Азирафель слушал его с возрастающим недоумением. В свое время Гавриил лично велел следить за работами греческого философа. Распоряжение выполнялось добросовестно, и сейчас ангел изо всех сил старался вспомнить сочинение о смехе, но тщетно. Не было такого среди его рукописей. Конечно, Аристотель что-то мог и утаить, но зачем бы? Ангел тогда ходил в наперсниках юного Александра, позже известного как Македонский, у воспитателя, кажется, не имелось секретов ни от высокородного ученика, ни от его душевного приятеля
Признаться, впервые встречаю подобную целеустремленность, Азирафель, разумеется, не стал посвящать Вильгельма в свои сомнения. Искренне восхищаюсь вашим упорством, отец Вильгельм.
Позвольте, я прочитаю вам кое-что из уже переведенного
Наверное, это действительно были остроумные выводы гениального философа, воспроизведенные великим читателем, но Азирафель почти не слушал. Аристотель жил и умер, случайно отравившись аконитом. Обычная смерть в Золотой век, когда ни один из Четырех Всадников почти не появлялся на земле. Даже Чума не продвигалась дальше монгольских степей. Но те времена миновали, и наступили дни, когда великий читатель рискует не закончить дело всей своей жизни. Азирафель собирался исподволь внушить Вильгельму мысль об отъезде, но теперь решил, что медлить нельзя.
Уезжайте из Авиньона, отец Вильгельм, с несвойственной ему прямотой сказал он. Здесь слишком людно. Чума любит такие места.
Вильгельм вновь посмотрел на него знакомым, пронзительно-испытующим взглядом.
Чума? Но она же пока только в Генуе и Неаполе
Азирафель печально покачал головой.
Она уже здесь. Не спрашивайте, откуда мне это известно.
Какое-то время Вильгельм молчал, задумчиво оглаживая листы рукописи.
Совет уезжать я хотел бы вернуть вам, Азария. Вы молоды и у вас без сомнения блестящее будущее. А старику недостойно бегать от смерти. К тому же сколь ни скромны мои познания во врачевании, но и они могут пригодиться, если Господь намерен повторить кару времен Юстиниана. Разве что и вы могли бы помочь страждущим?
Едва ли, смешался Азирафель. Я совсем не сведущ в медицине.
Он не сказал ни слова лжи, но все равно покраснел. Умеющему исцелять одним прикосновением нет нужды в людских знаниях, и если бы он мог, вернее, если бы ему было позволено
Свобода волиотнюдь не всегда благо, вспомнились ему слова Метатрона. Глас Божий давал последние наставления новобранцу Азирафелю перед отправкой на Землю. «Тебе предстоит увидеть горе, несправедливость, жестокость к слабым. Будь у тебя свобода воли, ты непременно пожелал бы излечить, защитить, покарать обидчиков. И тем самым нарушил бы Порядок. Не тобой он установлен и не тебе его менять. Вспоминай участь Люцифера и радуйся, что лишен мук выбора. И главное: не мешай Смерти делать свою работу. Ончасть Порядка. Причем важнейшая».
Метатрон не ведал, что его наставления запоздали: огненный меч уже был отдан Адаму, зерно сострадания проросло в изначально бесстрастной ангельской натуре. Затем в нее проникло чувство юмора и что-то очень похожее на собственную волю. Небожитель и сам не заметил, как почти очеловечился.
Я тоже никуда не уеду, вздохнул он.
И мне вновь нельзя спросить, почему?
Отчего же Не прошло и недели с тех пор как Его Святейшество поручил мне заботу о его книгохранилище. Позорно бросать работу, толком не начав ее. Тогда бы получилось, что я напрасно нажил врага в лице синьора Петрарки.
Он, кстати, покинул Авиньон. Но, думаю, его прогнала не угроза чумы, а простая и недостойная его обида на вас.
Сказав это, Вильгельм вернулся к чтению своей рукописи. Теперь Азирафель уже слушал внимательно, но по-прежнему не мог вспомнить, писал ли Аристотель нечто подобное.
Говорят, на склоне лет Аристотеля мучили боли в коленях, после того как он неудачно упал с лошади, вдруг, не меняя интонации, заметил Вильгельм.
Глупости, он вообще не ездил верхом, рассеянно откликнулся Азирафель. Он тут же прикусил язык, но понял, что поздно.
Откуда вам это известно? последовал молниеносный вопрос.
Правильнее всего было бы ответить, мол, об этом писал один из биографов философа, но, как назло, ангел запутался в именах и датах, желая побыстрее объявить подходящую кандидатуру. А францисканец продолжал с напористостью опытного следователя:
Вы не удивились нелепости этой сплетни, которую я полностью выдумал, не посчитали, что она может быть правдой. Вы ответили спокойно и небрежнотак, словно речь идет о хорошо знакомом вам предмете. Неужели вам удалось прочесть ныне утраченные труды Варсонофия Александрийского, который составил подробное и самое достоверное жизнеописание Аристотеля?
Д-да, названное имя показалось Азирафелю знакомым, и он рискнул согласиться.
Боюсь, умение лгать не входит в число ваших талантов, Азария. Варсонофий Александрийскийнаскоро состряпанный образ из моего воображения. Неужели Оккам был прав в своих догадках
За тысячи лет Азирафелю уже приходилось открывать свою сущность перед смертными: как правило, такое случалось, когда они заставали его с расправленными крыльями или за беседой с Гавриилом, парящим над землей. В Мюнхене ничего подобного не происходило, тем не менее, Оккам как-то разгадал его, а Вильгельм вот-вот сделает окончательный вывод. Все-таки смертные бывают удивительно проницательны.
Он догадался, что я начал ангел.
То есть вам в самом деле удалось?! перебил его францисканец, вскакивая со своего места. Вы справились со всеми четырьмя стадиями Великого Делания? О, я ни в коем случае не пытаюсь выведать у вас секреты, скажите лишь, союз ртути и серы в самом деле возможен? он умоляюще смотрел на ангела.
Не понимаю, о чем вы
О философском камне, конечно! И об эликсире вечной молодости, который можно получить с его помощью. Уильям заметил, что вы не стареете, не хвораете, и в тайне от вас поделился со мной подозрениями. Правда, он предположил также, что вы заключили союз с Диаволом или, что вытот самый Агасфер. Я и тогда возразил ему, и теперь не переменил своего мнения: для бессмертного мерзавца или для продавшего душу Сатане вы слишком добры и мягкосердечны.
Азирафель поперхнулся словами. Последний раз он видел Проклятого в Египте, у подножия одной из пирамид. Иссохший и безумный, он ждал смерти в пустыне, но ветер лишь швырял песок ему в лицо. Что же касается договора, то заключенное тысячу лет назад деловое соглашение с одним рядовым демономвовсе не то же самое, что сделка с Князем Тьмы. С которым, безусловно, никаких сделок быть не может.
Нет, я не Агасфер, поспешил заверить ангел, и с Сатаной ни о чем не договаривался.
Так я и думал! Но вы и не Азария Вайскопф. «Вайскопф»всего лишь «белоголовый», а «Азария» Возможно, по созвучию с вашим подлинным именем? Во всяком случае, выбирали вы его не по дню рождения или крещения: Оккам говорил, что на его памяти вы ни разу не упомянули святого Азарию, в память которого вас назвали.
Мое настоящее имя Азирафель.
Значит, по созвучию, с довольным видом кивнул Вильгельм. И если вы лично знали Аристотеля, значит, вам не менее тысячи лет?
Верно, с чистой совестью согласился ангел.
Лгать вы не умеете, это мы уже установили. К сочинительству тоже не склонны, разум имеете в высшей степени здравый, то есть приходится исключить вероятность того, что вы внезапно повредились в уме и возомнили себя долгожителем Значит, остается одно, торжествующе заключил он, вы говорите правду и, следовательно, я беседую с величайшим алхимиком мира! Который всем соблазнам и почестям предпочел труд скромного книгохранителя. И это, признаюсь, восхищает и удивляет меня значительно сильнее, чем сама данность долгой жизни.
К сожалению, ваше предположение ошибочно: я не алхимик. И ровным счетом ничего не смыслю в этой науке.
Вильгельм нахмурился.
Хотите сказать, эликсир вечной молодости достался вам случайно? По наследству? Или вы украли его?
Ничего из перечисленного. Я не принимал и не принимаю никаких эликсиров.
Да кто же вы такой?!
Бывший страж Восточных врат. Состою в чине Начал, но здесь это едва ли что-то значит.
Азирафель отошел в середину комнаты, чтобы ничего не задеть, и поднял крылья.
К его невероятному облегчению, Вильгельм не лишился чувств и даже не бросился на колени.
Ангел? О, вот и разгадка вашей способности видеть в полной темноте, а также того, почему от вас всегда хорошо пахнет. Долгожитель все равно остается человеком со всеми миазмами, присущими плоти, тогда как небесное создание обладает совершенной чистотой
Вильгельм разглядывал небожителя, и на его лице все сильнее проступало скептическое выражение.
Хм, позвольте отчего вы или ты? Как мне следует обращаться к божьему посланнику, если и к самому Господу мы в молитвах обращаемся на «ты»?
Как вам будет удобнее, мне решительно все равно.
Тогда все-таки «вы». Так вот: отчего ваш облик настолько земной?
Но не представать же мне в ипостаси огненного колеса, тут кругом бумага, книги
Нет-нет, я не о том. Все известные свидетельства явления ангелов описывают их как прекрасных, воздушных существ, кои не относятся ни к мужескому, ни к женскому полу. Вы же, не в обиду будь сказано, выглядите как обыкновенный мужчина на пороге зрелости, упитанный и в меру миловидный. В вас, еще раз прошу простить, не замечается ничего горнего. Признаюсь, если бы не крылья, я бы решил, что вы просто неудачно пошутили.
Азирафель развел руками:
Вот такое тело выдали выбирать не приходилось. Я к нему привык.
Вильгельм обошел его кругом, старательно отклоняясь от белоснежных перьев.
Ангел, который любит вкусно поесть, знает толк в вине и обожает книги. Ангел, избравший удел простого библиотекаря Можно было бы предположить, что вы падший, но в вашем поведении нет ни гордыни, ни зависти, ни отчаяния.
Азирафель подумал, что у Кроули эти качества тоже не слишком заметны. Если, конечно, не считать проявлением гордыни его неизменное желание красоваться и выдумывать диковинные наряды.
Какая же цель у вас среди смертных, господин Азирафель?
О, пожалуйста, без «господина»! А цель ну, склонять к добру, внушать монархам кротость и милосердие
И вы пытались таким образом спасти душу Людвига Баварского? в вопросе сквозила едва скрываемая насмешка.
Мне почти удалось если бы он еще не уезжал так часто из Мюнхена Азирафель поймал себя на мысли, что перед этим смертным ему почему-то сильнее стыдно за свою лень, чем перед Гавриилом.
Вообще этот старик все сильнее изумлял его. Вильгельм не просто ничуть не боялся небесного посланника: он даже не благоговел. И не заискивал, хотя именно это проявлялось в поведении смертных чаще всего. При всем том ангел готов был поклясться, что старый францисканец отнюдь не считает себя святым и прекрасно понимает, с кем имеет дело. Очевидно, ему хватало мужества быть готовым самостоятельно отвечать за свои грехи и никого не просить об избавлении. Бессмертный смотрел на смертного и в тот момент больше всего желал поделиться с ним своей вечностью.
В Авиньоне, вероятно, вы займетесь папой, поскольку других самодержцев тут не водится?
Уже занимаюсь, признался Азирафель.
Внушите ему мысль о скромности и воздержании, пока он не разорил весь Прованс.
Вильгельм еще раз обошел вокруг небожителя, всматриваясь в каждую черту лица и складку одежды. Особенно его заинтересовали крылья. Из складки рясы на груди он извлек рогульку с двумя стеклышками, водрузил на крючковатый нос и принялся разглядывать перья.
Не сочтите за дерзость, но могу ли я попросить
Трогайте пожалуйста, ничего с ними не станется, рассмеялся Азирафель, угадав его просьбу. Я бы предложил вам несколько перьев для письма, но они не годятся, слишком мягкие.
Вильгельм, затаив дыхание, кончиками пальцев провел по сияющему белоснежному пуху и озорно улыбнулся:
Я никогда не встречался с ангелами лицом к лицу, но готов поклясться спасением души: вы самый странный из них. И какое счастье, что вы именно таков!
А потом вздохнул:
Но все-таки жаль, что вы не алхимик.
Глава 8. Искушение Климента VI
Великий понтифик считал здравомыслие добродетелью не менее почтенной, чем набожность. Господь помогает деятельным: такой неписанный девиз выбрал для себя Климент, когда стало ясно: в Авиньон пришла «черная смерть».
Собрав всех городских врачей, он задал им единственный вопрос: «Что делать?»
«Бежать из города. Быстро, далеко, в безлюдную местность», последовал единодушный ответ.
«Всем бежать?»уточнил понтифик.
Всем, кто способен, ответили ему. Остальным жеуповать на милость Господа.
Отпустив медиков, Климент остался в зале приемов один. Он сидел в задумчивости за длинным пустым столом, как вдруг услышал голоса.
Долг пастыря предписывает вам остаться, ваше святейшество, тихо и сочувственно заметил кто-то у правого уха.
Отвергать доводы знающих людейнесусветная глупость, возразили у левого уха. Этот голос звучал резче, но оба они казались знакомыми. Чума не разбирает, кто перед ней: великий понтифик или нищий.
Климент вскочил в ужасе, перекрестился, заозирался. Что этобесы вселились в него? Или ангелы Господни снизошли к нему, грешному?
Богачи уедут в загородные владения, а кто позаботится о бедноте? продолжал внушать первый голос.
О, да, бедняку в лачуге будет легче умирать при мысли, что в своем дворце сейчас кончается папа, съязвил второй. А уж как сам папа-то возрадуется!
Понтифик удивленно приподнял брови: кажется, невидимки обращались уже не к нему.
Если он уедет, город охватит хаос!
Хаос охватит его в любом случае, и ты это прекрасно знаешь!
Между прочим, в мягком голосе первого неожиданно прорезались ехидные интонации, твое искушение бегством легко может быть истолковано как призыв к смирению, то есть к добродетели.
Пф-ф! насмешливо откликнулся второй, а твои уговоры остаться не что иное, как соблазнение гордыней.
Такого викарий Христа и верховный первосвященник Вселенской церкви уже не смог выдержать.
Замолчите, кем бы вы ни были! закричал он, зажимая уши руками. Изыдите! Пропадите!
Он что, продолжает слышать нас? насторожился второй.
Вот черт ругнулся первый и все стихло.
С минуту папа стоял, втянув голову в плечи и боясь пошевелиться. Потом опустил руки, выпрямился и попытался разобраться, что с ним только что произошло.
Божественное ли откровение явилось ему или дьявольское наваждениек счастью, свидетелей у него не было. Об авиньонском властителе и без того гуляет достаточно сплетен, еще слухов об одержимости не хватало! Кроме того, тут, возможно, и нет ничего сверхъестественного, всему виной переутомление или, допустим, несварение желудка. Климент одернул сутану, поправил пелерину, несколько раз глубоко вздохнул, собрался вернуться в кресло, чтобы продолжить размышлять о словах докторови замер в полуобороте: он понял, почему спорившие голоса показались ему знакомыми.
Тотчас же был призван слуга, получивший приказание разыскать во дворце двух человек.
Спустя непродолжительное время перед лицом великого понтифика предстали новый хранитель папской библиотеки и разнаряженный в шелк и бархат, всегда готовый ссудить деньгами, развлечь беседой, помочь советом господин господин
Кроули, поморщившись, подсказал демон. Ему надоело играть в анонимность, и не составило труда догадаться о направлении мыслей человека.
Очень хорошо, что вы явились, господа, Климент разглядывал обоих с настороженным интересом. Только что здесь побывал цвет авиньонской медицины, который предоставил мне исчерпывающие рекомендации относительно действий во время захватившей город болезни. Но любопытно послушать людей, пусть и далеких от медицины, но, несомненно, высокой учености и разумности. Итак, что вы посоветуете, господин Вайскопф, для спасения от чумы?
Немедленно уезжать из города, быстро ответил Азирафель.
Кроули издал горлом странный звук.
Вы что-то сказали, мой дорогой Кроули? ласково улыбнулся ему Климент. Быть может, тоже советуете перебраться за город?
В трудную годину пастырю не следует бросать паству на произвол судьбы, выдавил Кроули, бросив на Азирафеля сердитый взгляд.