Доехав до округа Оранж, я покатил прямиком к своей сестре Кларе, надеясь, что у нее выходной, что она дома. Так и оказалось. По пути я кое-как пришел в себя, кондиционер в машине высушил мой пот, но я все еще не мог понять, что к чему, в голове царил хаос, и Клара почувствовала, что я не в себе.
В чем дело? тут же спросила она. Что случилось?
Отец! выпалил я. Я только что видел отца!
Ты его видел? Клара схватила меня за плечи. Где? Как он выглядел? Ты спросил его, почему он пропал? Почему ни разу не звонил, даже открытки не прислал?
Я не знал, что ей ответить, не знал, что сказать.
Ты говорил с ним? Что он делал?
Я глубоко вздохнул.
В комнате, сказал я, он исполнял свой танец.
пер. А. Кабалкин
Эд ГорманОдиночный полет
(Он ходил с ней на каждый прием. Ни одного не пропустил. Диагноз. Операция. Химиотерапия. Облучение. Когда онколог сообщил ей грандиозную новость«мы называем это полным успехом, Рут!»они уехали на две недели в Лондон. Это было им не по кармануну и пусть!)
Опять куришь?
Ага. Снова эта хитрая улыбочка Ральфа! Боишься, у меня будет от этого рак?
Может, приоткроешь окно?
Я купил эту пачку вчера. Приятное ощущение! Двадцать шесть лет мне хотелось сигаретку. Видишь, как давно я бросил! А тут решилкакого черта? Раз такие дела Я долго колебался. Не знаю, почему выбрал именно сегодняшний день. Так уж вышло.
Он опустил стекло, и нас окутала, как милосердный ангел крылами, теплая летняя ночь.
Я выкурил уже четыре штуки, но настоящее наслаждение доставила только эта.
Почему же именно она?
Потому что мне понравилась твоя гримаса.
Католическое воспитание?
Верно, малыш. Ох уж эти мне католики! От них такое напряжение внутри, хоть клизму ставь. Жене не изменяй, с налогами не мухлюй, церковь не обманывай За малейшее отклонение от правил схлопочешь ремнем по заднице.
Для бывшего копа ты весьма красноречив. Меня впечатлило сравнение с клизмой. Кстати, когда ты называешь меня «малышом», на нас удивленно косятся. Это в мои-то шестьдесят шесть и в твои шестьдесят восемь!
Ральф вечно корчил из себя головореза; ко дню увольнения в его личном деле набралось семнадцать жалоб от граждан.
Он глубоко затянулся «Уинстоном».
Сегодня мы резко повышаем ставки, Том, вот я и нервничаю. Знаю, ты терпеть не можешь, когда тебя называют «малышом». Сделай скидку на мои нервы.
Я удивился такому признанию. Обычно он любил изображать крутого парня.
Официантка такой скидки не сделала, Ральф.
Сколько можно об одном и том же? Между прочим, я заказал чизбургер и оставил ей целую десятку чаевых после того, как дважды извинился. Потому что видел, как ты окаменел!
Она зарабатывает шесть баксов в час, а дома у нее ребенок.
Просто ты немного волнуешься, совсем как я. Поэтому никак не заткнешься.
Видимо, он был прав.
Мы действительно сделаем это?
Да, Том, сделаем.
Сколько сейчас времени?
Я посмотрел на свой «Таймекс»подарок в связи с уходом на пенсию после двадцати шести лет преподавания в средней школе. Мои предметыанглийский и творческое сочинительство. Другой мой даризбегать нападений со стороны учеников. Двоих моих коллег избили, один из них так и остался хромым, хотя прошло уже много лет.
На девять минут больше, чем когда ты спрашивал в прошлый раз.
Вообще-то я бы сейчас с удовольствием спрятался вон за тем деревом и отлил. Наверное, так и поступлю.
Он подъедет как раз в этот самый момент.
Черт с ним! Куда я гожусь с переполненным мочевым пузырем?
Вот если он тебя увидит, от тебя и правда не будет никакого толку.
Он не заметит, спьяну-то. Улыбка превращала его в тридцатилетнего. Уж больно ты трясешься!
Луна врала, как ей и положено. В ее свете этот уродливый двухэтажный домишко с плоской крышей превращался если не во дворец, то в терпимое жилищеесли не разглядывать его долго. Меня интересовало одно: крутая расшатанная лестница, поднимавшаяся под углом 45 градусов к его боковой стене. И еще то, что дом стоял в одиночестве на краю городка. В свое время здесь была ферма, за домом притулился полуразрушенный сарай, дальше чернело запущенное поле. Единственные обитателисупружеская пара на втором этаже, Кен и Кэлли Нили. Нам был нужен Кен.
Мы поставили машину за дубовой рощицей. Отсюда удобно было наблюдать, как он подъедет и станет подниматься по этой лестнице. Я сделал радио тише, хотя любил Брюса Спрингстина.
Когда Ральф вернулся, я дал ему пузырек с дезинфицирующим средством для рук.
Тебе бы податься в вожатые скаутов!
Пописалвымой руки.
Конечно, мамочка.
И тут мы услышали его. Он так гонял в своем блестящем красном пикапе «шевроле», словно собирался взмыть с шоссе в воздух. Мне стало интересно, как относятся ночные птахи, прикорнувшие под луной, к громыхающей из пикапа музыке кантри. Ветерок принес в окно моего «вольво» аромат летатолько давнего. Я представил: семнадцатилетняя девушка, стягивающая через голову футболку, бессмертное совершенство ее острых грудей и розовых сосков
Знаешь, что с нами будет? Ну, когда мы все закончим?
Знаю, Том. Мы будем счастливыразве этого мало? Пора его хватать!
(Дежурный осмотр спустя три года. Звонок медсестры: врач приглашает на прием для обсуждения результатов. «Четвертая стадия». Она держится лучше, чем он. Он тайно начинает посещать психолога. Он должен быть сильнымдля нее. Но не может справиться со страхом. Помогите!)
Я познакомился с Ральфом Фрэнсисом Маккеной на химиотерапии в клинике «Онколоджи партнерс». У него был рак простаты, у меня прямой кишки. Ему давали год, мне полтора, причем без гарантий. Еще одно, что нас объединяло: оба вдовцы. Наши дети жили на другом конце страны и могли навещать нас лишь время от времени. Естественно, что мы подружились. Если это можно так назвать.
Мы всегда старались проходить химиотерапию в один и тот же день, в одно время. После химиотерапии нам обоим ежемесячно делали вливания менее сильных препаратов.
По словам Ральфа, у него была одинаковая со мной реакция, когда он впервые вошел в огромную палату, где под капельницами сидели в креслах с откинутыми спинками сразу тридцать восемь пациентов. Все они улыбались и шутили. Все как одинвоплощение дружелюбия друг к другу. Люди в костюмах за тысячу баксов на равных общались с бедолагами в дешевых обносках. Черные были запанибрата с белыми. Медсестры здесь были шустрые и умелые. Ральф Фрэнсис Маккена, волокита со стажем, знал, как вызвать у них симпатию.
Иногда кто-то из пациентов плохо реагировал на химию. Одна женщина была известна своей рвотной реакцией. Ее так неудержимо тошнило, что медсестры при всем старании не успевали увести ее в туалет, и им оставалось только подсовывать ей под подбородок чистые лохани.
В наш третий заход Ральф спросил меня:
Как тебе нравится одиночный полет?
В каком смысле?
Ну, одиночество? Жизнь без жены?
Совершенно не нравится. Моя жена умела радоваться жизни. Она любила жизнь. У меня сильная депрессия. Я должен был уйти первым. Она ценила жизнь.
Знаешь, я до сих пор беседую с женой. Брожу вокруг дома и разговариваю с ней, как будто мы вместе.
Со мной бывает почти то же самое. Как-то ночью мне приснилось, что я разговариваю с ней по телефону. Проснулсясижу на краю кровати с телефонной трубкой в руке.
Одиночный полет. Мне понравилась эта фраза.
В палате можно было читать, пользоваться тамошними DVD-плеерами, общаться с друзьями или родственниками, если они придут тебя навестить. Или флиртовать, как делал Ральф.
Медсестры в нем души не чаяли. При его привлекательной внешности и самоуверенностиполицейский все-такиэтому не приходилось удивляться. Уверен, парочка одиноких, из тех, кому за сорок, была бы не прочь лечь с ним в постель, будь он на это способен. Однажды он с виноватой улыбкой пошутил: «Отняли у меня моего дружка, Том, отняли и не отдают» Не сказать, чтобы некоторым сестрам постарше не нравился я сам. Например, Нореона была похожа на мою жену, когда та была моложе. Бывало, я даже заикался о том, чтобы пригласить ее на свидание, но каждый раз от страха осекался. Последней женщиной, приглашенной мной на свидание, была и останется моя женаэто было сорок три года назад.
Маленький DVD-плеер можно было положить перед собой на столик на колесиках, пока сидишь под капельницей. Однажды я принес диск с сериями второго сезона «Рокфорд файлз», там в главной роли снялся Джеймс Гарнер. На третьей минуте первой серии я услышал, что Ральф усмехается.
Что тебя рассмешило?
Ты. И как я раньше не угадал в тебе поклонника Гарнера?
Чем тебе не угодил Гарнер?
Он тряпка! Баба, а не мужик.
Джеймс Гарнербаба?
Ну да. Вечно скулит и жалуется. Прямо как женщина. Лично я предпочитаю Клинта Иствуда.
Я должен был догадаться.
Тебе не нравится Иствуд?
Может, и нравился бы, если бы умел играть.
Зато он настоящий мужчина.
Да, настоящее не скажу что.
От него никогда не услышишь жалкого скулежа.
Это потому, что он не умеет. Для него это слишком сложно.
Ишь, разболтался!
Поцелуй меня в задницу!
Ральф так расхохотался, что сразу несколько медсестер оглянулись на нас с улыбками, а потом стали рассказывать про нас своим пациентам.
(Доза химии такая сильная, что она похудела на 15 фунтова ведь и так уже была худышкой. Врачей очень беспокоит ее рвота и диарея. Ее навещают оба сына со своими семьями. Младший, Тэд, с рыданием падает на руки отцу.)
Первой была медсестра Хизер Мур. Она всегда называла нас «мои беспокойные ребятишки», потому что мы не уставали подшучивать над ней из-за ее серьезного, наивного взгляда на мир. За два месяца мы узнали, что ее бывший муж обнулил их невеликий банковский счет и сбежал с секретаршей магазина автомобильных глушителей, в котором работал продавцом. Она всегда говорила: «Все мои подруги твердят, что я должна его ненавидеть, но, знаете, если честно, то я, наверное, не была хорошей женой. Вот моя мать всегда готовила большие семейные ужины. И была при этом очень хороша собой. А я отпашу здесь восемь часов, заберу Бобби из садикаи уже как выжатый лимон. Вечно мы питались замороженными блюдами. Вот я и набрала десяток лишних фунтов. Разве можно осуждать его за то, что он стал смотреть на сторону?»
Пару раз, выслушав ее откровения, Ральф делал телефонные звонки. Он поговорил с тремя людьми, знавшими ее мужа. Оказалось, что тот являлся неисправимым бабником, готовым изменить Хизер уже вскоре после их свадьбы, на работе бездельничал, а как супруг предавал жену наихудшим, наверное, способомвечно отпускал на ее счет шуточки в разговорах с сослуживцами. А она еще обвиняла себя за то, что была для него недостаточно хороша!
В один прекрасный день она поведала нам о развалине, в которой ютилась: унитаз как следует не смыть, мусор не вывозится, бетонные ступеньки с обеих сторон раскололись и опасно шатаются, задняя дверь не запирается Кое-кого из ее соседей недавно ограбили.
Хозяин дома, мошенникпо образованию, естественно, юрист, звался Дэвидом Малдуном. Несмотря на свою фамилию из комикса, он был человеком серьезным. Ральф все про него выяснил. Нео-яппи, купивший в городе несколько домов, он уверенно карабкался вверх по социальной лестнице, превращаясь в крупного собственника трущобного жилья. Хизер жаловалась городским властям, и те сделали все, что могли, то есть ничего. Она много раз звонила в офис Малдуна, где обещали разобраться с ее обращениями, но так ничего и не предприняли. Что касается адвокатов, то даже те из них, кто только недавно обзавелся дипломом, хотели за свои услуги больше, чем она могла позволить себе истратить на тяжбу с Малдуном.
Мы все время спрашивали ее, как там дела с Малдуном. Когда она ответила, что теперь у нее протекает крыша, а офис Малдуна уже четвертый день никого не присылает, Ральф сказал ей:
Больше вам не придется из-за этого беспокоиться, Хизер.
Как это?
Не одной Хизер было невдомек, что он несет. Я тоже поразился. Но он спросил меня:
У тебя, как водится, обширные планы на вечер?
Если ты имеешь в виду ужин из микроволновки, телевизор, звонок кому-то из детей, которому недосуг долго со мной болтать, и отход ко сну, то да.
Будешь пялиться на Джеймса Гарнера?
Ага. Или поставлю Клинта Иствуда и быстренько усну.
Рад, что у тебя нет особенных планов, потому что мы выходим на охоту.
Я ложусь спать в девять часов.
Не сегодня. Правда, нам может повезти, и тогда мы попадем в постельку раньше срока.
На кого охота?
На Малдуна, на кого же еще!
Ты точно знаешь, что у него рыльце в пушку?
Нет. Но я всегда верю своему чутью.
Я улыбнулся.
Я сказал что-то смешное?
От того, как он все это произносил, животики можно было надорвать.
В учебную программу полицейской академии входят самые дурацкие фильмы про полицейских? Твое «чутье»?
Большинство мерзавцев его пошиба обманывают жен.
Я подумал и сказал:
Наверное, ты прав.
Малыш, я всегда прав. И он расплылся в улыбке.
Оказалось, что Малдун спит с секретаршей адвокатской конторы этажом ниже. Ее даже нельзя было назвать привлекательной. Просто с наступлением темноты ему хотелось приключений.
Мы ждали, прислонившись к его новому черному «Кадиллаку».
Это что еще за два клоуна?
Мыте, о ком ты точно не слыхал. Я был рад, что Ральф не стал поручать переговоры с мерзавцем мне.
Не понял Малдун покачнулся.
Ты обижаешь нашу знакомую.
Прочь с дороги! Я еду домой.
Что-то от твоей одежды пахнет дешевой шлюхой. Жены только делают вид, что не чуют этого запаха
Он вынул из кармана телефон и показал его нам.
Не знаю, кто вы такие, кретины, но полиция без труда разберется.
А твоя жена без труда узнает, чем ты занимаешься в этом доме у нас за спиной.
Сначала я не понял, что происходит, потом увидел, что адвокат согнулся пополам, и услышал, как он злобно бранится, ловя ртом воздух. Он упал на колени, и Ральф так врезал ему по башке, что он завалился на бок.
Ее зовут Хизер Мур. Она твой жилец. Ей о нашей встрече ничего не известно, так что не пытайся что-то из нее вытрясти. У тебя есть два дня, чтобы все привести в порядок в ее квартире. Два дняили я звоню твоей жене. А если станешь к нам подбираться, то я не только позвоню твоей жене, но и раскопаю все про твоих прежних баб. Ядетектив по мокрым делам в отставке, уж я в таких делах разбираюсь. Усек?
Малдун все еще не мог говорить. Катаясь по пыльному бетону, он только стонал.
(Ему хочется подольше побыть с ней, прежде чем она скончается, но этому не суждено сбыться. Болезнь завладевает ею полностью, и она отключается, глядя в себя, во тьму своей смерти. Правда, иногда она улыбается и даже шутит, если набирается на считаные минуты сил. За час до ее смерти он сидит рядом с ее койкой в хосписе и держит ее руку. Он не отпускает ее, пока врач не убеждает его сделать это.)
Так это начиналось. Однажды Хизер задала нам вопрос, но мы ответили, что понятия не имеем, о чем она толкует. Она, похоже, нам не поверила, потому что через две недели медсестра по имени Салли Коутсмы ее толком не зналисела на табурет рядом с капельницей и поведала нам о своем муже и о торговце подержанными автомобилями, впарившем им откровенную рухлядь. Рыдван стоил им несколько тысяч, которых они на самом деле не могли себе позволить истратить, но без машины им было нельзя, потому что ее мужу необходимо было ездить в ветеранский госпиталь, где он учился ходить после того, как лишился в Афганистане правой ноги. Когда смотришь такие сюжеты по телевизору, возникает желание убивать.
Ральф, сама невинность, сказал:
Черт возьми, Салли, мы бы с радостью тебе помогли, но непонятно, что тут можно сделать С какой стати он станет нас слушать?
Поверить не могу! воскликнула Салли при нашей следующей встрече. На следующий день после того, как я рассказала вам о риелторе, Бобу позвонили и сказали: пригоняй автомобиль! Они все исправят, и у него больше не будет проблем. Причем бесплатно!
Держу пари, здесь не обошлось без ваших молитв, Салли?
Конечно! Нам надо кормить двух малышей. На эту рухлядь уходили все деньги.
Видите, какова сила молитвы, Салли!
А вы тут совершенно ни при чем?
Спросите его.
Я помотал головой.
При чем тут мы, Салли? Что могут сделать два старика?
После ее ухода Ральф наклонился в своем кожаном кресле и сказал: