Ухряк замолчал, тяжело дыша. На него с полным восторгом в глазах взирал Эгур. Обе женщины тоже смотрели на оратора.
Браво! донесся из-под помоста пьяный крик. Аж до слез пробрало! Вандал. Отец родной! Пропадаем без тебя-то. Все верно, шельмец, сказал. Живем, словно эльфы какие. А раньше-то.
Речь пьяного орка оборвалась, сменившись невнятным плаксивым бормотанием.
Старшая женщина вытащила из котомки две монетки, бросила их к помосту, после чего обе они пошли по своим делам.
Еще через полчаса на площадь прикатил свою бочку торговец квасом, и остановился в тени, недалеко от помоста. Ухряк, уже ни на что не рассчитывая, произнес свою речь и ему. Торговец внимательно выслушал, одобрительно кивнул головой, и даже бесплатно налил Ухряку с Эгуром одну кружку кваса на двоих.
Ничего мы здесь не добьемся, угрюмо проронил Ухряк, сидя на краю помоста. Время близилось к вечеру. Он выступил уже несколько раз перед пятью орками, но весь результат его усилий составили жалкие монетки, которыми слушатели поощряли оратора. Похоже, они просто не понимали, кто он и о чем говорит, и принимали его за какого-то бродячего артиста.
Нельзя отчаиваться, брат, произнес Эгур. Кто сказал, что будет легко?
Что будет так трудно, тоже никто не говорил, ворчливо заметил Ухряк.
Вандал тоже не сразу весь мир ограбил, заметил праздный орк. Сегодня тебя выслушали одни, завтра выслушают другие. Рано или поздно, услышат все. А потом, глядишь, и поймут.
Он подбросил на ладони горсть заработанных монет, и заметил:
На поужинать хватит. Завтра, глядишь, еще пожертвуют. Будем продолжать наше дело.
Ухряк поднял на него усталый взгляд, и с трудом выдавил из себя улыбку.
Да, будем, сказал он.
Вероятно, Эгур был прав. Слишком долго орки жили неправильно, слишком многое забыли. Чтобы растормошить их, придется попотеть. Хоть Ухряку и хотелось всего и сразу, он вынужден был признать, что к великой цели придется идти долго и трудно. Возможно, потратить на это всю жизнь. Но это все равно лучше, чем всю жизнь копать канавы и, однажды, околеть в одной из них.
Мы продолжим наше дело, повторил он тверже. Продолжим, во что бы то ни стало.
Да! прозвучал из-под помоста голос не вяжущего лыка орка. Продолжим!
Но грандиозным планам планомерной агитации населения не суждено было осуществиться. Потому что ближе к вечеру на площади появилась целая группа орков, при оружии и в некоем подобии доспехов, хотя, конечно, эти наряды больше напоминали маскарадные костюмы, нежели боевую броню. Впереди отряда стражников вышагивал высокий и невероятно толстый орк, чье округлое брюхо напоминало огромный барабан.
А эти-то зачем сюда пожаловали? с тревогой в голосе спросил Эгур, наблюдая за приближением стражи.
Ухряк, тоже ощутив укол беспокойства, поспешил спрыгнуть с помоста на землю.
Может, тоже хотят послушать про знаки? предположил праздный орк.
Ухряк поморщился, и чуть слышно проворчал:
Сомневаюсь.
Стражники подошли к ним и остановились напротив. Их предводитель надвинулся на Эгура так решительно, что тот вынужден был попятиться, дабы не быть раздавленным огромным брюхом.
Что тут такое? рявкнул толстяк громко.
Ухряк и Эгур оробели. Оба прокручивали в голове свои действия, прикидывая, не совершили ли они чего-либо незаконного. Так уж сложилось, что при общении с городской стражей каждый орк в Вдребезгарии непременно чувствовал себя в чем-то виноватым.
Наконец слово взял Ухряк:
Господин, мы ничего такого не делали. Мы просто позвонили в колокол.
Предводитель стражников перевел взгляд сердитых глаз с Ухряка на колокол, висящий на помосте.
Зачем? резко спросил он. Кто разрешал?
Разрешал? удивился Ухряк. А разве нужно разрешение? Ведь каждый может.
Молчать! заорал на него толстяк, забрызгав слюной оказавшегося рядом Эгура. Тот попятился.
Зачем в колокол звонили? пророкотал командир.
Ухряк честно попытался изложить суть дела. В конце концов, хоть перед ним и стражники, но и они ведь тоже орки. Он говорил доступно, как умел, стараясь сгладить острые углы и избегать критики нынешнего жизненного уклада его народа. Толстяк слушал его, нахмурившись. Лица стражников за его спиной выражали только одну эмоциюскуку.
Довольно! прервал Ухряка толстяк, подняв перед собой ладонь. А теперь выслушайте-ка меня. Если вы, два деревенских придурка, еще раз объявитесь в Раздрызге и начнете смущать народ своей болтовней, я вам устрою славные времена. Опомниться не успеете, как окажетесь оба на каторге, в ошейниках и цепях. А теперь ноги в руки, и чтобы духу вашего здесь не было. Путь до ворот знаете? Если нет, мои парни проводят. На пинках вас донесут, так что земли ни разу не коснетесь.
Господин, я говорю правду, попытался объяснить Ухряк. Были знаки.
Будет, будет у тебя знак, оскалился толстяк. Клеймом называется, которое на шкуре у всяких разбойников выжигают, когда те попадают на каторгу. А теперь брысь отсюда! И забудьте дорогу в город. Ну, что-то не ясно?
Дальнейшие препирательства с представителями власти могли закончиться плохо, да и смысла в них Ухряк не видел. Он понялсквозь это глухое непонимание не пробиться никакими средствами, разве что боевым молотом промеж ушей приложить.
Мы уходим, сказал он.
Больше вы нас не увидите, пообещал Эгур.
Уж надеюсь, крикнул им вслед толстяк. Нам тут смутьяны не надобны. Вандала они вспомнили. Шли бы работать, бездельники, вместо того, чтобы всякую чушь выдумывать.
Оба орка поспешно покинули город. Настроение у них было траурное. Ухряк, совершенно подавленный, был близок к тому, чтобы опустить руки и сдаться. Он, конечно, понимал, что дело, возложенное на него высшими силами, не будет легким, но теперь оно казалось ему просто невыполнимым. Попытка воззвать к соплеменникам провалилась с треском. Те даже не пришли выслушать его, а немногие, которые все же заинтересовались, явно не восприняли прозвучавшие речи всерьез. Да еще потом явилась стража, и стала склонять к эльфийскому образу жизни. Иди, дескать, работай за еду. Как все.
Уронив головы, Ухряк и Эгур медленно плелись по дороге, ведущей в родную деревню. Шли в молчании. Говорить не хотелось. Да и не о чем было говорить. Волю высших сил они услышали, но не исполнили. Орки слишком долго жили неподобающим образом, и наставить их на путь истинный оказалось невозможно. Все они забыли, давно и крепко. И, похоже, смирись со своим жалким существованием.
Так, в траурном молчании, добрались до распутья. Одна дорога вела в их деревню, вторая к побережью, третья вглубь Вдребезгарии. Ухряк остановился перед памятником Вандалу, постоял немного, с тоской и грустью взирая на каменного полководца, после чего уселся на землю, привалившись спиной к нагретому солнцем граниту постамента. Эгур устроился подле него.
Что делать будем? нарушил молчание праздный орк.
Ухряк наклонил голову и обхватил ее ладонями.
Не знаю, признался он.
И это была чистая правда. Если прежде у них был хоть какой-то план, была надежда на то, что орки, узнав о знаках свыше, воспрянут и возжаждут славы и процветания, то теперь впереди зияла разверстая пустота, подобная бездонной пропасти. И через эту пропасть не было ни одно, даже самого хлипкого и ненадежного, мостика.
Ухряк, нельзя сдаваться, неуверенным тоном произнес Эгур.
Избранный орк поднял голову, на его потном лице заиграла невеселая улыбка. Он чувствовал страшную усталость, будто трое суток кряду ворочал землю лопатой. Этот день оказался насыщен событиями и разочарованиями.
Да я бы рад не сдаваться, произнес Ухряк. Но делать-то что?
То, что велели тебе высшие силы, подсказал Эгур.
Да ведь пробовал уже. Ты же там был, все видел. Орки не захотели слушать волю духов.
Эти не захотели, другие захотят, с наигранной уверенностью сказал Эгур. Раздрызг, межу нами, та еще дыра. В других местах все может оказаться иначе.
Да, в других местах могут еще и камнями закидать, мрачно проронил Ухряк.
Ну и что? фыркнул Эгур. В тебя разве камнями никогда не кидались? А вот в меня кидались. И часто. Ничего особенного. За правое дело можно и камнем по лбу получить.
Я и кувалдой готов получить, признался Ухряк. Я просто не понимаю, что мне делать дальше.
Не тебе, а нам, поправил его Эгур. Нам делать. Что делатья скажу. Пойдем искать тех, кто еще не деградировал окончательно. Тех, в ком живет дух истинного орка.
Думаешь, много таких найдем? усомнился Ухряк.
Сколько ни найдем, все лучше, чем ничего. Да нам много и не надо. Тут ведь главное только начать. Ну, в смысле, начать эльфов бить да грабить. Дело-то заразное. Не успеешь опомниться, как желающие толпой сбегутся.
И куда мы пойдем? проворчал Ухряк. И как? У нас же ничего нет.
Эгур выгреб из кармана горсть монет, что были получены в качестве платы за выступление.
Тут хватит на дюжину лепешек. А дальше что-нибудь придумаем. В крайнем случае, ограбим кого-нибудь.
Ухряк с изумлением и страхом покосился на собеседника.
Ограбим? переспросил он.
Вандал воровал, и нам завещал! отчеканил Эгур. Раз уж решили идти по пути предков, то пойдем. А предки чужое брать любили. И потом, на пути к великой цели многое допустимо.
Ну да, наверное, неуверенно согласился Ухряк.
Он поднял голову и огляделся. Долгий и трудный день подходил к концу, на мир опускалась ночь. Ухряк подумал о том, чтобы сходить домой и попрощаться, но затем решил не делать этого. Еще не хватало передумать, поддавшись уговорам домочадцев остаться и не заниматься ерундой. А они ведь станут уговаривать, он знал. Станут убеждать его жить так, как все, как жил его отец, а до него дед.
Там вон кусты, сказал Эгур, указывая куда-то рукой. Можно заночевать. Не на дороге же. А завтра.
Он не договорил, поскольку и сам не знал, что будет завтра. Сохранится ли у них решимость продолжать указанный высшими силами путь, или же, проснувшись поутру, они передумают, образумятся, и вернутся к прежней жизниодин будет копать ямы за еду, а второй идейно бездельничать.
Глава 5
Открыв глаза, Ухряк обнаружил себя лежащим в густых зарослях кустарника. Сухие веточки и обломанные стебельки травы кололи его в широкую спину. Над головой раскинулось безоблачное голубое небо. Было утро, притом довольно позднее. Ухряк, привыкший вставать спозаранку, чувствовал странную неестественную бодрость. Уже отвык дрыхнуть досыта, забыл, каково это, основательно высыпаться. Каждый ведь день ходил в город на треклятую работу.
Приподнявшись на локте, Ухряк осмотрелся, но не обнаружил рядом с собой Эгура. Хотя вчера вечером спать они легли рядом. Праздный орк куда-то пропал.
Сгоряча Ухряк решил, что Эгур, одумавшись, просто ушел в родную деревню. Видимо, рассудив на трезвую голову, пришел к выводу, что все явленные знаки не более чем цепочка ничего не значащих случайностей, а вся эта затея с возрождением старых добрых времен чистой воды безумие. После чего плюнул на все, и отправился идейно бездельничать дальше.
Пусть так, вздохнул Ухряк, поднимаясь на ноги. Значит, пойду один.
Если еще вчера вечером он терзался сомнениями, то сегодня его решимость только окрепла. Ухряк не передумал. Более того, теперь он был готов буквально на все, чтобы исполнить священную миссию, возложенную на него высшими силами. И если ему суждено исполнять ее в гордом одиночестве, то так тому и быть. Опечалило его только то, что Эгур, предав светлые идеалы вандализма, прихватил с собой все деньги. Это было очень скверно. Ухряк вчера почти ничего не ел, и теперь его ощутимо мучило чувство голода. Он бы не отказался от большой пресной лепешки. Миссия миссией, а с пустым желудком много не находишь.
Он выбрался из зарослей кустарника и вышел на перепутье. Монумент Вандала, залитый лучами рассветного светила, сиял золотом. Его гранитный перст продолжал настойчиво указывать своему приемнику направление, а суровое, испещренное сеткой трещин, словно морщинами, лицо, как бы вопрошало: ты еще здесь?
Да, верно, согласился с каменным полководцем Ухряк. Пора в дорогу. Не смогу, так хоть попытаюсь.
Он закинул на плечо лопату и ступил на дорогу, ведущую вглубь Вдребезгарии. Остановился, чувствуя волнение и страх. Впереди пролегла неизвестность. Ухряк очень мало знал о державе орков, все сведения были почерпнуты им из рассказов, которые в равной степени могли оказаться как правдой, так и ложью. Он бы предпочел начать свой путь в компании, но единственный сторонникЭгур покинул его и сбежал.
Стоило вспомнить о праздном орке, как Ухряк четко расслышал его голос.
Эй! Стой! Ты куда?
Ухряк обернулся. По дороге, со стороны Раздрызга, быстро шел Эгур. На его плече висела большая серая сумка из мешковины. Сумка была чем-то плотно набита, ее бока заметно раздулись.
Ухряк, с трудом сдерживая радость, вернулся обратно к перепутью.
Ух, спешил, как мог, признался Эгур, добравшись до него. Все боялся, что ты проснешься раньше, и учешешь без меня. Еще подумаешь, чего доброго, что я свалил.
Мне бы такое и в голову не пришло, довольно убедительно соврал Ухряк. А где ты был?
Встал пораньше, сбегал в город, сообщил Эгур.
Он развязал горловину сумки, и извлек оттуда большую, еще теплую, лепешку.
Держи, сказал он, протягивая кушанье Ухряку. Позавтракай. Я уже перекусил по дороге.
Ухряк принял лепешку и жадно впился в нее зубами. Та была теплая, внутри даже горячая, нежная и вкусная.
Сходил, закупил провизии, пояснил Эгур. На пару дней хватит, если не обжираться.
А сумка откуда? спросил Ухряк с набитым ртом.
Эгур опустил взгляд, и посмотрел на сумку так, будто видел ее впервые. Сумка выглядела не старой, и явно чего-то стоила. Купить и ее и лепешки на гроши, которыми он располагал, Эгур явно не мог.
Я ее позаимствовал, наконец, признался праздный орк.
Позаимствовал? переспросил Ухряк. Это что значит? Украл?
Почему сразу украл? изобразив обиду, возмутился Эгур. Просто шел по улице, смотрю, на заборе сумка висит. Должно быть, кто-то потерял или забыл. Вот я ее и нашел. Хотел вернуть. Честно, хотел. Но где бы я хозяина стал искать? Да еще боялся, что ты уйдешь, пока меня не будет.
Ухряк покачал головой.
И не стыдно тебе? спросил он.
Эгур принял задумчивый вид, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Наконец, он признался:
Ни капельки.
Ухряк прикончил лепешку, почувствовав приятную тяжесть в животе. Теперь-то он точно не падет от голода и усталости на полдороги. Да и запас провизии, покоящийся в сумке Эгура, весьма обнадеживал. А о том, что будет, когда все лепешки подойдут к концу, Ухряк постарался не думать. Что-нибудь да как-нибудь случится. Не может такого быть, чтобы два взрослых орка еды себе не добыли.
Ну, что, в путь? предложил Эгур, поправив сумку так, чтобы та не била его при ходьбе по бедру.
В путь, согласился Ухряк, забросив на плечо лопату, с которой не торопился распрощаться, хоть она и служила ему напоминанием о его прошлой, неправильной жизни. Лопата, как ни крути, вещь полезная и многофункциональная. Ею землю можно копать, или, к примеру, по голове треснуть. Так что пока у него нет боевой секиры, подобающей настоящему орку, Ухряк решил придержать у себя привычный инструмент.
Идти навстречу неизвестности в одиночку было страшновато, но в компании все оказалось не так уж и жутко. Они бодро шагали по широкой дороге, накатанной многочисленными телегами, обозы которых регулярно покидали Раздрызг, увозя на продажу рыбу, солонину и шкуры буйволов. Вокруг раскинулась степь, выгоревшая на летнем солнце до желтизны. Слева, милях в трех от дороги, поднимались пологие туши холмов. Кое-где на просторе маячили одинокие деревца, кривобоки, иссушенные жаром, с редкими бледно-зелеными листьями, узкими и длинными, как клинки ножей. Над головой простерлось бездонное голубое небо, на котором не было ни единого намека на облака. Солнце, еще не успев толком подняться, уже обрушило на землю свои безжалостные лучи. Но ни Ухряк, ни Эгур не замечали их. Оба пребывали в возбужденном, приподнятом настроении. Они едва начали свой путь, а им уже стало казаться, что до его конца рукой подать. Вчерашний горький опыт благополучно выветрился из голов, и вновь возникла беспочвенная уверенность, что впереди им будет сопутствовать только удача, а неприятности, если таковые и случатся, будут носить мелкий и незначительный характер.