Подглядывания в окначасть прогулки?
Я просто засмотрелся.
Засмотрелись в окно заведения, которое терпеть не можете?
Фюззель замялся.
В отвращении рождается истина, выдал он, особо не подумав. Собственно, как и обычно.
Вообще-то, в споре.
Ерунда, махнул рукой Фюззель. И вообще, конкуренты могут друг друга ненавидеть, но эта ненависть обязательно подкреплена уважением.
То есть в окно вы пялились из уважения?
Да что это такое! надулся Испражненц. Сгорбленный, низенький и полненький, сейчас, уменьшившись в два раза, он стал еще больше похож на креветку. Вообще, я пришел переговорить с Кельшем
И для этого решили покараулить его через окно? Альиво старался говорить четко, но понимал, что не всегда получается так, как хотелось бы. Нет, чай нужен был в срочном порядке.
Хотя, драконолог наконец поправил очки, я тоже пришел навестить господина Кельша. Пойдемте? Чего время зря терять.
Вышел абсолютный шах и мат. Но на игральной доске Фюззель был королем (императором), смазавшим себя маслом специально, чтобы при любом удобном случае без труда укатиться прочь, подальше от страстей пешек и ферзей.
Давайте, согласился Испражненц, на максимальной мощности думая, что ему такого наплести Кельшу.
Они вышли на свет, поднялись на крыльцо и вошли в «Ноги из глины» лицо тут же обдало ароматным теплом. Очки драконолога запотели.
А, Альвио! Кельш, конечно же, оказался прямо здесь. Решил заглянуть так рано? Мы как раз заварили прекрасный чай с мятой Нестабильность, что с тобой такое?!
Все потом. потряс головой драконолог. И нет, только не мята. Не сейчас. Лучше.
Найдем, не дал договорить отец Прасфоры. Есть чудесный набор приправ. Он не для чая, но это он очень зряс чаем он прекрасен! Да заходи скорее, я тебя хоть подлатаю А кто это там с тобой? Не могу разглядеть.
Только идиот по интонации Кельша не догадался бы, что все он понимает.
Ах, Кельш! вновь обнажил Фюззель пожелтевшие зубы. Хотел обсудить с тобой пару вопросов и посоветоваться.
Испражненц сглотнул от отвращения к самому себеунижаться до такого
Кельш, все это время возившийся с глиняными тарелками, отвлекся от дел, выпрямившись. Скала и сдувшийся воздушный шариквот так эти двое выглядели в сравнении.
Шарик сдулся еще больше.
Я с удовольствием с тобой поговорю, от запала иронии в голосе даже воздух нагрелся. Как дела у «Рваного крыла дракона»?
«Рваных крыльев». Мы расширяемся. Открываем новые таверны
Что ж, дракон расправил крылья, пошутил Альвио.
Молодой человек, Фюззель начинал выходить из себя. Это уже совсем не ваша епархия
О нет, поправил его драконолог. Драконыкак раз моя епархия.
Он закашлялся и отошел в сторону. Хотелось сплюнуть кровь, но куда уж теперь, надо было делать на улице.
А вот теперь самопровозглашенному шахматному императору всех едален Хмельольма деваться было некуда.
Я пожалуй зайду чуть позже, а то как-то не подумал, совсем рано пришел. До встречи!
Не дав ничего ответить, Испражненц выбежал на улицу.
Он же будет наматывать круги да? не оборачиваясь, спросил Альвио. Потом снял заляпанный шарф.
Он стоял у того окна полчаса, рассмеялся отец Прасфоры. И думал, что я его не замечал.
Мне кажется, ему было без разницы.
Альвио легонько приоткрыл дверь, выглянув в щелку. Надувшийся и сгорбленный Фюззель и вправду наворачивал круги вокруг «Ног из глины».
Что он опять удумал? драконолог закрыл дверь.
Он всегда что-нибудь удумывает, Кельш поставил на стол чашку обжигающего чая. Он сам одно больше удумство.
Альвио сел и сделал глотокмозг словно бы напором пряной воды прочистили.
Итак, рассказывай, что с тобой произошло? отец Прасфоры уселся напротив.
Да ерунда, какие-то идиоты. Средь бела дня, и с карамельюбыло трое, стало двое.
Понятно.
Да конечно понятно, Альвио отпил еще. Даже гадать не нужно, откуда они взялись. Это же все Фюззельну некому больше.
Драконолог замолчал. Потом вспомнил:
Там, на вокзале он сказал странную и непонятную вещь про мэра и его планы. И был так при этом доволен.
Я бы посоветовал не обращать внимания, драконологу всегда казалось, что Кельшу можно сидеть только на холодных горных валунах, все другое было просто жалко по сравнению с этим почти что великаном. Но только Фюззель очень внимателен к слухам, и проявляет интерес лишь к тем, которые рано или поздно станут правдой. В этом он разборчив.
А в остальном?
Ни на йоту.
Они рассмеялись, но Кельш резко оборвал веселье, переключившись на серьезный тонсловно бы сменил трель соловья на скрежет рока.
Ты пришел из-за Прасфоры?
Да, кивнул Альвио. Просто мне не по себе. Не знаю, почему
Была гроза, невзначай заметил Кельш.
Да, знаю.
Поезда так рано не ходят.
Тоже знаю.
Тогда почему ты беспокоишься? взгляд отца Прасфоры способен был вскрыть любой сейф. Драконолог хотел ответить, но Кельш остановил его. Не отвечай. Мне тоже не по себе и я тоже не знаю, почему.
К тому же эти выходки Фюззеля. А еще с магией какая-то ерунда, добавил Альвио.
Разве ты не забросил ее?
Да, то естьдраконолог закрутил чашку в руках, слегка обжигаясь. Да, но нет. Я хочу, но не могу. Так много сил потратил на это в свое время, так много пообещал.
Кому?
Самому себе, в том-то и проблема. Себя подводить страшнее всегоудар ножом даже не в спину, и не в сердце, а в саму суть «себя».
Слишком философски для такого раннего утра, улыбнулся отец Прасфоры.
Альвио хотел улыбнуться в ответ, но не стал. Тем более, улыбаться оказалось больно.
Потоки магии, они очень возбуждены. Их что-то беспокоитзначит, кто-то что-то делает с ними. Никакой конкретики, но мой гомункул дрожит как не в себе.
Что-то произойдет?
Не знаю, признался драконолог. Но мне еще больше не по себе. Фюззель, Прасфора, мэр, магия
Они помолчали.
Ладно, пойдем наверх, подлатаю тебя. Но с фингалом, он точно будет, ничего сделать не смогу.
Кельш встал.
Ты ведь знаешь, Альвио, драконолог почувствовал себя мышкой рядом с валуном, который вот-вот упадет на нее и раздавит, она справится. Она обязательно справится со всем.
Да, драконолог заглянул в свою чашку, будто ища на дне ответы, или, на крайний случай, сокровища.
Только кухни все еще боится, снова рассмеялся хозяин «Ног из глины». А в остальном Прасфора у менябольшая молодец. Обязательно справится со всем. Обязательно
Он повторил эту фразу, как заклинательмантру.
Прасфора очень пыталась справиться.
Для началас самой собой, с ужасом, черной лавиной ринувшемся изнутри. Потомс осознанием того, что увидела перед собой. Дальшес тем, что разглядела вокруг.
Пустые глазницы грифоньего черепа с трещиной во весь клюв смотрели свозь душу, пронизывали похлеще даже самого острого жалавзывали к той пустоте, остатки которой бултыхались внутри каждого, как осадок от первобытных протоэмоций.
Попадамс сглотнула и догадаласьесли не смотреть на череп в упор, должно стать полегче. Девушка отвернулась, но глаза уже более или менее привыкли к темноте, и все стало только хуже.
Потому что девушка увидела десятки таких же черепов впереди. Словно бы кто-то обчистил мастерскую скульптора, притащив кучу слепков одной работы. Но в том-то и дело, что черепки были явно разные, отличающиеся в деталях, а значитточно настоящие.
И тут Прасфора поняла: так вот куда делись грифоны.
И даже Альвио прямо сейчас не расскажешьон бы пищал от восторга, внося хоть один светлый оттенок в палитру черно-бурого ужаса.
Именно этогокак понимала Прасфораей сейчас и не хватало. Нужно было поговорить с кем-нибудь, потому что молчание в темноте в принципе походило на сконцентрированное безумие, капли которого достаточно, чтобы слететь с катушек.
Надо было продолжать идти вперед. И все бы ничего, если бы не эти черепаПопадамс вглядывалась и понимала, что дальше их только больше.
Девушка с трудом приподнялась, на всякий случай зажмурившись, и нащупала холодные камни. Прасфора пошлаподкосили ноги.
Ну начинается, подумала она. И так каждый разс чем-нибудь, когда-нибудь, но каждый раз. Надо было просто привезти лекарство
Попадамс с трудом пошла дальше, хоть ее словно и отталкивало потоком штормового ветра.
Черепа грифонов косо смотрели вслед морозной пустотой глазниц, как бы намекая, что о них не стоит забывать.
В Хмельхольме жило достаточно воронов, мрачными тенями скользящих по небу так незаметно, что даже приезжие их в упор не виделиа уж местные, привыкшие ко всему вокруг, тем более. Вороны словно стали частью общего пейзажа так же, как багряные черепичные крышиесли засматриваться на каждую из них, недалеко и рехнуться.
Птицы на людей тоже внимания не обращали: летали по своим делам, раз от раза наглели, но держались выверенно, словно бы нацепив черные фраки из перьев и приготовившись к беседе в джентельменском клубе, куда недостойным (людям, иначе говоря) вход воспрещен. Поэтому обычно вороны безмятежно парили от крыши к крыше, от дерева к дереву.
Но сейчас всякий, пролетавший над главным зданием «Рваных крыльев дракона», пикировал на посадку чуть раньше, обжигая крылья. Слишком уж воздушные потоки нагрелись, даже раскалилисьи поди пойми, буквально, или так казалось лишь вороном.
Но ярость Фюззеля Испражненца действительно могла море обратить в облачко пара.
Какие же вы идиоты! орал он в подвале. Какие же неисправимые идиоты!
Двое мужчин все сидели за столом с кружками в рукахуже невесело.
Он должен был сегодня утром не появляться там! А вы даже не смогли его нормально избить!
Слушайте, ну он таким хюпеньким казался
А вы казались мне людьми, на которых можно положиться! И эти выходки с карамелью
Он замолчал и нервно дернулсяне хотел даже думать о побочных эффектах.
Мало того, что вы стащили ее, не спросив разрешения в моих, подчеркиваю, моих «Рваных крыльях дракона», так еще и не смогли нормально использовать. Если бы вы ненароком прикончили его, то
Ну-ну, это не мы, это он, встрял щетинистый, тут же сделав глоток, видимо, в честь почившего товарища.
Ага, славно! Просто славно! Ладно, теперь хоть денег на вас тратить меньше
Испражненц смахнул кружки со столасодержимое вылилось на пол, запенившись. Фюззель хлопнул дверью и вернулся к себе, на второй этаж, зеленея от ярости. За окном неумолимо каркали вороны.
Кабинет, накануне еще пустой, был заставлен ящиками с магической карамельюс их досок смотрело карикатурное лицо Карамельного Магната в красных очочках. Чересчур длинный, гипертрофированный язык изображения Фюззелю уже начинал надоедать.
Коробок навалили так много, что даже воздуху становилось тесно. Окно у Испражненца открыть тоже не получалосьопять же, из-за коробок.
Он отдал за эту хрень, как теперь казалось, кучу философов, и не должен был даже заморачиваться с «Ногами из глины» просто прийти, лизнуть и устроить трам-тарарам. Утренняя разведка и нападениеоба неудачныеи все, что последовало за ними непредвиденный фарс.
Когда ящики прибыли, радости Испражненца не было предела. Он даже открыл один из них, проверил товар и покрутил карамель на палочке в руках. Фюззель хотел лизнуть и проверить, но вовремя передумал.
Его горе-работники сами все протестировали. Ну что же, хоть какой-то плюсон к этой хрени теперь даже не притронется.
И вот тут Фюззель передумал, решив действовать дедовскими, проверенными методами. А для этого и понадобилась дурацкая разведка. Собой, императором будущей империи едален, он жертвовать не мог, еще чего. Работникамимог, конечно, чего оно стоило, но экономил. Иначе пришлось бы нанимать новых, а это всегда время, силы, деньги и уговоры.
Теперь его ждали на вечерний разговор в «Ноги из глины», хотя Фюззель и понимал, что Кельш над ним откровенно издевается. Но Испражненц умел оборачивать любую ситуацию в свою пользу; превращать в самую поганую, отвратительную, мерзкую и грязную ситуацию, но исключительно в подконтрольную себе. Он становился хозяином положения, делая черноебелым, горькоесладким, простоесложным.
И Фюззель совершенно точно знал, как обернет предстоящий разговор.
Но сначала надо было разобраться с коробками.
Все еще разъяренный Испражненц нащупал в бардаке стола спичечный коробок, спрятав в карман, протиснулся между завалами, выскользнул в коридор, спустился на первый этаж. Клиентов, благо, пока не было. Один его рабочийиз тех, кто выполнял обычные поручения, возился со столами.
Эй, ты! крикнул хозяин «Рваных крыльев дракона». Он никогда не запоминал имен сотрудниковк чему лишний раз голову засорять бесполезной информацией? Но они приноровились, и по интонации понимали, какой «эй, ты!» к какому «эй, ты!» относится.
Молодой человек отвлекся от протирания стола и повернулся.
Быстро поднимайся наверх и спусти проклятые коробки из Златногорска в подвал. Чтобы не мозолили глаза
Молодой человек, словно пытаясь безмолвно объяснить ситуацию, опустил взгляд на рукитонкие и словно бы готовые с треском сломаться от любой спонтанной нагрузки больше кружки и одежды; надень на юношу шляпуон точно развалился бы от дополнительной тяжести.
Но сэр, у нас же для этого есть големы
Были големы, поправил Фюззель, заговорив громче и понизив тембр: Они отправились к мэру. И не вздумай пререкаться, да?! Делай что говорят, без возражений!
Молодой человек вздохнул. И вот так всегдаделай, что говорят, но абсолютно не то, что должен.
Фюззель нахмурился, сверля глазами столы и уходящего работника.
Да, подумал он. Как же важны для нас големы, бездушные каменные истуканыа мы ведь даже думаем, будто они умирают по-настоящему, делаем вид
Испражненц шмыгнул носомлицо его в этот момент напомнило расплющенную крысиную морду.
Да, как же важны для нас големы. И как они могут оказаться важны для меня
В голове мелькнула старая сплетня, все больше начинавшая казаться правдой. Кладбище големов в голове обрастало новыми, запретными, манящими красками.
Фюззель опустил руку в карман, посильнее сжав спичечный коробок.
Черепов становилось только больше.
Прасфоре уже начинало казаться, что это одна большая и максимально неудачная шутка, потому что шанс того, что грифоны разом пришли в тоннель и умерли прямо здесь близок к нулю. Подземный ход напоминал склеп, но ни один грифон не стал бы извращаться так, как человек, и собирать черепки сотен предков в одном местееще чего, тратить время, силы и ресурсы.
Потом под ногами стали попадаться и другие кости, скорее даже косточки, но их было чересчур мало. Сплошные головы.
Попадамс докатилась до такого состояния, когда уже непонятно, спишь, бодрствуешь, или танцуешь чечетку вместе с галлюцинациямипроисходящее до того не укладывалось в голове, что сознание упорно хотело вытеснить его за границу существующего.
Прасфора, обычно не склонная к пессимизму, но склонная к адекватным и более-менее рациональным рассуждениям, уже начала думать, что не выберется, и через несколько десятков лет тут появится еще один черепок, но без клюва.
Мда, подумала девушка. Мысль эта растворилась в потоке сознательно-бессознательного, как в щелочи. Надо же привносить разнообразие в эти темные места
Но девушка все равно шлауже скорее полуползладальше. Сама не могла понять, зачем и почемупросто на автомате. Когда привык ни в чем не останавливаться на полпути, все тело пропитывается этим маринадом и работает автономно, зная, что потом получит от мозга нагоняй. А нагоняев не любит никто.
И тут Прасфора заметила струйки света вдалекеони словно бы со всех ног бежали от темноты наружу.
Черепа, говоря начистоту, никуда не смотрели и смотреть не могли, но казалось, что их отсутствующие глаза глядели на свет, ожидая чуда.
Попадамс же поняла, что чудо, в принципе, и так случилосьпопыталась ускориться и пошла дальше, спотыкаясь о черепа.
Она остановилась, чтобы вытереть пот со лба и отдышаться, и только через минуту осознала, что в данный момент ей положено удивитьсяона вся вспотела, хотя еще недавно до невозможного мерзла. Подземные пещеры, мягко говоря, не самые теплые местадаже вязаного свитера не хватает. Но сейчас Прасфора была готова снять егосил, правда, не было. Воздух здесь, ближе к свету, прогрелся, и даже пахнул теплом. Такое бывает, когда стоишь и глубоко дышишь у разгоряченного костра, пепельно-серый дым которого уже успел смешаться с воздухом, стать неделимым целым и раскрыться букетом самого незабываемого аромата, навевающего воспоминания о морозных осенних и теплых летних ночах разом, несущего поток легкой ностальгии и потерянного счастья, от которого покалывает нос.