Прасфора даже закрыла глаза, вспомнила о «Ногах из глины», потом о кухневздрогнулаи пошла дальше. Вообще, мыли о кухнях всегда вызывали внутри девушки очень неправильную смесь счастья и ужаса. Воистину, по всем фронтам взрывная эмоция.
Становилось все жарче и жарче, но, маленький бонус, в то же время все светлее и светлее. Правда черепа не кончились. Хотя, вроде как, тоже поредели.
Тут Попадамс споткнулась и чуть не полетела внизтоннель начал уходить под скос. Держаться за камни пришлось еще крепче.
Тоннель кончился. Свет, что удивительно, не оказался ярким и слепящимостался таким же слабым, но его стало значительно больше. Жара достигла своего предела. Прасфора вышла в подземную пещеру с высокими сводами, и откуда-то далеко сверхуни то от Хмельхольма, ни то от чудаковатых минераловнеслись те самые лучики, которые здесь, падая на безжизненный камень с огромной высоты, напоминали тоненькие тростинки соломы, некоторые из которых стараниями злого маленького карлика обратились золотыми.
Все это, правда, дошло до девушки потом. Взгляд приковался совершенно к другому объекту, который выделялся на общем фоне, как яркая блестящая наклейка на лохмотьях отшельника.
Посреди пещеры лежал дракон.
Огромный, отливающий медью и серебром, свойства которых приняла его чешуя, он пыхтел в полудреме, и от дыхания его пещера нагревалась. Сложенные заостренные крылья парусами лежали на земле, а острые и крупные чешуйки делали рептилию слишком четкой, все вокруг казалось чересчур размытым по сравнению с этим драконом. Светта его малость, что проникала сюдазаставлял почти что зеркальный лабиринт из чешуи отливать оркестром цветов и слепить, словно драгоценный камень. Так оно, в некотором роде, и было.
Получался театр оптически-световых иллюзийсвет проникал сюда, отражался от дракона, потом отскакивал в сторону рудовых прожилок меди и серебра, и только потом летел по тоннелю, постепенно теряясь во мраке и гаснув, как фитилек свечи на сильном ветру.
Прасфора просто стояла и смотрела, даже, как ей показалось, не дыша. Стояла, держась за камень, обливалась потом и не могла отвести взглядникакого страха, чистейшее восхищение.
Только самый необразованный не знал, что не стоит пугаться драконов. Они не нападут на ваш город, не украдут красавиц-девушек, еще чего, больно уж они сдались, не станут королями и не захватят полную сокровищ гору. Рептилии эти умеют соображать, а если плюются огнемто лишь в крайнем случае, да и то магическим. Ящеры почти не летают, зачем мучать себя лишний разлежат вот так, в пещерах, среди металлов или накопленных драгоценностей, спят на горах золота, которыекак воронынатаскали мелким воровством, этаким шкодничеством от нечего делать. Конечно, если суметь достать дракона, или угрожать ему, сдачи он даст, можно не сомневаться, со всей силы и удовольствиемдаже такие апатичные существа способны разок нехило так врезать, а учитывая размеры этих крылатых ящериц Это все равно, что слишком долго издеваться над добрым мудрецом, дарящим конфеты всем детям просто так. Рано или поздно он тоже не выдержит и даст в челюсть, или просто найдет парочку-тройку ядовитых конфет, чтобы жизнь медом не казалась.
Короче говоряточка кипения есть у каждого. И лучше не проверять, где она начинаетсякак только ее находишь, она моментально наступает.
Драконов не боялись, но и не обожали. К ним относились с той же апатией и безучастностью, с которой они сами относились к остальному миру. Баш на баш, око за око, ну и все в этом роде.
Прасфора даже и не знала, что делать дальшепока ей хотелось просто смотреть на живого дракона. Живого, вдруг подумала она, в отличие от той драконихи, которую она не спасла.
Внутри нехорошо екнуло. Прасфора попыталась отвлечься на иные мысли, уже чувствуя жужжание металлических накрученных, как сверло, комплексов.
Девушка подумала о тетрадки Альиво. Пожалела, что по другой нет карандашазарисовала бы, как получилось. Такое драконолог видел навряд ли
Дракон захрапел. Своды задрожали вместе с Прасфорой.
Девушка решила сделать пару шагов вперед, убеждая себя: это для того, чтобы поискать глазами тоннель наверх. Хотя сама прекрасна понималаманевр совершается лишь чтобы поближе взглянуть на дракона.
И тут ящер открыл медово-желтый глаз, в которой помещался целый мир, если не больше. Обсидиановый зрачок смотрел точно на Прасфору.
Прежде, чем Попадамс успела рот открыть, в голове зазвучал голосточнее, словно бы перезвон монет, помноженный сладким сиропом душистой календулы, он заполнял не только уши, ощущался всеми органами сразу, казался терпким запахом, насыщенным баритоном и приторно сладким, но обжигающим вкусом одновременно.
Ты не принадлежишь этому месту, сказал дракон, при этом не произнося ни звука. Альвио ведь писал, что они ящеры эти могут говорить, но абсолютно по-своему. Ты потерялась.
Прасфора хотела что-то сказать, но произносить слова в такой ситуации девушке показалось совсем неприемлемым. Она просто кивнула. Пусть лучше говорит, вторгаясь своим несуществующим и одновременно слишком материальным голосом, проникающим во все чувства, дракон.
Ей было так больно, вновь зазвенело в голове, пробирая до самых кончиков пальцев. Все слышали ей боль, ощущали ее боль
Попадмс слегка потеряла нить беседы, но высказать дракону ничего не моглакаким-то это казалось неэтичным, все равно что поправлять филолога, случайно не туда поставившего ударение.
Ты молчишь, потому что не знаешь, что сказать, не считаешь свои слова достойными, продолжал дракон. Твоя голова полна всего ненужного, не принадлежащего ей, как не принадлежат этим пещерам черепа. А он он думает, что может быть больше, чем есть, танцует на останках стонавшей от боли
Тут Прасфора не выдержала. Самого того не понимая, ляпнула робко, как маленький ребенок, неожиданно получивший слишком уж дорогой подарок.
Я не смогла ей помочь. Никак и не смогла бы.
Дракон дернул лапойтрепыхнулось крыло.
Зрячий в своих желаниях, но слепой в их последствия, тут Прасфоре прямо захотелось достать тетрадь Альвио и записать, чтобы тот потом визжал от счастья, увидев такую запутанную драконью цитату. Ваяющий жизнь из смерти
Дракон будто не заметил жалобной реплики девушки. Слушать рептилию, конечно, было очень интересно, но ни капли не понятнокак читать словарь архаизмов прошлого века, притом поломанный, без пояснений.
Девушка вздохнула, собралась с силами и наконец-то сказала:
Вообще-то, мне бы просто найти выход обратно в город
Собственный голос показался ей бледной, тлеющей тенью.
Дракон моргнул, задышав тяжелее. Огромная туша повернулась чуть в сторону, а лапахоть и весьма непонятноуказала на другой тоннель.
Он приведет тебя к нему. Там ты все найдешь.
Прасфора снова просто кивнула и зашагала, прихрамывая и потирая шрам на щеке.
Прочитай записку, когда окажешься наверху, кинул вслед дракон. В голове снова случился взрыв ощущений. Ей было так больно
Видимо, посчитав, что продолжения беседы не требуется, бронзово-серебряный дракон закрыл глаза, дыхание его постепенно выровнялось, и он вновь задремалпочти мгновенно.
Девушке опять стало не по себе. И зачем он снова вспомнил про ту дракониху
Прасфора хотела обвинить во всем дурацкий обвал, но не могла, потому проблема упиралась в нее самукого она обманывает, ничего бы она не смогла изменить, и ничему помешатьтоже. Не в ее властито были силы другого порядка. А она была просто Прасфорой.
Попадамс еще немного посмотрела на дракона и, тяжело вздохнув, зашагала в темноту очередного тоннеля.
Чем дальше она шла, тем прохладней становилось.
Хмельхольм замер в вечернем предвкушении, когда гуашь голубой ночи подмешивалась в по-осеннему бледное и холодное солнце, умиротворяющее и убаюкивающее.
Альвио так и не возвращался домой.
Все бродил по улицам с припухшим лицом и замотанными бинтами ребрами, думая, поглядывая в сторону вокзала, чем ближе к вечеру, тем реже. Вот теперь уже осознание неправильности происходящего, назойливое «что-то пошло не так» окончательно затвердело.
Драконолог уже сто раз подумывал рвануть в горный город, но до последнего держал себя в руках. Накрученная проблема, как ей свойственно, обычно решается по щелчку пальца, когда ты уже сорвался с местаоказывается, что никакой проблемы и не было.
Альвио ждал, и ожидание сводило его с ума.
Драконолог решил, что самый грамотный вариантопять вернуться к Кельшу в «Ноги из глины», а дальше уже решать, что делать. Окинув взглядами дуги бордовых черепичных крыш и невольно замерев на горных пиках, Альвио развернулся.
Как только он пошел обратно к «Ногам из глины», беспокойство его удвоилось, будто к медному гонгу добавили огромный барабан.
Фюззель явился в назначенный час и мерзко улыбнулся, увидев растерянное лицо Кельша. Тот явно не ожидал, что Испражненцу хватит смелости на разговор.
Ну что же, господинначал отец Прасфоры, выдавливая из себя гостеприимство, как подсохшие остатки пасты из тюбика.
Давай на ты, все равно все друг друга давным-давно знаем, ретировался Фюззель, не желая слышать своей фамилии даже в самом дурном сне.
Ну хорошо, тут улыбнулся уже Кельш. Присаживайся, будь как дома. Выпить?
Пожалуй, что да.
Кельш был готов налить яда, но все же ограничился пивомспустился вниз и поднял две кружки, с облегчением увидев, что пока его гость ничего не успел натворить. Но это покас Фюззелем нужно не просто держать ухо востро, а еще прикладывать к нему слуховой аппарат, чтобы слышать даже малюсенький шорох.
Они встретились наверху, в комнате-кабинете Кельша. Помещение для гостей, как всегда по вечерам, кипело жизнью и, во-первых, там просто невозможно было нормально поговорить, а во-вторыхв компании Испражненца атмосфера раскалилась бы до недоброжелательного предела.
В-третьих, кстати, не выдержал бы сам Фюззель. Кельш видел, как того грызла зависть, когда они просто проходили мимо.
Пожелание чувствовать себя как дома гость воспринял слишком близко к сердцураскинулся на крепком стуле, как на домашнем кресле, пил причмокивая, ну хоть ноги на стол не положил, и на там спасибо.
Итак? решил напомнить отец Прасфоры о том, что они собирались говорить, а не сидеть молча.
А? не понял Фюззель.
Ну, госпо ты хотел прийти за советами. Мы так и договорились. Так что, я слушаю вопросы.
Кельш старался максимально сушить фразы, превращая слова из виноградин в изюмтак, чтобы речь противно хрустела, как сухие листья. Такое средство должно было рано или поздно выкурить Фюззеля, хотя тут наверняка не знал никто. Как с тараканамивот и думай, возьмет их очередной яд в десятый раз, или они уже давно привыкли.
О-а-о, я думал, что ты сам приготовишь что-то и расскажешь мне, находился со словами Испражненц, забыв об обговоренной утром цели визита.
Намного проще будет сделать это в формате «вопрос-ответ». Ну, я тебя слушаю.
В открытое окно влетел холодный осенний ветерок, принеся морозную бодрящую свежесть, от которой защекотало в носу. Фюззель чихнул.
Да, да, конечно, шмыгнул он носом. Мне просто нужно, чтобы моя империя блестела лоском идеального качества, поэтому я хотел спросить
На самом деле, плевать Испражненц хотел, что там как будет блестетьэто станет не его заботой, а головной болью сотрудников. Но с вопросом все же нашелся:
как мне повысить продуктивность и не потерять лица?
Кельш вздохнул. Вопрос показался идиотским и слишком мудреным одновременно. Фюззель мучал хозяина «Ног из глины» до посиненияскорее почернениявсего неба над головой, до самого позднего вечера, когда все работники уже разбежались по домам, а от клиентов остались один-два калеки, доедавшие картошку и допивавшие пиво, скорее даже вылизывающие последние каплиуплачено, значит, не должно пропасть.
Разговорсовершенно пустой и бесполезныйк радости слегка засыпающего Кельша, кончился. Они с Фюззелем спустились в нижний зал. За дверями кухни уже ничего не шумело, не гремело и не горелосплошное умиротворение.
Испражненц нервно бегал глазками.
Эммм, прости, вдруг резко, как свалившийся с неба рояль, сказал он. Можно я отойду? Не дойду до дома.
Кельш тяжело вздохнул. Его мысли уже переключились на все еще не вернувшуюся Прасфору. Говорить ничего не хотелоськазалось, что слова он кидает в мусорную корзину, и даже туда Испаржненц не соизволит заглянуть.
Хозяин «Ног из глины» кивнул.
Фюззель нырнул в сторону уборныхизлучай он свет, засиял бы от радости, что наконец-то займется тем, ради чего пришел сюда. По пути он чуть свернул, нырнув в незапертую кухонную дверь. Хотел щелкнуть пальцами, включив магические лампы, но побоялсялучше лишний раз не выдавать себя.
Испражненцу было противно само нахождение здесь, на этой словно заснувшей к вечеру кухне, проклятой им же гнилой земле: все эти новенькие ножи, чистые котлы и кастрюли, не крошащиеся печи и горы аккуратно сложенных мешков с картофелем и зерном
Зато у меня, фыркнул Фюззель про себя, живут мыши. Все не так одиноко
Хозяин «Рваных крыльев дракона», пытаясь не споткнуться, добрался до самого дальнего угла кухни, к сухим мешкам с зерном. По дороге Испражненц с трудом, но все же разглядел и схватил бутыль с маслом.
Фюззель достал из кармана коробок, открыл его и, вдохнув, чиркнул спичкой.
Оставалось усилить ее магиейэтого Испражненц терпеть не мог, его раздражало то легкое покалывание, которое вызывали проходящие сквозь человека магические потоки. Да и практики давно не было
Фюззель уже настроился струхнуть, но заставил себятак это поганое место загорится наверняка. Усиленное магией пламя и жрет в два раза усиленней.
Испражненц зажмурился. Если на мгновение переключится на другой уровень бытия, поменять линзу в телескопе обзора на специальную, то можно увидеть, как сине-фиолетовые потоки-нити магии пронзают Фюззеля, проходят по его руке прямо к спичке и соединяются с пламенем, а то становится больше.
Фюззеля передернуло. Он наклонился к мешкам и поджог их. Потом очень педантично разбрызгал маслооно зашипело, полетело в стороны, разнося искры, множа голодный огонь.
Испражненц улыбнулся, выпятив подбородок и обнажив желтые зубы. Улыбка его напоминала гнилую заварку месячной давности.
Довольный хозяин «Рваных крыльев дракона» вернулся к Кельшу, оправляя пожелтевшуюкогда-то белоснежнуюрубашку.
Ну все, мне нужно бежать! Спасибо за советы, очень ценно!спеша, как швейная машинка на чересчур большой скорости, Фюззель вышел прочь из кабака.
Кельшу это показалось странным, но он так устал, что ему, говоря честно, было все равноглавное, что этот проклятый даже и непонятно, как его назвать, наконец-то убрался.
Отец Прасфоры зевнул.
Нет, точно, подумал он, идя к лестнице, убрать все, и спать, только спать
Тут хлопнула дверь. В «Ноги из глины» вбежал Альвио, шарф которого размотался так, что тащился за хозяином по полу.
Альвио? удивился Кельш. В такой поздний час? Ну, ты, конечно, проходи
Вы собирались спать? удивился Альиво. Глаза его походили на два раскрасневшихся треснувших блюдца: одно обычное, второедекоративное, приукрашенное фингалом.
Да, и тебе бы это тоже не помешало. Очень не помешало.
Но Прасфора так и не вернулась
Кельша как холодной водой облили, да еще и со льдом.
Прасфора! хозяин кабака ударил себя по голове. Я обо всем позабыл с этим Фюзеелем!
Тут уже опешил драконолог.
У вас был Фюззель?
Да, мы же договорились, ну, еще когда ты был тут утром. Насчет советов. Не думал, что он придетно он так утомителен, не поверишь.
Надеюсь, вы не оставляли его одного?
Пару раз в кабинете, и, не давая драконологу возмутиться, отец Прасфоры добавил: Ничего страшного не произошло. Он просто невыносимо ужасен.
В этом весь великий и ужасный Фюззель Испражненц, согласился Альиво, поправив круглые очочки в золотистой оправе.
Ты только не стой, присаживайся. Прасфора, Прасфора сейчас мы что-нибудь решим.
Драконолог никак не отреагировал на эти словапросто прищурился, наморщив лоб.
Альвио? Все хорошо?
Если честно, нет, Альвио принюхался. По-моему, что-то горит.