Это не фейки! Какие еще фейки??! обиженно выпалил Денис, я читал где-то на сайте новостей
От возмущения необоснованным обвинением он весь встрепенулся своим грузным телом на переднем водительском сиденье, так что даже качнул корпус автомобиля, в котором мы сидели. Повернул крупную, круглую, коротко стриженную голову назад, в нашу сторону, показав нам свое лицо, такое же крупное и круглое, которое могло бы показаться простым и грубым, если бы не пара зеленых, редкого малахитового оттенка глаз, которыми он пользовался, заигрывая с молодыми девчонками из офиса.
Не обижайтесь. Но я скажу правду, что думаю, продолжила девушка, удерживая образ школьной учительницы, отчитывающей нашкодившего хулигана, старательно собрав лицо в серьезную мину, именно такую, с какой она отчитывала своих подчиненных на работе, так будет правильно. Сейчас много чего пишут и много врут. Я в начале все читала и верила. Даже по ночам нормально спать перестала. Просыпалась посреди ночи и уже не спала. Ужас, как устала от всего этого. От всех новостей про смерти, заговоры и версии. Еще о том, что карантин не снимут еще год, пока не выпустят вакцину. Устала!!! И приняла решение, что ничему такому верить не буду, с этими словами она рассекла воздух взмахом руки, задев подвешенный пакетик с автомобильным ароматом, а буду верить только официальным данным. И вам того же советую! Пусть они, может быть, и врут. Но врут точно меньше, чем всякие ваши непонятные телеграммы или Ютуб каналы, которые ведут все, кому не лень Или еще эти ватсапп рассылки! Еще та гадость!!! Как вы только им, Денис, верите! Это же неправильно!!! Что вы, Тимур, подленько так сидите и молчите?!! Вот всегда вы так! Скажите, что думаете! в приказном тоне обратилась она ко мне.
Я же сидел без движения, задержав дыхание, ощущая как алкогольные пары окончательно покидают голову, освобождая место опротивевшей, надоевшей за прошедший год, неприятной, липкой, слово холодная слизь, тревоге.
Я что говорил, что это из ватсапа или телеграмма? Я же говорю, что читал в новостях! Сейчас найду и прочитаю Вы опять, не дослушав, сразу наезжаете., - обиженно ворчал Денис. Впрочем, было видно, что он не берет обиду близко к сердцу и слегка ухмыляется, давно привыкнув к подобным выпадам подруги.
Пока он рылся в своем смартфоне в поиске информации, я все продолжал молча сидеть, застыв на месте с полным бокалом вина в руке.
Тимур! Что с вами? Вам плохо? обратилась ко мне девушка, заметив перемену в моем настроении.
Она аккуратно взяла меня за руку и вгляделась в мое лицо, которое, вероятно, черт знает что выражало.
Тимууууууур! Может вам воды? испуганно засуетилась она, принявшись искать в ногах потерявшуюся бутылку минералки.
Нет. Все нормально, - пробормотал я, осознавая, что просто так она от меня не отстанет. Что мне придется объясниться с ними. Именно сейчас.
Вот! Смотрите! Нашел! гаркнул Денис, победно вытянув с переднего водительского сиденья свою увесистую волосатую руку, в которой держал смартфон с подсвеченным в темноте экраном. Прямо под наши глаза.
Хорошо. Что там? злорадным, недоверчивым тоном, спросила девушка, приняв смартфон в свои руки, только пусть это будет не очередная чушь про китайские вирусные лаборатории, вышки 5G или чипирование Билла Гейтса
Читайте! Читайте! с самодовольной усмешкой ответил тот.
Как я и ожидал, она прочитала новостную статью про состояние здоровья нашего космонавта. Журналист цитировал слова доктора, видимо именно того, которого я видел в своем пророческом сне. Статья упоминала смену симптомов заболевания и направленные в столицу образцы крови. А в конце был добавлен вывод, что это может быть признаком «второй волны» эпидемии. С новыми, более серьезными проявлениями
Какая чушь!
И тут меня прорвало. Я что-то громко и резко выкрикнул, заставив девушку заткнутся. И начал говорить. Говорить долго. Быстро. Без остановки. Путаясь и исправляясь. Обо всем, что я знал. Обо всем, что мне пришлось пережить за последний год.
По мере того, как слова выходили из моего рта, их глаза расширялись, а рты приоткрывались от удивления и недоумения.
Когда поток моих слов иссяк, я почувствовал себя неимоверно уставшим и словно сдувшимся, как проколотая покрышка на колесе, будто все сказанные слова занимали в моем теле свое определенное место, а теперь я внутри стал совершенно пустой и потерявший форму.
Я изможденно откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
В салоне же автомобиля воцарилась тишина. Они молчали. И даже с закрытыми глазами я знал, что они продолжали таращиться на меня своими округлившимися глазами. Словно на какого-то сумасшедшего. Словно на чудика. На фрика
Не в силах больше терпеть эту их тишину, я открыл глаза, толкнул наружу дверь машины и вышел на улицу. А потом пошел по направлению к дому
Сожалея о содеянном
Сигарета
Ему хотелось курить. Очень сильно. До ломоты в костях. До хруста в ногтях. Есть расхожее выражение, про заядлых курильщиков, что они готовы убить за сигарету. Образно выражаясь. В переносном смысле. Но ему сейчас казалось, что никакого образного и переносного смысла нет. Он бы действительно сейчас убил бы за сигарету.
Ео мысли одержимо крутились вокруг картины, где он зажимает между губами тонкую белую палочку с желтым основанием. Чиркает зажигалкой. Подносит огонь к кончику сигареты. Глубоко вдыхает и втягивает в легкие слегка обжигающий, торкающий ударом дыма по легким терпкий аромат. Под легкое потрескивание сгораемой бумаги и скрученных табачных листьев. С наслаждением закрывает глаза и выдыхает дым из легких обратно. Ровной плотной струей, которая витиевато клубится, образуя причудливые кольца и вихри. И медленно растворяется в воздухе.
А потом, через секунд пять или шесть после первой затяжки, особенного после долгого воздержания, в голову попадает никотин. И словно буддистский монах шарахает деревянным молотом в огромный бронзовый гонг. Голова гудит, становится мягкой, словно желе. Мысли растекаются. Растворяются. Теряются. Разбегаются. И волна расслабления расходиться по телу.
Впрочем этот эффект длиться совсем недолго. Может минуту. Или максимумдве. Потом, организм, насытившись никотином, принимает очередные дозы, как должное, чтобы запустить где-то в груди маленькую коварную воронку, которая будет раскручиваться, быстрее и быстрее, чтобы через некоторое время после того, как первая выкуренная сигарета отправится в урну, превратиться в смерч, зияющую голодной и прожорливой пустотой дыру, требующую новых жертв. И тогда будет выкурена вторая сигарета. А потом третья. И четвертая И так далее больше и больше
Он знал как это работает, выучив все стороны и грани своей никотиновой зависимости за сорок лет курения. Когда бросал и начинал заново. Бросал снова и начинал вновь, словно катался на американских горках вверх и вниз. Однажды бросал даже на месяц. Но потом, как всегда, срывался
И докурился
До рака легких
Вот так, невинная школьная привычка, однажды подхваченная на заднем дворе школы, прилипла к нему на всю жизнь. И устроила ему подобный коварный сюрприз. За год до того, как ему должен был бы стукнуть полтинник. До которого он, возможно, не доживет
Вот такЕсли бы он знал, заходя сорок лет на этот «киносеанс», что задержится в кинозале на долгих сорок лет Он бы ни за что не купил билет. Но сейчас жалеть об этом было уже поздно
И смешно И грустно И обидно
А жить ему хотелось. Жить Вдыхать и выдыхать воздух Смотреть на деревья в окне На лица медсестер Трогать указательным пальцем фарфоровый стакан, нащупывая скол на его краю. Прикасаться пальцами на ногах к прохладной никелированной ножке больничной кровати. Жить Просто жить
Казалось бы ради чего? Скажи комупосмеются Жена бросила его лет десять назад, когда он начал пить и лишился работы. Взрослые дети уехали в Москву и Питер, и перестали выходить с отцом на связь. Квартиру же свою он сдал в аренду гастарбайтерам, чтобы были деньги на выпивку. А сам переселился сначала к приятелю, а потом, как стало тепло, и вовсе стал шататься по бомжевским подвалам, тусуясь среди таких же бродяг, как и он, опустившись на самое городское дно, оказавшись среди тех, кто сдался тягаться с жизнью, и искал утешения на дне бутылки.
Не жизнь, а сплошное мучение Драма Его личная драма. Драма маленького человека, потерявшего жизненные ориентиры
Глупая и пошлая драма. Для него, когда-то молодого подающего надежды инженера. Красивого парня с тугими кудрями, на которого засматривались девушки на потоке в университете. Где теперь эти кудри? Где тот красавчик? Где те томно вздыхающие поклонницы? Все ушло. Растворилось. Унеслось с ветром девяностых, когда большая страна с кроваво-красным флагом на флагштоке, где он провел свое детство, юность и раннюю молодость, рухнула, словно колосс на глиняных ногах, погребя под своими завалами миллионы судеб. В том числе и его, лишив карьеры блестящего гидротехнического инженера.
Некоторое время он зарабатывал на подработках, в небольших фирмах, сомнительных и мутных проектах. Даже иногда добивался некоторых успехов и денег. Но все же не смог стабильно удержаться на переменчивых волнах нового времени, найти свое место под новым солнцем, требующим новых навыков и соблюдения правил, которые ему были чужды.
Он в итоге опустился. Спился. Потерялся. И как бы и жить больше ему было не зачем. Но все равно жить хотелось. Все равно как Без работы. Без близких Одному. На улице В подворотне Пить водку со случайными собутыльниками. Жрать просроченную еду из местного магазина. Утолять жажду из дождевой лужи Все равно Просто жить
Он понял эту простую и одновременно сложную истину только тогда, как после долгих мучений с непрекращающимся сухим кашлем, болью в груди и одышкой, он случайно попал в государственную поликлинику, где он все еще состоял на учете. И где его, грязного и плохо пахнущего, все же приняли. Проверили сначала на флюорографии. А потом, после дополнительных анализов, выдали диагноз. Рак легких. Рак, мать его, легких!!! И все из-за гребаных сигарет!!!
Вот так Рак легких Два слова и девять букв. Буквы, которые могли сложиться в любую другую комбинацию слов. Но которые сложились вдруг именно так. Словно он вытянул некую черную пиратскую метку. И теперь ему нужно было собрать свои пожитки и двинуться прочь с вечеринки, слыша как за спиной остальной народ продолжает веселиться и танцевать
Сначала он все отрицал, продолжая курить и бухать, отмахнувшись от предложения сердобольного врача положить его по бесплатной квоте в больницу на удаление метастаз и на химиотерапию. А когда приперло, закашлялось кровью и замутило до тошноты, то пошел. Как миленький, прибежал в поликлинику, взял у врачихи заветную бумажку и лег в больницу. Прямо в то время, когда в стране и в городе началась заварушка с коронавирусом.
И теперь он лежал тут, уже вторую неделю, в переполненной палате хирургического отделения, с пятерьмя другими бедолагами, ожидающими операций. В главной городской больнице, стоящей сейчас на ушах в связи с эпидемией «ковида». Когда их, «хирургических», «уплотнили» до двух палат, освободив место для инфекционных больных.
Раз в день к ним приходили сестра и врач. Обав странных и жутко выглядящих «чумных» костюмах и масках. Словно космонавты. Они ставили капельницы. Давали таблетки. Задавали дежурные вопросы о самочувствии. Просто чтобы спросить, а не для того, чтобы услышать ответ. И уклончиво отвечали на его вопросы о том, когда его будут оперировать.
Но он на них не злился. Он все понимал. Им было не до него И еще он видел в глазах этих врачей страх. Первобытный панический страх, такой очевидный, что будто в любую минуту каждый из них готов был броситься наутек прочь из больницы и спасать свои собственные жизни, нежели исполнять долг клятвы Гиппократа.
Его кровать находилась прямо возле двери и он слышал, как по коридору носились люди. Гремели тележками. Кричали и ругались. И с каждым днем этот шум и хаос становился все очевиднее. По больнице ходили слухи, что в главное инфекционное отделение поместили знаменитого космонавта с коронавирусом. И что его состояние было самым тяжелым. Еще говорили, что сами врачи подхватили вирус и их начали держать на карантине. Но некоторые из них бросили работу и разбежались по домам, игнорируя запреты.
Все это было странно и непривычно. Он должен бы был бояться за свою жизнь. Тревожиться, что ему вовремя не сделают операцию и не посадять на «химию». Что он умрет так, беспомощный, захлебнувшись гноем гниющих легких. Но потом он отпустил ситуацию и принял очередной финт своей судьбы, как есть. Смирился, наблюдая за окружающим цирком, как посторонний соглядатай. Посмеивался и подшучивал над происходящим. Терять ему уже было нечего
Так что еще немного покрутив в голове навязчивые мысли о сигарете, прокашлявшись слизью с кровавыми прожилками, дождавшись когда резь в груди немного затихнет, он встал с кровати и пошел по направлению к выходу из больницы. Чтобы там, на крыльце, стрельнуть у кого-нибудь сигарету и покурить
Когда он проходил через больничные коридоры, его никто не остановил. Врачи и медсестры носились по отделениям словно безумные, и не обращали на него никакого внимания. Когда же он преодолел последний лестничный пролет, ведущий на первый этаж, то столкнулся с женщиной с ребенком. Та бежала по лестницам, сломя голову, не замечая никого вокруг. И ударившись об него своим грузным телом, вдруг истошно заорала.
Простите, мадам, - галантно извинился перед женщиной он.
Та же ничего не ответила. Только таращилась на него своими округлившимися от страха глазами над маской. И тяжело дышала.
Он, пожав плечами, обошел ее стороной и пошел дальше. Но сделав пару шагов, он вдруг услышал странный звук. Обернулся и увидел, что женщина осталась на месте. Она прислонилась к стене и плакала. Смешно икая и скуля. Потом она сняла с лица маску и резкими, нервными движениями вытерла ею лицо.
Он хотел было подойти к той женщине, спросить что случилось и, может быть, успокоить. Но потом передумал. Еще раз пожал плечами и направился дальше.
Возле выхода он стрельнул сигарету у торчащего на проходной молодого парнишкиохранника, краем глаза наблюдая как та женщина с ребенком обогнала его и вышла на улицу первой.
Выйдя сам на крыльцо, он зажмурился от яркого солнечного света. Глубоко вдохнул горячий июньский воздух, отмечая, что его губы непроизвольно растягиваются в блаженной улыбке.
А первый месяц лета гремел всем своим могучим оркестром. Чириканьем птиц. Шелестением зеленых листьев на деревьях. Жаром прогретого асфальта. И ему это нравилось
Он с торжественной медлительностью достал сигарету и зажигалку. И закурил, наблюдая прищуренным глазом, что по направлению к нему движется миловидная девушка-журналист с микрофоном в руке, сопровождаемая оператором
Сборы
Их грузовой Урал несся по одной из центральных улиц города в сторону главной городской больницы. Надрывно ревя мощным двигателем, изрыгающим через выхлопную трубу в жаркий июньский воздух сизые струи выхлопных газов. Под истеричный вой трех полицейских патрульных легковушек, которые мчали впереди колонны, распугивая попутный поток транспорта и заставляя редких прохожих оборачиваться на шум и провожать их долгими взглядами.
Он сидел у самого заднего края кузова. На конце длинной деревянной скамьи, прикрепленной по периметру. У хлопающего на ветру незакрепленного края брезента, который плотно покрывал оставшуюся поверхность кузова, защищая людей от палящего солнца, но заперев внутри движение воздуха, превратив кузов в импровизированную русскую баню.
Спецодежда на нем, по уставу полностью застегнутая и собранная, от выступившего по всему телу пота неприятно прилипала. Рука, сжимающая автомат, скользила по прикладу. Ноги, обутые в наглухо зашнурованные берцовые ботинки, горели будто в огне. А надоевшая маска натирала щеки и в складке за ушами.
Он протянул голову как можно ближе к щели, откуда его мокрое от пота лицо немного охлаждалось поступающим потоком прохладного воздуха. И через неприкрытую заднюю часть кузова наблюдал за проносившимся мимо городским пейзажем. За редкими прохожими в масках. За необычно полупустыми улицами, как правило в такое время забитыми транспортом, стоявшим в пробках.