Скорее всего, если бы Гаспар был из числа обычных и жаждущих золота пиратов, он бы плюнул на открытие, сделанное на "Corazon". Но в нем осталось еще много давнего любопытства, чтобы, вернувшись на борт своего корабля, не выслушать всего, что могли по этому вопросу сказать испанский священник и аравак Мигель, которым то ли случай, то ли Провидение приказали одновременно появиться в это время на борту галеона. И, что самое главное, Фруассарт не посчитал их признаний вздором неуравновешенных типов.
В этом месте Ришелье поблагодарил старого корсара и предоставил голос отцу Гомесу. Худой священнослужитель, лицо которого призывало в памяти какую-то хищную птицу, довольно бегло говорил по-французски и, несмотря на приписываемое ему безумие, с редкой умственной дисциплиной, связно и конкретно представил собственное curriculum vitae (здесь, жизнеописаниелат.). После того, как ему исполнилось двадцать пять лет, Гомес пребывал в Новом Свете. Поначалу он служил викарием в Веракрусе, затем получил приход в самом Мехико, где со временем ненадолго стал исповедником самого вице-короля и вместе с ним осуществлял многочисленные путешествия, в том числе, длительное и изобилующее увлекательнейшими открытиями посещение в вице-королевство Перу. В ходе этих вояжей он мог предаваться своей страсти, которой был сбор сведений относительно верований и обрядов местных индейцев. Гомес, точно так же, как и его великий предшественник, Бартоломе де Лас Касас, считал первоначальных обитателей Америки людьмии в качестве эпиграфа для своего дневника принял слова того необыкновенного эпископа из епархии Чиапас:
Бог сотворил эти бесчисленные народы, наполненные простотой, не знающие ни злости, ни лицемерия, очень послушные, чрезвычайно верные своим законным господам, самые тихие, самые справедливые, более всего мирно настроенные, не склонные к спорам, бунтам, ссорам, дракам, не хранящие злобы, не питающие зависти или мстительности. Воистину, народы эти были бы счастливейшими на всей земле, если бы познали Бога.
Понятное дело, что сам Гомес не разделял преувеличенной идеализации де Лас Касаса, тем более, что знаменитый доминиканец более всего имел дело с мирно настроенными майя, а отец Педро столкнулся поначалу с культурой ацтеков. Только наиболее главным было то, что в глазах его начальства интересы священника считались негрозным увлечением, а глубокая вера Гомеса ни у кого не пробуждала каких-либо сомнений. Говорили даже, что он мог быть помазан в епископы, и если бы не болезнь
Вот именно! Расскажите-ка месье Деросси побольше о собственном недомогании, перебил священника кардинал. Испанец смешался и замолк, но Ришелье успокаивающим тоном прибавил:Наш приятель, maestro иль Кане, превосходный медик. Среди всего прочего.
* * *
Направлял ли его шаги сам Господь, или же темный демон?
Как- то раз посещая по указанию веракрусского епископа юг епархии, отец Педро заблудился. Можно было обвинить бездельника-проводника, который ушел ночью, украв вдобавок литургические сосуды, либо поразмыслить над виной самого Гомеса. Вместо того, чтобы повернуть назад, священник попытался пойти напрямую, вслед за солнцем, и очень быстро забрел на болотистые земли, среди которых в течение двух дней потерял лошадей, верного слугу и даже индейца-переводчика. Тем не менее, несмотря на голод и одиночество, он шел дальше, упрямо пробивая себе дорогу мачете, стремясь туда, где ожидал выйти на морской берег.
Святилище, которое на рассвете, совершенно неожиданно показалось из-за лиственного занавеса, поражало своей величиной и богатством языческих статуй. До сих пор Гомес видел исключительно развалины, обломки барельефов; теперь же варварское искусство открылось перед ним всем богатством ничем не нарушенной красоты. Священника охватило восхищение, но вместе и страх подогнул колени. До сих пор, в отношении крох ацтекской культуры он испытывал только лишь любопытство, смешанное с сожалением; теперь же величие строения, возведенного в славу демонов, показалось ему чуть ли не равным соборам из Севильи и Толедо. Подавленный этим величием, отец Гомес стоял в тени святилища, размышляя, не вступить на эти великанские ступени. И вот тут утреннее солнце пересекло грань пирамиды. Столпы света залили Педро; ему показалось, что они проникают сквозь всего него. Вместе с тем у него появилось странное впечатление, будто бы каменная стена с плотно теснящимися от страшных фигур барельефами, словно бы это было всего лишь ее собственное отражение на водной поверхности. Отец Гомес подошел поближе, коснулся стены рукой. И ладонь его прошла сквозь камень. Неужели эти циклопические стены были сотканы только лишь из света? Дрожа все время и с жаром читая молитвы, священник сделал несколько шагов дальше. Он ожидал мрака каменного коридора. Но вместо того, его охватил еще больший свет, а музыка сфер лишь усилилась. Отовсюду его атаковали цветастые картины: процессии людей в плащах из птичьих перьев, сцены сражений и ужасающих казней перемежались с совершенно идиллическими картинами строительства храмов и посещения рынков. Весь этот мир проплывал вокруг остолбеневшего священника цветастыми потоками образов, не обращая на чужака ни малейшего внимания. А потом вид поменялся, потемнел; Гомесу вдруг показалось, будто бы его окружило черное небо, инкрустированное звездами, словно раскаленными гвоздями. Небо это крутилось, словно карусель, и внезапно Педро заметил в этом водовороте маленькую точечку. Точечка делалась больше на глазах, превращаясь в сине-зеленый шар, с желтыми полосами пустынь и белизной ледяных шапок. А после того сам Гомес очутился внутри пейзажа, среди фантастических камней и деревьев, где паслись громадные чудища, своей величиной равняющиеся зданиям королевского монастыря в Эскориале. Одно из чудищ повернуло свою непропорционально маленькую голову и поглядело на священника. А потом направилось к нему. Отец Гомес хотел отступить, но его парализовал страх. Эха шагов гиганта заполняло пространство. Еще мгновение, и совершенно перепуганный отец Педро увидел, что на спине ящера находится нечто вроде седла, с которого человекообразное существо управляет чудовищем.
Обнаружили священника индейцы с берегов реки Сан Хуан, заботливо откормили, когда же он полностью пришел в себя, довели до ближайшей миссии. Когда он расспрашивал у своих спасителей про необычный храм, они согласно заявляли, что, похоже, испанца посетили какие-то галлюцинации, поскольку в их округе подобных строений нет. То же самое утверждали и отцы-иезуиты. Тут уже и сам Гомес поверил, что были только сон и иллюзии, возникшие по причине потери сил и голода. Он благодарил Господа за то, что тот оставил ему жизнь и почти сразу забыл о своем приключении.
Резкие головные боли, что стали его мучить приблизительно через три месяца с того приключения, отец Гомес поначалу принимал за проявления болотной лихорадки. Но он верил, что высокогорный климат столицы Мексики быстро вернет ему здоровье. Вот только приступы, вместо того, чтобы ослабеть, лишь усилились. Во время них Педро переставал контролировать свои рефлексы. И он не помнил, что с ним творилось. Сотрясаемый судорогами, он катался по полу ризницы; из его рта катилась пена, сам же он дико вращал глазами. Но потом и эта фаза прошла, и где-то год назад ее заменили сны. Реалистические сны, в ходе которых священника посещали древние боги Теночтитлана и разыгрывали перед ним чудовищные мистерии. Все эти привидения, как живые, походили на образы старинных мексиканских обычаев, которые он сам неоднократно копировал с барельефов святилищ до того, как слуги церкви успели их разбить. Иногда же они казались продолжением картин, которые он сам видел в пирамиде.
А вот был ли среди них Пернатый Змей, и происходил ли ритуал вырывания сердец? задал я вопрос.
Педро Гомес отрицательно покачал головой.
Подобно многим, включая и аравака Мигеля, вы, сеньор, путаете двух ацтекских богов, сказал священник. Кетцалькоатля или же Пернатого Змея, которого с беспамятных времен в Мексике почитали как бога-основателя, и ужасного Уицилопочтли, прозванного Пером Колибри и отождествляемого с Солнцем. Это именно ему в древние времена приносили в жертву кровь пленников и вырванные у них из груди сердца.
Ужас, сказал я, делая вид, будто бы впервые слышу про обычаи ацтеков. Возможно, отче, вы сможете сказать, зачем они так поступали?
Даже нынешние потомки ацтеков точно не знают, откуда взялись эти суеверия, впрочем, а у кого я мог это выпытывать, мы же перебили их жрецов, сожгли практически все священные книги Из того, что мне удалось установить, могу считать, будто бы эти достойные сожаления варвары верили, что населяющие их космос боги постоянно требовали крови. Эта кровь должна была обеспечивать движение небесных сфер, поддерживать существование Солнца, а уж с его помощьюсуществование вселенной вообще. Потому и требовались постоянные войны, постоянный приток пленников, ну и, естественно, жертв.
Весьма интересные размышления, но закончите, отец, свой рассказ, напомнил кардинал.
Три месяца назад мое состояние вновь ухудшилось. Королевские медики были беспомощны, равно как и туземные шаманы. Случались недели полнейшего спокойствия, после которого приходили все более сильные приступы, сны, сплетенные с конвульсиями. В конце концов, сам архиепископ Мексики приказал мне возвратиться в Испанию, где, как известно, проживают самые славные экзорцисты. Если бы оказалось, что и эти не помогли, я должен был отправиться в паломничество в сам Рим, где мучающие меня силы должны были бы окончательно рассыпаться в прах. В соответствии с этим указанием, я вступил на борт одного из галеонов Серебряного Флота. А потом, тяжело вздохнул он, я принудительно очутился в гостях у капитана Фруассарта. Именно там довелось мне пережить самый худший из приступов, поскольку в своих галлюцинациях увидел я совершенно четкий конец современного корабля, я видел моряков, пронзаемых пучками яркого света с небес, и других людей, что падали как мухи под смертоносным дыханием неведомой силы. А потом увидел я и самих нападающих. Как вступали они на палубу, в блестящих доспехах странной формы и ни на что не похожей работы. А самый главный из них имел наброшенный на эти доспехи плащ из перьев. И среди отвратительных звуков дикой музыки, которая раздавалась, хотя оркестра я нигде не видел, этот вождь разрезал груди моряков и вырывал у них оттуда трепещущие сердца. А еще увидел я название этого судна: "Corazon de Jesu"! Понимаете, братья, я видел не сказания или картины далекого прошлого; в своем сне я видел нечто, что разыгрывалось буквально несколько дней назад, неподалеку от меня.
То есть, отец считает, будто бы какие-то ацтеки напали на судно под названием "Иисусово сердце"? спросил я.
Я не знаю, что обо всем этом судить. Всем известно, что от ацтеков не осталось ничего, кроме разрушенных святилищ и клочков людской памяти. Сто двадцать лет тому назад Эрнан Кортес, у которого было всего лишь десять пушек и шестнадцать лошадей, отправился с Кубы на континент. И против него выступала империя, начитывающая более пятидесяти миллионов душ. Он завоевал ее в течение двух лет. Камня на камне не осталось от необыкновенного Теночтитлана, последний же король, Монтесума II, пал в ходе волнений. Остальные опустошения совершили братоубийственные войны индейских племен, привезенные из Старого Света болезни и колониальная политика. Нынешние туземцы верят в Христа и Святую Деву Гваделупскую, они отбросили свои кровавые суеверия. Ацтеков давным-давно уже нет.
Нет? А кто же тогда совершил нападение?
Как раз над этим ломали головы мы все, вмешался Фруассарт. Нас как-то убеждала версия, что те бедняги с "Корасон", напившись текилы, сами вырвали себе кишки.
Ну а может, кто-то, с непонятными целями, выдал себя за ацтеков? предложил я.
Если бы кто-то себя и выдавал, не поджигал бы корабля с целью затереть следы, буркнул капитан.
С выводами, maestro иль Кане, подождем, пока ты не услышишь третье сообщение, сказал Ришелье и кивнул араваку.
Индеец начал говорить на странном ломаном испанском языке, которого я почти не понимал, но Фруассарт без труда переводил его речь на французский язык. Поначалу рассказ походил на типичную народную байку. Аравак утверждал, что вот уже какое-то время среди туземцев, живущих по берегам Карибского моря, усилились слухи о скором возвращении требующих крови старых богов.
И возвратятся Сыновья Солнца на поднебесных повозках, шептал он древнее пророчество, и руки их станут метать огонь, глаза их станут ссылать смерть, дыхание же их будет приносить мор.
Я поглядел на кардинала, все так же мало что понимая.
Весьма похоже звучали предсказания, предшествующие высадке Кортеса, пояснил Педро Гомес. Вроде как, за два года перед прибытием моих земляков к берегам Мексики, на небе объявлялся огненный колос, навернякакомета, вызывая вполне понятную панику. Впоследствии, вроде как сам по себе сгорел Дом Власти, святилище Уицилопочтли, и горели, якобы, даже камни, несмотря на то, что их поливали водой. Другие пророчества говорили об огне с неба, кипящей воде в море, а так же странной птице, у которой на голове имелось вроде как зеркало, сквозь которое можно было видеть вблизи звезды и все Созвездие Быка с появляющимися из него огням. Предания дополнялись еще предсказаниями о плавающих по воде змеях и людях с белыми телами и светлыми волосами, способных метать молнии.
Что произошло потом, нам известно, сказал я. Кортеса приветствовали словно бога, что существенно облегчило ему его успехи. Но как вы собираетесь интерпретировать новейшую серию пророчеств?
Да если бы это были только пророчества, вздохнул священник-испанец. Скажи им, Мигель, то, о чем уже нам говорил.
Аравак сглотнул слюну и набрал воздуха, словно человек, готовящийся спрыгнуть с высоты.
Небесные лодки богов видели вновь, тихо произнес он. Один раз я и сам видел их над Испаньолой. Семь периодов дождей тому назад.
Мы предложили ему нарисовать эти лодки, вмешался Гаспар. Дали ему бумагу, уголь
Шло у него нескладно, дополнил Гомес, но когда он закончил рисовать, меня охватил ужас. Ибо то были мои сонные видения, мои пугающие призраки.
Ришелье, ненадолго прерывая сообщение священника, вытащил рулон бумаг и подал его мне со словами:
Поглядите на это сами, мастер.
Первые рисунки походили на нескладные схемы, детские каракули, которые легко можно найти в любом детском саду. Но всматриваясь в них внимательнее, я начал замечать в этой мазне повторяющиеся элементы, совместные и характерные черты. Среди каракуль можно было заметить овальные диски на фоне звезд и Луны. Одна картинка изображала световые колонны, исходящие изнутри поднебесной лодки, прямо на деревни и охваченные огнем пальмы. Последний же представлял островок, над которым султан дыма и огня явно формировался в виде громадного гриба.
И ты видел это собственными глазами? крикнул я араваку, а Фруассарт перевел вопрос.
Многие видели. Прибыли серебряные корабли богов, забрали молодых с собой, у стариков вырвали сердца, после чего сверху спустили огненное наводнение.
Но вот ты, ты сам, повторил я, акцентируя, что видел ты?
Уже издавна бегство стало его второй натурой. Мигелю было пятнадцать лет, когда его забрали заложником из родной деревни и принудили к рабскому труду на серебряной шахте. Один из немногих индейцев, он пробыл там три года и сбежал от испанцев, сбежал и от англичан, которые, поймав его впоследствии, оказались ненамного лучшими. Не имея куда возвращаться (родная его деревня была уничтожена), много лет служил он французским пиратам, которые, по крайней мере, могли испоьзовать его таланты проводника и переводчика. К сожалению, катастрофа корабля вновь отдала его в руки испанцев. Губернатор поселения, называемого Сан Диего, довольно быстро пришел к выводу, что старик-индеец так же годится для работы, как осел для боя быков, ну а обнаружив при нем шаманские амулеты, посчитал, что ему в руки попал замечательный кандидат для сожжения на костре за колдовские занятия.
И было принято, что самым подходящим для этого будет праздник Сретения Господня.
Время, остающееся до казни, Мигель провел в подвале; каждый день к нему приходил монах, желавший обратить его в истинную веру. Напрасно аравак убеждал его, что он уже обращен, что у него есть христианское имя, что он верит в святую Троицу и Деву Марию, ну а амулет сохранял исключительно на память и на всякий случай. Но все это лишь укрепляло священника, что потенциальный агнец капризен, и что он не желает избавиться от смертного греха.