Денис чувствовал себя точно так же.
Нудная морось и не думала переставать.
12.
После встречи с первыми местными обитателями, за слегка пугающей экстравагантностью которых крылось настоящее сопереживание судьбе обожаемого братца, Денис жаждал новых знакомств, но до полудня ничегошеньки не происходило. Да и после полудня тоже. Наблюдать, как взлетают птицы, быстро наскучило, хотя это и было довольно занятно. Вот сидит пичуга с серой грудкой, чёрным хвостом, острым, как индейская стрела, клювом и внимательными глазами-точками; а вспугнув её, ты видишь как, взмахнув крыльями, птаха превращается в быстрый росчерк карандаша по заштрихованному небу. И вот уже высоко вверху маячит галочка-"птичка", условность, приобретшая в этом мире выразительность и глубокое содержание.
Проголодавшись, Денис решил наколдовать себе еду. Дождавшись порыва ветра, он распахнул плащ, чтобы выглядеть волшебником, и сказал: "Пончик!". Потом сказал: "Пончик в моей руке, круглый, пышный, с кондитерской посыпкой и дыркой посередине", и искательно протянул руки.
В них что-то упало.
Вот это да! Как здесь, оказывается, легко колдовать! Денис был в восторге. Он мог бы прямо сейчас наколдовать хоть гору сладостей, любую игрушку, о которой мечтал всё детство, новый джойстик для приставки, конструктор...
Восторг Дениса пошёл на убыль, когда он увидел, что пончик представляет собой что-то плоское и грубо размалёванное. Он никак не ожидал, что столь любимая кондитерская посыпка окажется просто-напросто нарисованной.
- Нет-нет-нет, - сказал Денис. - Я же совсем не этого хотел!
Потом всё-таки попробовал.
Как настоящий гном-путешественник, пожалевший ноги своего пони и оставивший его в тёплом загоне, полном душистого сена, Максим семенил впереди с потрясающей скоростью, а потом, отбежав на порядочное расстояние, останавливался и поджидал своего неторопливого спутника.
- Что ты такое жуёшь?
- Картонку, - пробурчал Денис.
- Я тоже только ими и питался первый год, - сказал Максим, неожиданно тепло улыбнувшись, - посыпь землёй, да нарви какой-нибудь травки - вот, например, этой. Будет сытнее.
- Но почему? - Денис не мог сдержать негодования. - Твоя магия сломалась! Ты говорил, что всё здесь откуда-то берётся,
- Ничего она не сломалась. Просто она достаточно упрямая. Мир не любит меняться, он всегда стремится вернуться к исходной точке. И если ты прилагаешь мало усилий, ты ни за что его не сдвинешь. Он, конечно, выполнит твоё желание, но постарается отделаться куском размалёванной бумаги.
- Так как же мне съесть пончик?
- Ты должен захотеть его больше всего на свете. Твоё желание должно опрокинуть ДРУГУЮ СТОРОНУ с ног на голову. Тогда она даст тебе столько пончиков, сколько захочешь. Однажды, заблудившись в Пещерах Кривого Гнутого Рога (есть здесь и такие), я что было силы возжелал овсяной каши. Тогда я не ел почти двое суток. Видишь ли, я с малых ногтей терпеть не могу кашу в любом виде, и ты знаешь нашу маму: она убеждена, что без порции каши хотя бы раз в два дня, у ребёнка выпадут все зубы, а желудок скукожится, как рыбий пузырь.
- Да! Да! - подтвердил Денис с восторгом.
- Я умирал и не мог думать ни о чём, кроме каши. И вот тогда она вдруг появилась. Полилась с потолка, как водопад. Я захлебнулся и утонул, и с тех пор ненавижу кашу ещё больше. Как видишь, ничего хорошего из того, что ДРУГАЯ СТОРОНА дала мне изменить себя, не вышло. Так что я привык довольствоваться тем, что даёт она, и использовать магию слов как можно меньше.
Денис собирался спросить что-то ещё, когда Макс вдруг схватил его за руку. Денис послушно замер, медленно водя глазами по окрестностям. Что могло насторожить брата? Вот эта грязная, мокрая, похожая на потухший вулкан куча?
- Это же просто муравейник... - сказал Денис, и запнулся, вспомнив наставления (слегка поспешные; вряд ли в том состоянии он готов был воспринимать какие-то уроки), которые он получил, впервые дыша воздухом ДРУГОЙ СТОРОНЫ.
- Это муравейник ТЕНИ, - шёпотом сказал Максим. - Сиу называют это "корь" и "порча", но как по мне, ТЕНЬ - самое правильное название. Мало кто говорит здесь о её существовании, но они знают, хотя и не рассказывают мне всего.
Его глаза вдруг расширились и стали круглыми, как у совы. Будто их обвели несколько раз карандашом, да ещё с нажимом.
Денис не видел муравьёв; он вытягивал шею как мог, но сумел рассмотреть разве что мельтешение там, в глубине, как будто с высоты небоскрёба смотришь на главную городскую площадь. Из вершины муравейника, будто от фитилька потухшей свечи, поднимался сизый туман, который, казалось, был отлит из свинца: стрелы ветра отскакивали от него, не причиняя ни малейшего вреда.
Денис подобрал с земли камень, чтобы расколоть им земляную пирамиду и посмотреть на древних египтян лесного мира, но рука брата сжалась вокруг запястья сильнее. Тогда Денис сказал:
- Здравствуйте, господин муравейник! Как поживаете?
Ни ответа, ни шороха. Не то, чтобы Денис на него надеялся, просто со слов Доминико он знал, с каким уважением сиу относятся ко всему живому, пусть взгляды у них немного собственнические. Перед тем, как подстрелить, к примеру, оленя, они обязательно выражают ему своё почтение ("Что английскому лорду", как сказал бы Митяй), выясняют, сильно ли они отвлекут, если полакомятся его мясом сегодня за ужином.
"А что же, - спросил тогда Денис. - Он стоит и кивает?"
С непонятной, как всегда, миной на лице (и, как всегда, вряд ли она была благожелательной) Доминико сказал:
- Сиу очень уважают то, что они едят. Их женщины валяют шерсть этого оленя - именно этого оленя, никакого другого - и вышивают на полотне. Их мужчины рисуют его изображение красками на камнях. Их шаманы вырезают его из его же костей. Этот олень получает множество жизней вместо одной. Поэтому да, олень просто стоит и выслушивает восхваления. Это ведь очень гордый зверь, настоящий лесной кит, и чтобы прельстить его и уговорить быть сегодня едой племени, требуется время.
Не далее как несколько часов назад Максим вежливо поблагодарил окаменелых жаб за предоставленную возможность приклонить к их макушкам задницы. Так и выразился: "Наши пятые точки к вашим царственным головам".
Так что Денис мало-помалу начинал понимать, как здесь всё работает.
Однако муравейник безмолвствовал. Конечно, лягушки-истуканы тоже безмолвствовали, но совсем по-другому. Они безмолвствовали приглашающе, муравейник же был тих, как могильная плита с только что выбитой на ней надписью. Однажды, когда Денис был ещё совсем маленьким, они с родителями ездили на похороны дедушки. Дедушку он совсем не помнил, зато в память врезалась эта надпись незнакомыми пока закорючками (читать он тогда ещё не научился). Эти закорючки пытались говорить с малышом на языке движения элементарных частиц, а он только и мог, что пугаться и цепляться за воротник маминой рубашки.
Из Дениса сыпались вопросы, но Максим не отвечал. Будто сапёр, пересекающий минное поле, он обошёл земляную кучу по широкой дуге, двинулся дальше, угрюмый, как будто выточенный из куска старого сырого дерева. Денис догнал его и взял за руку. Ладонь брата была холодной и тяжёлой как камень.
За первым муравейником последовал второй, затем третий. Дурные предчувствия и большие тонконогие травоядные комары носились над головами.
- Я уже пробовал добраться до ЗОВУЩЕГО СВЕТА, - сказал Максим. - Каждый раз всё заканчивалось одинаково.
Денис округлил глаза.
- Как заканчивалось?
- Не слишком хорошо, - щека малыша дёрнулась. Он поправил очки. - Как будто что-то не пускает... что-то не хочет, чтобы я там оказался. Оставалось только бродить кругами.
Немного погодя он прибавил:
- Это я позвал тебя к себе. Я подумал, что вдвоём нам будет проще туда добраться. Прости, что вырвал тебя из твоего уютного мира, но без твоей помощи у меня ничего не получалось.
Денис почувствовал, как по тыльной стороне рук бегут назойливые мурашки.
- Я и сам... если б только точно знал, что у меня есть брат, я искал бы тебя, пока не свалился в какую-нибудь... дырку от бублика, которая привела бы меня сюда.
Максим смотрел в землю. Черты лица его вдруг истончились - так, как если бы его нарисовали карандашом для чертежей, тем, что постоянно лежал у папы на столе (2Т или как он там называется?). Сложно было различить в них сейчас хоть какую-то эмоцию.
- Мы дойдём до этого маяка, братец, - попытался уверить его Денис.
Муравейники закончились; оглядываясь назад, Денис видел на фоне серого пейзажа их очертания. Они казались залысинами гоблинов из финских преданий. Из леса будто бы кто-то смотрел, туда Дениса совсем не тянуло. В поля уходить по-прежнему не хотел Макс. Он считал, что двигаться вдоль кромки леса безопаснее. Доминико хмурился: "Это всё равно, что оказаться меж зубов спящей акулы и топать по её языку".
Тем не менее, они шли.
Призрака что-то беспокоило - он метался, то уносясь вперёд, то возвращаясь. Когда картонное лицо замаячило перед детьми в очередной раз, Денис понял, что старику есть что сказать.
- Докладывай, впередсмотрящий, - приказал Макс, заложив большие пальцы за пояс.
- Впереди работа для твоего героического клинка, малыш, - сказал Доминико.
- У тебя есть клинок? - воскликнул Денис. Он подумал, что неплохо было бы заиметь оружие и себе, но быстро остыл, вспомнив свои эксперименты с едой. Размахивать картонным мечом даже менее приятно, чем жевать картонный пончик.
- Покосившись на Дениса, Доминико сказал:
- Полчища лиходеев английских, да их чудовищ восьмилапых с костяными гребнями и крабьими клешнями жаждут нашей крови. Ну, то есть вашей. Моей-то чего жаждать? У меня её даже нет.
Если бы Денис был постарше, он бы схватился за сердце. Сейчас ему захотелось схватиться за другое место - мочевой пузырь наполнился, казалось, за доли секунды.
Однако Макс остался поразительно спокоен.
- Пустота?
- Она самая.
- Зачем бояться пустоты? - спросил Денис.
Ему никто не ответил. Впрочем, через несколько минут всё стало ясно.
Пустота простиралась далеко вперёд. Исчезал лес (просто обрывался, как будто от него, как от пирога, отъели кусок), исчезали поля, в прозрачном, без следа облачка или дымки, воздухе не чертил свои линии даже ветер. Не было дождя: несмотря на то, что Денис по-прежнему чувствовал, как по макушке стучат мелкие капли, над пропастью он просто исчезал. Куст с чёрной смородиной, который ближе всего отважился подобраться к краю, качал ветками над бездной. Нельзя сказать, чтобы при взгляде туда захватывало дух. Всё выглядело так, будто смотришь на чистый лист бумаги, такой скучный, что хочется сложить из него самолётик.
Далеко впереди виднелся другой, если можно было его так назвать, берег, начинался он так же внезапно, как обрывался этот.
- Что там такое?
- Разве ты не видишь? - спросил Доминико. - Большая концентрация ничего в одном месте. Сиу называют такие места ничегошеньки и просто стараются держаться от них подальше. Никто не знает, откуда они взялись, и что за улитка проползла здесь в незапамятные времена, но, так или иначе, ничегошеньки тут нет.
- Значит, мы просто обойдём его и пойдём дальше? - спросил Денис, гадая, зачем в таком случае Максиму меч.
Но во взгляде малыша полыхал азарт.
- Не-а. Мы пройдём насквозь.
Он сбросил на землю вещевой мешок, порылся там и вытащил короткий жезл, шестигранный, из гладкого блестящего дерева.
- Что это? - подался вперёд Денис. - Волшебная палочка?
Он отчаянно желал в это верить, но первое впечатление обмануло - это оказался обыкновенный карандаш. В руках Максима стержень его хищно целился в пустоту. Мальчик сжимал карандаш в кулаке, как держат пишущие принадлежности дети.
- Именовать мне не нравится так, как рисовать, - сказал он. - Когда-то я только и делал, что пытался изменить ДРУГУЮ СТОРОНУ при помощи магии слов... что-то получалось, что-то нет. Но я давно уже охладел к этому занятию. А вот рисовать по-прежнему люблю! Как же хорошо, когда для этого находится чистый лист.
Он взмахнул карандашом, и Денис получил возможность созерцать на полотне карандашный росчерк. Он уходил вдаль, в пространство, как след от реактивного самолёта. За этой пробой пера последовали другие, более точные, преследующие определённые цели. Спустя несколько минут Денис понял, что Максим, даже не надев каски, возводит мост.
Скоро они были на другой стороне, возбуждённые, отряхивающиеся от пустоты, как собаки после купания. Переход через ничегошеньки был самым странным переживанием Дениса. Едва ступив на мост, мальчик перестал существовать, и появился вновь, когда Максим нарисовал его, Дениса, заново. Себя он нарисовал ещё раньше (Денис наблюдал этот процесс с открытым ртом). Занося ногу над свеженарисованным мостом, Максим вновь пустил в ход карандаш, изобразив вместо исчезнувшей конечности новую, нелепую ножку-палочку.
- Всё это недолговечно, - сказал он. - Пустота, как ни странно, агрессивная среда. Карандаш держится на ней чуть дольше, чем следы от палочки на воде. Даже старожилы этого мира не знают, для чего она предназначена и какие корабли нужны, чтобы по ней плавать, но лужи её встречаешь то тут, то там.
- Похоже на выход в космос, - вслух подумал Денис. Макс больше ничего не говорил - он погрузился в ничто, как заправский ныряльщик.
- Повернись! - со смехом закричал Денис, но Доминико сказал:
- Он тебя не слышит, малёк. Звуки не проходят через пустоту, они стекают по её стенкам. Как если бы ты запустил в каменную стену яйцом.
- Пускай он повернётся.
Призрак сделал вид, что собирается похлопать Дениса по голове. В голосе его звучало снисхождение.
- И часто ты просишь у нарисованного человечка, стоящего к тебе спиной, повернуться?
Но Максим будто бы услышал: он пририсовал себе на затылке рожицу, тем самым повернувшись к друзьям лицом. Наверное, всё-таки существовала между братьями какая-то связь, которая позволяла одному слышать голос другого через большие расстояния или, как сейчас, через ничто. От этой мысли Денис буквально засветился изнутри. Как же хорошо, когда у тебя есть брат!
Теперь была очередь призрака преодолевать невидимую границу. Он издал вопль, наполовину радостный, наполовину воинственный, и ринулся вперёд, прямо в руки Максима. Они не бездействовали. Максим был прирождённым художником: даже на глуповатой рожице, по сути представляющей из себя овал с косой палочкой рта, разными по размеру глазами (без очков) и штрихом-чёлкой, мистическим образом можно было разглядеть энтузиазм. Карандаш был настоящей волшебной палочкой, раз мог за доли секунды сотворить пусть нехитрый, но всё же рисунок. На плече составленного из палочек человечка появилась кошка, и в мгновение, когда призрак исчез, она шевельнула хвостом. Потом спрыгнула человечку на сгиб локтя левой руки, так, чтобы удобно было её рисовать. Максим добавил несколько занятных деталей: кисточки на ушах, полоски на спине, даже выдранный из хвоста клок шерсти, отчего кошка стала выглядеть будто живая - уж точно живее своего хозяина.
У Максима, наверное, были причины так стараться для Доминико.
Спустя какое-то время Денис понял, что все ждут только его. Было жутковато думать, тело (пусть не его, но уже почти родное), полное острых углов, воспевающее содранную кожу и болячки, корка с которых не сходит никогда, и вечную борьбу коренных зубов с молочными - исчезнет, оставив вместо себя рисунок. "Что же тогда есть я, если не эти плечи и эта голова на этих плечах?" - вдруг подумал Денис. Почему-то прежде в голову ему такое не приходило, хотя не далее как позавчера он уже был чем-то... чем-то более чем ничем.
Странно, но сейчас Денис не мог заставить себя сдвинуться с места. Этот вопрос, заданный самому себе, всё испортил. Эх, как бы Денис хотел его поймать и выдернуть из его хвоста все перья! Может тогда, с одним таким пером, к нему бы пришёл ответ? Чем ты становишься, когда исчезаешь? Таким же, как Доминико? Но если так, почему он не придумает себе что-нибудь из плоти и крови, чтобы, коль он так хочет, и задыхаться от быстрого бега, и ставить себе ссадины?..