Хороший вопрос, сказал Мерлин. Я бы тоже хотел знать ответ.
Сьюзен злобно зыркнула на него, но промолчала. Разговор возобновился, лишь когда они проезжали мимо Дома телерадиовещания на Портленд-плейс.
Би-би-си, кивнул на здание Мерлин с видом столичного жителя, отвечающего на вопрос деревенщины.
Знаю, раздраженно бросила Сьюзен. Говорю же тебе, я бывала в Лондоне. Раньше мы каждый год приезжали сюда на мой день рождения, только недавно перестали.
Это я так, отозвался Мерлин. Просто чтобы разговор поддержать. А то ты притихла
Расскажи лучше, за что ты ткнул Фрэнка Трингли серебряной булавкой, перебила его Сьюзен. Я тебя спрашивала, но ты так и не ответил.
Мерлин покосился через плечо на Одри. Окошко в стеклянной перегородке между пассажирским и водительским отсеками было открыто.
Хороший вопрос, дорогуша, поддакнула Одри. Так за что?
Он не пожелал ответить на мои вопросы, чопорно произнес Мерлин. Хотя я был очень вежлив. А потом он решил полоснуть меня бритвой.
Тебе повезло, что он так решил и к тому же затевал что-то действительно нехорошее, сказала Одри. Причем нехорошее в нашем смыслезавел гигантскую вошь и все прочее. А иначе ты уже огребал бы капустные грядки позади Торн-Хауса.
Я знаю, капризно ответил Мерлин.
Слушайте, о чем тут речь, а? сердито вмешалась Сьюзен. И ты до сих пор не ответил на мой вопрос. Что ты хотел выяснить?
Торн-Хаустоже часть семейного наследства, сказал Мерлин. Это в деревне, в Дорсете. Там выращивают овощи, много разных овощей. Тебе бы там понравилось. А вот мненет, поэтому меня и отправили бы туда в наказание.
Если я выросла в деревне, это еще не значит, что я фермер, возразила Сьюзен. Так что ты хотел узнать?
Мерлин вздохнул.
Шесть лет назад убили мою мать, тихо проговорил он, глядя на свои руки: обнаженная правая лежала поверх левой в перчатке. Застрелили. Предположительно, несчастный случай, из тех, о которых говорят, что человек оказался «не в том месте не в то время». На Слоан-стрит ограбили ювелирный, она вмешалась. Трое грабителей выскочили из магазина, когда она выходила из своего любимого цветочного по соседству. Мама уложила всех троих, но оказалось, что в машине ждал четвертый, с обрезом. Он выстрелил ей в спину, сразу из двух стволов. Когда мне исполнилось восемнадцать и я прошел посвящение, я затребовал в Скотленд-Ярде дело моей матери. Можете сколько угодно называть это нездоровым интересом, но едва я прочитал его, как сразу понял: ни о каком несчастном случае и речи быть не может. Я уверен, что тех троих специально послали туда, чтобы убить мою мать. Ограбление ювелирного было лишь прикрытием. В общем, весь этот год я, пусть и урывками, собираю сведения по этому делу.
Хотя тебе велели оставить его в покое, вмешалась Одри. На Оксфорд-серкус движение снова заглохло, так что она могла спокойно повернуться затылком к баранке и поболтать с ними через открытое окошко. Вместе с ее словами до них донесся крепкий аромат говядины с луком. Никаких свидетельств запланированного убийства не обнаружено.
Никаких, кроме необычайной тупости исполнителей, огрызнулся Мерлин. Я разговаривал с ними в тюрьме. Со всеми, кроме стрелка Крэддока, мать, хотя и с двумя пулями в спине, успела отправить его к праотцам. Так вот, я выяснил, что они полные кретины. Уверен, что с их мозгами хорошо поработали. Все трое рассказывали одну и ту же историю.
Может, они всегда были такими, неуверенно предположила Одри. Уголовники часто не отличаются умом и сообразительностью. Погоди-ка, у нас кое-что наклевывается.
Двигатель снова заурчал, и Одри со снайперской точностью направила машину в узкую щель между белым «фордом-транзит» и автобусом, прежде чем невесть откуда взявшийся фургон перегородил им дорогу и на добрых минут десять отрезал другим водителям доступ к Оксфорд-стрит.
Бандиты редко рассказывают одну и ту же историю одинаково, возразил Мерлин. А эти слово в слово твердят одно и то же, причем уже много лет. Обычно люди что-то путают, забывают. Значит, этот рассказ буквально вписали им в память, предварительно стерев оттуда кое-что другое. Тогда я покопался в их досье, досье их приятелей и так далее. Я искал связи, то, что свело их вместе для этой работы.
И конечно, ни фига не нашел, отозвалась Одри, резко бросая руль вправо, в сторону Ганновер-стрит. И тебе велели оставить это дело в покое. В который уже раз.
Ну да, ничего определенного я не нашел, признался Мерлин.
А как же твой кузен? спросила Сьюзен, которая думала о нем с тех пор, как ей рассказал про него Мерлин. Оракул наоборот.
Чего-чего? не поняла Одри.
Я воспользовался этим выражением, чтобы объяснить Сьюзен суть дара Нортона, высокомерно ответил Мерлин. Да, Нортон заглядывал в прошлое по моей просьбе. Но со дня убийства прошло пять лет, а Нортон лучше всего работает, когда речь о месяце-другом, не больше. Правда, есть такие сущности которые могут разобраться в путанице прошедшего или будущего либо дать подсказку, чтобы помочь вычислить правду. К одной из них я сходил.
Против правил, сказала Одри.
Они в серой зоне, ответил Мерлин.
Ну и что? сухо спросила Одри и тут же выругалась и вывернула в сторону руль, чтобы объехать пешехода, который внезапно шагнул на проезжую часть.
За ним потянулись другиелюди обходили группу рабочих: окружив наполовину вырытую дыру в тротуаре, те смотрели в нее с таким видом, будто она была диковинной тварью, готовой скрыться, стоит им только отвести взгляд.
Короче, она оно сказало мне вот что. И Мерлин, набрав полную грудь воздуха, откинулся на спинку сиденья и монотонно продекламировал:
Ищи дегустатора, кровопийцу,
Скупщика краденого и убийцу,
Хозяина воров
На севере,
На севере
Города Луны.
Он знает, он знает, он знает,
Но молчит,
Клятвы и обеты сказать мешают,
Он не заговорит.
Да уж, помогла так помогла, заметила Одри. Я насчет «не заговорит».
Оракулы обычно уклончивы и ненадежны, сказал Мерлин. Вот почему я решил, что в этой песенке не хватает одной строки, невысказанного «пока не», или что разговор с этим парнем, если я его найду, даст мне другую подсказку. И в сущности, оказался прав. Кстати, «Город Луны» это Луан-Дун, или Лондон. Вот почему я решил пошарить среди дегустаторов Северного Лондона и обратить особое внимание на тех, кто связан с преступным миром. Я нашел двоихкарманника и книжного вора. Не самые большие авторитеты, конечно, но именно они вывели меня на Трингли, настоящего вора в законе. С теми двумя я разговаривал вполне мирно и с «дядей Фрэнком» поговорил бы так же, если бы тот не полез за бритвой
Вдруг он умолк, подался вперед и уставился через плечо Сьюзен в заднее окно, потом резко обернулся и поглядел в переднее. Такси медленно ползло по Керзон-стрит, только что миновало поворот на Болтон-стрит. Вся проезжая часть была запружена автомобилями, а тротуарыпешеходами, в основном туристами.
Одри! воскликнул он. Мелюзга!
Вижу, ответила Одри так, словно глазам своим не верила. Чего это они повылезли-то при солнце?
Сьюзен разглядывала улицу сквозь боковое окно в рябинках дождя, пытаясь понять, что так встревожило Мерлина и Одри. На ее взгляд, снаружи все было как обычноморе машин, фургонов и мотоциклов плескалось между тротуарами, по которым тек такой плотный поток пешеходов с зонтами всевозможных цветов, форм и размеров, что те, у кого зонтов не было, то и дело подныривали под чужие, не желая получить струйку воды за шиворот или спицу в глаз.
Там нет солнца, сказала она. А что вы
Фигура речи, пояснил Мерлин. Те, кого мы зовем мелюзгой, вообще не показываются при свете дня а тут я уже троих насчитал, Одри
А ячетверых, последовал ответ. Пятерых Чертово движение! А вон шестой! Седьмой! Ну же, поезжай, идиот!
Такси резко остановилосьвпереди него сдал назад фургон, причем там, где места для этого не было совершенно. Позади них автомобили и без того стояли бампер к бамперу, так что такси застряло намертво.
Остаемся здесь или сматываемся? тревожно спросил Мерлин.
Одри посмотрела вперед, по сторонам и наконец назад.
Они окружают такси хороводом, мрачно сказала она. Кто знает, вдруг холодное железо поможет, но я не понимаю, я такое в первый раз вижу. И вообще никогда их так много не видела, не говоря уже о том, чтобы они танцевали при свете дня. Сматываемся!
Ладно, сказал Мерлин. Ты на восток? А мы на запад?
Ага, выдохнула Одри.
У тебя нет чего-нибудь старого, чтобы их треснуть?
В ответ Одри выхватила из-под солнечного козырька палку из ветки терновника. Палка была примерно ярд длиной, кривая, узловатая и твердая, как железо, без наконечника или украшений. Два шипа торчали из ствола крестообразно, образуя что-то вроде рукоятки. Одри просунула палку в окошко перегородки:
Возьми ты. Они наверняка гонятся за Сьюзен.
Спасибо, ответил Мерлин.
Если удерете от них, отключишь охрану, добавила Одри.
Ага. И ты, сказал Мерлин.
Готовы? спросила Одри. Вперед!
Что такое? удивилась Сьюзен.
Она смотрела в окно. Снаружи все выглядело совершенно нормально, и вдруг прямо за стеклом возник ребенок: мальчик лет пяти или шести, со странной клиновидной мордашкой, блестящими глазенками и ярко-красными щеками. Свободная ярко-алая рубашка, разорванная во многих местах, придавала ему сходство с клоуном, которого протащило через аэродинамическую трубу.
Он начал приплясывать и кривляться, отчего стал еще больше похож на клоуна, и вдруг ухмыльнулся во весь рот, показав ряды гнилых пеньков, среди которых выделялись два желто-белых резца непомерной длины и остроты.
Сьюзен шарахнулась, но Мерлин, схватив ее за руку, распахнул дверцу, и они выскочили на асфальт, Одри сделала то же самое с другой стороны.
Около дюжины уродливых пацанят в ярких рубашках, держась за руки, выплясывали вокруг такси. Они явно собирались встать в хоровод, но не успели: Мерлин с размаху ударил терновой палкой по двум протянутым друг к другу рукам и метнулся в возникшую дыру, таща за собой Сьюзен, как на буксире. Ей пришлось бежать со всех ног, иначе он вывихнул бы ей плечо.
Мерлин бежал по проезжей части, лавируя между автомобилями, и вдруг встал как вкопанный. Навстречу им, откуда ни возьмись, высыпала новая толпа страшноватых ребятишек, окружила их и пустилась в пляс.
Тут Сьюзен с ужасом осознала, что с улицы исчезли все пешеходыи с зонтиками, и без таковых, и здравомыслящие люди в плащах с поднятыми от непогоды воротниками, и юркие, легко одетые оптимисты. Всюду, куда ни глянь, были только детидюжины дюжин ребятишек плясали, сужая круги и протягивая друг другу руки: трехпалые ладони с загнутыми назад большими пальцами, растущими совсем из другого места, чем у людей, с кривыми, словно когти, ногтями. Одним словом, они больше походили на лапы хищных птиц, чем на человеческую ладонь.
Танцорысорок, а то и пятьдесятвстали в большой круг, посередине которого оказались Мерлин и Сьюзен, и побежали против часовой стрелки. При этом они совсем не шумели, только обернутые в тряпье ноги шелестели по асфальту, а из широко распяленных гнилозубых пастей вылетало зловонное дыхание. Все быстрее и быстрее неслись они по кругу, подскакивая и шаркая, подскакивая и шаркая
Правой рукой Мерлин притянул Сьюзен к себе, а левую, с палкой, вытянул вдоль бока.
Опоздали, сказал он. Они поймали нас в Майский круг. Держись за меня, не отпускай.
А где начала Сьюзен и умолкла, озираясь по сторонам, не столько в страхе, сколько в изумлении. За спинами скачущих пацанят исчезли не только пешеходывся улица, все дома, все автомобили таяли на глазах, истончались, уступая место совсем иному пространству: впереди теперь лежало открытое поле, а вокруг них громоздились палатки и шатры, сараюшки и телеги, повозки и прилавки. Погода и та перемениласьдождевые облака раздвинулись, открыв ярко-голубое небо, с которого лился прямо-таки августовский зной, хотя календарь с утра показывал девятнадцатое мая.
Бесплатно ничего ни у кого не бери, предостерег Мерлин. Особенно еду и питье.
Но здесь же никого опять начала было Сьюзен и опять не успела закончить: вокруг стояли люди, много людей, все в средневековых одеждахкоротких кожаных куртках, домотканых рубахах и штанах, в сапогах и простых башмаках из кожи.
Вместе с людьми вернулись и звуки: продавцы громко называли свои товары, покупатели болтали и смеялись, вдалеке играли музыкантыгудели дудки, бил барабан. За звуками нахлынула волна запаховвонь от множества потных, немытых тел, земли и навоза мешалась с ароматами жареного и копченого, переслаивалась дымом костров.
Тут плясуны дружно встали, засмеялись и, разорвав круг, бросились кто куда и быстро растаяли в толпе.
Где мы? спросила Сьюзен и несколько раз моргнула.
Все вокруг выглядело как-то странно, но она не могла понять почему
На Майской ярмарке, отозвался Мерлин. А точнее, внутри ее мифического резонанса, который сохранился благодаря тому, что место, где она проводилась много веков подряд, сохранило свое название до наших дней. Это ловушка. Пацанята точнее, гоблины заманили нас сюда своим танцем. Что совсем не похоже, кстати, на их обычное поведение. Они, конечно, трикстеры, но сравнительно безобидные. Например, они никогда не отнимают жизнь, по крайней мере нарочно
Поцелуй меня, красотка, взревел вдруг рядом с ними пьяный здоровяк. Из одежды на нем была только рубаха из грубого домотканого полотна, да и та задралась намного выше колен. Слюнявыми губами он потянулся к Мерлину, но тот ловко вывернулся и ударил его терновой палкой под коленки. Здоровяк потерял равновесие и рухнул на грязную землю. Еще крепче сжав руку Сьюзен, книготорговец повел ее подальше от разбитой деревенской колеибудущей Керзон-стрит, где пьяница лежал в луже и хохотал так, словно всю жизнь мечтал вываляться в грязи.
Они настоящие, задохнулась от изумления Сьюзен, когда мимо, едва не задев ее, проплыл поднос с ароматными пирожками. Его несла женщина, чье лицо цвело счастливой улыбкой. И все такие довольные, даже странно.
Здесь все настоящее, но только для нас и ненадолго, сказал Мерлин. А они такие довольные, потому что это идеализированная версия ярмарки. Куда нас заманили гоблины. Но они обязаны следовать традиции и дать нам шанс выбраться
Тут он скакнул в сторону, чтобы избежать столкновения с ребенкомнастоящим, а не зубастым, остролицым гоблином, и Сьюзен пришлось повторить кульбит своего спутника, иначе она отпустила бы его руку.
Как и водяной в Хайгейт-Вуд, гоблины должны играть по правилам своей легенды. Мы с тобой лишние в их мире, и сейчас здесь, с нами, есть одна вещь, которая тоже не вписывается в этот мир, не подходит ему. Они должны показать ее нам трижды. Если мы не разглядим ее и не потребуем себе, то останемся в этом мире навечно; забудем, кто мы, откуда, и превратимся в архетипы мифической ярмарки.
Вещь, которая не подходит, повторила Сьюзен рассеянно.
Ее отвлек медведь: большой, бурый, он приближался к ним справа, по проходу между палатками. Шкура зверя лоснилась, точно шелковая, сам он семенил и покачивался на ходу, а вожатый, который вел медведя на тонкой серебристой цепочке, копировал каждый его шаг, так что они здорово походили на пару подвыпивших гуляк.
Это может быть человек, вещь, что угодно, главное, чтобы оно выглядело странно, не на своем месте, продолжил Мерлин и потянул Сьюзен с пути медведя к прилавку. Там лежали груды жареных сосисок и кружили тучи мух. За прилавком была яма, полная тлеющего древесного угля, над ней лежала решетка, где тоже были сосиски: шипящие, потрескивающие, истекающие жиром.
Сосиски! Лучшие сосиски! Королю впору королеве тоже подойдут! надрывалась хозяйка прилавка, женщина невысокая, но весьма громкоголосая. Увидев Сьюзен, она низко поклонилась и протянула ей вилку, на зубьях которой исходил паром кусок ароматной сосиски. Попробуйте, ваше высочество!
Запах сосисок и впрямь кружил голову, гоня прочь мысли об антисанитарии. Сьюзен почувствовала, как рот наполняется слюной, и уже хотела протянуть руку за угощением, но Мерлин потащил ее дальше, мимо трех жонглеров и небольшой толпы у громадной бочки, врытой в землю между двумя мазанками. Там шло соревнование по ловле угрей: кто больше наловит, сиганув в бочку.