«Вот идиот!». Выругался на себя, поняв, что тупо не снял пистолет с предохранителя и не загнал патрон в патронник.
Убедившись, что теперь точно зарядил пистолет, Саша вытянул его перед собой и пошел на звукв подсобку.
На полу лежала девушка, около тридцати лет. Белый халат распахнут, черное платье в красный узор уже успело вымокнуть от крови, и облепило пышную фигуру. Крашенные рыжие кудри прилипли к щекам, перепачканными кровью и слезами. Застывшие глаза смотрят под стол, где, спрятавшись за стулом и тумбочкой, сидит девочка. Совсем маленькая, год три, или четыре. Она зажимает рот рукой, боясь шуметь, но всхлипы все равно вырываются. Увидев Сашу с пистолетом, она поддалась назад, но уперлась в стену. В больших карих глазах читался ужас.
Да твою же мать!
[1] «Винт»самодельный наркотик, который зависимые варят из лекарств с содержанием эфедрина.
Часть 2. Глава 3. Вадим
26 июня. Бетта.
16.04 по московскому времени.
Хуже всегождать. Ожидание растягивает каждую секунду до минуты. Вадим ходил по квартире и не мог найти себе места. Не выпускал из рук телефон, ожидая звонка из больницы. Все утро вместе с Юлей занимались выгрузкой и распределением продуктов. Морозильный ларь поставил в гараже. Старая проводка не внушала доверия, но выбора не было, в квартире места для морозильника точно нет, и затащить его по лестнице одному просто не реально. Юля, взяв на себя роль хозяйки, довольно быстро освоилась на кухне, и приготовила пасту взамен жаркого, которое они успели приговорить. Воеводов подозревал, что, занимаясь бытовыми делами, девушка сбегает от мыслей о происходящем. Уж слишком рьяно она все делала, с маниакальным увлечением. Возможно, что просто хотела быть полезной и отплатить за гостеприимство, но он был больше склонялся к первой версии.
Султан вел себя беспокойно. Не отходил почти ни на шаг, хотя обычно находил чем себя занять. Даже не просился гулять, предпочитая ходить как привязанный за хозяином по квартире.
Дождь немного стих, и фиолетовое небо лишь орошало землю мелкой водяной пылью, словно система поливагазоны. Тучи налились пурпуром еще больше, и походили на клубящиеся внутренности, развешенные под небосводом. Ожидание, погода, неизвестность и страх перед вирусом делали свое дело, взвинчивая и без того напряженные нервы. Вадим метался по квартире как волк в клетке. Хотелось действовать, что-то предпринимать, но единственное что он мог, это ждать. Пару раз, не выдержав, звонил в больницу, но холодный голос сообщал: «все операторы сейчас заняты, перезвоните позже». Пытался рисовать, но чистый лист бумаги вызвал только раздражение, хотелось швырнуть его в стену, следом за ним карандаш, а потом и самому влепиться головой. Спасла ситуацию Юля, постучавшая в дверь и пригласившая выпить чаю.
Девушка накрыла на стол, заварила травяной и сделала бутерброды. Хотя нет, не бутерброды, это он делал себе бутербродыкусок ржаного хлеба, пара ломтиков колбасы и полоска сыра. А Юля заморочилась: обжарила хлеб, сделала яичные блинчики, нарезала тонкими ломтиками помидоры и огурцы, подрумянила на сковороде ветчину и расплавила сыр. Ее произведение кулинарного искусства язык не поворачивался назвать бутербродом, как минимум Крок-мадам или что-то не менее пафосное.
Вот это ты разошлась. Можно было просто хлеба с колбасой нарезать. сказал Вадим, усаживаясь на свое любимое место.
Да я больше для себя, надо было как-то отвлечься, чем-то себя занять. сказала Юля, разливая чай по кружкам. Это ожидание меня просто убивает.
Меня тоже. Вадим, осторожно отхлебнул. Сам не знаю, чем себя занять.
И я о том же. Эпидемия эта. Юля сделала долгую паузу, засмотревшись в кружку. Я боюсь. Очень боюсь. Не думала, что когда-то, кому-то это скажу. Я так никогда не боялась. Аж до трясучки.
Думаешь, одна ты? Сказал Вадим, разрезав сэндвич на два треугольника. И я боюсь, и Султан боится. Все боятся, потому что не знают, что делать, и как с этим бороться. А сильнее всего страх смерти и неизведанности.
Ты выглядишь не очень напуганным. Юля пристально посмотрела на Вадима и сделала небольшой глоток.
Я хорошо умею скрывать эмоции. Пришлось научиться. Воеводов поднял перед собой бутерброд, посмотрел на него с разных сторон, любуясь и откусил. Хлеб хрустнул, по пальцам потек сок. Очень вкусно, даже великолепно. Это, вероятно, был самый вкусный сэндвич в его жизни. Отлично готовишь, я такого даже в кафе не пробовал.
Спасибо. Ответила Юля, ничуть не смутившись. Это мое фирменное. Мама научила готовить, она фанат кулинарных шоу и фуд-блогеров на Ютубе.
Я в этом не силен. Пельмени да яичница. Ну мясо на костре могу пожарить. Мама хорошо готовит.
Очень хочется попробовать ее блюда. Надеюсь, это случиться как можно скорее. Если пригласите конечно.
Так ты уже гость. Осталось маму дождаться. Улыбнулся Вадим, но тут же помрачнел.
Юля посмотрела на него, и решила, что лучше занять рот едой, а не болтовней. Минут пять ели молча.
Как думаешь, когда это все закончиться? Спросила девушка, устав от тишины, напрягающей больше, чем разговор.
Я не знаю. Честно. Хотел бы сказать, что да, все скоро будет хорошо. Вадим дожевал сэндвич и вытер пальцы салфеткой. Но я реалист, и предпочитаю быть честным. Нам сейчас надо быть готовыми ко всему.
Ко всему, это к чему?
Слишком быстро это началось. Не готово человечество к такому. Я был не в очень приятных местах, и видел, как работает система, когда что-то выходит из-под контроля. Три дня. Не успеет здравоохранение справиться с таким количеством заболевших. Слишком неповоротлива и инертна бюрократическая система.
Я вчера читала новости в интернете, цифры просто ужасающие. Юля смотрела на стену, даже не притронувшись к бутербродам.
Вот именно. Вспомни эпидемии Испанки или чумы. Они не были так молниеносны, но при этом выкосили не один десяток миллионов. А сейчас ученные даже толком не знают, что это, откуда и как это лечить.
И что в итоге. Голос Юли с каждым словом звучал все более подавленно.
Не хочу нагнетать, но нужно быть готовыми к худшему. К самому.
Доедали молча, поглощённые размышлениями.
Ближе к вечеру Вадим собрался выгулять Султана. Беспокоился за пса, после обеда волкодав забился под стол на кухне, и отказался от еды. Юля, увидев, как они собираются, предложила пройтись вместе.
Дождь прекратился. На улице приятно пахло прибитой пылью и сырой землей. Лужи отражали фиолетовые облака, и весь мир выглядел так, словно кто-то поставил фиолетовый светофильтр. Воеводов отстегнул поводок и потрепал пса по холке.
Иди, побегай. Разомнись. Алабай приподнял голову и посмотрел на хозяина. Взгляд тяжелый, грустный, на сколько грустными могут быть собачьи глаза. Ладно, можешь просто бежать рядом.
Пошли втроем по уже знакомому маршруту, через рынок, остановку, и дальше по прямой к морю. Очень тихо. Летом, даже после дождя в Бетте было не протолкнуться от отдыхающих. Сейчас на улице нет никого.
Брррр. Как будто вымерли все. Поежилась Юля.
Местные по квартирам сидят. Приезжие разъехались, кто смог. Ответил Вадим, осматривая окна пятиэтажек.
Надеюсь. Но все равно жутко.
Это да. Вадиму и самому было не по себе от пустоты и тишины.
Такого не было даже зимой. Когда не выйди на улицу, все равно встретишь хоть одного человека, или увидишь в окне. Сейчас возникало чувство, что во всем поселке остались они втроем. За весь путь до моря не встретили ни одной машины. Рынок на алее, ведущей к пляжу закрыт. Кафе, магазины и палатки тоже. На пляже пусто, ни души. Тишина, ни музыки, ни голосов, ни шума машин. Вышли к центральному проходу на набережную и застыли, озираясь по сторонам.
Вадим? спросила Юля, бегая взглядом вокруг, пытаясь высмотреть хоть одного человека.
А?
Может завтра сами поедем в город, в больницу?
Я думаю о том же. Только лучше не завтра, а сейчас.
18.42 по Московскому времени
Грузовой Форд намного приятнее УАЗика. Не такой проходимый, но комфортный, тихий, в салоне прохладно, пахнет ароматизатором и новым пластиком, а не выхлопными газами и перегретой коробкой передач. Султан в новую машину залез с опаской, обнюхивая серую обивку сидений и приборную панель. Юля собрала волосы в хвост и выглядела напряженной. Вадим, проезжая мимо пятиэтажки, смотрел в окна. Света нигде нет, ни одного любопытного лица, выглядывающего, что же там за машина. Выехали из поселка. Дорого удручала, не меньше чем безлюдный пляж. Ни машин, ни людей, ни автобусов.
«Не могли же все так быстро заболеть? Количество зараженных, по сообщения в сети, огромное, но не настолько. Может эвакуировались? Может они с Юлей пропустили сообщение о какую-то государственной инициативе по обеспечению безопасности, и всех людей просто вывезли в безопасный район?»размышляя, Вадим посмотрел на Юлю. Она бегала взглядом по окнам мелькавших мимо домов, закусив нижнюю губу, то и дело потирая левый висок.
Такую же картину запустения наблюдали во всех следующих селах. Лишь при выезде на трассу, ведущую к городу, увидели первую встречную машину и немного успокоились. Значит не одни, и ничего важного не упустили.
Через час въехали в город. Вадим ждал кордоны, карантинные службы, на худой конецполицию. Но въезд в город свободен. На улицах лишь несколько машин, как будто это не в один из крупнейших городов юга России, а в захолустная деревня без асфальтированных дорог. Светофоры работали в режиме желтого мигающего сигнала. Пешеходов вообще не видно. Вадим сбавил скорость, и ехал, внимательно осматриваясь по сторонам. Перед одним из перекрестков, над которым издевательски сиял рекламный баннер «Геленджикместо, где вы захотите остаться навсегда!», пришлось резко остановиться. Свора бродячих собак не меньше дюжины перебегали дорогу, по-хозяйски, ничего не опасаясь.
Быстро же они обнаглели. Буркнул Воеводов, вдавливая клаксон до упора.
Султан, увидев дворняжек, зарычал, оголив ряд белоснежных клыков. Юля посмотрела на волкодава, и сглотнула, попадись ее рука или нога в такую пастьперекусит, как хлебную палочку.
Собаки сигнала не испугались, удалось тронуться только тогда, когда они перебежали дорогу. Путь до больницы шел без поворотов по одной из главных и самых крупных улиц городаЛуначарского. Не смотря на четыре полосы, в час пик на ней собиралась приличная пробка, в которой можно было потерять не меньше часа. Сейчас улица больше походила на шоссе в пустыне из американских фильмов, только перекати-поля не хватало.
Подъехав к пропускному пункту гостиницы, Вадим посигналил. В окошке охранников никакого движения. Посигналил еще раз и опять никакой реакции. Выйдя из машины, подошел к стеклу, постучал и заглянул внутрь.
Что там? спросила Юля, когда он вернулся обратно.
Да фигня какая-то. Никого нет. Все выключено. На шлагбауме замок висит. И это Вадим посмотрел прямо перед собой. На территории армейские грузовики стоят.
А зачем они тут? Юля не поняла связи, но встревожилась от одного вида Воеводова.
Не знаю, но явно не из-за хорошего. Он завел машину и сдал назад.
Куда мы?
Тут есть еще один вход, ближе к зданию, сейчас объедем.
Вывернули обратно на Луначарского, и проехав вдоль всей больницы, свернули за небольшим магазином направо. За забором показался главный корпус. На небольшой площадке перед калиткой стояло два десятка машин. Вадим не стал церемониться и остановился прямо перед входом. Он уже не мог сидеть на месте, и чуть ли не выпрыгнул из машины.
Пойдем, вход в приемное отделение здесь.
Они пересекли широкую заасфальтированную площадку и поднялась по ступеням к белой двери входа. Закрыто. За стеклом никого не видно. Воеводов несколько раз постучал, и только потом увидел кнопку радиозвонка. Нажал, никакой реакции, нажал еще несколько раз. В коридоре, размываемая несколькими стеклопакетами, показалась смутная фигура. Чем ближе она приближалась, тем лучше становилось рассматривался человек в военной форме с автоматом. Шел он медленно, чуть покачиваясь. Открыв первую дверь, парень, судя по погонам срочник, вышел в тамбур. Как только солдат увидел людей за стеклом, его, и без того воспаленные, глаза выпучились еще сильнее.
Вы что еба. Совсем с ума сошли? Передавали, же, что запрещено самовольное обращение в больницы! Кричать у него получилось не очень, сиплый и севший голос еле пробил толщу стекла.
Слышишь, салага. Ты как со старшими по званию разговариваешь? Вадим сдержался, чтобы не выразиться по крепче.
Я, это того Солдат начал запинаться, не ожидая такого отпора.
Капитан Воеводов. Позови старшего или медперсонал. То, что Вадим уже в запасе, солдату знать было не нужно.
Трюк сработал, и военнослужащий скрылся в коридоре. Через пять минут вернулся в сопровождении врача, судя по белому халату. Медик выглядел не лучше, чем солдат: крупные капли испарины на лбу, ввалившиеся щеки, посиневшая кожа, приступы кашля.
Что вы хотели? Упершись рукой в стекло, спросил врач.
Мне нужны данные по двум пациентам. Может откроете дверь? Вадим демонстративно дернул дверную ручку.
Исключено. Карантин. Вы из каких войск? Спросил медик, и согнулся в приступе кашля.
Не важно, но могу связаться, что бы вас поторопили.
Некому уже звонить. Ладно, назовите фамилии.
Воеводова, и Вадим повернулся к Юле.
Шныков, Владимир Шныков. Девяносто третьего года рождения. Юля поддалась вперед.
Ждите здесь. Доктор скрылся в глубине коридора, оставив солдата одного на входе.
Время до его возвращения тянулось как расплавленный гудрон. Вадим начал ходить кругами, жалея о том, что бросил курить. Девушка скрестила руки на груди и жевала нижнюю губу.
Через десять минут вернулся врач, неся в руках кипу бумаг, вид у него был еще более подавленный. Вадим учащенно задышал, и подошел ближе к двери.
Так, Воеводова. Скончалась вчера в двадцать три сорок восемь. Шныков Владимир, сегодня утром, в девять сорок семь. Двое поступивших с ним, тоже. Говорил он монотонно, без эмоций, словно произносил такие слова уже тысячный раз за последние дни. Сожалею. Тела не выдаем. Говорил уже, карантин. Все в крематории. Прах и свидетельства о смерти можете востребовать позже. Если выживете.
Закончив, он развернулся, дернул солдата за руку, и скрылся с ним за за закрытой дверью.
Вадим стоял на одном месте и смотрел им в след.
« Скончалась. Вчера. В одиннадцать вечера. Мама умерла. Он медленно, по слогам, проговаривал слова в голове, не веря им. Ее сожгут. Даже не увижу её. »
В себя его вернул громкий крик. Повернулся назад и увидел, как Юля опустилась на асфальт, надрывая горло. Люди так не кричат, это больше походило на предсмертный крик животного. Глаза девушки выглядели сумасшедше, как будто разум покинул ее вместе с исторгнутым из легких воздухом.
Тихо, тихо. Вадим подбежал и опустился рядом. Он не знал, что нужно делать, как успокоить, ведь самого разрывало горе. Неуклюже коснулся ее плеча. Юля посмотрела на него и перестала кричать, во взгляде стоял немой вопрос и она, сорвавшись в плач, уткнулась ему в плечо. Обнял ее за плечи и отвернулся, что бы не видела, как по щекам побежали слезы.
26 июня
21.11 по московскому времени
Всю дорогу из Геленджика до Бетты ехали молча. Юля то плакала, то затихала, безучастно смотря в окно. Султан пытался пробраться к хозяину, но ему все время мешали рычаг коробки передач и ремень безопасности. Смирившись, пес положил голову на колени к девушке.
Вадим ехал медленно, оттягивая приезд. Он не знал, что делать дальше. Вообще не было желания, что-либо делать дальше. Единственный человек, которого любил, умер. Кроме матери у него никого не было. Отец погиб, когда ему не было и двух лет. Мать рассказывала, что папаша любил выпить, и, вспомнив армейские годы, нарядиться в тельняшку и отправиться на поиски приключений. Мужиком он был рослым и крепким, немногие решались связываться с пьяным бугаем, что еще сильнее развязывало ему руки. Старший Воеводов частенько вытаскивала его из «обезьянника»[1]. Но коса всегда найдет свой камень, и в одной из драк отцу проломили череп. Умер не сразу, пролежав в реанимации несколько месяцев. В конце концов его отключили от систем жизнеобеспечения, написав в свидетельстве«смерть головного мозга». С тех пор жили вдвоем с матерью. Других родственников у них не было, родителей мама потеряла еще во времена Великой отечественной. А теперь он вообще остался один, если не считать пса.
Вадим. Юля вырвала Воеводова из пучины мыслей.
М?
Что дальше делать? Как мне домой вернуться? Голос её звучал как через подушку- глухой, сдавленный.
Не очень хорошее решение. Вадим не отводил взгляд от дороги.