Однако «Убийца» преодолевал все эти преграды, хоть и со старческим ворчанием. Надежный и выносливый механизм, он покорно выполнял волю хозяина, не считаясь с неудобствами, не жалуясь и не прося снисхождения. Не потому, что выполнял взятый на себя обет или пытался что-то доказать окружающему миру. Просто потому, что был для этого создан.
Три года, подумал Гримберт. Уже три года я привязан к этой неповоротливой древней коряге. Уму непостижимо. А ведь когда-то малодушно думал, что не справлюсь. Вернусь к отцу с опущенной головой и попрошу доспехлюбой доспех, кроме этого душегуба. И каждый раз оказывалось, что мой запас сил на волос больше, чем те пытки, на которые он меня обрекал.
Первые месяцы их знакомства были невыносимы. Это не были отношения рыцаря и его боевого доспеха, скорее, мученика и пыточного орудия, прикованного к скале Прометея и орла, терзающего его печень. «Убийца» словно нарочно испытывал его силы, неустанно находя все новые и новые способы уязвить его уверенность в собственных силах. Иногда ему это почти удавалось.
Господи милосердный! Три года!..
Он скрежетал зубами от боли, едва лишь войдя в режим нейро-коммутации, когда его нервная система превращалась в подобие плавящейся от напряжения электросети. Он сосредоточенно смазывал антисептиками кровоточащие язвы на открытых участках тела, натертые за многочасовые переходы о жесткую внутреннюю поверхность бронекапсулы. Он учился ориентироваться и держать связь по архаичным приборам, многие из которых были столь древними, что утратили даже названия.
Наверно, и «Убийце» приходилось с ним несладко. Не раз и не два он загонял его в грязь и, завязнув намертво, вынужден был бросить, дожидаясь, пока отцовские слуги заведут на помощь тягачи. По меньшей мере четырежды за эти три года сжигал ненароком внутреннюю проводку, позабыв про устаревшие потроха. А уж сколько раз оруженосцы под управлением Аривальда устраняли вмятины на его бронированных боках, вызванные случайными столкновениями, и вспоминать страшно.
Отвращение, которое испытывал Гримберт к собственному доспеху, было так сильно, что его начинало колотить от злости, едва лишь он видел его тупую приплюснутую морду, похожую на глухой шлем, равнодушно взиравшую на окружающий мир сквозь вентиляционные прорези, похожие на щели в забрале. Настолько, что так и подмыло плюнуть прямо на лобовую броню.
Гримберт поклялся, что заставит ржавую жестянку заплатить за те унижения, которым он подвергала его ежедневно, на глазах у туринских рыцарей и похохатывающего Магнебода. Едва только он докажет свою готовность стать рыцарем и отец одарит его настоящим доспехом, как он не преминет отплатить «Убийце» за свои мучения.
Пожалуй, лучше всего будет утопить его в самом глубоком болоте Туринской марки. Или нет, лучше отправить под гидравлический пресс, чтобы лично наблюдать за тем, как выгибаются, треща, броневые листы мучителя. А еще лучшеотправить на полигон и лично расстрелять из орудий!..
Первым делом он изменил его цифровую сигнатуру, даровав новое имя. Его прежнее, «Радетель Истины», шло ему не больше, чем сторожевые башни глинобитной лачуге или золотая оправа выковырянному из мостовой камню. Гримберту не пришлось напрягать воображение, чтобы найти достойные вариантыон придумал сразу целое множество.
«Ржавый Болван». «Туринский Истукан». «Железная Задница».
Самые остроумные он пересказал Аривальду, но тот отчего-то встретил их без смеха. Наоборот, посерьезнел.
«Тебе решать, Грим, сказал он тогда, три года назад, Но это твой доспех».
Твой доспех
Они были привязаны друг к другу, как два пленника. И пусть связывала их не стальная цепь, а лишь нейро-шунт толщиной с палец, оборвать эту связь было невозможно. Иногда Гримберту казалось, что Магнебод, спрашивая очередной урок или наблюдая за ходовым испытанием, взирает на него с тщательно скрываемым злорадством. Уж он-то знал, этот старый хрыч, сам всю жизнь проведший в доспехе, знал, каким испытаниям подвергает душу Гримберта. И сам затаенно ждал момента, когда тот явится пред отцовские глаза, понурив голову. Этой радости Гримберт ему доставлять не собирался.
«Предрассветный Убийца».
Нелепо было думать, будто получив новое имя, доспех изменит свою суть. Обрастет более толстой броней или усовершенствует энергетическую установку. Но тогда, в десять лет, ему казалось, будто грозное имя, данное им в подражание героям рыцарских романов, хоть отчасти нарушит тот жалкий образ, который он собой являл.
Никчемные надежды десятилетнего сопляка. Новое имя оказалось чрезмерно претенциозным и даже тщеславным, оно отнюдь не облегчило его муки, но отчего-то со временем он привык к нему. А потом оказалось, что и не только к имени.
Три года!..
Он учился отрешаться от мыслей в момент нейро-контакта, чтобы соприкосновение души со сталью было не таким резким. Это не избавляло его от мучительных приступов тошноты, неизбежных после разрыва контакта, когда он вынужден был снова привыкать к своему истинному телу, но, по крайней мере, позволило им обоим сносно сосуществовать.
Он учился понимать язык «Убийцы», похожий на какое-то мертвое древнее наречие, язык, которым тот общался со своим хозяином, обращая его внимание на показания приборов и датчиков. Он учился поражать цели, используя для этого те жалкие средства, которые были в его распоряжении. Он учился еще множеству вещей, подчас зло и остервенело, будто участвовал в оглушающей перестрелке, подчас методично, стиснув зубы, будто вел многомесячную изматывающую осаду.
Наверно, они оба училисьвсе это время, медленно прикипая друг к другу.
Они вместе преодолевали полосу препятствий, оборудованную Магнебодом в крепостном рву, бесконечную, как все круги Ада, сплетенные воедино. Вместе рычали от злости, силясь поразить издевательски верткие мишени на стрельбище, ловко уворачивающиеся из-под пулеметных трасс. Вместе задыхались посреди многочасового марша, трясясь на ухабах и колдобинах, мечтая о глотке холодной воды.
Он так и не полюбил «Убийцу». Это было немыслимо, как немыслимо полюбить нож, который отсек тебе несколько пальцев. «Убийца» не был его доспехом, он был его личным испытанием, камнем, который он вынужден тягать, прикованный к своему телу. Источником постоянного позора и унижения. «Убийца» оставался его злым мучителем, существом, отравившим его чистые детские мечты, вечным напоминанием о собственном несовершенстве. Но вместе с тем
Пожалуй, к горькому чувству презрения с годами прибавилось нечто, напоминающее уважение. Вынужденный существовать в единении со старым доспехом, Гримберт со временем многое узнал о его возможностях. Крайне ограниченных, но в то же время по-своему полезных, если уметь их использовать в свою пользу.
«Убийца», без сомнения, был стар и дряхл, но, в то же время, в противовес многим современным сородичам отличался твердостью и упрямством могучего турачерта многих старых машин, созданных в период Проклятых Чумных Веков. Он не отличался огневой мощью, но при этом вполне надежно поражал любые мишени, оказавшиеся в зоне его огня, не отвлекаясь и не привередничая, а кроме того, был неприхотлив по части пороховых примесей. Он мог казаться медлительным, но обладал отменным моторесурсом и при должном упорстве мог покрыть за день расстояние, немыслимое для более тяжелых машин.
Нет, решил Гримберт в тот день, когда Магнебод впервые не встретил его, взъерошенного и вспотевшего, выбирающегося из бронекапсулы, презрительным смехом. Пожалуй, я не стану отправлять его под пресс. И расстреливать тоже не разрешу. Лучше отведу ему темный закуток где-то в недрах отцовского палаццо, подальше от чужих глаз, и водружу там. Чтобы потом, уже обзаведясь настоящим доспехом, покрыв себя рыцарской славой, иногда разглядывать, вспоминая, с чего начинал и чего достиг. А может
Грим, следы!
Гримберт встрепенулся, отчего «Убийца» рыкнул двигателем, точно охотничий пес, учуявший запах добычи.
Где?
Прямо у тебя под ногами, пустая твоя голова!
Теперь он и сам их разгляделроссыпь отрывистых точек, тянущихся параллельным курсом. Что ж, по крайней мере, с направлением он не ошибся. Гримберт едва сдержал ликующий крик. Может, этот олень и воображает себя самым хитрым зверем в Сальбертранском лесу, да только радоваться ему осталось недолго.
Вперед! крикнул он, подражая егермейстеру, Сейчас добудем! Ату его! Ату, мои славные загонщики!
***
Погоня по заснеженному лесу оказалась куда более сложной штукой, чем представлялось Гримберту. Будь «Убийца» всамделишным рыцарским доспехом высотой с крепостную башню, с атомной силовой установкой чудовищной мощи, дающей огромным ногам невообразимую силу, он догнал бы улепетывающего оленя в три гигантских шага. Догнал и раздавил, как раздавил бы даже боевой трицикл, ощетинившийся орудиями.
Гримберт выругался, беззвучно шевеля онемевшими от долгой нейро-коммутации губами. Густая снежная каша оказалась чертовски серьезным препятствием, в котором он тут же завяз, попытавшись двигаться полным ходом.
Как же тяжело вести машину по глубокому снегу! «Убийца» весил всего сотню квинталов[12], но даже этого веса хватало, чтоб стальные ноги предательски вязли в снегу, нарушая центровку и заставляя доспех двигаться враскачку, точно деревенского пьяницу.
Вперед, приказал ему Гримберт, мысленно представляя, как вкладывает собственные силы в клокочущий котел «Убийцы». Вперед, ржавый старик. Не сметь отставать!
Курс на сближение был выбран верно. Спустя несколько секунд в визоре возник порывисто двигающийся силуэт, в котором Гримберт почти мгновенно распознал треклятого оленя, чью голову едва не размозжил получасом ранее.
Олень удалялся быстро, ему не мешал ни глубокий снег, ни волочащийся за ним по снегу срубленный рог. Ага, значит, хотя бы осколки пули задели его, жаль только, что не уложили на месте, лишь проредили роскошные головной убор
Деревьев здесь, в подлеске, было немного, но олень и не пытался затеряться в чаще. Гримберт отчетливо угадал его траекторию еще до того, как «Убийца» услужливо построил схему. Инстинкт дикого зверя вел его прочь, в сторону занесенной снегом балки. Если он перевалит через нее, отгородившись от охотника исполинской складкой земли, даже автоматические пушки «Убийцы» будут бесполезны, это Гримберт тоже сознавал отчетливо. Потому и гнал доспех во весь опор, резкими командами на ходу корректируя курс.
Пять градусов вправо. Разнести шаг, чтоб уменьшить качку. Поворот орудий. Вычисление баллистической прямой с упреждением
Олень не собирался его ждать. Стряхивая со шкуры хлопья снега, он стремительно поднимался вверх по балке. Секундаи он уже на самой вершине. Черт, может, он и был примитивно устроенным существом, однако, сообразно воле Господа, не нес на себе ни бортовой брони, ни ядерного реактора, оттого даже в зимнем лесу двигался удивительно проворно. Еще одна секундаи он перевалит через балку, сделавшись невидимым. Но этой секунды Гримберт ему давать не собирался.
Во имя семи рыцарский добродетелей, ему нужен лишь один верный выстрел
Баллистический вычислитель, издавая тревожный писк, лихорадочно выстроил вокруг уменьшающегося силуэта концентрические кольца, испещрив визор призрачными цифрами боковых поправок и колебаний. Гримберт стиснул зубы. Чертовы цифры!
В прошлый раз он доверился ими они лишили его заслуженной победы, вырвали трофей из рук. Прав отец, цифрыоружие немощных стариков и алчных ростовщиков, слишком трусливых, чтобы принять бой по всем правилам. Могут ли цифры выразить человеческую душу, столь сложно и непостижимо устроенную? В силах ли они просчитать рыцарское благородство, переведя его на язык формул и вычислений?..
Коротким мысленным приказом Гримберт погасил баллистический вычислитель и взял управление орудиями на себя. Сто туазов, сто двадцать туазов, сто сорок туазов Олень удалялся слишком быстро, еще несколько секунди выйдет из сектора действенного огня. В запасе лишь несколько секунд.
Гримберт замер, как стрелок из аркебузы перед сильнейшим ударом в плечо, даром что приводы «Убийцы» полностью брали на себя отдачу, прикрыл без всякой необходимости левый глаз и
Выстрел был поспешным, лишенным той особенной элегантности, что составляет гордость охотника, однако прицел был выверен верно. Даже не выстрел, а короткая очередьврезавшийся в гашетку палец Гримберта окаменел на четверть секунды, а отключенная автоматика бессильна была самостоятельно произвести отсечку.
Но это было уже неважно. Он попал и отчетливо видел это.
Выстрел настиг оленя на самом гребне и кинетической энергии, заложенной в снарядах, было достаточно, чтобы коренастая фигура на мгновенье замерла в воздухе. Так, словно сам Господь подхватил ее невидимыми ладонями, пытаясь вознести в небесное царство наперекор закону притяжения. Может, с другим оленем это и прошло бы, но этот, кажется, слишком много грешил в своей не очень длинной жизни. Груз грехов оказался слишком тяжел, отчего он, кувыркнувшись, рухнул, уже невидимый, на обратной стороне балки.
Гримберт издал торжествующий клич, в этот раз не забыв включить рацию.
Вальдо! Эй, Вальдо, ты видел? Как тебе такое?
Аривальд отозвался спустя секунду. И хоть говорил он небрежно, точно человек, только что вынырнувший из глубокой дремы, Гримберт не сомневался, что его старший паж пристально наблюдал за происходящим, еще с того момента, когда сканеры «Убийцы» различили между деревьев олений силуэт.
Если ты ожидаешь похвалы, лучше придумай повод получше, чем пустая трата снарядов.
Гримберт едва не задохнулся от негодования. Допустим, выстрел был не из идеальных, однако же заслуживал по крайней мере сдержанного уважения.
Пустая трата? Черт! Разуй свои чертовы глаза! Я свалил его! Свалил! Я добыл нам оленя!
Душа его ликовала. Не просто меткий выстрел. Не просто охотничья удача.
Он утер нос Вальдо. И не только это.
Разглядывая пустое заснеженное пространство, где прежде был олень, он уверился в том, что это не было случайностью. Знак. Явленный Господом знак того, что задуманное им свершится, причем самым благоприятным образом. Он вдруг ощутил такую легкость, будто ковылявший в снегу «Убийца» сбросил с себя всю бортовую броню.
Пошли добудем этого красавца, произнес он, подражая небрежному тону отцовского распорядителя охоты, Готов поспорить, там добрых пять-шесть квинталов мяса, не говоря уже о рогах.
«Беззаветный Страж», бредущий по снежной колее вслед за «Предрассветным Убийцей», на миг согнул свой неуклюжий бронированный корпус в оскорбительной пародии на поклон.
Не терпится повесить эти рога в своих покоях? Глупая затея. На фоне тех трофеев, что добыл твой отец, они будут выглядеть по меньшей мере бледно.
Что ж мне их, выбросить, что ли?
Зачем? возразил старший паж, Лучше укрась ими своего «Убийцу». Рогаэто древний символ мужской силы, Грим. Только вообрази себе, какой фурор ты со своим доспехом произведешь в Турине! Бьюсь об заклад, все дамочки города сбегутся, чтобы посмотреть на вас двоих. Пожалуй, после этого ты даже сможешь дать ему новое имя. Например, «Рогатый Болван» или «Рогоносец» или
Гримберт вздохнул. Чуть более горестно и серьезно, чем требовала ситуация.
Я и забыл, какой занозой в заднице ты умеешь быть, Вальдо.
Несмотря на то, что «Страж» был гораздо более устаревшей машиной, чем его «Убийца», к тому же с несовершенной ходовой частью и нерационально разнесенной броней, ухудшавшей его и без того неважные маневровые качества, Гримберт не мог не отметить, до чего запросто Аривальд им управляет. Легко и естественно, как собственным телом. Послушный его воле, «Страж» легко шел за «Убийцей», почти не отрываясь от него, без натуги взбираясь вверх и вминая в снег небольшие деревца.
На твоем месте я бы не переживал из-за заноз, Грим, голос Аривальда в радио-эфире казался спокойным, даже отстраненным, но Гримберт знал своего старшего пажа достаточно долго, чтобы различать, когда тот улыбается. Должно быть, за годы знакомства, которое давно переросло в дружбу, образовались где-то под кожей специальные сенсоры, более чуткие, чем радары «Предрассветного Убийцы».
Вот как?
Помни, каждая заноза в твоей задницечасть того кола, которому не суждено пробить ее насквозь.
Поверить не могу, что до сих пор держу тебя в старших пажах. Тебе место на конюшнях, мерзавец! Будешь орудовать скребком до конца своих дней!
Воля ваша, господин маркграф, Вальдо не посчитал нужным скрыть смешок, Но на вашем месте я бы этого не делал.