Скандерия - Алёна Моденская 16 стр.


 Она вам ничего не скажет,  полушёпотом говорила Агнесса в одной из рекреационных зон, пока Долгих яростно раздувал ноздри, глядя на неё налитым кровью глазами. Ева, никогда раньше не видевшая отца в таком состоянии, держалась от него в паре шагов.  Вы её схватите, можете даже душу вытрясти или об колено сломать, но имена пособников она не выдаст.

 Это почему?  прошипел Долгих.

 Потому что у них такая организация,  поморщилась Агнесса.

 Допрашивать мы умеем.  Прокурор обхватил здоровенный кулак другой ладонью, отчего громко хрустнули фаланги.

 Понимаете, если взять её сейчас, она скажет, что решила пошутить, или что-нибудь в этом роде. Словом, признается только в том, что слепила голову. И всё.

 А ты уверена, что она причастна к чему-то ещё?  осторожно спросила Ева.

 Уверена,  твёрдо сказала Агнесса. И пока Долгих не успел ничего сказать, успокаивающе произнесла:Не мне же вас учить, как работать. Но надо вырвать корень проблемы, а не срезать вершки, правильно? Лучше накрыть всех разом.

 И как это сделать?  спросила Ева, обхватив себя за плечи.

 Потребуется время,  вздохнула Агнесса.  Надо вычислить остальных, пусть не всех, но хотя бы некоторых.

 Каким образом?  прорычал Долгих.

 Один промах они уже допустили

 И что, мы будем ждать следующих?

 Не совсем так,  примирительно сказала Агнесса.  Надо кое-что выяснить.

 Что такое?  прищурился Долгих, сделав шаг к Агнессе.  Ты что-то знаешь?

 Догадываюсь,  быстро проговорила Агнесса, пятясь. Ева ухватила отца за рукав.  Я вам всё расскажу. Чуть позже.

 А что там за организация?  встряла Ева.

 Фанаты Возмездия,  выплюнула Агнесса.

 Это они? Не может быть!  прошептала Ева, прикрывая руками рот. Долгих рыкнул, показав крепкие передние зубы.

 Может.  Агнесса закусила губу.

 Так и думал.  Долгих резко ударил кулаком по ладони.  Недобитки. Ладно. Повременим. Пока.

Долгих, как и его коллеги, считал борьбу с остатками «Возмездия ради Справедливости» делом чести. В одном из взрывов погибли его родственники, и он, как и многие другие, готов был испепелить всё, что хоть как-то относилось к этой организации. Теперь прокурор согласился даже пойти на компромисс с Агнессой, обещавшей помочь выявить и вытравить целую ячейку последователей. Однако терпение прокурора имело границы, и они стремительно приближались. Ева маневрировала между отцом, уставшим держать низкую стойку, и подругой, уже почти два месяца замолкающей при каждой просьбе поделиться информацией.

Правдоруб молчал недолго. Уже на следующий день по Гимназии оказались разбросаны новые журналы. Внимание привлекали две статьи. Одна представляла собой рассказ о «секретных планах» Родительского комитета по отмене стипендий в Гимназии. Якобы Комитет и совет попечителей решили, что содержать студентов, не оплачивающих учёбу, слишком накладно.

В частности, Правдоруб писал о «некоторых лицах, полагающих, что покупка натуральных продуктов для школьных кафетериев стоит неоправданно дорого». В статье также приводились мнения академиков и диетологов, рассуждающих о пользе пищевых брикетов, а также явно списанные с рекламных роликов уверения в том, что брикеты не только «содержат все необходимые организму витамины и микроэлементы, но и освобождают время от приготовления пищи из натуральных продуктов, часто несущих больше вреда, чем пользы, да ещё стоят в разы дороже». Каждый брикет представлял собой сбалансированный набор питательных элементов,  рассказывал Правдоруб. А кроме того, многие пищевые фабрики производили на заказ индивидуальные брикеты, которые формировались в соответствии с особенностями конкретных людей. Нужно было только посетить специальную клинику, сдать необходимые анализы и получить свою «карту», по которой на фабрике изготовят брикеты с выбранными вкусами и консистенциями.

 Как удобно,  сказал Хуберт во время завтрака в кафетерии.  Все в выигрышепопечители сэкономят на натуральной еде, диетологи и фабрики получат клиентов. Здорово.

 А что, это правда?  спросила Валя у Астры, которая задумчиво размешивала в чашке сероватую массу. В последнее время Астра перестала есть даже имитированные продукты, просто заливала бесцветные порошки водой.

 Нет,  после паузы медленно проговорила Астра.  Мама говорит, это ерунда. Престиж Гимназии стоит затрат на натурпродукты.

 Да ладно вам,  сказал Хуберт, на тарелке которого лежал натуральный стейк.  Эта шумиха только привлекает интерес. Я тут видел списки поступающих летом, так там вдвое больше желающих, чем год назад. Некоторые вообще думают, что вся эта движуха выдумана специально.

 Нарочно такого не придумаешь,  заметила Валя.

После завтрака девочки зашли в туалет, и Агнесса попросила Еву передать отцу сообщение.

 Сказать, что информация подтвердилась? И всё?  переспросила Ева.

 Пока всё.  Агнесса бросила внимательный взгляд на закрытую кабинку.

 Ненавижу секреты!  насупилась Ева.  Почему вы мне ничего не рассказываете?

 Это не из-за тебя,  мягко сказала Агнесса.  Просто если сведения случайно попадут не в те руки или уши, всё пойдёт прахом.

 Ладно.  Ева, казалось, не совсем успокоилась.  Как твоё портфолио?

Агнесса, поморщившись, как от боли, помотала головой.

 Да ладно?!

 Уже год. Ни строчки.

Ева, широко раскрыв глаза, смотрела на подругу.

 Я сдала несколько старых рассказов. Отправила в журналы.

 Ну, хоть что-то,  подбадривающее сказала Ева.

 Может, хватит, чтобы меня не отчислили.

 Конечно, хватит. У тебя же всё-таки не «ноль».

 Годовое творческое портфолио стоит всех остальных экзаменов.  Агнесса помолчала.  А что, если я больше не смогу ничего написать? Что, если это навсегда? Что мне делать?

 Ничего, всё образуется.  Ева, коротко кивнув, похлопала подругу по руке.

Уже на следующий день на всех столах Гимназии появились новые выпуски пасквильного журнала. Материал на этот раз был всего один, однако номер был оформлен гораздо ярче, чем обычнос каждой страницы кричали яркие цвета и громкие фразы. И экземпляров на этот раз было выпущено куда больше, чем раньше.

И вся кампания была направлена против Русаковых. Некоторое время назад, писал Правдоруб, господин Русаков «облагодетельствовал» несколько школ в рабочих посёлках своего автоконцерна новенькими омнибусами. Разумеется, собственного производства. И теперь случилась трагедия в РП-8: один из омнибусов попал в авариюперевернулся, столкнувшись с фурой, перевозившей запчасти.

В омнибусе находилось сорок детей, восемь из них спасти не удалось, остальные проходили лечение в больнице. Правдоруб в красках описывал случившееся, прикрепив для наглядности несколько бессовестных фотографий с развороченным омнибусом и окровавленными детьми. Вину в аварии автор пасквиля возложил на самого Глеба Русакова. Помимо «на удивление низкого» качества продукции концерна, Русаков обвинялся в неумелом управлении предприятием, чрезмерном самолюбии и жажде власти, как это было связано с аварией, не уточнялось.

«Выдавать отбросы автопроизводства за качественные транспортные средства, да ещё и представлять передачу их детям как заботу и благотворительность, низко и бесчестно»,  вещал Правдоруб.

Далее следовал призыв к компетентным органам проверить на пригодность другие машины концерна.

О том, что омнибусы концерна были признаны одними из наиболее надёжных в мире и экспортировались в десятки стран, Правдоруб умалчивал. Как не сообщал и о том, что авария случилась по вине уснувшего за рулём водителя фуры, который вышел на третью смену подряд и работал без перерыва больше тридцати часов. Детям этого человека требовалось дорогостоящее лечение, и ему часто приходилось не спать по четыре дня, как случилось и в этот раз. Об этих печальных обстоятельствах Правдоруб упомянул, опять же косвенно обвинив в трудной судьбе водителя фуры всё того же Русакова. А о том, что магнат после случившегося полностью оплатил лечение самого виновника аварии и его детей, не было написано ни слова.

Зато почти половина номера отводилась на вопли эко-амазонок о том, что концерн отравляет окружающую среду. О том, что позиция «зелёных дам» противоречила всему, что они говорили ранее, тоже не упоминалось. Ведь именно эко-амазонки кричали во всё горло о необходимости заменить гибриды электрокарами и машинами на солнечных батареях, которые в стране производились только концерном Русакова. Именно эти дамы призывали (и в конце концов их призывы были услышаны) оборудовать все дома и учреждения сборниками дождевой воды и фильтрами для последующего её использования. Фильтры и очистительные сооружения, установленные опять же по просьбе эко-амазонок на всех ГЭС страны, также выпускались отделением корпорации «РусарЪ».

В журнале намекалось и на то, что руководители концерна «ПаРус», «втаптывающие собственных рабочих в грязь и отнимающие у людей будущее на чистой Земле», получают непомерно огромную прибыль, которую скрывают от налогов. «Ваши дети,  кричали эко-амазонки,  будут глотать пыль и гнуть спины на таких, как Русаков и его компания, а он будет время от времени бросать вам подачки в виде поломанных омнибусов и ждать благодарности. Ваши дети,  убеждал автор,  никогда не увидят голубого неба над головами и не попробуют натуральной пищи, тогда как дети хозяев заводов будут учиться в лучших школах, выставляя напоказ свои так называемые таланты, и все будут им аплодировать».

Истомин читал пасквиль во время очередного дежурства в общежитии. Днём он разговаривал с матерью, которая сообщила последние новости. Бэлла, дочь Вики, находилась в перевернувшемся омнибусе и сейчас лежала в реанимации.

Все расходы на лечение взял на себя концерн, детей с самыми серьёзными травмами отправили в столичные клиники, но Бэлла пока оставалась в РП-8.

Истомин любил племянницу. Она напоминала ему Вику в детстве, когда та ещё не пристрастилась к яркой косметике и ночным прогулкам. Винить Русакова в том, что случилось, казалось глупым. Этот человек, конечно, не вызывал симпатии, как, впрочем, и его дочь, но ведь не он лично устроил аварию. Истомину не нравился надрывный тон пасквиля, тем более что некоторые из описанных идей вбрасывались уже не в первый раз.

После смены, несмотря на позднее время, Истомин решил пройтись. Недалеко от детской площадки, разделяющей ряды дуплексов второго сектора и участки коттеджей первого, он увидел знакомые фигуры. Даже в опустившейся темноте весенней ночи силуэты узнавались безошибочно.

 Чем вы занимаетесь?  спросил Истомин, подойдя ближе.

Соня и Дина дружно обернулись. Но вместо лиц Истомин увидел только цветастые балаклавы.

 А, это вы,  с облегчением вздохнула Дина.  Мы листовки расклеиваем.

Действительно, на близлежащих столбах и заборах белели пластиковые листы.

 И что это?  спросил Истомин, жалея, что не пошёл сразу домой.

 Петиция против загрязнения окружающей среды «Русаром»,  сказала Дина, засовывая листовку в почтовый ящик одного из коттеджей.

 Только «Русаром»?  спросил Истомин.  Больше никто окружающую среду не загрязняет?

Дина повернулась, очевидно, с намерением ответить что-то резкое, но Соня её опередила.

 Я знаю, там была ваша племянница,  сказала она сочувственно.  Мне очень жаль.

 А, да. Мне тоже жаль,  сухо подхватила Дина и двинулась к следующему почтовому ящику.

 Как она?  всё так же приторно-участливо спросила Соня.

 Опасности для жизни нет,  вяло ответил Истомин, размышляя, как бы поскорее уйти.  А за листовки вас не оштрафуют?

 Только если поймают,  отозвалась Дина и хихикнула.

 Здесь же камеры,  сказал Истомин, и только тут до него дошло, что его-то лицо не скрыто, и если начнутся вопросы, он станет первым, кого привлекут к расследованию дела о порче муниципальной собственности и несанкционированной пропаганде.

 Ничего-ничего,  подбодрила его Дина.  За правое дело

Как будто из воздуха материализовалась бледная рука и быстрым движением стащила с Сони балаклаву. В резком свете фонаря её волосы, теперь торчавшие в разные стороны, походили на шипы.

 Теперь кому-то придётся ответить за своё правое дело.  Агнесса равнодушно рассматривала балаклаву, которую держала в руке.

 А кому-то и за левое,  зло выпалила Дина.

 Как вы здесь оказались?  громко спросил Истомин Агнессу, вставая между ней и Диной и оттесняя Соню за спину.

 Я была на дополнительном занятии у профессора Грибницкого,  совершенно спокойно проговорила Агнесса, всё ещё рассматривая балаклаву.

 И сколько ты берёшь за такие занятия?  с неприятным смешком спросила Дина. Истомин мысленно застонал.

Агнесса медленно перевела взгляд на Дину. Так она могла бы смотреть на любопытный музейный экспонат. Через мгновение её глаза сузились, а губы изогнулись в тонкой улыбке.

 Мадмуазель Ашкинази, я полагаю?  спросила она, держа балаклаву двумя пальцами и раскачивая, как маятник. Дина, услышав свою выдуманную фамилию, отступила на шаг.  Или вы предпочитаете зваться княжной Ростовой? А как насчёт вашей настоящей фамилии? Мурашкина, если я не ошибаюсь?

 Не твоё дело, подстилка!

Агнесса светски улыбнулась, хотя её улыбка больше вышла похожей на оскал с жуткими клыками. Она сделала мягкий шаг в сторону, казалось, чтобы лучше видеть Дину, которая всё продолжала пятиться. Истомин, неплохо изучивший Агнессу во время тренировок и отлично знавший, что против неё даже у обеих девочек вряд ли были хоть какие-то шансы, снова встал между ними, загородив собой Соню.

 Агнесса, вам пора домой.

 Полагаю, я сама могу решать, что мне пора делать.  Агнесса по-прежнему следила за Диной взглядом снайпера. В её как бы рассеянном размахивании балаклавой чувствовалась готовность к броску.  А вот как вы здесь оказались, это вопрос.  Она по-прежнему смотрела мимо Истоминанемигающим взглядом следила за Диной, которая сделала ещё шаг назад.

 Прогулка перед сном,  механически ответил Истомин, гадая про себя, успеет он перехватить Агнессу или нет. С одной стороны, она была довольно предсказуемой, с другойпо какой-то необъяснимой причине ему никогда не удавалось убедить себя в том, что она будет действовать именно так, а не иначе. Поэтому он ей и проигрывал.

 Поливать людей грязью нехорошо.  Агнесса мягко сделала шаг.

 Принцесса ужасов, вы только посмотрите. За год ничего не написала. Сколько у тебя в рейтинге портфолио? Полтора балла?  с деланной насмешкой спросила Дина.

Агнесса шевельнулась. По мимолётному движению было видно, что психологическую схватку она выиграла и знает об этом. Оставалось только достать противницу физически. Истомин с трудом переносил присутствие Дины, но позволить Агнессе прямо посреди улицы А что, собственно, она собиралась сделать? Просто сорвать с Дины балаклаву, чтобы на записи камер попало лицо? И что в этом страшного? Дине не помешает хорошая трёпка.

Только вот намерения Агнессы вполне могли простираться далеко за пределы обыкновенной помощи официальному правосудию, запрещавшему расклеивать листовки на столбах и заборах. Сейчас Истомин вообще не мог прочитать Агнессу, видел только готовность к броску.

 Агнесса, послушайте.  Истомин, примирительно раскрыв ладони, сделал шаг к ней.  Не стоит так остро реагировать

 У него, между прочим, из-за твоего папаши сестра в больницу попала,  выкрикнула Дина.

 Племянница,  автоматически подсказал Истомин.

Мгновение, которое понадобилось ему, чтобы поправить Дину, стало решающим. На миг отведя взгляд, он вовремя не заметил летящей в лицо балаклавы, а когда среагировал, Агнесса уже схватила его за шею и отшвырнула в сторону. Обернувшись, он увидел, как наперерез Агнессе с визгом бросается Соня и сразу же отлетает как котёнок.

Истомин резко обхватил Агнессу сзадизаведомо проигрышный приёми в тот же миг перекувыркнулся через неё и плашмя упал на асфальт. Сверху на него смотрело совершенно спокойное бледное лицо Агнессы. Тёмные глаза сверкали, как чёрные угли. Она подняла взгляд, чтобы увидеть удирающую со всех ног Дину.

Агнесса выпрямилась, поправила причёску и тёмную приталенную куртку и, не сказав ни слова, с грацией топ-модели двинулась к выходу из Профессорского квартала.

Истомин медленно поднялся. Тело ещё не осознало, что его приложили об асфальт, и почти не болело, только двигалось с трудом. Истомин наклонился к Соне, распластавшейся на газоне, и помог ей встать.

 Как ты?  спросил он, едва не вскрикнув от прострелившей спину боли.

 Кажется, всё нормально,  ответила Соня, всё ещё глядя по сторонам расширенными от испуга глазами.  А вы как?

 В порядке. Пойдём, я тебя провожу.

Ещё раз глянув вслед Агнессе, почти скрывшейся в ночи и ни разу не обернувшейся, он положил руку Соне на плечи и повёл её в сторону общежития.

 Где Дина?  спросила Соня, с беспокойством оглядываясь по сторонам. Голос её дребезжал, и она потирала предплечья, будто ёжась от холода. Истомин чувствовал, что она вся дрожит.

Назад Дальше