинул её сумку в багажник, и мы поехали. Управлять машиной было несколько непривычно: со времён автошколы я ни разу за руль не садился.
Некоторое время ехали молча, я крутил баранку, сосредоточившись на дороге, Ира сидела на заднем сиденье задумчивая и грустная.
Ты говорил, что отомстишь убийцам, сказала, наконец, Ира, когда мы выехали на трассу. Ты уже знаешь, кто это сделал?
Есть некоторые предположения, ответил я.
Многие считают, будто Эдуарда Вострякова убили Голицынымосковский род. Он якобы им не захотел продавать какой-то завод.
И откуда ты слышала такое?
Вчера дружинники за столом рассказывали. Поэтому поместье так хорошо охраняется. Николай Эдуардович думает, что на нас нападут.
Это вряд ли. Они не такие дураки, чтобы нападать на поместье. Если кого-то захотят убить, поступят, как с Эдуардом. Никогда громкие убийства не совершаются так, в открытую. Поэтому опасаться нечего. Тем более, теперь ты будешь жить в квартире.
Мне будет скучно, пожаловалась сестра. Раньше я ездила к маме каждые выходные, а теперь я даже не хочу сюда ехать.
Из-за Алексея?
Угу.
Всё образуется, пробормотал я себе под нос, не слишком уверенный в своих словах.
Только ты, пожалуйста, не лезь ни в какие передряги, сказала Ира и после секундой паузы добавила. Я боялась, что ты не вернёшься из армии. Не хочу бояться опять.
Да нормально всё будет, ответил я.
Мы затормозили на светофоре в пригородном посёлке. Пока ждали, я смотрел в зеркало заднего вида на Иру. Она задумчиво глядела в окно, а я был не в силах отвести взгляд от её милого личика со слегка вздёрнутым носиком.
Мне почему-то захотелось поделиться с Ирой своими планами. Я не знал, когда мы теперь увидимся, быть может, нескоро или вообще никогда. Как мама и Костя воспримут новость о моём решении уйти со службы роду, я тоже не знал. Скорее всего, негативно. Будут отговаривать, увещевать, убеждать, что в другом месте и жизни-то нет. Но мне было без разницы. Я не считал, что пропаду без покровительства рода. Когда меня отправили в солдаты, я смирился с необходимостью дальше жить самостоятельной жизньюжизнью простого человека, какой живут миллионы людей в СРК. Но мне хотелось одного: чтобы Ира поняла меня и мои устремления. И я сам не знал, почему так нуждался в её одобрении.
Загорелся зелёный, другие машины тронулись, и я с небольшим запозданиемтоже. Ближе к городу поток становился плотнее, и мне приходилось быть особенно внимательным.
Мне предложили работу, сказал я. В ГСБ считают, что я подхожу им.
И ты согласился? Ира прекратила смотреть на дорогу и повернулась в мою сторону.
Пока не решил. Возможно.
Получается, ты не хочешь служить роду?
Если честно, не очень. В ГСБ тоже хорошие перспективы. Возможно, даже лучше, чем в княжеской дружине. Там даже служат представители знатных родов. Мне кажется, дело стоящее.
И ты опять уедешь? между бровей Иры прорезалась недовольная складка. Бросишь маму и меня?
Я не знаю, честно ответил я.
Может, не надо?
А мне всю жизнь кланяться перед такими как Лёха Востряков? Неужели ты так хочешь на них работать?
Ира задумалась. Наверное, прежде ей не доводилось размышлять над подобными вопросами.
Но мы же должны служить роду, выдала она, наконец.
Должны? Кто сказал?
Мама и папа так всегда говорили. Я бы не хотела, чтобы ты опять уезжал.
А что поделать? Мы вырастаем, у каждого своя жизнь. Ты часто Люду видишь? А Костю? Ну вот. Они повзрослели, обзавелись своими семьями. То же ждёт и нас. Детство закончилось. Тебе однажды предложат партию. Наверное, с кем-нибудь из дружинников. А я вот не хочу, чтоб род определял, с кем мне спать и с кем жить.
Если честно, ятоже, Ира улыбнулась. Только маме не говори. А она, кстати, уже знает, что ты уедешь?
Пока нет. Я скажу, когда всё точно определится. И ты пока не говори. Пусть это будет наш с тобой секрет.
А когда всё определится?
Да мне кажется, уже на днях.
Продравшись через вечерние пробки, мы, наконец, добрались до дома. Дверь в подъезде уже поставили новую. Ира сразу заметила изменения, и я тоже сделал вид, что удивился. Понятное дело, рассказывать ничего не стал.
Пока шли от машины до подъезда, я постоянно оглядывался: не поджидают ли меня снова? Но во дворе было спокойно, ничего подозрительного я не заметил.
Поднялись на этаж, вышли из лифта, и передо мной предстал коридоры, расходящийся в трёх направлениях. Повсюдудвери. Я снова ощутил тревогу. Она усилилась, когда мы подошли к нашей двери и я открыл её. Казалось, там кто-то притаился, и если зайдуменя убьют. Надо бы кинуть гранату, но её не было. Я на миг остановился в дверном проёме, не решаясь войти.
Ира коснулась моего плеча.
Эй, ты чего? она посмотрела мне в лицо.
Ничего, а что?
Ты так смотришь, как будто квартиру не узнал, она засмеялась.
Я хмыкнул и вошёл, поставил на пол сумку, включил светстало спокойнее. Только тёмный дверной проём в ванной комнате вызывал беспокойство, и я там тоже включил свет.
Приехали, сказала я. Будем прощаться?
Может, поужинаешь хотя бы? предложила Ира. Ты видел, какая пробка из города? Ты сейчас ехать будешь два часа.
Я был рад побыть с Ирой ещё какое-то время, а потому согласился, хоть и не успел проголодаться после поминок. Ира нашла в шкафу пакет макарон, поставила кипятиться воду в чайнике, а я разморозил котлеты, что завалялись в морозилке, и кинул на сковородку.
Наконец сели ужинать.
Так что с тобой было-то? поинтересоваться Ира. Ты как будто призрака увидел. Я ещё в первый день заметила, что ты тормозишь возле дверей.
Я рассмеялся.
Неужели, и правда, так заметно?
Ну когда ты дома, да, Ира пожала плечами.
Не знаю даже, как тебе объяснить Просто когда я вижу дверной проём, мне хочется кинуть туда гранату.
Зачем? Ира удивлённо уставилась на меня.
Дурная привычка, вздохнул я. Когда зачищаешь здание, противник может быть, где угодно. За каждым углом. Иногда мне чудится, словно из окна или из двери вот-вот начнут стрелять, а я ничего не могу сделать. Я буквально, как будто я попытался подобрать слова и не смог. Я иногда даже выстрелы как будто слышу. Не знаю, как это объяснить.
Может, к врачу обратиться? робко предложила Ира.
Да какой, на хрен, врач? вспылил я. Думаешь, я совсем с катушек полетел?
Ира продолжала смотреть на меня с тревогой в глазах.
Всё пройдёт, сказал я спокойнее, это просто воспоминания. Со временем они забудутся.
Доужинали мы молча. Ира больше не донимала меня. А когда мы поели и я вознамерился отправиться в обратный путь, вдруг спросила:
А ты очень торопишься?
Да не особо. А что?
Может, фильм посмотрим? Мне скучно, Ира потупилась, словно засмущалась чего-то.
Я согласился. Мы устроились в большой комнате на диване перед нашим старым плазменным телевизором. Я подключил интернет и нашёл какую-то комедию из недавних.
За окном стемнело. Комната тоже погрузилась во мрак, но свет мы включать не стали. Ира сидела, поджав ноги. А потом и вовсе пододвинулась ко мне и положила голову на моё плечо. Мне было хорошо, я даже забыл, что скоро надо ехать обратно. И в то же время чувствовал себя немного неловко. «Зачем она это делает? задавался я вопросом. Неужели она такая глупая и не понимает, что я ощущаю сейчас?»
Кино закончилось, я выключил с пульта экран. Мы с Ирой остались сидеть на диване в том же положении. Я понимал, что надо прощаться, но ехать никуда не хотелось. Впереди ждали ночная дорога и пустая комната в доме для прислуги.
Мой взгляд скользил по затянутым в джинсы бёдрами Иры, по её груди, которая выпирала из-под футболки, губам, вздёрнутому носику и зелёной пряди волос, упавшей на лицо.
Ладно, вздохнул я, поеду. Уже поздно.
Постой, Ира вязала меня за руку и медленно приблизила своё лицо к моему. Я ощутил, как её губы нежно и робко касаются моих губ. Несколько секунд я сидел, наслаждаясь моментом.