- Ты Кораблёва не увози отсюда. На «Янтаре» ему теперь жизни не дадут. Пусть он пока здесь побудет.
- А здесь он что делать будет?спросил я.Где жить? В гнилье этом? А питаться чем? Лягушками?
- Этот дебаркадер раньше принадлежал Чернобыльской санэпидемстанции. Он, по сути, плавучая лаборатория для анализа подконтрольной акватории. На втором этаже полно всяких спиртовок, реторт и прочих научных штуковин. Я как показал их Кораблёву, так он про всё забыл. Возится теперь, колбы до дыр протирает, да план опытов составляет. А с едой ты ему пока поможешь.
Генка вынул из кармана шорт и протянул мне предмет, похожий на искусственный глаз.
- Это «Проектор», - сказал он.При активации показывает семнадцать минут произвольно выбранного прошлого точки активации. С привязкой, естественнонафига вам в пустоту пялиться. Радиус перспективы 240 градусов, глубина, при отсутствии препятствий, полтора километра.Разброс от одной до полуторы тысяч лет от текущего времени.
- А как его активировать?спросил я.Я к тому, что если на «Янтаре» спросят
- А вот не скажу, - ухмыльнулся Генка.Пусть ваши умники сами репы почешут. Да ты не переживай. Они и так за эту штуку тебе не то, что продукты, душу продадут. А на дальнейшую перспективу, возьмёшь у Кораблёва записку, чтобы выдали тебе в пользование «гроб». Будешь в нём покойников сюда и на «Янтарь» возить. Всё лучше, чем на коротком поводке у Ломтя сидеть.
Я подумал и согласно кивнул.
- И ещё, - сказал Генка снова порылся в кармане шорт, бездонный он у него что ли, и протянул мне булавку с кроваво-красной бусинкой на конце.Возьми. Если ещё раз нарвёшься на тех, кто захочет тебя расстрелять, воткни её в землю. Да каблуком поглубже. А сам беги оттуда. Минуты две у тебя будет.
- Так мне и дадут убежать, - хмыкнул я.
- Ты не понял. Это у тебя будет две минуты. А у твоих расстрельщиковсекунд пять. Можетсемь. А потом им не до тебя станет.
- В смысле?не понял я.
- А вот воткнёшьувидишь. Ладно, - Генка резко подсёк удочку, на конце которой был не крючок, а что-то похожее на надраенный медный пятак.пошли к Кораблёву. А-то он сейчас огонь трением своих пробирок добудет. Дебаркадер спалит.
И мы пошли к Кораблёву.
Продолжение : 8. Легенда о гробовщике - следует...
Гробовщик (часть четвёртая). Таблетка бессмертия. - окончание
8. Легенда о Гробовщике.
- И чего мы тут торчим? Утром бы вышли, давно бы в лагере были.
- А с Ленчиком как? Здесь бросим?
- Нет, блин, давай рядом ляжем и сдохнем за компанию.
- Ты, Муха, не жужжи. Киров сказал ждать, значит будем ждать.
- Так ведь время идёт, не дай Бог Выброс грянет.
- Не мельтеши. К обеду двинем. Сдаётся мне - Гробовщик по его душу пожалует.
- Какой Гробовщик? Это же сказочка. Типа, ездит по Зоне эдакий мутант, как по Бродвею. И гроб с собой возит. Железный.
- Ну ты дятел! Никакой он не мутант. Точнее, мутант, конечно. Но не совсем. Это был такой бродяга в Западном лагере по кличке Молчун. Он Зоне душу продал в обмен на три везения.
Первое везение использовал, когда он в поиске на засаду южных нарвался. Семь человек и все с волынами. А у западных на двоих один ржавый «макарыч», который, неизвестно, стрельнет в следующий раз или клина поймает.И что ты думаешь: напарника в решето, а у Молчуна ни царапины. И семеро южных вповалку лежат. До этого оружия отродясь в руках не держал, а семь выстреловсемь покойников. У кого в сердце, у кого в башке дырка.
- И что, даже следствия не было?
- А зачем, если и так всё ясно. Двое с семерыми разве стали бы бодаться? Киров порычал, да и успокоился. Это ещё при покойном Дятлове, кураторе западных, было. А тот, пока в автомобильную аварию не попал, своих в обиду не давал.
Ну вот, второе везение Молчун спалил, когда в «Склеп» попал. Это такая редкая аномалия. Поганая - слов нет. Вляпаешься в неё и тут же натурально в могиле окажешься. И не в гробу с крышкой, венки, цветы, все дела, а просто забросит тебя метра на три под землю, и поминай, как звали. Вот и прикинь: шла тройкатри живых души, и вдруг,- хлоп!будто в воду, и только три могильных холмика.
- Жуть какая, дядь Коля! А дальше чего?
- Вот тут у Молчуна второе везение и распечаталось. Выбрался он из-под земли, кинулся своих напарников раскапывать, да куда тамопоздал. Задохнулись. Тогда Молчун мобилу из кармана достал и приятелей своих напоследок сфотографировал. Назло Зоне. Знал: после этого не достанутся ей души умерших.
Ну, Зона, ясное дело не простила. Она за меньшее карает так, что смерть радостью покажется. А тут такое.
И вот, когда Молчун уже в лагерь возвращался, накрыла она его внезапным Выбросом. Причем как загрохотало, был он в чистом поле. Ни тебе домика, ни поганой канавки. Присмотрелся - что за диво!на пригорке гроб стоит. Да не простойжелезный. Он бегом туда. Открылпустой. А небо уже фиолетовое, вот-вот начнётся катавасия. Что делать? Пришлось ему в находку свою улечься, хоть какая защита, да последнее везение использовать. Так что выжил, хоть и перекрутило его Выбросом чуть ли не навыворот. Ходить ему нынче трудно, так Зона ему повозку, в которую две псевдоплоти запряжены, выделила. Теперь он ей навроде золотаря служит. Ездит, да аномалии от нашего брата прочищает. Тела на телегу свою накладывает и кого куда отвозит. Кого к учёным на Янтарь, а кого к Слепому доктору на болота. Кстати, гроб тот железный Молчун не бросил. С собой возит. Вдруг снова Выброс. Ну и если кто живой ему попадётся, к примеру не до конца какого бродягу аномалия уделает, Гробовщик его в свой гроб помещает, чтобы, значит, живым довезти до места назначения. Потому, как конструкция у того гроба особая. Помереть не даёт.
- А я вот слыхал, что грешников, тех, кто напарника в беде бросил или молодого в анамалию подтолкнул для забавы, сам знаешь, какие сволочи на свете встречаются Так вот, таких Гробовщик к самому Саркофагу отвозит. Потому и зовут его ещё Саркофагер
- Брешешь ты всё, Колян. Все знают, что Саркофагерэто волк из колючей проволоки, да сетки-рабицы сплетённый, стекловатой поганой набитый. Он, это да, мертвых, а когда и живых из тех, кто ослаб, своими колючками цепляет и к Саркофагу оттаскивает. А за это Монолит ему жить позволяет.
- Это ещё кто из нас, Муха, брешет. Твоего волка кто видел? А я Гробовщика, как тебя сейчас. В прошлом поиске у поворота на Романовичи. Едет себе по дорожке, две псевдоплоти у него в упряжке и аномалии не указ. Жека Трепач ещё по его следу идти предложил, мол, мимо всех бед проскочим. Слава Богу, отговорили дурака.
- Дядь Коля, а зачем он бродяг к Саркофагу возит?
- Никто точно не знает, Тоха. Некоторые говорят, Монолит их душами питается. Причём живых он с особым удовольствием употребляет. А как нажрётся, из-под земли вылезет, да крышку Саркофага, как шапку, себе на голову нацепит. И настанет тут для всех час Скорби и Доблести
9. Чёрный бамбук.
Толика Троячку я нашёл в дальнем углу заброшенного цеха на окраине Бураковки. Он лежал, скрючившись, у штабеля почерневших от времени досок. Споры Чёрного бамбука дали побеги, проткнув изнутри его живот, ближе к левому боку, но он всё ещё дышал. Я осмотрел тело бродяги, шип пока был только один. Дикий Митяй, стоявший рядом, виновато выдохнул и сказал:
- Говорили же емунадень противогаз. А он, дурачёк,маску-то напялил, а фильтр скрутил до половины. Чтобы лучше дышалось.
- Комбикорм, - подтвердил стоявший за спиной Рябой. Он был старшим тройки и, похоже, сильно переживал из-за Толика.Зелень майская. Сказок начитался, пух жёлтый, цыплячий. Крутым сталкером себя вообразил.
Я достал из рюкзака ветошь, накинул на матово-чёрную колючку и, резким движением сломал шип у самого основания. Толик резко открыл глаза и вскрикнул. Закашлялся. Из его рта по щеке побежала дорожка крови.
Полученный свёрток я спрятал в рюкзак. Костик проводил его алчным взглядом.
- Ты куда его?заискивающе спросил Рябой.К учёным или к Слепому доктору на болота?
- К доктору, - коротко ответил я и взвалил неожиданно лёгкое тело бродяги себе на плечо. Троячка то-ли громко выдохнул, то-ли застонал. Новомодный приборчик ПДА на его руке пискнул.
- Вот и хорошо, - закивал Рябой.Скажу в Лагере, чтобы его пока с довольствия не списывали.
Я захромал к выходу из цеха. Руки Толика безвольно били по моей спине. Обогнавший меня Рябой предупредительно отворил и придержал скрипучую перекошенную дверь. Снаружи было солнечно. У распадающегося на куски бетонного забора потрескивала малая «Электра». Ржавый остов трактора все так же бодал бампером землю. На покосившемся столбе ЛЭП качалась ветром ржавая табличка «Не влезай».
Костёр, который развели Костик и Рябой, уже больше дымил, чем горел. На большом плоском камне чернела копотью большая наполовину выкипевшая кружка воды.
Рябой вдруг догнал меня и решительно тронул за свободное плечо.
Я обернулся на ходу.
- Продай «Колючку», - попросил он, сам перепуганный своей наглостью. В глаза мне он старался не смотреть.
- Я перевел взгляд на Костика. Тот смотрел на меня с надеждой.
- Что дашь?спросил я, даже не сбавляя шага.
- Есть палка вяленной колбасы, хлеб, чай, шоколад, - стал перечислять Рябой, семеня рядом.
- Водка, десять патронов к ПМ, - понизив голос, добавил Костик.
- Выручай, Гробовщ..., - продолжил было он и тут же получил локтём поддых от старшего.
Я остановился и смерил бродяг взглядом.
- Не сердись на него, - сказал Рябой, бледнея.Мы пустые. Почти. А Киров, падла, требует, чтобы «порожняк» держали в штрафных изоляторах на трети пайка. Уже избу выбрали и колючей проволокой обмотали. Окна заколотили.
- И охрана из актива. С-суки, - добавил Костик, севшим голосом.
- Так как - обмен?спросил Рябой.
- Нет, - отрезал я.
Ломоть за шип Черного Бамбука даст больше. А эти Не пережить им этой ходки. Я присмотрелся: ну даспящая «Карусель», будь она неладна. И хоронить нечего будет.
Аккуратно положив Толика, в саркофаг, я закрыл крышку. Потом порылся в своём рюкзаке, достал из него кулёк из вощеной бумаги с «Алым жемчугом». Взвесил на рукеграмм на триста потянети протянул его Рябому:
- Колбаса, хлеб, чай, шоколад, - назвал цену я. То, что они к вечеру помрут, ещё не повод их грабить.
Рябой кивнул Костику и тот метнулся к рюкзаку у костра. Мелькнуло и пропало видение: два мёртвых тела, одно из нихКостик, кровавый отпечаток ладони на верхнем клапане моего рюкзака
- Даже и не думай, - сказал я Рябому. -И сам сдохнешь, и напарника сольёшь.
- Все мы немощны ибо человецы суть, - пробормотал тот, бледнея, и дрожащей рукой принял кулёк.
- Вот-вот, борись с искушениями, Рябой, - ухмыльнулся я. Взял принесённый Костиком пакет с продуктами, положил его на возок рядом с гробом. Позвоночник вдруг пронзила такая сильная боль, что я чуть не застонал. Медленно дохромал до костра и присел на кучу щебня. Сейчас отпустит
Рябой рядом переминался с ноги на ногу.
- Есть шансы, что Толян выживет?спросил наконец.
Был он, что называется, оболочкой. Выпить, морду набить, поиметь такую же, как и он пропитую шалашовку. Пока жил с семьёй, всё косился на подраставшую дочь, но решимости не хватило. Когда жена ушла, в течение года потерял работу и пропил квартиру. Когда его привезли сюда, он уже не человек был. Такнабор рефлексов. И вот надо же, сдружился с Толиком. Заботился о нём. Даже жизнью рисковал ради нового друга.
- Не знаю, - ответил я и пожал плечами.
Не рассказывать же ему историю Рубика Багдасаряна из Северного лагеря. Он во время поиска в районе Черевачей тоже получил дозу спор Чёрного Бамбука. И пустили те споры корни прямо у него в башке. Другой бы тут же помер, а Рубику только на пользу пошло. Ни с того, ни с сего, вдруг проявились у него такие математические способности, что стал он Выбросы предсказывать не хуже учёных умников. А те завалили Кирова требованиями отдать им этого бродягу для потрошения. Тем бы и кончилось, но Багдасарян на досуге написал две аналитические записки, в которых предсказал банковский, а следом и политический кризис в течение ближайшего месяца. Всё сбылось до последней запятой. В результате мозг Рубика учёным не достался. В виде исключения, ему было дозволено покинуть Зону и стать ведущим аналитиком в одном из закрытых институтов.
Закончилось эта история трагично. Полгода спустя, Рубик пришёл на работу с поясом шахида. Взрывом снесло два этажа. Погибла уйма народа. И какого!
После этого выход кого бы то ни было, побывавшего в Зоне, за пределы кольца оцепления был настрого запрещён.
10. Таблетка бессмертия.
Телега, которую тащили Мелкий и Здоровяк, не спеша, катила по грунтовке. За моей спиной трясся на ухабах саркофаг, он же контейнер, он же, в просторечье, гроб хрустальный или просто - гроб. Сквозь текстолитовое окошко гроба виднелось перекошенное лицо Толика Троячки.
Минули Ивацевичи. Прямо по курсу распластался перекрёсток. Я притормозил, вспоминая. Огляделся. Вон он, тот ельник, в полукилометре ветками шевелит.
Пробормотал:
- Налево поедешьубитому быть.
И повернул направо.
Объезд занял лишний час тряски по пыльной грунтовке. Но вскоре грунтовку сменила сырая лесная дорожка, потом еще полчаса по сочащемуся водяными лужицами топкому бережку, и моему взору во всей красе предстал дебаркадер - жилище Слепого доктора.
А вот и сам Кораблёв. Сидит, ноги за борт свесил, курит да в воду поплёвывает. Правда, уже не слепой. Я присмотрелся: он что, глаза кровососа себе пересадил? Вот даёт!
Заметил меня, бычок о палубу железную пригасил, да в коробок пустой поместил. Очень он до экологии бережливый.
- Что привёз?
Это мне вместо «здравствуй».
- Не что, а кого, - поправил я его.Бродяга споры Чёрного бамбука подхватил.
- Сегодня кто, а завтра глядишь, а он уже что, - буркнул Кораблёв и крикнул.Афанасий, прими!
С дебаркадера спрыгнул и поскакал на четырёх конечностях снорк. Как только этот умник его приручить смог! Хоть Афанасий ни разу не делал в мою сторону никаких поползновений, всякий раз меня при встрече с ним в дрожь бросает.
Подскочив к телеге, Здоровяк и Малой шарахнулись в сторону, снорк деловито взвалил «гроб» себе на плечо и, уже на двух ногах, засеменил на дебаркадер по самодельным деревянным сходням.
- Готовь операционную, - крикнул Кораблёв ему во след.
Я подошёл к доктору, присел рядом. Тот, молча, протянул мне пачку «Кэмела». Я достал одну, прикурил и спросил:
- Чего без настроения?
- Да приходила тут делегация на днях, - буркнул Кораблёв.Все из себя, в камуфляже, «Калашами» обвешанные, приблуды в ушах торчат, типа рации. Приглашали на «большую землю». Мол, премию мне выписали в придачу к медали за заслуги во всю грудь.
- Вежливо приглашали?спросил я.
- Покавежливо. Только знаю я их награды. В комнату с мягкими стенами пока не расскажу, что знаю. А потом выпотрошат и опилками набьют. Гляди народ: «Мутант Чернобыльский, не опознанный». Ещё и деньгу зашибать моей тушкой будут.
- А если снова придут и уже невежливо попросят?
- А хрен им, - усмехнулся Болотный доктор.Тут неподалёку выводок «Липучек» обитает. Я вожаку занозу из глаза вытащил. Договорился, чтоб никого чужого не пускали.
- Я же проехал, - сказал я.
- Тебя я им показывал, - махнул рукой Кораблёв.Так что не бойся. Тут тебя никто не тронет. Наоборот - прикроет, если что.
Он погрозил берегу кулаком:
- А остальнымшиш с маслом! Слышь, Гробовщик, знали бы эти уроды, что вокруг крутятся, подслушивают, да подсматривают, что у меня есть, они бы не в Киеве - в Стокгольме мне премию бы вручали! На карачках бы сюда приползли. Смотри!
Он достал из нагрудного кармана фиолетовую жемчужину и на ладони показал мне.
- Это таблетка бессмертия. Подправляет генетический код. Каждые одиннадцать лет организм, каждая клетка, каждого органа, полностью омолаживается. Приняли будешь жить вечно. Если, конечно, не убьют. Или от болезни не загнёшься.
- Круто, - сказал я равнодушно.И чего?
- И ничего, - сник Кораблёв.Теперь осталось найти человека, которому можно было бы эту таблетку вручить. У тебя никого на примете нет?
Я отрицательно помотал головой.
- Вот и у меня тоже ни-ко-го, - по слогам сказал учёный.
Он стряхнул таблетку с руки и она, булькнув, скрылась в бурой болотной воде.
- А ну, если лягушка какая-нибудь сожрёт? - спросил я.
- Околеет, - ответил Болотный доктор.Ну а если выживет Бессмертная лягушкане самый плохой вариант. Как считаешь?
Продолжение: Часть пятая. Час Скорби и Доблести - следует.
Часть пятая. Час Скорби и Доблести.
1. Озеро у Припяти (вместо пролога).
Костёр дымил, кряхтел и кашлял искрами в низкие облака, накрывшие Зону, ватным сугробом. Близкое небо волновалось неспокойным морем, казалось, вот-вот оно зацепит макушки деревьев недалёкого леса.
Вечерело.
В воздухе пахло близким дождём и горьким дымом от костра, разведенного рядом со здоровенной дренажной трубой, впечатанной в высокую насыпь. У огня сидели трое. Все в поношенных гимнастерках и выцветших галифе. Кирзовые, в песке и засохшей глине, сапоги были протянуты к жаркому теплу. Двое только что отужинали и теперь неспешно курили дешевые сигареты без фильтра, третий увлечённо орудовал ложкой в полупустой банке с тушёнкой.