Голлум была единственной полуподругой, которая появилась у Деа за много лет. И только потому, что Голлум тоже была странной. В хорошем смысле, но безусловно странной. Да и нельзя было особо полагаться на дружбу Голлумузнай она, кто Деа на самом деле, убежала бы со всех ног.
Мне пора, произнесла она, не глядя на Коннора.
До понедельника, сказал он ей вслед.
Деа даже не ответила. К чему? Она заранее знала, чем все закончится.
Глава 2
Деа было шесть лет, когда она начала ходить в сны.
Произошло это случайно.
Они с матерью жили тогда недалеко от Диснейуорлда, в большом многоквартирном доме, похожем на замок, с башенками на крыше и флагами, свисавшими над дверью. Правда, на этом сходство с замком заканчивалось: в подъездах от зеленого ковролина разило кошачьей мочой, лифты вечно не работали.
Там был мощеный внутренний дворик с бассейном в форме фасолины, обставленный продавленными складными стульями и беспорядочно разросшимися растениями, не помещавшимися в своих вазонах. У бассейна, возле шеста для тетербола, стоял маленький домик, где хранились заплесневелые зонты, старый набор мячей для бочче и настольный футбол с отполированными множеством ладоней ручками.
Деа была в то время очень больнаей ставили аритмию. Иногда сердце замирало, и Деа хватала ртом воздух, а в другой раз колотилось так, будто хотело выскочить из груди. Деа казалось, что ее сердце бьется в унисон с неслышной песней.
Мать запретила ей плавать и настаивала, чтобы Деа вообще держалась подальше от бассейна, для тетербола девочка была слишком слаба, зато она отлично рубилась в настольный футбол. Когда мать уходила на работу, Деа часами играла за обе стороны, глядя, как мячик крутится между пластмассовыми игроками.
В доме 7С жила Мира, которая по слабости здоровья тоже не ходила в школу. У нее были сильная астма и множество других болячекона ходила с трудом, подволакивая ноги с искривленными внутрь коленями. Мира была одной из первых подруг Деа. Девочки придумывали необыкновенные истории о других жильцах, изобрели новый язык «перевертыш» и прятали сокровища в вазонах с цветами, чтобы однажды их нашли инопланетяне.
В тот день они все утро играли в ученых, изобретая имена для каждого цветка, приходившего на память, и старательно зарисовывая флору цветными карандашами в большом альбоме из плотной бумаги, который Мире купил отец, чему Деа безумно завидовала. Она вообще завидовала всему, что делал отец Миры, даже благоглупостям вроде той, как он спускался во дворик и звал Миру на ужин, нетерпеливо придерживая дверь рукой.
Деа очень завидовала, что у Миры есть отец.
Стояла жара. Бассейн не приносил облегченияправда, Деа не плавала и даже не умела. Мире пришло в голову втащить садовый стул в домик у бассейна, где работал вентилятор. Вскоре девочек сморило, и они заснули рядышком в шортах и футболках, чуть касаясь друг друга ногами.
Деа оказалась в узком каменном коридореполуобвалившемся, открытом с обеих сторон, будто в руинах какого-то замка. Она шла, и камни приходили в движение, становясь дверьми.
Позже она узнала от матери, что это не такая уж редкость. Чувствуя вторжение, спящий возводит стены, здания, а иногда и целые города, защищаясь от чужого проникновения, так организм выделяет белые кровяные тельца в месте инфекции.
Но Мира была неопытна, и Деа легко вышла в одну из дверей на свежую зеленую траву. Ходить в чужом сне было все равно что ходить по чужому домувсе кругом незнакомое, и Деа инстинктивно знала, что лучше ничего не трогать.
В нескольких десятках метров от нее Мира играла в теннис, бегая по корту на сильных стройных ногах, всякий раз с увесистым шлепком точно попадая по мячу. Теннисные мячи в полете превращались в птиц и взмывали в небо. Вскоре вверху уже кружилась дюжина птиц, будто в ожидании чего-то.
Даже в шесть лет Деа поняла, что вторглась во что-то очень личное. Птицы выстроились в фигуру, напоминающую воздушного змея, настолько большую, что она закрыла небо. Двор заволокло тенью, и Деа понялапора просыпаться.
Снаружи шел дождь. И впервые в жизни сердце Деа билось нормально.
Мириам знала, что сделала Деа. Тогда девочке это не показалось страннымэто же мама, она все знает. Например, как сделать вкусный куриный суп, добавив сливки и помидоры в банку «Кэмпбеллс», или поймать на язык одну капельку дождя, или что зеркала и открытые водоемыэто плохо, а часыхорошо.
В тот день Мириам сидела за кухонным столом, стиснув чашку чая так, что Деа видела каждую вену на маминых руках, и объясняла правила хождения в чужие сны.
Первое правило, которое Деа угадала сама, никогда не пытаться что-то изменить или вмешаться в сон другого человека.
Второе правило вытекало из первого: Деа может ходить в сны, сколько хочет, если проявит осторожность и не забудет правила, вот только нельзя повторно входить в сны одного и того же человека.
Третье правило: ее не должны видеть.
Мириам объясняла и другое: птицы во снахвестники и служат провожатыми, возле зеркал и воды границы между мирами тоньше, а часы охраняют их с Деа от вторжения с той стороны. Но Деа почти не слушала, расстроенная запрещением еще раз побывать во сне Миры.
А почему второй раз нельзя? спросила она.
Мать взяла ее за подбородок.
Я не дам им найти тебя, сказала она, уставившись на Деа расширенными глазами, будто пытаясь передать тайное послание. Деа угадала мамин страх и испугалась сама.
Кому? спросила она, догадываясь об ответе.
Чудовищам, просто ответила Мириам.
Глава 3
Начиная с шести утра, даже в субботу, часы отбивали время, затевая перезвон каждые шесть часов. Сперва полдюжины одновременно, потом просыпались еще несколько, и наконец остальные. У Мириам было больше двадцати часовсо звоном, музыкой, гонгами и свистками. Мириам любила часыони ее успокаивали, вытаскивая в утро звуками своих зубчатых колесиков и прочей механики.
Деа привыкла. Часы кочевали с ними повсюду. Как правило, она уже не просыпалась под привычный перезвон, но сегодня Деа резко открыла глаза и долгий сумбурный миг не могла вспомнить, где она, в каком городе и в какой части страны. Как только замолчали последние часы, Деа перевернулась на другой бок, натянула одеяло на голову и заснула снова, глубоко и, как всегда, без сновидений. Так, казалось ей, люди плавают, погружаясь в воду.
Когда она снова проснулась, солнце сочилось сквозь бумажные жалюзи. Шел уже двенадцатый час. Внизу на кухне слышались шаги матери. Деа очень нравился здешний простор, личное пространство. Она ненавидела Филдинг и скучала по Чикаго и даже Хьюстону, но там они с матерью жили на голове друг у друга, иногда ночуя в одной комнате.
Деа оделась, не глядя, что надевает, затем подошла к шкафу и из-за кучи кроссовок, сапог и шлепанцев, изношенных до картона, достала маленькое зеркало. Мириам не держала в доме ни единого зеркалавсякий раз, переехав, она в первую очередь снимала шкафчики в ванной. У Деа собралась целая коллекция запрещенных зеркал с дворовых распродаж: ручные в потускневшей серебряной оправе, круглые из пудрениц, мутные от толстого слоя старой пудры. В прошлом году она невзначай проговорилась Голлум, что собирает зеркала, и на день рождения подруга преподнесла ей красивое хромированное зеркало с ручкой, явно старинное и такое тяжелое, что его приходилось поднимать с натугой. При виде подарка Деа так и ахнула, зная, что у семьи Голлум практически нет денег.
Не волнуйся, сказала Голлум, словно читая мысли Деа. Я его украла.
Разумеется, она шутила. Деа была смущена и пристыжена щедростью подруги, притом что сама подарила ей плед с рукавами расцветки «под леопарда» (хотя Голлум просто помешалась на пледах с рукавами). Хромированное зеркало и фотография отца, выставленная в гостиной, были тем немногим имуществом, которым Деа дорожила.
Она поглядела в зеркало. Волосы: буйные и густые. Кожа: чистая. Ее главная красота. Глаза: бледно-голубые, как льдинки. Скорчив гримасу, Деа спрятала зеркало.
Тебе получше? спросила Мириам, когда дочь сошла вниз. Как всегда, она знала, что Деа снова ходила в сны.
Немного, Деа отпихнула с дороги Тоби и подошла к кофеварке.
Неделю назад она незаметно сунула в карман дешевую пластмассовую заколку, которую Шона Макгрегор оставила на скамейке после физкультуры. Заколка, конечно, не совсем то: идеальные для проникновения предметыте, которыми дорожат и берегут, вроде драгоценностей или бумажника. Мириам считала, что мозг трансформирует предметы, которые мы ценим, в продолжение нашего тела. Коснуться любимого ожерельяэто почти как взять за руку: становится куда легче проникнуть в сон.
Прошлой ночью Деа почти час сжимала заколку в кулаке, прежде чем протиснулась в сон Шоны.
Она вышла оттуда довольно быстро, прежде чем сон успел измениться. Шоне снилась банальная вечеринка в цокольном этаже дома; в реальной жизни Деа на такие не звали. Как она и подозревала, там было тесно и скучнопотные старшеклассники из самых популярных и пластмассовые стаканы. Были, впрочем, и незнакомцыодин красивый, как из сказки. Может, это прекрасный принц Шоны Макгрегор?
Притаившись за одной из стен воздвигнутой подсознанием Шоны структуры (полуразрушенного замка, увешанного побитыми молью гобеленами и пустыми рамами), Деа рассматривала юношу, испытывая смутное влечение. Волосы у него были темные, спутанные, длиной до подбородка, а сильный загарбудто парень много времени проводил на солнцеконтрастировал со странным одеянием и старинным поясом, на котором висел нож. Пока остальные танцевали под неслышную музыку, он неподвижно стоял и наблюдал, совсем как Деа, будто правила воображения Шоны на него не действовали.
Неожиданно он повернулся туда, где стояла Деа, и она поспешно вышла из сна.
Мириам обняла Деа, и даже через одежду девочка почувствовала, какая мама худая.
А тебе? спросила она.
Со мной все прекрасно. Мама взялась за кофеварку.
У тебя усталый вид. Мириам выглядела не просто усталой, а больной, но Деа не хотела это говорить. Мать была настолько бледной, что отчетливо виднелись синие жилки на запястьях и шее. Глазабольшие, красивые, цвета грозовых тучказались огромными на узком лице со впалыми щеками.
Она тоже умела ходить в сновидения. Деа узнала об этом после случая с Мирой, но мать никогда ничего не рассказывала, изложив только общие правила. Однажды Деа спросила: «А дедушка с бабушкой тоже ходили по снам?», думая, что, может, это какая семейная генетическая мутация. Но Мириам коротко ответила «нет», и Деа не стала допытываться. Еще одна тема, которой они не касались в разговоре, родня: почему у них нет родственников и куда все делись.
Единственная фотография отца, водруженная на каминную полку в гостиной, была сделана лет двадцать назад. Совсем молодой человек в безвкусной красной рубашке-поло смеется и гладит собаку. Деа не знала, его это пес или мамин и когда и где сделан снимок, но спрашивать не хотелаэто сузило бы простор для воображения.
А воображение у нее было богатое. То отец у нее был пожарным и героически погиб одиннадцатого сентября, то работал на ЦРУ и попал в плен, выполняя особо опасное задание, но однажды обязательно вернется, сбежав из тюрьмы с помощью пинцета. Или что его посадили за преступление, которого он не совершал, и он не объявится, пока не обелит свое имя. Словом, Деа готова была принять любую версию, кроме подозрения, возникавшего исподволь: что отец просто устал от них и ушел.
Ты точно нормально себя чувствуешь? спросила она. Деа знала, что между походами в сны мать совершает далекие прогулки, после которых едва держится на ногах.
Абсолютно. Предоставь волноваться мне, дочка. Мириам разлила кофе и добавила молока, задержав молочник над чашкой ровно на три секунды. Будешь?
Сейчас, Деа села за стол и рассеянно потянулась к газетам, пестревшим заголовками о жаре и убийствах в округе Арангасетт. Как хорошосуббота, солнце, до школы сорок восемь часов.
Вообще-то я читаю, быстро сказала мать, сделав движение. Но она опоздала: из газеты выпало несколько рекламных буклетов со стандартными осчастливленными семьями, нашедшими новое жилье в Гринвиле, Северная Каролина, Таллахоме, Теннесси, и Сент-Поле, Миннесота.
Деа похолодела.
Что это? спросила она, отпрянув, будто брошюры могли ожить и укусить. Для чего?
Помешивая кофе, Мириам ответила, не поднимая глаз:
Не надо кричать, Деа. Я просто смотрю.
Ты же обещалабольше никаких переездов. К горлу Деа подступил комок. С обложки буклета о Сент-Поле на нее насмешливо смотрел светловолосый подросток.
Тебе здесь даже не нравится, сказала мать.
Мне и там не понравится, отрезала Деа. Везде одно и то жеребята новые, сплетни старые. Здесь у нее хотя бы есть Голлум. В памяти мелькнуло лицо нового знакомого, разительно изменявшееся от улыбки. Давай начистоту! Миннесота?
Я же сказала, я пока только смотрю. Мириам подняла глаза. В ее взгляде читалось предупреждение, но Деа было все равно. Она встала, дрожа.
Ты обещала. Ты поклялась!
Обстоятельства изменились, перебила Мириам, с грохотом ставя чашку на стол. Немного кофе выплеснулось через край. Мать и дочь молчали, испепеляя друг друга взглядами. Наконец мать вздохнула: Послушай, Деа, еще ничего не решено, понимаешь? Это же только варианты
Я никуда не поеду, сказала Деа. Ты меня не заставишь.
Еще как заставлю, нахмурилась Мириам. Есть вещи, которых ты не понимаешь, они слишком сложны для тебя и
В дверь громко постучали. Мириам подскочила. Деа тоже. Тоби заорал. Никто никогда не приходил к ним с парадного входа, кроме разносчика пиццы и иногда двинутого проповедника, призывавшего покаяться и предлагавшего Библии за три девяносто девять. С Голлум Деа встречалась утром у калитки и вечером расставалась там же.
Кто это? почти испугалась Мириам, задвинув брошюры под газету, будто скрывая улики (каковыми, по мнению Деа, они и являлись). Ты никого не ждешь?
Деа не ответила. Ярость в ней еще не улеглась.
Тоби увязался за ней. Прижав его ногой к стене, чтобы кот не выбежал на улицу, Деа отперла все три замка, не озаботившись взглянуть в глазок. Наверняка явился очередной краснобай с Библией.
На пороге стоял Коннор.
Привет, помахал он рукой, хотя стоял всего в футе от Деа.
С разгона Деа чуть не сказала: «Пошел вон», как обычно говорила бродячим торговцам. Тоби вывернулся и бросился на крыльцо, но Коннор его перехватил:
Не так быстро, шустрый.
Спасибо, сказала Деа, когда Коннор передал Тоби, держа его осторожно, словно фарфорового. Повернувшись, чтобы забросить кота в коридор, Деа уловила быстрое движение: Мириам поспешно отступила в кухню. Деа вышла на крыльцо и прикрыла дверь, чтобы мать не стояла и не слушала, а Коннор случайно не увидел десяток часов и бледные следы от снятых зеркал на обоях.
Чего хотел? спросила она. Это прозвучало грубо, но вылетевшее слово обратно не возьмешь.
И тебе хорошей субботы, отозвался Коннор, но беззлобно, в шутку. Деа показалось, что он ждет от нее каких-то слов, но не знала, что сказать. Гм Можно войти?
Нет, ответила Деа, вдруг пожалев, что оделась наспех, небрежно. Она стояла в шлепанцах, потрепанных шортах из обрезанных джинсов, выставлявших напоказ бледность ног и россыпь веснушек на бедрах, и вылинявшей голубой футболке с логотипом «Мистер Клин» поперек груди. Она даже зубы не почистила! А что случилось? поинтересовалась она, скрестив руки и стараясь не дышать ртом.
Коннор широко улыбнулся, и Деа подумала: уж не является ли его улыбка козырем в переговорах, когда нужно выманить согласие. Интересно, на других девчонок это действует так же?
Хотел узнать, может, ты желаешь прогуляться, непринужденно продолжал Коннор. Устрой мне экскурсию, покажи достопримечательности Филдинга!
Поверь, там не на что смотреть.
Коннор пожал плечами:
Тогда, может, просто погуляем?
На миг Деа испугалась, что загостилась в чьем-то сне. Парни вроде Коннорапризнанные школьные красавцы-спортсменыне замечали замарашек вроде Деа. Это основной закон природыне общаются же пантеры с сурками, если только не добывают очередной обед. Вот-вот лицо Коннора потрескается, и он превратится в ее учителя математики. Или все вокруг расплывется, крыльцо станет бурным океаном, а Коннор исчезнет.
Но нет, он по-прежнему стоял на крыльце и выглядел классно: старые джинсы, поношенные черные «Чакс», футболка с рок-группой, слегка растрепанные волосы, асимметричная улыбкасамый красивый парень, который когда-либо заговаривал с Деа или подходил так близко, что можно учуять запах жевательной резинки.
Я же здесь никого не знаю, пояснил он почти виновато.
А двоюродный брат?
Коннор поморщился:
Терпеть его не могу, и давно. Знаешь, в детстве он отрывал лягушкам лапки, просто для прикола.