Что сказать? ошарашено спросила Агнесса.
Что там чудовища!
Чудовища? растерянно переспросила Агнесса. А, из Черноречья? Так об этом информационная служба всем рассказывает. При въезде.
Я вызвал медиков, сказал Арнольд, кивая на Лизу.
Как будто в твоей книжке побывали. Хуберт, слабо улыбнувшись, взъерошил себе волосы.
Да, мы там твою родственницу встретили. Тоня, тоже гревшая руки у камина, обернулась к Агнессе.
Какую мою родственницу?
Как её? Тоня, морща лоб, вопросительно осматривала ребят.
Иоанна Русакова. Истомин устало провёл рукой по лицу. Увольнение сияло ярким светом. Как маяк.
Вы, что, серьёзно? Агнесса криво улыбнулась.
А что? Тоня снова обернулась.
Нет у меня такой родственницы.
А вот это кто? Хуберт поднял с пола открытку из сувенирного набора, который Грибницкий как раз показывал Астре, когда вернулись остальные. В суматохе открытки разлетелись по полу, пока старый профессор бегал за аптечкой для Лизы.
С чёрно-белой карточки угольными глазами смотрело бледное скуластое лицо. Снежно-белые короткие волосы, бантик в петлице. Почти Агнесса.
Это Варя Гранитова, подал голос Грибницкий, вместе с Астрой обрабатывающий раны Лизы антисептиком. Спорная личность. Комиссарша, заправляла здесь в Революцию.
Но это же была она. Арнольд взглянул на карточку и вопросительно посмотрел на Истомина.
Правда, она, подключилась Валя, тоже заглядывая на открытку через плечо Арнольда. Тимур, посмотрев на фото, закивал.
Ничего не понимаю, пробурчал Грибницкий.
Иоанна Русакова и Варя Гранитоваэто одно и то же лицо. Действительно, моя дальняя родственница. Только вряд ли вы могли её встретить.
Это почему? спросила Ева, грея у камина спину, пока Астра мазала её колени зелёнкой.
Она родилась в тысяча девятисотом.
Почти двести лет назад, наморщил лоб Арнольд. Как это возможно-то? Ты нас разыгрываешь?
Делать мне больше нечего. Агнесса забрала у Хуберта карточку и собрала остальные, рассыпавшиеся по полу.
Глава 10
В понедельник утром Истомина и Грибницкого вызвала Тамара Александровна.
Садитесь, кивнула она на винтажные кресла с бордовой обивкой. Итак, сегодня утром меня на работе встретило вот это послание. Тамара Александровна продемонстрировала несколько скреплённых листов. Если вкратце, эта жалоба поступила из Нового института благородных девиц.
На что жалуются? спросил Грибницкий, сложив руки на набалдашнике трости.
На поведение наших студентов в Елисеевом монастыре города Растяпинска.
А они как-то не так себя вели? снова спросил Грибницкий.
Здесь сказано, Тамара Александровна просматривала письмо поверх очков, что они вели себя крайне недостойно, пренебрегали гидом, нарушили общественный порядок, грубо попрали общепринятые правила поведения в церкви и монастырский устав, оскорбляли окружающих и затеяли ссору с педагогом, сопровождавшим группу из Института.
Тамара Александровна вопросительно посмотрела на Грибницкого. Тот лишь пожал плечами и перевёл взгляд на Истомина.
По правде сказать, осторожно начал Истомин, небольшой инцидент действительно имел место, но
Да? Тамара Александровна смотрела на него поверх очков.
Наши студенты были не виноваты.
То есть этот, как вы изволили выразиться, инцидент был спровоцирован кем-то другим?
Можно и так сказать.
Даниил Юрьевич, скажите прямо. Кто затеял ссору?
Строго говоря одна из наших студенток, но её, как вы правильно сказали, спровоцировали. Истомин в двух словах описал ситуацию, произошедшую у раки с мощами.
А что за «пренебрежение гидом»? спросила Тамара Александровна.
О, гид нам попалась та ещё, пробормотал Грбницкий.
Фёдор Петрович, не понимаю вашей иронии, сухо произнесла Михайловская. Кстати, где вы были во время хм инцидента у мощей?
В чайной, честно ответил Грибницкий.
Так или иначе. Михайловская положила письмо на стол и устало повела плечами. Второй экземпляр кляузы направлен в Управление образования, причём к ней приложены ещё и показания гида. Так что меры принять я обязана. Вам, как кураторам, не справившимся с задачей, объявляется выговор. В Управлении мы сейчас не в чести из-за эко-амазонок, которые завалили их требованиями и протестами. Так что мне придётся ещё и лишить вас обоих премии.
Ну что ж, вздохнул Грибницкий. Ничего не поделаешь.
Кроме того, вы обязаны присутствовать на воспитательной беседе со студентами, которую проведёт Калерия Марковна, с ней я уже договорилась. Теперь следующее.
У Истомина внутри ёкнуло.
Даниил Юрьевич, что это за несогласованная поездка в зону отчуждения? Михайловская, сложив руки на столе, снова смотрела на него поверх очков.
Это было желание студентов, промямлил Истомин, потирая вспотевшие ладони.
Послушайте. Тамара Александровна откинулась на спинку кресла и сняла очки. Если мы будем потакать всем желаниям наших студентов, то какой смысл устанавливать правила? Вы в курсе, что девочка в госпитале?
Как она? встрял Грибницкий.
Жить будет, но вот танцевать Михайловская складывала и раскладывала дужки очков. На восстановление потребуется время. Так как Лиза стипендиатка, а происшествие случилось во время школьной экскурсии, оплачивать её лечение придётся из фонда Гимназии. И знаете, что самое интересное?
Что? спросил Грибницкий вместо Истомина, у которого язык прилип к нёбу.
Сегодня звонили из следственной группы. Ваши показания не подтверждаются. Михайловская внимательно посмотрела на Истомина.
Как это? снова пришёл на выручку Грибницкий.
В Чернореченском заповеднике вообще нет егерей. Территорию патрулируют дроны.
Но выдавил Истомин.
Вот и мне непонятно. Если бы кто-то один на них указал, но целая группа
В этот момент засигналил стационарный коммуникатор. Тамара Александровна кивнула на дверь и приняла вызов.
За проделки студентов вне школы всё равно отвечают учителя, сказал Грибницкий Истомину, когда они вышли из директорского кабинета.
Истомин уже собрался отправиться на лекцию к седьмому курсу, когда из-за угла на него налетела Магдалена Оскаровна Третьякова.
Ох, простите, запыхавшись, пробормотала она. Тамара Александровна у себя?
У себя, кивнул Грибницкий. Что-то случилось?
Ох, это чепе! Третьякова, не обращая внимания на вопросы Грибницкого и удивлённый возглас секретарши, без стука ворвалась в кабинет директора.
Грибницкий вопросительно посмотрел на Истомина, тот только пожал плечами. Через несколько секунд из кабинета выбежала Третьякова, что-то сбивчиво объясняющая и размахивающая руками, за ней вышла Михайловская. Третьякова, не дожидаясь, пока директор её догонит, убежала на несколько шагов вперёд.
Идёмте же! с истерической ноткой воскликнула она.
Я иду, раздражённо произнесла Михайловская. Поймите, я уже не могу бегать так, как вы. Возраст, знаете ли.
Истомин взял Тамару Александровну под руку, и идти ей стало легче.
Что произошло? громко спросил Грибницкий, которому спешка тоже давалась непросто.
Наш фонтан, прокричала Третьякова, оборачиваясь. Кто-то его испортил!
Когда процессия добралась до фонтана, установленного в небольшом крытом зимнем садике прямо за корпусами, вокруг уже собралась толпа студентов и преподавателей, снимавших происходящее на видео. Правда, близко никто не подходил, а некоторые прикрывали лица.
По словам Третьяковой, фонтан испортили, но это было мягко сказано. Вода в приобрела бурый оттенок, чаша и небольшой бассейн белого мрамора покрылись грязными разводами. Вокруг распространялся гнилостно-фекальный запах, от которого щипало глаза и сдавливало горло.
Перед Тамарой Александровной толпа расступилась.
Ученикам и преподавателям, я полагаю, стоит отправиться на занятия, твёрдо сказала она. Когда Михайловская что-то произносила таким звенящим тоном, никто не решался ей перечить.
Через полминуты в зимнем садике осталась только она, завхоз Пал Палыч, Третьякова и Тяпкина-старшая.
Теперь ещё и это, тяжело вздохнула Тамара Александровна, опускаясь на скамейку у фонтана.
Ничего страшного, я думаю. Пал Палыч поскрёб лысину. Как в тот раз, со шкафчиком. Тогда была просто краска.
Просто краска, просто игрушки из шуточного магазина, просто потакание капризам студентов, вздохнула Михайловская. Как всё просто.
Пал Палыч развернулся и исчез, через минуту фонтан перестал работать, грязная вода стекла, оставив узоры разводов и склизкие бесформенные вонючие комки.
Эко-амазонки, уверенно сказала Третьякова. Больше некому. Никто из студентов не посмел бы.
Добрались-таки. Тамара Александровна с досадой хлопнула себя по колену. А я всё думала, почему в их протестах ни слова о фонтане. Пруд, бассейн. Вот они, значит, как решили его достать. Диверсия. И ведь ничего не докажешь.
Как этоне докажешь? Третьякова подняла брови. А как же камеры?
Просмотр записей камер наблюдения в комнате охраны ничего не дал. Вода позеленела на перемене, когда у фонтана толпились студенты. Идентифицировать того, устроил диверсию, не получилось.
Впрочем, одно мы узнали, сказала Тамара Александровна, откидываясь на спинку кресла в комнате охраны. Никого из посторонних у фонтана не было. Значит, как ни прискорбно, это сделал кто-то из студентов. Впрочем, как и в раздевалке и душевой.
Михайловская, Третьякова и Тяпкина-старшая вышли из комнаты охраны и направились к Профессорской. Решено было зафиксировать имена тех, кто во время диверсии находился у фонтана. Хотя то же было сделано после происшествий в спортивном павильоне.
Надо будет сравнить списки. И это значит, кто-то из студентов поддерживает эко-амазонок, не иначе, многозначительно проговорила Тяпкина-старшая. Ох уж это свободомыслие.
У Профессорской их встретил Истомин.
Что ещё? спросила Михайловская со вздохом.
Наверное, вам лучше самим посмотреть, сказал Истомин и предложил Тамаре Александровне руку.
Вместе с Третьяковой и Тяпкиной-старшей они пересекли задний двор и вошли в физкультурное отделение, один из корпусов которого отводился под бассейн. В холле толпились и галдели студенты десятого курса, некоторые выглядели обеспокоенными, другие получали от происходящего откровенное удовольствие. Когда вошли Истомин и Михайловская, все притихли.
Истомин провёл Тамару Александровну через раздевалки к чаше бассейна. Обычно прозрачная лазурная вода выглядела мутно, дна видно не было, а на поверхности что-то плавало.
Это ещё что? громко произнесла Третьякова, опускаясь на корточки у края чаши. Её узкая тёмная юбка обтянула ноги, когда она наклонилась к воде, край белой строгой блузки вылез из-под пояса.
Не советовал бы вам приближаться, сказал Истомин и вынул что-то из кармана. В белый платок оказались завёрнуты насекомые. Водяные жуки, личинки и черви.
Третьякова вскрикнула и вскочила на ноги. Движение оказалось слишком резким, каблук подвернулся, и она с криком упала в воду, подняв огромный веер бурых брызг. Михайловская и Тяпикина-старшая инстинктивно отшатнулись от всплеска.
Истомину пришлось спрыгнуть в воду, чтобы помочь Третьяковой выбраться. Одежда обоих промокла, покрылась пятнами и кишела насекомыми. Третьякова, взвизгивая, пыталась вытряхнуть жучков из волос. Из-за двери выглядывали студенты, Тяпкина-старшая вышла в раздевалку и громко их отчитывала.
И когда вы это обнаружили? спросила Михайловская у Истомина.
Несколько минут назад, когда пришёл сюда от фонтана.
Это первое занятие сегодня?
Да, кивнул Истомин, пытаясь стряхнуть насекомых с рук. Штрафную лекцию ему разрешили пропустить, так что из бассейна он сразу отправился в душевую. Его преследовало ощущение, что по одежде, телу и волосам ползают черви и личинки. Когда он только зашёл в бассейн, сразу накатила волна отвращения, и дело было не столько в мелких тварях, сколько в осознании того, что кто-то намеренно изгадил его рабочее место. Вместе с мутной водой его окатило ощущение осквернённости. И сколько он ни намыливался в душе, брезгливость не проходила, будто грязь въелась в кожу.
Остаток дня прошёл без происшествий, учащиеся вели себя культурно и вежливо, так что совершённая утром кем-то из них пакость казалась просто глупой шуткой. Однако вечером, когда он вошёл в тренировочный зал школы Шеня, сразу наткнулся на мраморно-равнодушную Русакову. Агнесса даже не показала, что заметила его появление. Лишь коротко кивнула, когда их снова поставили в пару.
Сутью основного упражнения тренировки была защита партнёра. Истомин и Агнесса стояли спиной к спине. Напротив каждого из них находился противник с шестом, задачей которого было достать того, кто за спиной. Ну а партнёры не должны были этого допустить.
Пары кружили так больше часа, и Истомин не мог упрекнуть Агнессу в невыполнении своей задачишест её противницы не коснулся его ни разу. Однако когда тренировка закончилась, Агнесса неприязненно посмотрела Истомина. Вслух она ничего не сказала, но по тому, как она потирала плечи и рёбра, Истомин понял, что он со своей задачей не справился.
Глава 11
Утро следующего дня начиналось с занятия десятого курса. Бассейн закрыли на чистку, и студенты играли в волейбол в большом зале павильона. Истомин, хотя и отчаянно противился сам себе, но не мог не высматривать Агнессу. Заметив фиолетово-чёрные синяки на бледных предплечьях, быстро отвёл глаза.
Всю предыдущую ночь в его мысли то и дело проникала Агнесса, следом появлялось жгучее чувство стыда за удары, которые он пропустил. Она же тощая, в чём только душа держится. И ей, наверное, было больношест жёсткий, а противник лупил совсем не слабо.
Агнесса, как обычно, не проявляла никаких признаков недовольства. Постороннему человеку могло бы показаться, что они с Истоминым и вовсе незнакомы.
Когда занятие закончилось и студенты покидали зал, Истомин сделал движение к Агнессе, но тут же себя остановил. Что он мог ей сказать? Принести извинения? Чтобы в ответ получить холодный пронизывающий взгляд?
Когда студенты разошлись, и Истомин остался в тренерской один, стало вообще тоскливо. Злило то, что он совершенно не представлял, как вести себя дальше. Он не понимал, почему Агнесса так часто вторгается в его мысли. Обычная же студентка. По меркам Гимназии.
С одной стороны, было неплохо отвлечься от постоянных раздумий о прошлом месте работы, о случившейся там истории, о том, почему Вика никак не могла остепениться. С другой, поменять эти метания на непрекращающиеся размышления о студентке, которая, судя по всему, и за человека-то его не считала.
Истомин открыл шкаф, чтобы убрать форму, и остолбенел. На полке лежала голова Агнессы Русаковой. Забыв, как дышать, Истомин попятился и с треском врезался в стол. Закрыл глаза. Открыл. Точно, голова. Бледное лицо, закрытые глаза с синюшными веками, такие же губы, белые волосы, зачёсанные назад. Длинная шеяи пустота. Чуть приблизившись к лицу, Истомин рассмотрел даже тёмные ресницы (почему они у неё вообще тёмные?) и белые (белые!) волосинки тонких бровей, которые обычно совсем незаметны.
Даниил Юрьевич?
Истомин мигом захлопнул шкаф и обернулся. Знакомый спокойный холодный голос. Ничего не выражающее бледное лицо и отстранённый взгляд.
Да? пробулькал Истомин.
Оказывается, он не запер дверь тренерской. Хорошо хоть рассуждал не вслух.
Вы в порядке? без какой-либо интонации спросила Агнесса. Живая и здоровая. Или это андроид? Или он сошёл с ума?
Истомин только слабо кивнул.
Меня попросили вас найти. С Виктором Семёновичем неприятность, нужна помощь.
С кем? не понял Истомин.
С Мозговым. Отстраненный взгляд как бы в глаза, но в то же время сквозь Истомина. Хорошо, если она не может смотреть сквозь стенки шкафа.
Истомин даже не помнил, что Мозгова звали Виктором Семёновичем. Или не знал. Для него, как и для большинства студентов и преподавателей, это был просто Мозг. А ведь они жили в одном доме.
Да. Иду. Сейчас.
Агнесса молча ждала, пока Истомин отлипнет от шкафа, и не давала возможности ещё раз заглянуть туда, чтобы удостовериться, что голова ему не померещилась. Кое-как он сделал пару шагов и вышел из тренерской вслед за Агнессой. Вместе они направились к корпусам. Нужно было срочно отвлечься.