Люди! Сварог яритсяВелес неможет! Солнце жжёт, а суховей разоряет! Все умрёте голодной смертью, если верховного бога не пожалуете! Поклонитесь требами на капище, умилостивите Сварога!
Мы уж носили, мы уж кропили столбы кровью птиц и зверей, донесся из толпы чей-то голос.
Мало даёте! Свою, свою руду лейте!
Да как же да кого же загомонили бабы.
О том сами судите, а за старую жизнь много не наторгуете!
Все примолкли, только глядели друг на друга и отводили глаза. Один плюгавый мужичонка хрипло прокаркал:
Отрадку Порошкину! Слабая она, зиму не перетерпит!
Нет! Замолкни, Завид! Червослов, как есть червослов! Да чтоб твой корень пересох, чтоб тебе живота не было! напустилась на мужичка молодая женщина.
Она бесстрашно наступала на него, подняв руки, готовая вцепиться в лицо, а тот пятился, прикрываясь рукой, но продолжая кричать:
Отрадку, Отрадку!
А люди понемногу стали отходить от другой женщины, как две капли похожей на полудницу; маленькая босая девочка рядом с ней испуганно вцепилась в ногу матери.
Пороша его не приветила, так он и рад отмстить! Пёс шелудивый! Не слушайте его, люди!
Но все молчали и смотрели на мать с дочкой, одиноко стоявших посреди круга; Пороша только мотала головой и тихо причитала.
Всё, так и порешим, неожиданно сказал крепкий хмурый мужчина, вокруг которого тоже стояли дети. Своине чужие
Ждан, как же
Умолкни, Гроздана. Кого-то надо отдать, а Отрадка и вправду слабая, и
Беги! крикнула Пороша, подтолкнула дочку в сторону, а сама раскинула руки и загородила дорогу
Девочка сорвалась с места и вмиг скрылась за углом ближайшего дома.
Сразу трое молодых мужчин кинулись за ней, оттолкнув мать. Вскоре послышался крик, а затем показались парни, один из них волок упиравшуюся Отрадку.
Вот и ладно, проговорил старик волхв. А теперь
Видение растаяло, сменившись новымлесная избушка на таких же столбиках-ножках, как и в деревне, а на пороге красивая статная женщина с копной каштановых волос и зелёными крупными очами. Была б первая красавица, если б левый глаз её чуть не косил, а из-под верхней губы, справа, не выпирал волчий клык. Перед ней на ступеньках распростёрлась рыдающая Пороша.
Помоги, Джега, спаси дочку!
Научу, горемыка, как дочку вызволить, но не даром, нет, а за службу.
Отслужу, отработаю, только помоги!
Служба у меня непростая. Сколь живу я, столь и ты служить будешь.
Согласна! На всё согласна!
Тогда поднимайся, дам тебе испить снадобья, а после пойдешь на поле и польёшь посевы
Снова вокруг зрителей раскинулись поля, где посреди сохнущих колосьев ржи шла Пороша; волосы её разметались по плечам, а взгляд блуждает из стороны в сторону. Она бормочет какие-то слова и крутит головой, будто говорит с кем-то или ищет что-то. Вдруг замирает, прислушивается и задирает голову вверх. Там, в вышине, лишь жгучее солнце и синее небо без единого облачка, но женщина улыбается и вскидывает правую руку. В руке серп. Р-р-раз, и кровь хлещет из глубокой раны на горле, но не падает на землю, а поднимается вверх, в небо. Вокруг красных капель начинает клубиться розовый туман, с каждой секундой делаясь всё плотнее и темнее. Через минуту уже собралась большая багровая туча. Грохочет гром, и первые капли воды падают на землю. Вместе с каплями падает в колосья и Пороша.
Видение исчезло, и путники снова очутились на дороге. Духота и жар как будто отступились, и люди, очнувшись, крутили головами и шумно вздыхали. Полудница глядела на Олега, а затем поклонилась ему и исчезла.
Путь вам свободен только и услыхали они шелест над травой.
Кобыла поднялась на ноги, зафыркала, глянула большим глазом на людей и пошла вперед.
Куда, заполошная, куда?! крикнул Демид, хватая повод.
Все забрались в телегу и дальше ехали молча.
Глава 4
После ухода денщика Воронцов на краткое время предался унынию. Впереди его ждала подготовка к приёму, дело, в отсутствие сноровистого слуги, долгое и муторное. Тихон никогда не был к сим таинствам пригоден, а здесь, в глуши, едва ли найдётся толковый куафёр.
Ива-ан!
Я его кликну, барин, кротко сказала старушка-стряпуха, выглянув из своего печного уголка.
Только вышла за порог, как послышался звонкий чистый голос, вовсе с её летами не соотносящийся:
Ваню-юша!
Вскоре в зал вбежал давешний мальчик.
Чего изволите, барин?
Скажи, есть ли в вашем городе куафёр?
Кто?
Парикмахер.
Нет, барин, немецких нет фамилий.
Цирюльник, брадобрейесть такие?
А! Да, есть.
Сбегай, позови.
А нет его дома, с утра он по красным дворам ездит, господ прихорашивает.
Тьфу ты пропасть. Тогда готовь баню, неси туда горячую воду, рушники, зеркало, потом будешь мне прислуживать. Скажи ещё, чтоб кафтан мой взяли почистить, да чтоб прилежно!
Мытарства Воронцова, паренька подавальщика и одной сведущей, с её слов, дворовой бабы продолжались круглым счётом два часа. За это время боброцские участники светского туалета обогатились знаниями таких благородных слов как «merde», «canaille», «gredin» и «bordel», а Воронцову запомнилось выражение «едрить тебя дрыном от задка да до загривка», которым мальчик попотчевал тётку. Однако ж в половине шестого Георгий уже рассматривал своё отражение в зеркалепудра лежала хорошо, ровным слоем, уже не затрагивая усов и бровей, но выделяя тёмные с золотистыми искорками глаза; короткий парик не задирался, и собственных чёрных волос нигде не было видно. Надев свежую рубашку с кружевными манжетами, офицерские камзол и бриджи, чулки и туфли, и вновь посмотревшись в зеркало, дворянин остался вполне доволен собой. Не хватало только украшений. Воронцов открыл поясной футляр, где хранилось предписание, и достал оттуда золотое кольцо и золотой же перстень-печатку, в коем помещалось искусно вырезанное из оникса изображение ворона с крохотным бриллиантом на месте глаза. Что ж, бедновато, но для уездного собрания должно быть достаточно.
В предбанник просунулась лохматая голова дворового мужика.
Барин, его высокоблагородие Александр Фёдорович пожаловали. Ожидают.
Вернувшись в залу гостиницы, Воронцов застал капитан-исправника сидящим в своём кресле и щедро наливающим из зелёной бутылки в кубок. На нём теперь был белый пышный ниспадающий на плечи парик, какие носили лет десять тому назад, и синий богато расшитый камзол того же времени.
Рейнское. Не желаете на дорожку? Один артельщик мне поднёс, недурное винишко, отведайте, протянул Колосков кубок.
Не откажусь.
Я заехал чуть ранее намеченного срока за тем, чтобы представить вас князю приватно, продолжил исправник, оделяя себя второй половиной бутылки.
Благодарю вас, это очень предусмотрительно.
Ха-х, я, знаете ли, уже скоро четверть века на службе, «politique» понимаю.
Проследив за падением последних капель белого вина, знаток приватных манер поднял взор на Воронцова и широко улыбнулся:
Здоровье ея императорского величества государыни-матушки!
Виват!
Дворяне опорожнили кубки.
Ахм, да-а. Пойдёмте теперь, бричка у порога.
Экипаж капитан-исправника был широк и рассчитан на двоих. Крепко, добротно сработанный, он, однако ж, имел изъянкак только его владелец помещался не по центру, а с какой-то одной стороны, то вторая непременно перекашивалась и подымала вверх соседнего пассажира. Так Воронцов оказался на такой высоте, как если бы ехал верхом, но при этом сидел скособочившись, упираясь руками и ногами, чтобы не сползти на капитан-исправника.
В движение экипаж приводил средних лет мерин, понукаемый одетым в потёртую ливрею бородатым дворовым мужиком.
Дорога до поместья князя могла бы показаться скорой, если бы не ямы и колдобины, каждая из которых подбрасывала Воронцова и заставляла судорожно хвататься за поручень. Хозяин брички пытался поначалу скрасить время пути беседою, но углядев заботы пассажира, отступился. Сам он, к слову, никаких неудобств не испытываллишь самые крутые ухабы заставляли щёки его несколько дрожать, но и только.
Через какое-то время дорога добралась до ухоженного парка, разбитого вокруг усадьбы. Дом князя, выстроенный в европейском стиле и немного похожий на дом дворянского собрания Боброцска, тем не менее отличался от него, как сторублёвая ассигнация от копейки. Достаточно сказать, что крылья крытых колоннад раскинулись от высокого, украшенного статуями жилого здания далеко в стороны и охватывали широкую поляну со стрижеными кустами, дорожками, беседками и фонтаном.
Гостей вышел встречать мажордом в ливрее, богатством вышивки не уступавшей камзолу иного дворянина. Низко поклонившись, он пригласил гостей в дом.
Милейший, доложи его сиятельству о нашем прибытии и попроси о приватной беседе.
Лакей снова поклонился и оставил гостей в бальной зале, где слуги приготовляли всё к праздникузажигали люстры, развешивали ленты, носили туда-сюда столики и стулья.
Исправнику и Воронцову поднесли по бокалу белого вина и предложили закускинесколько рядов маленьких рулетиков.
О, это моё любимое кушанье. Георгий Петрович, слева французские «rouleau de foie» сегодня с утиной печенью, справа турецкие «dolma» с рубленым мясом. Отведайте, они чудо как хороши.
Гости сделали по глотку и угостились закусками, при этом капитан-исправник, отправляя в рот один «délice» за другим, высказал удивительное даже для самого себя умственное заключение:
Ах, как вкусно. Зачем же, право, меж народами есть распри и войны? Ведь меж людьми, их составляющими, так много общего. Вот, к примеру, яства. Каждыймагометанин ли, православный или католик, каждый любит вкусно поесть. Так для чего же мы заостряемся на рознях, для чего не на согласиях?
Воронцов, не ожидавший столь философского вопроса, не нашёлся, что ответить. Но тут в беседу вступил хозяинвысокий, изящно и превосходно одетый мужчина лет сорока.
Да неужто ж французское вольнодумство докатилось и до Боброцска? Александр Фёдорович, вы ли это говорите, потомок древнего боярского рода, который исстари мечом защищал государства нашего границы, а равно и интересы?
Да вот что-то навеяло, стушевался капитан-исправник. Я как-то в меньшей степени воитель, нежели славные предки мои. Ваше сиятельство, позвольте представить вам Георгия Петровича Воронцова, петербургского дворянина и капитана лейб-гвардии. Георгий Петрович, рекомендую вам его сиятельство князя Бориса Константиновича Семихватова, мужа прекрасных душевных качеств и главу нашего общества.
Приятно познакомиться, улыбнулся князь и протянул руку.
Весьма рад.
Что привело вас в наши палестины?
Казённая надобность.
Что ж, пройдёмте в мой кабинет, там нам будет покойнее.
Дворяне проследовали на второй этаж, в небольшую комнату, отделанную деревянными панелями и зелёным сукном, где и устроились в окружении книжных шкафов и шёлковых гардин.
Воронцов всю дорогу от города размышлял о том, что сказать князю, ежели тот не поверит в интерес Тайной Экспедиции к пожару. Его сиятельство на службе не состоит и подчиняться предписанию не обязан, стало быть, надо было его убедить. В конце концов он решил использовать рассказ капитан-исправника о татях, рыскающих по всей губернии, но почему-то не наезжающих в Боброцский уезд. В таком ключе просьба о помощи против хуторского смутьяна выглядела бы основательнее.
Господа, я имею предписание Тайной Экспедиции Сената на дознание и установление всех причин и обстоятельств пожара в церкви в деревне Сухая Берёзовка Боброцского уезда.
Произнеся это, Воронцов сделал паузу и по недоуменному лицу князя понял, что продолжать следует.
Уважаемый Александр Фёдорович с ним ознакомился. Однако есть и другая цель, в предписании не значащаясяпоиск логова тех неуловимых хищников, что стращают своими нападениями всю губернию.
Да ведь у нас-то их нет, зачем же их тут искать? удивился капитан-исправник.
Человек хитрее животного и может у порога своего не промышлять.
При этих словах улыбка, до того блуждавшая на устах князя, поблекла.
Каку нас? Откуда вы взяли? С какой стати?
Так решили в Петербурге.
В Петербурге? Отчего же там заинтересовались нашими бедами?
Сенат радеет за все края земли российской.
Да? А большой ли с вами войсковой наряд?
Как раз по этому поводу мы к вам и пожаловали, подхватил Колосков.
Ко мне? С нарядом?! удивился князь.
Да-с, а к кому же?
Что ж, вы меня подозреваете?! С какой стати?! Возмущенный владетель даже встал с кресла.
Да-с, думая о чём-то своём, пробубнил исправник. То есть нет. Не-ет. Как можно? Я рассказал Георгию Петровичу о нашей скудости на солдат и о вашей помощи городу обученными людьми. Колосков и Воронцов поднялись вслед за хозяином. Так не согласились бы вы и здесь проявить свою известную щедрость и помочь мужичками?
Уф, Колосков, ну, вы знаете
Прошу прощения, ваше сиятельство, я ни в коем случае всему виной моё косноязычие, непривычно суетливо затараторил капитан-исправник.
Колосков, извольте-ка выбирать выражения. Быть может, зря мы вас переизбрали на должность? Не закостенели ли вы там?
Я
Ну, полно. Князь поднял ладонь, останавливая исправника. Так что вы хотите?
Однако Колосков оробел и только вращал глазами, опасаясь продолжать, князь же овладел собой и снова уселся в кресло.
Ваше сиятельство, я прошу вашего содействия для расспроса Степана Перещибки, вновь вступил в разговор Воронцов.
Перещибки? Этого татя, смутьяна и присвоителя чужих земель можно вешать безо всякого расспроса, махнул рукой Семихватов.
Всё же для начала нужно установить истину, а без ваших людей он может уклониться.
Видите ли, капитан, тоном наставника недорослей начал князь, я знаю этого «canaille» получше вашего. Слово «истина» в отношении негоэто кощунство над правосудием, так-то. А те мужички, что ходят с дубинками по городу и гоняют собак, в этом деле не помощникиу Перещибки пятнадцать казаков с пистолетами, с саблями, они это воинство как баранов перережут.
Со мной трое солдат, а потом, быть может, до столкновения и не дойдёт.
Дойдёт, дойдёт, вы, капитан, молоды летами и к тому же нездешний, так что верьте моему слову. Да вот вам, пожалуйста, «le illustration»: в начале года я отправлял на хутор своего управляющего и круглым счётом три дюжины дворовых людейурезонить этого смутьяна. Так разбойник их ещё на подходе перенял и избил всех чуть не до смерти. Пришлось мне их в Тавриду отправить на излечение.
В Тавриду?
Да, я веду торговлю с этой новой губернией, а через неё и с Константинополем.
Разговор утих. Воронцову не понравился покровительственный, гувернёрский тон князя, и, одновременно с этим, к нему пришла мысль, что сторонние люди могут помешать его истинным намерениям. Семихватов же держал паузу для придания большего веса своему решению.
Я готов вам содействовать, сказал он внушительно и, ещё подождав, продолжил:Но придётся повременить. Через пять, много семь дней прибудет мой караван, а с ним сильный отряд охраны. Это надёжные людицепные псы, а не шавки.
Прекрасно, благодарю вас.
Семи дней Воронцову вполне бы хватило на все изыскания.
Где вы остановились? Предлагаю остаться у меня. Князь вальяжно повёл рукой вокруг. Лучших удобств вы нигде не найдёте.
Нет, благодарю. Мои люди уж идут в Берёзовку, я намерен отправиться вслед за ними.
Зачем же? Пошлём в село курьера, и он приведёт их сюда.
Нет, я всё же поеду, ведь надо расспросить жителей о пожаре. Заодно узнаю, чем дышит сей смутьян.
Право же, напрасно вы упорствуете. Вальяжность князя пропала, и снова вернулся менторский тон. Я знаю эти места. В конце концов, это небезопасно. Я настаиваю.
Не беспокойтесь, опасностей я не боюсь.
На этом разговор завершился. Его сиятельство выглядел недовольным, но далее упорствовать в приглашении было невозможно.
Что ж, если мы все дела обсудили, спустимся вниз. Гости, должно быть, уже прибыли.
Внизу уже всё было готово к праздникубальная зала, освещённая сотней свечей в изящных люстрах и канделябрах, ожидала танцоров. Скрипачи и флейтисты сидели на своих местах, музыкант за клавесином готовился открыть вечер.
Хозяин приёма прошёлся по группкам завсегдатаев, представляя столичного гостя. В череде свободных камзолов и тугих корсетов Воронцову встретилась прелестная девушка с большими и печальными карими глазами.
моя племянница, мадемуазель Катерина Сергеевна Найдёнова, прозвучали где-то на заднем плане слова князя.
Кавалер прикоснулся губами к поданной руке, но, влекомый его сиятельством, потерял красавицу из виду.