Из Ораного всех конкурентов в этом вопросе уже с полгода как выкурила банда с говорящим названием «Мародеры», которое члены ее произносили гордо и с вызовом. Причем многие наверняка слабо понимали значение этого звучного слова, но это им было и не нужно. На другое учились.
С бандитами Богдан не конфликтовал. Отстегивал «Мародерам» небольшую долю со своих рейдов, и те его в упор не замечали. Можно было, конечно, попытаться построить из себя героя, но зачем? Дань бандиты назначили необременительную, а вот обнаружить себя однажды привязанным к дереву в ближайшем лесу со снятой кожей как-то не хотелось.
А такие случаи бывали. Главарь банды не случайно имел погоняло Палачон славился своей жестокостью, но в то же время слыл основательным, рассудительным бродягой, который идет на крайние меры лишь в исключительных случаях. Богдан знал Палача лично, выпивали даже вместе пару раз, так что с бандитами у сталкера было всё ровно. Как и с другими жителями села Ораное. Люди ж не звери, при желании с любым договориться можно.
Правда, случались в селе залетные, которые не знали про местный уклад. Либо знали, но клали на него с пробором. Таких сельчане вразумляли сначала устно, а потом, если что, и письменно. То есть расписывали ножами в кровавую сетку, после чего отпускали лечиться и думать о своем поведении. Случалось, конечно, что особо буйных и резали до конца, а потом прикапывали в лесочке. Но обычно до такого не доходило.
Потому сейчас Богдан шел домой спокойно, зная, что никто не попытается его трясануть на бабки или просто набить морду ради развлечения. Шели думал о своем, чувствуя, как воспоминания медленной, черной, неотвратимой волной накатывают на него. Разбередила их беседа с Барменом и фото со знакомой татухой. Прям выбросило запретное на поверхность, словно слежавшийся ил со дна глубокого озера от взорвавшейся гранаты.
В таких случаях самое лучшееэто добраться до койки и завалиться спать, накрывшись подушкой, чтоб случайно не разбудил какой-нибудь посторонний звук. Иначе будешь потом метаться по дому как медведь-шатун, ревя во всё горло, натыкаясь на углы и стучась об стены головой в надежде выбить из нее проклятые воспоминания.
Само собой, метания эти всегда происходили в компании с бутылкой, которая быстро становилась пустой. Как и следующая, и множество других после нее. Запойчасто встречающаяся болезнь среди ветеранов различных войн и спасателей, видевших слишком много того, что не нужно видеть обычному человеку. Но когда тебя вдобавок жрет изнутри «лучёвка», то одной болезнью больше, одной меньшебез разницы.
Добравшись до дома, Богдан не раздеваясь рухнул на продавленную сетчатую кровать и привычно навалил на себя подушку, пропахшую по́том и перегаром. Но спасительный сон не шел
Вместо него пришли воспоминания. Яркие, словно всё происходившее случилось только вчера.
Когда в восемьдесят шестом рванул Четвертый энергоблок Чернобыльской АЭС, первым делом туда бросили пожарных. И как только пламя было сбито, внутрь полуразрушенного здания ринулись спасатели.
Они знали, на что шли. Когда стрелки дозиметров плотно, словно приклеенные, лежат в крайнем положении, а пулеметный треск счетчиков Гейгера сливается в одну длинную, протяжную ноту, не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, куда ты идешь. Но они не думали о том, что мириады невидимых частиц сейчас пронзают их тела подобно крошечным пулям. В их головах билось одно: там, в развалинах остались люди, которые ждут помощи. И они бежали навстречу смерти так же, как их отцы и деды менее полувека назад поднимались из окопов в атаку, чтобы ценой своей жизни спасти других, совершенно незнакомых им людей
К отряду спасателей, в котором был Богдан, были приставлены двое хмурых, неразговорчивых автоматчиков в военной форме, но без погон и знаков различия.
Комитетчики небось, буркнул тогда Максим, друг детства Богдана, с которым они вместе еще со школы мечтали о подвигах и приключениях. И больше ничего не сказал. Если это не они, то оставалось только гадать, кто ж это такие, перечисляя все известные рода войск. Ну а коли и правда это были сотрудники КГБ, то молоть языком не стоило и подавно.
Отряд из восьми человек максимально быстро продвигался внутрь разрушенного энергоблока. Когда вокруг радиация такая, что ее не измерить приборами, то единственная возможная защитаэто время. Чем меньше ты находишься в опасной зоне, тем меньшую дозу радиации получит твой организм и тем выше шанс остаться в живых. Какие-то люди снаружи предлагали спасателям надеть освинцованные противорадиационные костюмы, но командир отряда отказался. В такой тяжеленной защите не побегаешь, польза от нее крайне сомнительна, а вот времени и сил она сожрет немало. Поэтому отряд бежал налегке, с разбега форсируя завалы, перепрыгивая через ямы и ежесекундно рискуя переломать ноги или напороться на один из кусков арматуры, которые торчали отовсюду словно вражеские штыки.
Лучи мощных фонарей метались по закопченным стенам, ныряли под огромные куски бетона, упавшие с потолка, обшаривали полуразрушенные помещения. Но сотрудников станции, которые не вышли на поверхность после взрыва, нигде не было видно. Командир взглянул на часы:
Всё. Пора уходить. Иначе
И в это время впереди послышались чьи-то голоса. Приглушенный звук шел из коридора, ведущего в темноту, куда не сговариваясь, без команды ринулся весь отряд
Они все были в одном зале. Ученые союзного масштаба, элита советской науки, чьи портреты то и дело мелькали на страницах центральных газет. Пожилые седовласые старцы, зрелые солидные мужчины и трое совсем молодых парней, почти ровесников Богдана и Максима.
Все эти люди стояли около приборов, которыми был заставлен весь зал, и что-то там химичили с кнопками, рычажками, тумблерами и проводами, которые толстыми пучками змеились по всему залу. Судя по тому, каким безумным блеском горели глаза ученых, было понятно: сейчас им наплевать на всё, даже на собственную жизнь. Все они решали какую-то очень важную для них проблему, и плевать им было, что реактор разрушен и что здание энергоблока того и гляди развалится на части. Под потолком горели красные аварийные лампы, заливая помещение зловеще-кровавым светом, и этого людям в белых халатах было вполне достаточно для того, чтобы лихорадочно делать что-то очень важное для них в данный момент.
Все немедленно на выход! срывающимся от волнения голосом заорал командир отряда. Реактор разрушен. Уровень радиации
Подождите! выкрикнул один из ученых, в чьей аккуратной бородке благородно серебрилась седина. Он поднял руки, словно пытаясь остановить спасателей, и пошел им навстречу: Послушайте! Дьявол с ним, с реактором! Энергии аварийных генераторов нам хватит, чтобы закончить
Он не договорил.
Мощный взрыв расколол надвое громоздкое сооружение, находящееся посреди зала и напоминающее одноэтажное здание со множеством входов. Пламя взметнулось до потолка, крупные бетонные осколки ударили в стены зала, в приборы, в людей, стоящих за ними, и в тех, кто пришел их спасти.
Дальнейшее Богдан видел словно в замедленном фильме.
Ученый, размазанный по полу в кровавую пленку огромным бетонным осколком
Спасатель, упавший на колени и держащийся за то место, где секунду назад было его лицо
Один из автоматчиков, сидящий прислонившись спиной к одному из тех самых приборов с кнопками и с ужасом перебирающий собственные кишки, выпущенные из живота окровавленным обрывком металла
Но не это было самое страшное!
Богдан замер на месте, не в силах отвести взгляда от того, что лезло из расколотого надвое сооружения
Это была человекоподобная тварь ростом около двух метров. Мощные лапы, перевитые толстенными мышцами, оканчивались когтями, каждый из которых был длиной с клинок охотничьего ножа. Тело твари было просто переплетением мускулов, перекатывающихся под тонкой, почти прозрачной кожей. Глаза на голове монстра отсутствовали. Сверхуголый мозг с извилинами. Под нимзубастая пасть, из которой торчал длинный, нервно подрагивающий, раздвоенный язык.
Очевидно, что наиболее уязвимым местом чудовища был оголенный мозг, и именно в него сейчас короткими очередями лупил автоматчик, оставшийся в живых. Ошметки разорванных извилин разлетались в разные стороны, но почему-то это не производило на тварь ни малейшего впечатления.
Она передней лапой легко отбросила в сторону преграждавшую путь стальную балку так, словно та была картонной, и, с поразительной ловкостью прыгнув вперед, сбила с ног автоматчика. В следующее мгновение от человека ничего не осталосьчудовище разорвало его на части и принялось жадно жрать, запихивая в бездонную пасть большие куски кровоточащего мяса.
Помогите!
Кто-то дернул Богдана за рукав, выведя его из оцепенения.
Это был тот самый ученый с седеющей бородкой.
Вы знаете, как пробраться через завалы? Там есть выход?
Богдан судорожно кивнул.
Вы должны помочь мне выбраться отсюда. Но сначала мы обязаны забрать
Он не договорил.
Из разлома вырвался столб пламени, в мгновение ока поглотивший половину зала. Богдан был вынужден даже прикрыть лицо рукой, спасая глаза от невыносимого жаракоторый, кстати, немного привел его в чувство, заставив начать соображать. Инстинкт самосохранения вообще самый лучший из естественных стимуляторов.
Богдан бросил взгляд на ученого.
Плохо дело. Весь его правый бок был залит кровью, большим вишневым пятном расплывавшейся на белом халате
А еще Богдан увидел Максима. Закадычного друга детства, который лежал сейчас впереди метрах в десяти, скорчившись на полу, а под его головой медленно расплывалось по серому бетону кровавое пятно. Ну да, он первым бросился впереди поймал телом то ли осколок бетона, то ли обрывок металла, которые в изобилии разметал по залу взрыв.
Первым побуждением Богдана было броситься к другу, подхватить его, помочьтем более что тело того судорожно дернулось, словно в попытке подняться.
Но потом Богдан увидел монстра.
Твари огненный шквал не нанес заметного вреда, разве что кожу прожег в нескольких местах, полностью обнажив кошмарные мышцы, отчего чудовище стало выглядеть еще ужаснее. Сейчас оно замерло, подняв голову и словно принюхиваясь.
А Максим лежал как раз между ним и Богданом
И Богдан испугался.
Как наверняка был бы объят ужасом любой человек на планете, увидевший воочию существо, словно вылезшее в наш мир из самого страшного ночного кошмара. Так потом многие годы Богдан мысленно пытался успокоить свою совестьувы, безуспешно. Бесчисленное количество раз в своих мыслях он поступал по-другому, бросаясь вперед и спасая Максима от неминуемой смерти. Как же так, он, бывший солдат, не раз смотревший смерти в глаза, и вдруг дал слабину и не вытащил друга
Но это были лишь мысли, сопровождаемые ударами кулаков в стены до боли, до крови, до крика от бессилия изменить то, что произошло тогда.
А тогда он развернулся, закинул себе на плечо слабеющую руку раненого ученогои побежал, гонимый страхом, который, как известно, способен заглушить любые другие чувства
Скрипнув зубами, Богдан отбросил подушку и поднялся с кровати. Какая разница, что потом он два раза пытался вернуться туда, откуда однажды ему удалось выбраться? Все эти попытки закончились провалом. После аварии Зона стала адом на земле, где радиационный фон повышался чуть ли не с каждым шагом, приближающим путника к разрушенному реактору.
Где животные, населяющие некогда густые и благодатные леса, мутировали с нереальной скоростью, превращаясь в кровожадных чудовищ.
Где леса превратились в скопища кривых, уродливых деревьев, обсыпанных рыжей листвой.
Где обычные физические законы переставали действовать, когда, например, за день можно было пройти два десятка километров и обнаружить, что ты отошел от начальной точки путешествия не более, чем на двадцать метров.
Где царит вечная осень, где небо по ночам иное, чем на Большой земле, и где появившиеся из ниоткуда аномалии подстерегали путешественника на каждом шагу, суля мучительную погибель или жуткие увечья, жизнь с которыми намного хуже самой страшной смерти
Оба раза Зона отбрасывала Богдана назад, отторгала, словно инородное тело. Била молниями, жгла подземным огнем и адским холодом аномалий, поражала временной слепотой и параличом нижних конечностей, проходящим, как только он на одних руках выползал обратно к кордону.
И он сдавался, уходил на Большую землю зализывать раны. Чтобы через какое-то время подлечиться, собраться с духом и попытаться вновь.
Так прошло десять лет. С каждым годом решимость Богдана найти друга, которого он бросил в беде, таяла. Чем дольше Зона существовала на теле планеты, тем меньше знали люди о нейкроме того, что с каждым годом она становится всё опаснее. Отчаянные смельчаки, ученые, военные уходили на зараженную землю для того, чтобы узнать о ней больше, и пропадали навсегда.
Кончилось тем, что правительство законодательно запретило входить на проклятую территорию без особого разрешения. А также ввело отдельную статью в Уголовный кодекс за попытку незаконного проникновения через кордон.
И вот сейчас Бармен предлагает попытаться вновь. На этот разофициально.
Богдан достал из старого шкафа почти пустую бутылку, поболтал содержимым, отхлебнул. Самогон слегка деранул по горлу и провалился в желудок, словно в бездну, последние несколько недель не чувствующую ничего. Ел сталкер уже на автомате, просто по привычке. И жил так же. Зачем?
Незачем, тихо проговорил Богдан. Абсолютно незачем. Существуешь, мать твою, как поганка. И сам не рад, что еще не сдох, и не раздавит никто, потому что никому ты нахрен не сдался.
Он бросил взгляд в зеркало, засиженное мухами. Оттуда на него глянул худой, но всё еще жилистый мужик с грязным лицом, заросшим щетиной, и глазами, потухшими, как у несвежей рыбы.
Богдан скривился, плюнул в зеркало, бросил под кровать пустую бутылку, которая, покатившись, глухо звякнула о гору таких же, валявшихся там же. И вздохнул.
Без новой бутылки не уснуть, а это значит, что надо идти через три дома к бабке Салтычихе, которая зарабатывает на жизнь тем, что гонит дрянной самогон для жителей Ораного. Хочешь более качественного пойлаиди к Бармену, но там цена будет втрое. Так что во «Втором кольце» оттягивались в основном военные и богатенькие туристы, остальные местные были постоянными клиентами Салтычихи.
И Богданне исключение.
В давно не мытые окна уже заглядывал промозглый и холодный вечер. Неохота было сталкеру на ночь глядя выходить из дому, но ничего не поделать. Вновь метаться на кровати до утра, мучаясь воспоминаниями, которые вновь и вновь прокручивались перед глазами, было еще хуже. Поэтому Богдан запахнул поплотнее свой старый дождевик и вышел за дверь.
* * *
Вечер в Предзонье вязкий, словно серая паутина, мгновенно облепляющая тебя сыростью. Словно в туман в него окунаешься и идешь по раскисшей дороге между домами, стараясь не смотреть по сторонам потому, что от вида покосившихся заборов, кривых домов и чахлого кустарника на душе становится еще паскуднее. Наверно, потому Богдан и не заметил, как из сгущающейся темноты вышли трое и направились к нему, окружая, словно волки, загоняющие добычу.
До сталкера слишком поздно дошло, что происходит. Отступать было некуда, бежать поздно. Единственное, что оставалось, это развернуться так, чтоб за спиной оказался ближайший забор. Так хоть сзади не зайдут, хотя утешение это слабое в ситуации один против троих.
Одного он знал. «Шестерка» из банды «Мародеров». Мелкий, но юркий парень, пришедший в Ораное недавно, надеясь быстро разбогатеть, грабя состоятельных туристов. Однако местные порядки не предусматривали открытого беспредела, и, похоже, гопник решил приподняться по-другому.
Здоро́во, Богдан, ощерился мелкий, показав кривые, изъеденные кариесом, прокуренные зубы. Говорят, ты нехилый куш сорвал. Поделись с братвой по-босяцки, и разойдемся краями.
Твоя братва под шконкой дырявой ложкой баланду хлебает, презрительно усмехнулся Богдан, сам не сидевший, но за эти годы перенявший от собеседников «блатную музыку» и воровские «понятия». Так что вали отсюда, кидало беспонтовое.
Сталкер был уверенв открытую посреди Ораного его на «гоп-стоп» брать не рискнут. Палач за такое своих по голове не погладит. Потому удар сапогом под колено от незнакомца, стоящего справа, оказался для него полной неожиданностью.
Резкая боль пронзила ногу, и Богдан, не удержавшись, рухнул в грязь.