Переливы монет уже тогда отзывались в душе тайным волнением: он хотел присвоить их себе. Себе, а не отдавать сварливому хозяину, который в плохом настроении избивал и его, и девушек.
Такая у нас жизнь, вздыхала случайная покровительница, когда они вдвоем прикладывали холод к свежим синякам.
Нет! Не хочу такую! возмущался Сварт. И вскоре попросил вышибалу научить его приемам рукопашного боя.
Немолодой громила сначала скептически сказал:
Да куда тебе, очкарик.
Но Сварт зашипел, увернулся от грубой оплеухи, подпрыгнул и врезал охраннику в ухо. Тот пошатнулся, гулко ухнул и вместо новой оплеухи ответил:
Ладно. Посмотрим, что из тебя выйдет. Злющий ты, как стая ос! Но нам такие и нужны.
С того дня синяков меньше не стало, зато появлялись они по большей части после коротких тренировок. Сварт быстро рос, тянулся молодым деревцем на каменистой почве. Несмотря на недоедание, он научился неслабо бить первым и уклоняться от атак громилы, который на деле оказался медлительным и неповоротливым.
Запомни первое правило: клиент всегда прав, говорил он в начале обучения. Клиентов бьем только в исключительных случаях.
Но он же бьют девушек! возмущался Сварт, как будто тогда еще верил в справедливость. Он часто слышал, как из комнат доносятся крики боли, а потом блудницы появлялись со свежими кровоподтеками, рассеченными губами и заплывшими глазами.
Бьют, но за это же доплачивают хозяину. Если не доплачивают, мы бьем их.
Правило не нравилось. В душе все бунтовало, потому что в то время его сердце еще не до конца очерствело, не совсем оглохло. Или нет? Сварт мысленно посмеялся над собственной наивностью.
Волна, окатившая плот, вырвала его из липких пут начинавшегося бреда. На растрескавшихся губах ощущался соленый вкус, но жажда не прошла. Тенями осьминогов наползало мрачное прошлое. В котором он еще считал, будто неправильно избивать блудниц за деньги.
Но уже тогда он с трепетом души рассматривал золотые монеты, оставленные клиентами. И порой во снах представлял, как однажды разбогатеет и поселится в красивом доме торгового квартала, куда его посылали с мелкими поручениями в знак доверия. Желание убивать пришло позднее. В тот год, когда погибла его покровительница.
Он помнил, как шептал соленый ветер: в порту стоит паровой корабль, в порт пришла беда. Пока судно джиннов разбиралось с грузом, команда развлекалась на берегу.
Сварт проснулся однажды ночью от истошного крика и отчетливого запаха паленого мяса. Он испугался, что начался пожар, и выскочил с чердака в коридор второго этажа, где размещались узкие комнатки.
Ему запрещалось покидать чердак ночью, когда девушки «работали». Но возле одной из комнат уже толпился народ. Сварт оцепенел, когда понял, что там жила его «покровительница», та, которая подарила очки и заставила учиться.
Что что с ней случилось? кричал в ту ночь Сварт, давясь запахом паленого.
Сгорела! Проклятый джинн! Напился и не смог контролировать свою ауру огня, истошно ругаясь, сокрушался хозяин притона, хлопая себя по засаленным брюкам.
Сварт не видел тела: его не пустили в комнату. Он только отчетливо запомнил сводящий с ума запах жженого мяса. Ощущение утраты навалилось немного позднее, засело в душу немой тоской, как будто оборвалась последняя ниточка, связывавшая его с миром людей. Отныне он отгородился от них стеной равнодушия и озлобленности. Теперь не верилось, что он был способен о ком-то горевать. Зачем? Ненужная трата сил.
Зато жажда крови отзывалась знакомым покалыванием в кончиках пальцев. В ту ночь он навечно запомнил лицо убийцы, джинна. Один случайный взгляд не позволил бы ошибиться. Проклятую тварь вышвырнул из притона охранник. Но поздно! Что там гласило первое правило? «Клиент всегда прав»? Настолько прав
Владельцы нелегального притона не могли обратиться к властям. Они замотали тело в мешковину и спустили в мутную реку к помоям и скелетам мелких животных. В тот день что-то окончательно умерло в душе Сварта. Точно она разваливалась постепенно, по кусочку, как треснувший глиняный сосуд. Тогда в голове сложился его первый план.
А на следующее утро к ним заявились недовольные матросы с торгового корабля. И вместе с ними на пороге притона появилась портовая охрана. Хозяин всегда давал им взятки за «слепоту», но на этот раз они выглядели устрашающе.
Эй, кто-то убил одного из наших, недовольно начал один из джиннов.
Почему вы считаете, что это мы? тут же возмутился хозяин.
Он и правда ничего не знал. Никто не знал. А Сварт наблюдал из чердачного окошка, ловил каждое слово. И улыбался. Никто не догадался бы о причинах его ухмылки, разрезавшей пополам бледное лицо.
Потому что он убил вашу девицу, фыркнул джинн.
Но мы этого не делали.
Лжете! Лжецов надо наказывать!
Пошли прочь! закричал хозяин.
Но ушли они, только перевернув вверх дном весь притон. Заглянули и на чердак к Сварту, но ушли со словами:
Ничего, здесь только какой-то мальчишка-дохляк.
Они смотрели на Сварта, как на ненужный хлампочти не видя, скользя взглядом мимо него. А он с трудом сдерживал улыбку злорадства. Тогда он впервые подумал: «Людижалкие тупые твари! А я лучше, я умнее». И эта мысль со временем стала его девизом.
У нас тоже ничего. Пошли отсюда, заключила портовая охрана.
Как же так, господа! возмущались джинны. Это сделал кто-то из этих продажных тварей, отомстили за свою!
Доказательств нет.
Мы этого так не оставим, грозно пообещали джинны.
Катитесь отсюда! рявкнул им вслед хозяин притона, устало бормоча себе под нос: Еще не хватало кому-то из наших мстить джиннам. Это чистое самоубийство! Ну, не прав я?
Да, разумеется, скромно кивал головой Сварт, привычно подсчитывая прибыль хозяина.
За три года его ни разу не уличили в воровстве. И он ни разу не ошибся в расчетах, за что заслужил некоторое доверие со стороны хозяина.
Вот и я о том же, ворчал тот. Не представляю, кто его грохнул. Может, кто из команды. А сваливают на нас.
И только Сварт знал правду: это он убил джинна. Даже теперь, на плоту, он плотоядно улыбался, смакуя свою победу.
Это он незаметной тенью прокрался на паровой корабль. Никто не замечал десятилетнего мальчишку, крадущегося между тюков. Брошенные детипочти невидимки. Но никто не подозревал, насколько они могут быть опасны с коротким ножом, украденным у вышибалы.
Убийца-джинн спал в гамаке, так крепко, будто ничего не случилось. Как будто человеческая жизнь не имела значения. Его не терзала тяжесть преступления. Тогда почему холодная рука отмщения должна была дрогнуть? Не дрогнула.
Тогда-то Сварт впервые пролил кровь, бесшумно и ловко провел лезвием по горлу огненной твари. И джинн захлебнулся. Чтобы умирающий не разбудил никого из товарищей, Сварт накрыл ему голову грязной подушкой. Так его утром и нашли, в пропитанном кровью гамаке. А новый убийца скрылся, унося с собой воспоминание, чудесное, пьянящее.
Тогда он впервые почувствовал себя если не божеством, то значимым созданием этого мира. Он убил джиннане каждый человек сумел бы. Он убил!
Шел ради мести, но вернулся тем, кто наслаждается уничтожением жизни. Его не выворачивало, не тряслись руки. Тело совсем не бунтовало против собственной новой сущности. Нет, о нет! Он ощущал невероятное упоение и почти безмятежность.
Хотелось повторить. Хотелось снова обрести это невероятное ощущение покоя и завершенности. Будто он существовал расколотым, а с первым убийством вдруг обрел целостность. Но чувство улетучивалось слишком быстро. И все его существо жаждало повторения.
Появилась мечта научиться владеть мечом и повторить еще раз. И еще. И еще! Блеск монет и блеск клинкадва непреодолимо манящих маяка.
Это сделал я, шептал себе Сварт в тишине чердака. И заснул со сладким ощущением покоя. И после пробуждения его не покидало пьянящее чувство превосходства.
Но через двое суток он встрепенулся посреди ночи от запаха дыма. А когда открыл глаза, не смог разглядеть ничего вокруг себя. Он кинулся к лестнице, но чердачный люк раскалился, доски медленно обугливались. Через просветы уже вырывались снопы искр, лезли наверх жадные языки синеватого пламениработа джиннов. Жар пожарища и жар солнца на плоту сливались единым ощущением душного ужаса.
Сварт в панике отшатнулся, понимая, что оказался в ловушке. Снизу доносились крики, люди метались в огне. А он задыхался на тесном чердаке, который уже подчистую заполнился дымом. Последней надеждой светилось крошечное слуховое оконце.
Безумно царапало в обожженном горле, щипало глаза. Где-то в суматохе потерялись очки, и он тем более ничего не видел. Шел почти наугад. На свет, на блеклый оттиск луны.
Повезло, что его недокармливали, повезло родиться проворным, как куница. Он выбрался на крышу сквозь крошечный лаз и двинулся вперед, балансируя на замшелой черепице. Он дошел до края по хлипкой водосточной трубе и прыгнул на крышу соседнего дома за миг до того, как обугленные балки не выдержали. Дом обрушился.
Внизу метались люди, пытаясь залить вырывавшиеся из двери и окон языки синего пламени. А вдалеке по гладким водам залива безмятежно скользил торговый пароход, унося прочь джиннов, совершивших свою месть.
Помогите! Горю! Помогите! недорезанной свиньей кричал хозяин притона.
Он вылетел в одном исподнем, его редкие волосы дымились. Огонь окатил его жаркой волной. Несчастный сбрасывал с себя одежду, рвал рубашку, но не мог спастись.
Сварт видел, как в бреду, смерти тех, с кем жил три года под одной крышей. И не находил в себе сочувствия. Бежать, бежать прочьвот, чего он по-настоящему хотел. Лишь бы не чувствовать запаха паленого мяса, лишь бы закончился этот ночной кошмар. Теперь все эти привидения расколотого детства вынырнули из небытия, точно желая поприветствовать того, кто готовился присоединиться к их мрачному сонму.
Не дождетесь, прохрипел Сварт, зачерпывая горсть воды и размазывая влагу по горящему лицу.
Он ненавидел вынужденное бездействие, когда оставалось полагаться лишь на жалкий проблеск удачи: тогда накатывали ненужные воспоминания. И под сомкнутыми веками вместо солнечного света снова мелькали сумрачные задворки.
Снова он скитался по улицам в темноте померкшего зрения. Ободранный, голодный, со следами сажи на лице и руках. И снова никто не подошел к нему, снова никого не интересовала судьба мальчишки-невидимки. Он в очередной раз убедился, что должен прогрызаться сам сквозь эту беспощадную жизнь.
В кармане что-то звякнулонож, который он случайно схватил на чердаке. После убийства джинна Сварт всегда держал тот клинок при себе, опасаясь и незаметно вернуть охраннику, и выбросить. Прятал под соломенным матрасом.
Теперь все следы преступления пожрал беспощадный огонь. Не настиг лишь убийцу джинна. Твари прогадали, покарали не тех. Но Сварта не мучила совесть. Жизнь в притоне начала растворяться в водовороте новых впечатлений на следующее же утро.
На рынке он стащил с чьего-то прилавка новые очки и тогда снова относительно прозрел. Вновь он мелькал между корзин и тюков юрким зверьком, незаметным и стремительным. Возможно, в его жилах текла капля крови тех, кто принял «подарок асуров». И наверное, тот безымянный предок обладал невероятной скоростью. Но тогда Сварт об этом не задумывался.
Он обворовал несколько лавчонок, добыв себе немного еды и новую одежду. А вечером, когда он шел по улице в поисках сухого чердака или подвала для ночлега, его окружила группа оборванных подростков. Таких же обитателей трущоб.
Эй, очкарик, чего забыл здесь?
Убирайся к мамочке!
«К мамочке» Он совершенно не помнил ни мать, ни отца. И считал, что его бросили вскоре после рождения. Угрозы хулиганов звучали смешно и противно. И сами они выглядели жалкими уродцами, неспособными даже на искусные издевки.
Сварт равнодушно взирал на них и только задумчиво дотронулся до короткого ножа, спрятанного в кармане. Он вспомнил, чему его учил вышибала. Вновь его лицо разделила пополам широкая ухмылка, от которой заболели скулы.
Он ударил первым, кинулся вперед настолько стремительно, что никто не успел заметить. И один из мальчишек внезапно упал с распоротым горлом, давясь кровью. Он сучил руками и ногами, как лошадь со сломанным хребтом, и Сварт находил это даже забавным. Вновь он ощущал себя выше людей, почти божеством.
Что? Как?
Он убил Убил
Убираемся отсюда! в панике закричали остальные.
А Сварт, когда чувство превосходства снова рассеялось, понял, что нажил себе новых проблем. Он здраво решил, что должен немедленно убраться из города.
Всю ночь он провел в размышлениях, как это сделать, с кем и куда податься. Пешком? Он не представлял, что лежит за пределами маленького городка.
Целый мир, о котором он тогда ничего не знал, только видел на прекрасных цветных картах, развешанных в одной портовой лавке. Такие покупали богато одетые капитаны стоящих у причала кораблей. Сварт представлял, как сам однажды выйдет в море, как соленый ветер будет смело ударять в лицо, а не проскальзывать несвежим сквозняком в чердачное оконце. Мечта почти исполнилась. И едва ли он догадывался, что окажется на разваливающемся плоту вскоре после зенита славы.
«Однажды у меня будет бригантина», пообещал он себе в тот вечер и заснул на чужом пороге, даже не замечая, что добрался до рыночной площади. Проснулся от холода и от того, что едва не потерял очки. Он встрепенулся, протер стекла и тут же завороженно уставился наверх.
А там, раскинув руки, как вольная птица, балансировал на тонкой веревочке человек. Канат натянули между крыш двух домов. И человек шел по нему, точно по улице. Он ступал осторожно и ровно. Стежок в стежоккак кот, шествующий по коньку крыши.
«Великолепно», вдохновленно подумал Сварт. И ему захотелось стать таким же, легким, неуловимым и свободным. Даже если эта свобода грозила смертью. Но он и так жил в постоянной опасности. Ему показалось, что такая ловкость дает новое превосходство над жалкими тупыми людьми.
Он стоял на пороге чужого дома, задрав голову, и упрямо глядел на канатоходца, когда его окликнул хозяин цирка, здоровенный толстяк в нелепом лиловом цилиндре:
На что смотришь?
На него, с искренним восторгом ответил Сварт. Но тут же одернул себя и поглядел на того, кто спрашивает.
А, канатоходец. Плати, если смотришь, беззлобно ухмыльнулся хозяин.
Нечем, признался Сварт, выворачивая карманы украденной куртки.
Раз нечем, проваливай, сварливо хмыкнул хозяин цирка.
Тогда же возник гениальный план, как сбежать из города. Сварт низко опустил голову, сжал кулаки и решительно ответил:
Нет.
Что «нет», заморыш? фыркнул хозяин цирка, подкручивая смоляно-черные усы.
Возьмите меня с собой! воскликнул Сварт.
Он не зажмурился и не разжал кулаков. Секунды отсчитывались гулкими ударами крови в висках, и где-то над площадью так же считал шаги канатоходец.
Тебя? А что ты умеешь? рассмеялся хозяин цирка.
Считать. И немного обращаться с ножом, уверенно доложил Сварт.
Считать Хм. Ладно, сойдешь, очкарик, благосклонно кивнул хозяин и повел с собой в раскинутый шатер передвижного цирка, который служил ему конторой на время представлений.
Эй, очкарик, ты вроде говорил, что ловкий. Ну, так на что ты способен? говорил на следующий день тот самый неуловимый канатоходец, который при близком знакомстве оказался сварливым типом средних лет.
Сварт показывал приемы, которым его обучил вышибала из притона. Ходил колесом и пытался маршировать на рукахэтим он сам временами развлекался. Легкое голодное тело многое позволяло.
Но он все равно истошно кричал, когда его впервые посадили на шпагат. Показалось, что треснули все сухожилия и связки. Впрочем, с каждым разом становилось все легче. И вскоре даже циркачи удивлялись гибкости мальчишки, который буквально закручивался узлом.
Но больше всего поражало, как быстро «очкарик» научился балансировать на канате. Сперва он неуверенно шел по натянутой между двух кибиток веревке. И бесконечно падал, набивал шишки, стесывал кожу. Но упрямо продолжал.
Со временем юный циркач научился без труда танцевать на канате, натянутом между двух крыш. Как и мечтал. Свободный, с раскинутыми руками, словно вольная птица.
Но та мимолетная прекрасная мечта оказалась лишь пылью: с первых же выступлений в двенадцать лет Сварту не понравилось бессмысленно ходить вперед-назад над толпой зевак.