Скандерия - Алёна Моденская 11 стр.


 А что с ним? В смыслес Мозговым.

 Не знаю,  ровно ответила Агнесса, глядя вдаль.  Странно себя ведёт.

 А причём здесь я?

 Калерия Марковна боится, что они с ним не справятся.

 Послушайте, я хотел

 Не стоит.  Сказано всё тем же спокойным тоном, без поворота головы и даже без взгляда. Как будто он вообще не стоит внимания, и его присутствиечто-то вроде детали пейзажа. Естьпусть будет. Исчезнетникто не заметит.

На третьем этаже правого крыла было не протолкнуться. Со стороны могло показаться, что приподнятое настроение студентов связано с каким-нибудь радостным событиемвсе весело переговаривались, смеялись и показывали друг другу видео на коммуникаторах.

Появление Истомина и Агнессы осталось незамеченным. Агнесса молча двинулась сквозь толпу студентов, которую безуспешно пыталась разогнать Третьякова. У зала скульптуры их встретила Тяпкина-старшая.

 Наконец-то, Даниил Юрьевич,  с облегчением вздохнула она.  Спасибо, Агнесса, вы можете идти.

Агнесса повернулась и спустя мгновение исчезла в толпе. Истомин проследовал за Тяпкиной в зал скульптуры.

 Вот, полюбуйтесь,  кивнула она на человека, лежащего без штанов в рвотной луже посреди осколков полипластиковых и гипсовых фигур, подставок, грязных тряпок, каких-то обломков.

 Наш, с позволения сказать, коллега пришёл на своё занятие, как говорят студенты, сильно шатаясь, накричал на них, потом разнёс кабинет. Если хотите, можете попросить студентов показать вам видео, думаю, они не откажут.  Тяпкина выглядела разъярённой.  Может, вам удастся привести его в чувство?  Тяпкина сцепила руки, так что пальцы хрустнули.  Понимаете, оставлять его здесь нельзя, а вызывать «скорую» лишняя огласка

 Когда же он успел?  пробормотал Истомин.

 Что, простите?

 Не могу понять, когда он успел так набраться. А главное, где. Я же видел его сегодня утром, он был в полном порядке.

 Да, хороший вопрос. Так вы попытаетесь привести вашего друга в чувство?

Истомин попытался, но на все действия Мозгов только брыкался и мычал что-то нечленораздельное. Так что Тяпкиной всё-таки пришлось вызвать «скорую».

Когда бригада везла Мозгова на каталке через толпу хихикающих студентов, Истомин шёл следом. Случайно он заметил Агнессу, которая, стоя у стены, отрешённо наблюдала за тем, как медики пробираются к выходу. К ней, улыбаясь, наклонился парень со старшего курса театрального факультета, имени которого Истомин не помнил. Истомин вдруг подумал, что они отлично смотрятся вместе. Смотрелись бы. Если бы Агнесса проявила хоть какие-то эмоции. Если бы в облике этого красавца не сквозило что-то неприятное. Истомина вдруг передёрнуло. Он был занят явно неподобающими мыслями.

Краем глаза Истомин разглядел видео, которое студенты перебрасывали друг другу через коммуникаторы. На видео Мозгов, уже без штанов, что-то кричал, шатался, а потом снёс несколько стоек в скульптурном зале и рухнул на пол.

 Блин, он разбил моего коня,  икая от смеха, сказала девушка с татуировкой на щеке.  Хотя это так потрясно, что и не жалко.

Истомин быстро вышел на улицу, почти бегом добрался до павильона и влетел в тренерскую, заперев за собой дверь. Пару раз глубоко вдохнув, приоткрыл дверь шкафа. И ничего не увидел. Открыл полностьюполка оказалась пуста. Голова Агнессы исчезла.

Вечером Истомину пришлось отдежурить смену Мозгова в студенческом общежитии. Он очень надеялся, что Соня и Дина не почтят его визитом, и получится проверить хотя бы несколько эссе. Надежды не оправдалисьдевочки ввалились в вахтенную без стука и сразу уселись на диван.

 Как вам это?  со смехом спросила Дина, швырнув Истомину очередной сборник статей Правдоруба.  Грязища в фонтане, опарыши в бассейне, и бухой препод. Круто!

Истомин хмуро посмотрел на девочку. Даже держать этот пасквиль в руках было противно.

Дина расплылась в широченной улыбке, так что стал виден разрезанный язык.

 Вы читайте, а мы пока покурим. Сонька, пошли.

Девочки поднялись и отправились на площадку за дверью пожарного выхода.

 Курить запрещено,  вяло сказал им вслед Истомин, всё-таки развернувший журнал.

Фото разводов в фонтане пропустил, обратив внимание только на статью, где Правдоруб потешался над администрацией Гимназии и обещал отправить сувенирные фото в рамочках в штаб эко-амазонок.

Статью о бассейне Истомин прочитал внимательнее, но опасения по поводу упоминания его имени не подтвердились, хотя Правдоруб довольно грубо прошёлся по Федотову, назвав его «тупым увальнем, неспособным поддерживать порядок». Затем автор рассуждал о том, зачем нужен бассейн в Гимназии, если «ответственные лица» не в состоянии за ним следить, и не лучше ли «прислушаться к голосу разума и отказаться от этого излишества».

Фотографии и едкие комментарии по поводу Мозгова и его появления в пьяном виде Истомин хотел пропустить. Но потом, вспомнив о своей утренней встрече с ещё трезвым Мозгом, всё же прочитал статью. Но автор никак не объяснял несостыковку, а только лишь язвил по поводу «принципов отбора преподавателей в Гимназию» и «куда смотрит Родительский комитет».

Гимназии явно грозило официальное расследование Управления образования.

При мысли об этом внутренности скрутило в узел. Однажды Истомин уже оказался объектом такого расследования и по опыту знал, что «чёрная метка» на досье может грозить чем угодно, начиная от потери работы и вплоть до пожизненного лишения лицензии или даже уголовного наказания.

В прошлый раз Истомину очень повезло, теперь же вроде бы ничего не грозило, и даже в пасквиле его не упомянули. Однако осознание того, что вызов на «беседу» обязательно поступит, вызывало тошноту. Ведь непременно станет известно, что одно расследование уже проходило, и тогда он числился не свидетелем (как он надеялся, будет в этот раз), а подозреваемым.

Хорошо ещё, про голову в шкафу тренерской никто не знает. По крайней мере, очень хотелось в это верить. Хотя кто-то же её туда положил. Если всё это вообще происходило в реальности, а не стало галлюцинацией от измотанных нервов.

 Эй, вам плохо?  из мутной пелены выплыло лицо Сони с хлопающими ресницами и бирюзовыми глазами.

 Всё нормально,  соврал Истомин, откладывая журнал.

 День тяжёлый?  ухмыльнулась Дина, с ногами залезая на диван.

 Точно.  Тошнота не проходила.  Думаю, вам пора идти. Отбой через пять минут.

 Ну и скука.

Девочки слезли с дивана. Уже в дверях Дина обернулась и со смешком спросила:

 Как думаете, эти личинки съедобные?

Соня ткнула подругу в бок, и та засмеялась в голос:

 Наверное, уж получше пищевых брикетов.

Глава 12

За десять дней до Нового года начались каникулы. Расследование Управления образования, связанное с публикациями Праводоруба, постоянное присутствие в Гимназии Инспекторов, вызовы для «бесед»всё это срывало учебный процесс, добавляя суеты к общей тревожной обстановке.

Дурного настроения и нервозности добавляли журналисты, дежурившие у ворот школы и смакующие детали скандалов. Руководство поначалу вроде бы сумело замять детали происшествий в душевой и раздевалке, но теперь всё всплыло, и репортёры гонялись за мерзкими подробностями. Федотов полностью расклеился и взял отпуск, а Истомин, устав от преследования репортёров, проводил дни в тренерской, выходя только для занятий.

К концу месяца работы сильно прибавилосьпредстояло проверить внушительную стопку итоговых эссе. В его старой школе (как и в большинстве традиционных учебных заведений) валеология считалась дисциплиной по выбору, но в «Скандерии» существовало правило о всестороннем развитии личности, так что со сменой статуса педагога дополнительного образования на «предметника» Истомин получил увеличение как дохода, так и нагрузки.

За полгода он натренировался писать лишь печатными буквами, пропись так и осталась для него магическим действом, доступным лишь избранным. А таких избранных в Гимназии было полно.

Каллиграфический почерк Агнессы Русаковой с петельками и завитками вообще пришлось сфотографировать и загрузить в программу, которая перевела эссе в обычный печатный текст. Так и не придумав ни одного толкового замечания к работе, Истомин вывел десятку.

А некоторые почерки даже программа не смогла разобрать. Когда перед глазами поплыли разноцветные ленты, Истомин отложил стопку писанины и посмотрел на часы. Кажется, новогодний концерт уже должен завершиться, но из окна тренерской всё ещё виднелись разноцветные лучи, направленные от школьного сада в небо. Засигналил коммуникаторзвонила мама.

 Да?  Истомин приготовился натянуть радостно-возбуждённый тон.

 Что у вас там происходит?  с ходу обеспокоенно спросила мама.

 Где?  не понял сын.

 Что это за история с расчленёнкой на балу? Что это за ужас? С тобой всё хорошо?

 Со мной всё хорошо,  пробормотал Истомин. Ему никак не удавалось перестроиться и уловить суть разговора.

 Это, что, чья-то шутка?

 Наверное.

 Тоже мне, шутники. Когда тебя ждать?

 Как договаривались. Мне надо идти.  Пришлось соврать, чтобы хоть как-то разобраться в навалившемся сумбуре.

 Идти надо. Хоть бы раз с матерью нормально поговорил.  На этом мама отключилась.

В сознании маячило слово «расчленёнка». Мелькнула голова Русаковой в шкафу, тут же вспотели ладони. Только не это. Выйдя в Сеть, Истомин мгновенно обнаружил причину маминых расспросов. Ролик под названием «Гимназия самоубийц» мелькал во всех заголовках.

Запустив первое попавшееся видео, Истомин увидел на экране главный зал Гимназии. Ведущая новогоднего бала, куколка по имени Моника, в узком красном платье с вырезом по ноге, белозубо улыбаясь алыми губами, сыпала со сцены банальностями.

Нажав на паузу, Истомин снова посмотрел в окно. В середине декабря, когда выпало достаточно снега для лыжных занятий, он вывел девятый курс на поле. Бег на лыжах, даже по такому небольшому кругу, да ещё с заездом и спуском с пологой горки, мало кому давался хорошо, так что приходилось проявлять максимум снисхождения и вытаскивать студентов из сугробов, куда они падали каждые пять минут.

Одна из девочек с театрального факультета всё морщилась и никак не могла обрести равновесие, а потом со слезами плюхнулась в снег, сбросила лыжи и стянула ботинки. По её вязаным носкам расползались бурые пятна. Самый шустрый мальчишка прямо на лыжах побежал за школьным врачом, а Истомин присел, чтобы помочь ревущей девочке снять носки. И тут прямо над его ухом кто-то самодовольно хихикнул. Пострадавшая девочка вскочила и, перепрыгнув через ошарашенного педагога, вцепилась в лицо другой студентке, и они вместе повалились в снег. Расцепить визжащий комок когтей, волос и зубов оказалось непросто. Наконец Истомин оттащил пострадавшую. Радостной хохотушкой оказалась Моника.

 Это ты сделала!  вопила та, чьи стопы оставляли на снегу алые следы.  Это всё из-за концерта! Потому что меня выбрали его вести!

 Да пошла ты,  скривившись, проговорила Моника, поправляя белокурые локоны. А потом надменно улыбнулась:Хотя далеко ты теперь не уйдёшь.

Второй раз им не дали сцепиться другие студенты и Истомин.

После занятия он пришёл на поле и лопатой, которую взял у завхоза, забросал снегом алые контуры следов.

И теперь Моника, светящаяся и напомаженная, вела новогодний концерт. Добилась-таки своего, устранила конкурентку.

Истомин снова запустил видео. Моника объявила «небольшое видео об истории школьных балов, снятое студентами с театрального факультета» и исчезла во тьме.

С разных сторон повалил фиолетовый дым, и из-за левой портьеры на сцене показалась рука. Потом вторая. Некто, медленно, цепляясь за пол, выползал на сцену. Совсем молодой блондинистый парень в чёрной водолазке. Подтягиваясь на локтях, в полной тишине, он наконец показался до пояса, и

В зале кто-то истошно завизжал. От парня осталась лишь половина, вместо ног мокрой, пропитанной кровью тряпкой, тянулась водолазка, оставляя на полу алую дорожку.

С противоположной стороны ползла девушка. Она появилась чуть позже, её не сразу заметили. Камера, снимавшая крупным планом парня, метнулась вправо. В такой же чёрной водолазке, оставляя за собой такой же багровый след, на сцену выползла половина блондинки. Под вопли из зала двое, подтягиваясь на окровавленных руках, отчаянно стремились друг к другу.

Раздался хлопок, в зале включился свет. Сцена оказалась пустой. Только тяжёлые портьеры тёмно-зелёного занавеса и белый экран за ними. Зал на мгновение затих, потом взорвался оглушительным шумом, камера заметалась, выхватывая то взъерошенных нарядных студентов, то родителей с перекошенными лицами, то кричащих педагогов, то журналистов, ломившихся к сцене с микрофонами.

Из комментариев под видео Истомин узнал, что это была голограмма, запущенная кем-то вместо ролика. Арнольд Степной и некий Викент Левиафан, подготовившие фильм, который так и не показали, негодовали и обещали «найти вандала и самого его расчленить».

Истомин отложил коммуникатор и снова посмотрел в окно, где раскачивающиеся лучи цветных прожекторов всё ещё подсвечивали тёмное зимнее небо. Хотелось оказаться как можно дальше от этого места.

В этом году всё внимание прессы было отдано разразившимся скандалам, а некоторые студенты, которые раньше начинали подготовку к балу чуть ли не с сентября, в этот раз предпочли вообще исчезнуть из города.

Оставшиеся студенты с удовольствием раздавали интервью всем появлявшимся вблизи Гимназии репортёрам, снимались в фотоссесиях и высказывали «собственные предположения», одно отвратительнее другого.

Те, кто ещё не успел прославиться, сами напрашивались на встречи с журналистами, приобретая известность путём поливания грязью Гимназии. Те, кому и это не удавалось, выплёскивали своё «творчество» в социальные сети. Особо креативные даже устроили соревнованиеони выкладывали в сети посты и следили, кто наберёт больше лайков. Выиграла девочка с театрального факультета, написавшая о трупах, замурованных в фундамент школы. Она сумела состряпать в графическом редакторе вполне правдоподобный коллаж с костями, торчащими из трещин, так что её пост попал на телевидение, а количество подписчиков возросло в тысячу раз.

Эти «инфоповоды» регулярно приходилось опровергать, чем постоянно занимались Тамара Александровна, Третьякова, Грибницкий и Москвина-Котова.

Инспекторы улучшению ситуации не способствовали. Вычислить Правдоруба не удалось, и они лишь добавляли общему хаосу ещё большей сумятицы.

Дело Истомина, разумеется, всплыло, и ему пришлось почти час объяснять даме-инспектору и Тамаре Александровне, как и почему он был оправдан. Ещё час ушёл на доказательства его непричастности к появлению опарышей в бассейне и вопросы о Мозгове, которого отстранили от занятий до конца расследования.

Двадцать третьего декабря у гимназии снова устроили пикет эко-амазонки. Журналисты старались слепить красочный репортаж, однако никто из преподавателей комментариев не дал (это было запрещено под угрозой увольнения с «чёрной меткой»). Занятия к тому времени уже закончились, студенты разъехались, и дамы с плакатами и громкоговорителями, проведя полчаса на морозе, рассосались сами собой.

Истомин должен был уехать домой на следующий день. Он пришёл в Гимназию, чтобы оформить документы и проверить состояние бассейна, который отчистили, но водой решили пока не заполнять. Подписав форму ознакомления с заключением комиссии о безопасности чаши, Истомин зашёл в тренерскую.

На столе лежал свёрток. Рассмотрев на нём своё имя, Истомин сразу догадался, что это такое, и по спине пробежал холодок. В прошлый раз за такие подарки от студентов ему пришлось отчитываться перед Инспекторами.

Опять вспомнилась голова в шкафу, который теперь Истомин проверял по десять раз на дню и даже подумывал установить на створки замок.

Первым желанием было выбросить подарок, чтобы его никто не нашёл. Впрочем, нельзя утверждать, что о нём никто до сих пор не знал. Спрятав свёрток в спортивную сумку, Истомин отправился домой.

Проходя мимо дома, где жили Тяпкины, он в который раз услышал крики. Это повторялось регулярно, о напряжённых отношениях двух Тяпкиных знали абсолютно все, начиная от соседей и заканчивая студентами младших ступеней.

Истомин прибавил шаг, чтобы побыстрее пройти мимо коттеджа. Недалеко от корпуса, где находилась его квартира, Истомин заметил знакомую фигуру. Даже сквозь метель он узнал Мозгова, который брёл по дорожке, таща за собой чемодан на колесиках.

Назад Дальше