Что делать? Руки ходят ходуном. Мысли мечутся. Надо успокоиться, и решиться начать делать что-то боевое. Вот только что? А хрен его знает, что! Даже оружия нет. Вот-вот начнётся штурм. Враги прицепятся к нам, перепрыгнут, и, наверное, начнут закидывать помещения гранатами. Как в таких случаях положено. А потом, врываясь сразу за взрывами, добивать контуженных. Ну, или не убивать, а в плен брать, что в конечном итоге может оказаться похуже, чем быстрая смерть в бою.
Капитан стал за пульт управления оборудованием земснаряда. Он на что-то надеется? Переключил часть мощности с хода на рыхлитель. Громадный страшный конус стал вращаться, посвёркивая кривыми ножами.
Лево руля! Правая машина полный вперёд! Левая свая в грунт!
Натужно загудели механизмы, вдавливая одну из кормовых колонн в дно. Выдержала, не сломалась. От резкого изменения курса мы все полетели кувырком, круша рёбра о жёсткий наш корабль. Вражеская баржа, подходящая к беззащитному, будто-бы, земснаряду для абордажа, внезапно оказалась сама атакована ужасным буром. Жуткий, нескончаемый скрежет и снопы искр выше мачт.
Конус продирает борт, одновременно напирая в сторону. Конструкция не выдерживает, баржа разваливается на две части. Передняя половинка тонет, а вот задняя нет. Более того, огрызок вражьей баржи даже сохраняет ход. Враг теперь пытается уйти. Но от багермейстера Синицына не очень-то уйдёшь, особенно когда он на лучшем десантном корабле страны. Становится сам за штурвал.
Поднять сваю! Обе машины полный вперёд!
Догоняем баржу. Синицын подводит конус под корму и сносит там врагу руль и винт. Оставшиеся ещё в состоянии стрелять автоматчики, перебежав на корму, пытаются достать нас очередями. Задрав «руку» с рыхлителем повыше, как для разработки крутого берега, багермейстер делает из тех стрелков кровавое месиво. Потом сносит рубку с находящимися там. У меня, да и не только у меня, срабатывает рвотный рефлекс от вида мотающихся по воздуху длиннющих кишок, наматываемых на вращающиеся ножи.
Конус рыхлителя продрал днище в корме, баржа принимает воду и постепенно уходит под воду. Спасшихся нет. А с берега нас продолжают обстреливать. Синицын разворачивает катамаран туда, к мерцающим вспышками выстрелов кустам.
Что он хочет сделать? «Разрыхлить» врагов в тех кустах? Теоретически это возможно, у нашего корабля небольшая осадка, вполне сможет подойти на расстояние вытянутой «руки». Вот только маневренности там не хватит, чтобы обработать достаточно большой по ширине участок. «Рука» рыхлителя не имеет системы горизонтальной наводки, надо разворачивать весь катамаран.
Возле самого берега рыхлитель опускается на дно. Мощность двигателей переключается с хода на добычу и транспортировку грунта. Насосы начинают всасывать разрыхлённую ножами конуса породу. Жидкая грязь несётся по пульпопроводу. Вначале выброшенный ввысь грунт кажется чёрной радугой, протянувшейся от корабля далеко в лес. Со сверкающей хрусталём в лучах солнца водой. Но вот капитан опускает трубу пульпопровода вниз, переходя на прямую наводку.
(Потом, когда мне как формальному владельцу, пришлось давать название кораблю, я так прямо и назвал: «Чёрная Радуга»).
Расстояние до ближайших врагов всего-то метров пятнадцать. Уж-какие они получили травмы, насколько совместимые с жизнью, не берусь с точностью судить. Лучше-бы для них было сразу помереть. Чтоб сразу наповал. Центнеры, тонны грунта наращивают могильные курганы над незадачливыми разбойниками.
Капитан Синицын выключает двигатели. Внезапная, нежданная тишина. Лишь журчат потоки, изливаясь из того, что недавно было прибрежным лесом. Теперь здесь холмистая поляна из сверкающей на солнце мокрой земли. Лес в ужасе замолк, ни одна птичка не чирикнет. Не слышно стонов заживо похороненных.
Пройдёт немного времени, и буйная растительность джунглей возьмёт своё обратно. Светлой кладбищенской зеленью покроют тут всё молодые кусты, прорастая корнями в скелеты. Ну а мы пока возвращаемся в порт.
Связи по-прежнему нет. Орденский разведчик-помехопостановщик кружит над нами, хорошо хоть, что бомбы не кидает. Лишь возле самого Берегового убирается он восвояси. Теперь можно связаться по радио, но вижу, как к нам мчится сторожевик и на баке его один из моих кураторов. Значит, доложу устно.
Куратор влезает на земснаряд
Сержант Кузнецов! Вы арестованы!
Вот так. А почему, наивный, не предполагал такого? Дело-то государственной важности, и я в нём по уши замешан. Пришлось посидеть, хоть и не долго. Несколько дней под следствием. «Сижу за решёткой в темнице сырой». Ну, не в сырой, конечно, а наоборот, в сухой и жаркой, но пришлось посидеть. Потом выпустили, сказали, до суда. Под подписку о невыезде.
Личное имущество на время арестовали. Причём арестовывали не только то, что лишь формально моё, но и усадьбу с помидорными шпалерами тоже. Потом вернули. Детей тоже вернули. На следующий день после моего ареста их прям с уроков в школе забрали в спецприёмник. Первым делом после освобождения «получил» обратно детей. С несильными, к счастью, психотравмами. Поехали в гостиницу, приходить в себя.
Полез смотреть новости. Уй, блин, что там творится! Проклинают ефрейтора Кузнецова. Как быстро изменился медийный настрой, с обожающего на проклинающий. Неужто только из-за земснаряда? Да нет. Не только.
Попытка захвата нашего корабля оказалась лишь как-бы пиком, выглянувшей из тёмных облаков вершиной грандиозного скандала. В дальнейшем симбиоз жуликов и экономических диверсантов проявился во всей своей красе. Даже не знаю, с чего правильнее будет начать перечислять ими содеянное. Так много всего переплелось воедино.
Конечно, все те, кто принимал деятельное участие в череде афёр и диверсий, успели удрать. Итальянцы, семейство, наёмные менеджеры. Нам осталось лишь подсчитывать свои грандиозные убытки и выкручиваться из ловко сотканных международных юридических сетей.
Ценное заграничное оборудование, которое итальянцы привезли сюда для видимости, оказалось бессмысленным хламом, лишь имитирующим своим внешним видом нужные станки. А то дефицитное оборудование, которое передало в совместное предприятие государство, оказалось частично похищенным, частично выведенным из строя. То-же и с завезённым сырьём, те его сорта, что подороже, подефицитней, были испорчены.
Вообще, был запланирован большой пожар, чтобы уничтожить ещё оставшееся от фирмы, но слишком раннее вскрытие операции с земснарядом спугнуло, заставило запаниковать и удрать чуть-ли не за считанные минуты до поджога.
Все активы, которые можно было вывести из компании, из неё вывели. Остались лишь гигантские долги. Фирма брала в кредит всё, что могла, опираясь на господдержку и удачную рекламу своего великого будущего. Во всех банках кредиты. У производителей набраны в кредит их товары, оборудование, транспорт, сырьё. У потребителей будущей предполагаемой продукции набраны задатки. Много задатков. Чтобы получить выгодные товары раньше других, в первую очередь, покупатели радостно вносили задатки. Все покупатели оказались «первоочередниками». Это были как организации, так и множество обычных людей, пожелавших приобрести, например, дешёвую, но очень хорошую пластиковую яхту.
Много оборудования и сырья было закуплено фиктивно. За большие деньги, якобы из телепорта, по морю привозили и складировали всякий хлам в упаковке. Довольные английские судоперевозчики возили всё это и прочее в долг, под государственные гарантии оплаты.
Было создано много явно фиктивных задолженностей иностранным представителям, с государственной гарантией оплаты. Не нарушая международного законодательства, РА никак не могла от них отказаться. Фиктивные долговые обязательства придётся признать и оплачивать.
В целом, постарались как можно больше «замкнуть» экономических цепей на иностранных подданных, которых РА никак не может просто послать куда-подальше. Придётся платить по счетам и выполнять всякие международные договорённости. У нас финансовое законодательство не очень, не тягаться ему с теми, кто это развивал веками. Высокоуровневых юридических организаций подобных направлений просто нет. Придётся платить. Своих можно «кинуть» по-беспределу, а вот иностранцам придётся платить.
На расширенной территории фирмы много построили и расширили, причал, ангары. В долг, естественно. Даже железнодорожный путь заказан, из китайских рельсов, так-как своих ещё не производим. Пока не началось производство, пустующие склады готовой продукции были сданы в аренду. Очень задёшево сданы, что обеспечило их наполнение чужими товарами. И товары эти пропали.
Афёра-диверсия имела широкие экономические последствия для страны. Видя непобедимого конкурента, другие фирмы, большие и маленькие, работающие с пластиками, стали сворачивать производства. Распродавать оборудование (его обычно скупали итальянцы по хорошей цене, в долг), увольнять специалистов. Отрасль умерла. У государства на руках оказался большой невостребованный запас сырья. Теперь, чтобы получить за него какие-то деньги, придётся продавать за границу, поддерживая чужую промышленность.
По контрактам, как высокоценных специалистов, в РА пригласили самую непотребную шваль самых непотребных стран. С этой швалью были заключены договоры от лица государства, дано гражданство, даны в собственность прекрасные коттеджи и подъёмные. Отнять назад всё это просто так, без международного скандала, не получится.
А медийное лицо всего этого ефрейтор Кузнецов! Яркий представитель фирмы. Вот теперь меня и проклинают. Очень много людей оказалось пострадавшими. И такое впечатление, что всё население страны (и других стран тоже) вложило свои сбережения в акции и облигации. И ещё в лотерею, розыгрыш которой должен был произойти после начала производства.
Этак и линчевать могут. Повезло, пожалуй, что до гостиницы добрался без приключений. Сижу перед экраном монитора в унынии, впадая в прострацию.
Всю ночь так просидел. Всё ужасно, как людям на глаза-то показаться? Плеваться теперь будут.
Утром звонок. Звонит куратор.
Вам надо ехать на общее собрание акционеров.
Зачем?
Участвовать в избрании нового правления.
Да зачем мне это? Я лучше откажусь. И от акций откажусь, передам кому-нибудь имеющиеся. Тем-более, что они теперь ничего не стоят.
Следуют объяснения. Оказывается, фирма всё ещё формально существует. Её деятельность приостановлена, на имущество на время следствия наложен арест, но фирма ещё есть. Главные фигуранты дела, то-есть, сбежавшие преступники, лишены особым постановлением своей собственности. Имеющиеся у них на руках акции теперь считаются недействительными.
Предвидя подобное, злодеи в последние дни старались распродать имеющиеся у них контрольные пакеты акций, потихоньку, небольшими партиями. И самым замечательным оказалось то, что Анжела, то-ли от свойственного ей раздолбайства, то-ли уже просто на всё наплевав, передала мне в счёт гарантии контракта не простые акции, а те, которые имеют не один голос, а сто каждая. Их номинал, доля в прибыли, такие-же, как и у обычных, но вот при голосовании на собрании сто голосов вместо одного. Такие акции были у всех представителей семейства, и у Анжелы, естественно, тоже. И вот, в результате всего этого, как объяснил куратор, я стал обладателем самого большого количества голосов.
Да теперь меня люди вообще убьют, узнав, что я ещё и самый главный в этой каше. Вон чего в СМИ-то пишут.
С прессой мы уже работаем, она сменит тон на противоположный. А на собрании вначале выступит представитель государства и всё людям объяснит.
Так примерно и поступили. Людей успокоили насчёт личности «ефрейтора». Расписали, приукрасив, его новые подвиги в битве за земснаряд. А люди на собрании акционеров собрались, надо сказать, самые активные, самые влиятельные в стране. И самые богатые. Хоть тут и немного, в РА, богатых. Но всё-же они есть. Вот их, этих самых богатых, в первую очередь и обобрали с акциями и облигациями. Понятно, что они негодуют. И чуть-было на «ефрейтора» их гнев не выплеснулся.
Ну а дальше всё пошло, в общем-то, стандартно для АО такого типа. Хотел я свалить оттуда, мол, делайте тут сами, что хотите, но куратор не дал. На ухо шептал, наставлял. И вот к вечеру, после долгих мытарств, утонув в говорильне, оказался-таки избран директором. Исполнительным директором (и главным получателем теоретической прибыли) хрен знает чего. Чего там вообще могло от предприятия остаться, после полной распродажи за долги? А куратор поздравляет, хоть и со значительной долей ехидства:
Теперь вы, можно сказать, настоящий владелец фирмы.
Очередное утро. Поеду, погляжу, во-что влип на этот раз. Исполнительный директор и главный получатель ништяков, блин.
Ну и что с этой фирмой? Земля государственная, взятая в аренду. Строения. На них пока ещё никто не позарился. Вот офисное. Всю мебель и прочее оставшееся уже вывезли, распродали. Хожу, смотрю. Вспоминаю, как тут раньше было. Вот директорский кабинет. Стало-быть, мой. Захожу. Пусто. Даже выключатели и розетки демонтировали.
У директорского кабинета индивидуальный туалет. Дверь в него уже отсутствует, сняли за долги. Захожу. Понятно, сантехнику тоже отвинтили. Ух-ты! А кафель-то тут какой! Подобный только в молодости видел, то-ли сталинских времён, то-ли вообще царских. Толстый и большой, сантиметров сорок сторона. Жаба проснулась. Как-бы мне его того. Это-самое, типа. На участок к себе. Это-ж моё теперь типа, да? Я-ж тут настоящий директор, я не подставной, как раньше. За мои мытарства надо-ж хоть какую-то компенсацию надыбать.
Узоры прекрасные. Краски не потускнели, насыщенные. Где, интересно, делают такой сейчас? В молодости перенял одну технологию. Рукастые, мастеровые мужички брали такую плитку и навивали вокруг неё красивый каркас из латунной проволоки, создавая кухонную подставку под кастрюли, чайники. Ну, я тоже попробовал. Но не настолько рукастый оказался, чтоб из проволоки красиво получалось. Тогда просто на клей снизу ножки, деревяшки приклеил. Как-бы мне тут наковырять-то? Если не на целую облицовку чего-нибудь, так хоть на подставки.
Крепко сидит. Потому-то, видать, его и оставили. Если отковыривать как-следует, небось, лопнет керамика, не выдержит. Внимательно высматриваю, может где не очень прочно, хоть одну плитку отколупать себе. Я-ж директор тут.
А, вон одна, вокруг трещины крупные, если внимательно приглядеться. В нижнем ряду у пола. Ковыряю её и она выпадает мне в руки. Ай! Мать-чессна! Это-ж клад! Тут тайник! Плитка когда-то раньше, наверное, вскоре после того, как её посадили на раствор рабочие, была отделена, а находящийся за ней бетонный блок, из которых сложена перегородка, расшатан и вытащен. В образовавшемся углублении не так-уж мало места. И всё оно заполнено!
Генеральный директор-бомж Князь Боярин Оболенский имел приставленных к нему под видом секретарей надзирателей. Они следили в основном за тем, чтоб он не напился на людях, когда надо было изображать деловую видимость. Ну и много чего другого чтоб не делал, не болтал и т. п.
Долгая вынужденная трезвость слегка восстановила мозг бомжа. Он начал проявлять активность. Так-уж мы устроены. Когда у нас остаются время и силы, ресурсы после наших действий по банальному выживанию, мы не можем просто застыть, как выключенный робот. Надо чем-то заниматься. Это, наверное, можно назвать платой за разум. Вот и умеренно протрезвевший директор стал интересоваться тем, чем занимается. Умеренно протрезвевший, потому-что всё-таки ему немного наливали. Обычно вечером. Чтобы лучше контролировать.
Подписывая ведомость на закупку запаса лекарств с Земли, Оболенский ухитрился включить туда настойку боярышника в большом количестве. Пришедшие лекарства сложили на складике при медпункте, куда и наведывался регулярно жаждущий директор. Постепенно он предусмотрительно растащил упаковки с пузырьками по разным обороудованным тайникам, один из которых и был в туалете при кабинете.
Ушлый алкоголик долго водил за нос секретарей-надзирателей. Внезапно, в самые ответственные моменты, пьяневший генеральный директор доставил немало проблем. К тому-же он покрылся аллергической крапивницей, что распугивало людей. Его наказывали, источники опьянения искали. И постепенно находили. Заначек становилось всё меньше.
Предчувствуя скорое исчезновение смысла жизни, то-есть, возможности принимать алкоголь, бывший бомж испытывал звериный ужас, переходящий в злобу и ненависть. Фактически ставший зеком в фирме бомж стал готовиться к последней схвате за «бояру».