Его превосходительство господин губернатор уже год как забрал солдатушек к себе в Воронеж. Всё ищут ватаги разбойников, что наводят страх на все окрестные уезды. Хотя уж три месяца о них не слышали, но господин губернатор пока разъезды не распускает.
Кто же поддерживает порядок?
Его сиятельство Борис Константинович выделил дюжину человек. Людишки вышколенные, я их еженедельно наставляю, и в городе у нас тихо-покойно.
Что ж, видно, мне всё же стоит поехать к князю на приём.
Вот и славно, гостей созывают к семи часам, я за вами заеду. Или, если желаете, останавливайтесь у меня. Уверяю вас, будет очень удобно.
Благодарю, но нет, не желаю вас стеснять. К тому же я задержусь здесь всего лишь на одну ночь.
Что ж, воля ваша.
Капитан-исправник отбыл, а довольный задержкой Тихон начал переносить поклажу в трактир.
Барин, надобен ли я вам буду на ансамблее?
Думаю, нет. Полагаю, у князя достаточно слуг.
Дозвольте тогда себе постой подешевле сыскать, а то двадцать копеек с души за ночь это озорство, этак и захудать недолго.
Поищи, поищи, а ещё расспроси у неё про местных знахарок, ведуний и прочих, коих считают ведьмами.
Расспрошу, расспрошу, всё узнаю, радостно сказал Тихон и отправился на примеченный по пути двор.
* Гашникженский пояс.
Глава 3
Ранним утром, когда рассвет ещё только-только позолотил верхушки деревьев, путники уже собирались в дорогу. Кто-то завершал завтрак, кто-то скатывал одеяла, а Фёдор делал Николаю перевязку.
Эка меня угораздило, посетовал раненый, глядя на распухшую ногу. На вот теперь, гляди на собственное своё скудоумие.
Да, думаю, придётся тебе ходунки смастерить, сказал Фёдор. Дёма, сруби подходящее деревце, а лучше пару.
А что я-то? Нашли себе, что ли, молодого? возмутился злой с утра Демид.
Ворча себе под нос, он рукой опустил на землю подскочившего было Олега и направился к ближайшим зарослям. Мимоходом плюнул в сторону трёх серых кучеквсего, что осталось от нечистыхи принялся за дело. Несколько сноровистых ударов, и молодое деревце с крепким толстым сучком, как раз под руку, превратилось в костыльармейский тесак незаменимая вещь в походе.
Демид сунул ходунки пятками в угли костра и присел рядом.
Паря, что ж от тебя и слова-то людского не слышно? напустился он на Олега.
Парень в это время жевал и только виновато развёл руками.
Убогий оннемой, пояснил Николай, вертя в углях свои новые деревянные ноги.
Вон оно что тон Демида сразу потеплел. Как же тебя к нам занесло? Жил бы в какой обители, среди монахов.
А он как раз из Сергиева монастыря, послушником там был.
Зачем же его оттуда взяли?
О том доподлинно не ведаю. В монастырь мы с господином капитаном наезжать не забываем, а в крайний раз настоятель нам его в спутники определил. О чем-то они долго разговаривали тогда, а поутру Олег с нами уехал.
А знаешь ты, зачем идём? опять обратился Демид к парню.
Тот кивнул и, встав, показал пальцем на кучки серого пепла в отдалении.
Верно, и не боишься?
Олег помотал головой, молитвенно сложил руки и показал глазами вверх.
Ну, добро.
Вскоре вся компания снялась с лагеря. Хорошо путешествовать утромсвежо, не жарко, и сил ещё полно, и нет ещё утомления. В такую пору и муж средних лет, и старик, все равно чувствуют себя молодыми.
Шли не спеша, но Николай постепенно, с каждой верстой, ковылял всё медленнее. Нога в месте укуса отдавалась болью при каждом шаге. Так бы и вовсе пришлось носилки готовить, кабы не послышались сзади конский топот да весёлая песенка:
Пошла млада за водой,
Коромысел золотой.
Эй-эй люли, люли,
Коромысел золотой.
А за младой день-деньской
Ходит парень веселой.
Эй-эй люли, люли,
Ходит парень веселой.
У неё чистой водицы
Просит из ручек напиться.
Эй-эй люли, люли,
Просит из ручек напиться.
Млада его напоила
И любовью одарила.
Эй-эй люли, люли,
И любовью одарила.
Говорит: «Приходи сватать,
Будем мы с тобой женаты».
Эй-эй люли, люли,
Будем мы с тобой женаты.
Ночью парень согласился,
А поутру открестился.
Эй-эй люли, люли,
А поутру открестился.
Путников догонял мужик на телеге, запряженной худой, почтенной годами лошадёнкой.
Здравствуй на все четыре ветра, добрый человек! обратился Фёдор к мужику и снял шляпу.
И вам, служивые, поздорову! смял свою шапку возница.
Будь добр, довези нашего товарища до Сухой Берёзовки, а то вишь, упал в дороге, нога и распухла.
Не по пути мне Берёзовка-то, на день крюк выйдет, с сомнением произнёс тот. Разве токмо за-ради деньгиповезу.
Сколько ж возьмёшь за прогон?
По рубчику с седока, и помчим с песнями!
Окстись, православный, за десяток вёрст четыре рубля?!
Ну, воля ваша.
Мы и сами добре поём, подошёл Демид, положив руку на рукоять тесака, и управиться с лошадью можем. Сами.
Ежели без песен, тогда по гривеннику с души.
По рукам, решил Николай.
Тады деньги наперёд.
Спутники помогли раненому забраться в телегу и расселись сами.
Э, э? А деньги-то?!
Будет тебе, будет. Погоняй.
Тронулись, возница ещё какое-то время ворчал, но Николай отсчитал ему положенное, и тот сразу повеселел.
Вот это дело, вот за этоблагодарствуйте.
Как тебя звать?
Евсеем нарекли.
Откуда ты родом?
Мы-то? Мы-то с Перепашного.
А в Сухой Берёзовке бывал?
Бывал, как не бывать, у меня там кума живёт.
Что ж ты к куме заехать зажилил? влез Демид.
Вовсе я не зажилил, но ведь если на дороге деньгу заприметил, то мимо-то не пройдёшь. На подати пойдёт, али вот хоть бы кобыле моей уздечку новую справлю. Нужно? Нужно. Подковать её, родимую, нужно? Нужно. Подкормить её, сердешную, нужно? Нужно. Так вот и выходит, что не я жадный, а житьё-бытье такое.
Твоя правда. А про Сухую Берёзовку что можешь рассказать? вернул Николай разговор на нужную тему.
А что рассказывать? Казённое сельцо, живут там людине тужат. Разве что совсем мужиками деревенька обнищала, позабирали всех в солдаты.
Ну-ну-ну и что же? опять влез Демид. Как бабы без мужиков-то?
Известно кактомятся.
Ой, верно, сплю я. Слыхал, Федька, а?! Томятся! широко улыбнулся Демид и толкнул соседа локтем в бок.
Да вы не больно-то радуйтесь, служивых они не привечают.
Отчего ж?
Да, видно, из-за рекрутских наборов, догадался Фёдор.
Верно.
Ништо, уговоримся, сказал Демид, и мечтательная улыбка надолго поселилась на его лице.
Не было ли в селе какого лиха? Мор или пожар? снова начал расспрашивать Николай.
Нет, ничего такого не бывало, бог миловал. Евсей перекрестился. Ну да я в те края токмо по осени або зимой наезжаю. Весной-то и летом дома делмолоть не перемолоть.
Дальше ехали молча, только поскрипывали колёса, да стрекотали кузнечики. Перелески сменились полями; в высоком разнотравье то тут, то там проглядывали полянки клевера и земляники.
Николай, собиравшийся было продолжить пытать мужика про деревню, отступился. Глядел на крошечные, словно блюдца, островки земляники и думал, как славно было бы остановиться и поискать ягод. Само собою вспомнилось детство, когда босоногим сорванцом, бывало, бегал он от крестьянской работы к точно таким же полянкам за немудреным лакомством. Счастливое время, куда не вернуться ни на час, ни на миг, а ведь иногда так хочется сбросить с себя тяжкий, огрубевший наряд обожжённого опытом, разумного, взрослого человека и нестись, распахнув глаза и раскинув руки, по лугу навстречу такому яркому, живому и удивительному миру.
Фёдор, не имея склонности к романтизму, прикидывал, что телега, на которой они ехали, справная, а лошадёнкаледащая, под соху не встанет, что сам возницаплут и, видно, барыш пропьёт, что трава на полях перестаивает и надо бы её скосить. Фёдор, сколько себя помнил, всегда был человеком хозяйственным. В молодости он даже хотел поскорей жениться, без большой разницы на ком, лишь бы выделиться из отцовского двора и зажить своей головой и руками. Но на беду, в ту самую пору, когда он уже уговорился с будущим тестем и собирался засылать сватов, приехал господский приказчик и записал его в солдаты. С тех пор не проходило дня, чтобы не думал он о том, как, закончив службу, зачнёт своё хозяйство. Для того в сокровенном месте припасено уж без малого полтораста рублей, для того он и на службу эту жуткую записалсягосподин капитан положил им унтер-офицерское жалование.
Будто бы подтверждая мысли Фёдора, возница запел:
Чарку зелена вина
Выпью разом я до дна
И, эх, загуля-аю!
И, эх, заспева-аю!
Дудку я к губам прижму
И по улице пройду
И, эх, загуля-аю!
И, эх, заспева-аю!
Позабавлю я народ,
Он мне снова поднесёт
И, эх, загуля-аю!
И, эх, заспева-аю!
Не пойду назад к жене,
Понаведаюсь к куме
И, эх, загуля-аю!
И, эх, заспева-аю!
Демид тоже начал что-то бубнить себе под нос, а мысли всё не могли отвязаться от ждущих его в деревне баб, а может, и девок. Вот доберутся они до села, и он гоголем пройдётся по улице, да не будет бросаться к первой встречной, а погуляет, покажет себя и выберет самую-самую раскрасавицу. Человек буйного нрава и с тёмным прошлым, Демид мог иногда со всей душой предаваться какой-нибудь откровенной чепухе. Года три тому назад поспорил он с ротным повароми не обошлось без мордобоя, что сможет так залатать свои видавшие виды башмаки, что они будут блестеть не хуже офицерских. Сложная задача, ведь обувка его была изношена, изжёвана многими вёрстами дорог, и ей уж давно пришла пора отдохнуть в какой-нибудь канаве. Починять туфли дело непростое, ведь они нужны постояннов караул или на строевые учения в чём придётся не выйдешь. И потому, щедро подмазав полкового лекаря и сказавшись унтеру хворым на живот, Демид два дня не вылезал из нужника и латал, и клеил свои башмаки. И добился своегота же самая пара выглядела так, будто только взята из лавки. Другое дело, что они развалились уже к концу дня, но спор-то был выигран, и повар месяц носил ему мясо с офицерского стола.
Последний спутник, Олег, ни о чем конкретном не размышляллишь ощущал радость от того, что он едет куда-то вместе с товарищами, что делать они будут дело благое, что вокруг чудесные виды природы, и уже не теснят его со всех сторон монастырские тяжкие стены.
Так и ехали, пока возница, до того тянувший одну песенку за другой, не удивился:
Не пойму я, где мы едем. Уж давно должон показаться пригорок с хатами, а по правую рукуроща.
Вокруг же, сколько хватало глаз, простирались поля, лишь на горизонте окаймлённые тёмной полоской леса. И вид этот сопровождал путников уже довольно долго. Евсей остановил кобылу. Как только лошадёнка встала, на людей навалилась не августовская духота и зной, будто бы заглянувший из середины июля.
Демид, витавший в сладких грёзах и пропустивший слова Евсея, возмутился:
Чего встал-то? Погоняй, раз уплачено.
Куды погонять-то? Уж должны быть на месте.
Может, свернули где ненароком? предположил Фёдор.
Да нет тут других дорог.
А что ж ты нам пел, что крюк тебе выходит? припомнил Демид.
Что, чтоништо!
Дурачков нашёл? А ну, вертай монеты! Рожа плутовская!
Оставь, не в деньгах дело, начал было Николай.
А ты чего раскомандовался, старый? Это моё дело! Этот лапотник из меня дурака лепит и радуется! Или пусть серебро отдаст, или я ему юшку пущу!
Чего, чего ты?! испугался Евсей.
Демид слез с телеги и собрался уж в самом деле кулаки об нос возницы почесать, да зацепился полой кафтана за косой бортик, и Фёдор, спрыгнув проворнее, подбежал к нему и зашептал что-то на ухо. Буян ещё какое-то время хмурился и ворчал, но грозиться перестал.
Поехали дальше, да смотрите в оба, распорядился Николай. Заряжу-ка я пистолет на крайний случай.
Лошадь пошла не сразу: фыркала, упрямилась и двинулась только после крепкого удара вожжами.
Вокруг путников растеклась тревога, а окружающий пейзаж показался враждебным в своей неизменности. Солнце стояло в зените и палило немилосердно, отчего воздух начал струиться и переливаться, искажая и снижая видимость. Сколь каждый ни вглядывался, никак не мог усмотреть хоть какие-нибудь строения.
Стой! взволнованно крикнул Демид. На траву глядите!
А что?
Она колышется, а ветра нет!
И в самом деле, море листьев и стеблей несильно волновалось то в одну, то в другую сторону. Как только телега остановилась, жар навалился с одуряющей силой, и лошадь легла на землю прямо в упряжи.
Господи, спаси! заголосил Евсей и подбежал к своей животине, не переставая мелко креститься.
Приехали, констатировал Демид.
Вокруг зыбким маревом переливался воздух, а разнотравье будто вторило ему.
Ну-ка, подсобите, попросил Николай.
Выбравшись из телеги, он подошёл к краю высокой травы, долго присматривался, а затем провел ладонью по стеблямруку ожгло будто крапивой.
Чародейство.
Господи, спаси, сказал уже Фёдор.
Да, давайте обратимся к Господу, согласился Николай и посмотрел на Олега.
Тот кивнул, сложил руки, и все поступили так же. Помолившись, люди будто бы почувствовали облегчение и немного успокоились, но больше ничего не поменялось.
Не пускают нас сказал Николай.
Вертаемся? нервно спросил Демид.
Да, поехали обратно, куда мы супротив этого? поддержал Фёдор.
Погодите, подумать надо.
Николай присел на задок телеги и стал размышлять, рассеянно поглаживая да покручивая усы. Что же это такое? Какие такие силы?
Да, жарковато, пот уж исподнее промочил. И солнце всё никак не покатится к закату, а вокруг поля Хмм
Развязав сидор, Николай достал хлеб и отломил от него краюху. Посыпал солью и поковылял к полю. Не доходя шага до колыхающейся травы, с земным поклоном положил подношение и попятился.
Поначалу ничего не происходило, но вот волнение травы приобрело другой рисунокбудто бы шёл кто-то невидимый, и стебли раздвигались перед ним, а после смыкались вновь. За пару шагов до дороги соткался из воздуха прозрачный силуэт, а потом проступил и образ молодой женщины. Длинная, до ступней, рубаха, вышитая у горловины и подпоясанная гашником, русые волосы и золотые, почти совсем без белков, глаза.
Пошто поля не убраны, пошто трава не кошена? раздался сухой хриплый голос.
А мы не пахари, заявил Демид, вытягивая руку с пистолетом.
Глаза его блеснули азартом, губы скривились в хищной усмешке, обнажив неровные желтые зубы. Не улыбкаоскал. Его переполняло жгучее желание выстрелитьиспытать нечисть.
В ответ в руке полудницы проявился иззубренный, покрытый бурыми пятнами серп.
Не сметь! гаркнул Николай. Ствол в землю, Демид!
И тот нехотя опустил оружие.
Увидев чёрное изогнутое лезвие серпа, Евсей впал в исступление, завопил и бросился прочь, прямо в поля.
Стой, дурень! крикнул Фёдор.
Но мужик не слушалбежал, только голосил бабой, а после исчез. Вот сейчасбыли видны его ссутуленные плечи, бесформенная шапка, а вотничего, лишь трава колышется.
Не со злом идём через твои поля! Прошу, прими подношение, сказал Николай, повернув руки раскрытыми ладонями к духу.
Вижу, вижу, с чем идёте! Пошто не десницею подаёшь? Страшишься?
Нет, не знал, выйдешь ли.
Солдат подошёлсжав зубы, но не хромаяи подал краюху в руки духу.
Разделим пищу, пусть не будет меж нами вражды.
Серп исчез, и полудница приняла подношение в обе ладони.
Ах, как лепо пахнет. Она глубоко вдохнула. Сколь давно не едала я людского хлеба.
С этими словами полудница бережно откусила кусочек; жевала долго, закрыв глаза от удовольствия. Но, попытавшись проглотить, задохнулась и выхаркала сухие, вовсе без слюны, крошки.
Вовек не поесть мне, промолвила печально.
Отчего же так вышло?
Не помню.
Полудница склонила голову и опустила плечи. До того стало Олегу жаль её, что он, не задумавшись и не испугавшись, подошёл и взял её за руку.
Ладонь обожгло крапивой, но он не отпустил и стал молитьсяпросил Бога ниспослать несчастной утешение.
И исполнилось.
Полудница вскрикнула, отдёрнула и прижала к губам руку, пораженно глядя на Олега.
Я вспомнила вспомнила.
Мир подёрнулся рябью и изменился. Путники вместе с телегой и лежащей лошадью оказались посреди то ли деревни, то ли широкого хутора. Небольшие бревенчатые дома на коротких столбикахпо одному на каждый угол, поросшие с крыши бледной травой, нависали со всех сторон над двором, посреди которого собрались люди.
Мужчины и женщины, старики и дети стояли толпой и слушали седого бородача, вещавшего с пригорка. Собравшиеся смотрели только на него и вовсе не замечали пришельцев.