Микеро сдался. Не всякий устоит против острия, нацеленного тебе в горло, пусть это острие и невидимо. Склонил голову в знак покорности и согласия.
Миги в комнате уже нет никого, словно призраки их посетили.
Я не могу противиться его повелению, сказал врач, заканчивая перевязку. Но я предупреждаю вас, госпожа
Меня не надо предупреждать. Поверьте, никто больше меня самой не корит себя за эту отлучку и задержку, чудовищная усталость придавила ее к кровати. А ведь сейчас придется встать и идти Я поклянусь своей жизнью, если хотите, что желаю наследнику Дома только добра.
Этого мало, хмурая настороженность не желала покинуть черты Микеро, Слишком многое в этом мире делается ради добракак его понимают. Но выходит совсем иное.
Словно и не было ничегоТайрену так же сидел на кровати, по подолу и вороту синей безрукавки вились серебряные плети винограда, на столе стоял кувшин со сладким питьем из яблок и небольшое блюдо со слоеной выпечкой. Солнце падало на пол ровной дорожкой поверх циновок. Очень уютно для монастыря.
Только все теперь должно было пойти по-другому, и мальчик, сидящий напротив, был уже не тем болезненным, недоверчивым, тоскующим по ласке ребенком. А вот каким он стал оставалось надеяться, что не все в его душе выгорело.
Тайрену держал на коленях листок-послание.
Это он рисовал. Письмо еще можно подделать, наверное, тут все в груди Лайэнэ похолодело, Но не рисунок. Только мы двое с ним знаем
Не договорил, не стал выдавать секрет. О чем оно море? Или о какой-то мелочи, незаметной стороннему человеку?
Это ты взяла нож?
Смысл было отпираться?
Да.
Верни, анара подарок оружейников.
Вам, молодой господин, ценна эта вещь как дар? Или же
Если ты его видела, то ты знаешь, сказал мальчик. И письмо пропало. Потому ты и ушла, верно? К нему?
Лайэнэ молча кивнуло. Ей с чего-то было нестерпимо тоскливо и стыдно, хотя что она сделала-то? Мальчик этого не заметил, продолжал говорить, глядя словно вглубь себя:
А здесь поднялась суматоха, но из-за другого. Ониостальныес меня глаз не спускали, не хотели говорить, что случилось, но потом все-таки ответили, что против нас замыслили недоброе. Нашему Дому всерьез что-то грозит?
Возможно, почти честно сказала Лайэнэ. У людей власти и их семей всегда есть враги.
Все не спали, и я не спал, а до этого почти не просыпался, так странно И у меня было время подумать, Тэни кончиками пальцев прикоснулся к рисунку, словно к крыльям мотылька, боясь их поранить. Ты, наверное, не та, за кого себя выдаешь; я думал об этом, но какая разница? Если он хочет, чтобы я жил, я буду жить. Скажет умеретьумру, и никто мне не помешает. Он передумал, значит, пока будет так.
Лайэнэ забыла, какие должно выбирать обращения; не до них:
Послушай то, что он тебя вырастил, не означает
Ничего ты не понимаешь, как-то очень по-взрослому перебил ее мальчик, у него даже голос слегка изменился, Ты мне нравишься, но вот этоон снова коснулся листка, важнее всего.
И ты теперь ненавидишь отца?
Я не знаю. Мне все равно.
«А что бы ты сказал, узнав, кто на самом деле твой воспитатель?»подумала Лайэнэ, но, глядя в прозрачно-карие глаза ребенка, понялаэто ничего не изменит.
Глава 4
Крепость Трех дочерей впервые за много дней вздохнула свободнословно не люди, а в самом деле сами стены, камни их задышали, сбросив огромную тяжесть. Тагари, оправившись от раны, разделил свою конницу так, что она с двух сторон ударила по войску У-Шена, стоящему у западного крыла. Не просто ударила, а разделила на несколько частей; ту, что была ближе всего к стенам, одолели защитники крепости, среднюювоины генерала, а самую последнюю потрепали отряды, ждавшие в засаде, когда она пыталась уйти. У-Шен таки успел скрыться, тварь подколодная, но враг крепости больше не грозил.
Уставшие позабыли о нехватке сил, раненые о боли и слабости. Распахнулись ворота, отряды генерала Таэна входили в них. Народ высыпал на грязные, заваленные мусором улицыв мирное время таких бы не потерпели, а пока не замечали даже. И с кем стояли рядом, не замечалидочка богатого торговца, которую обычно из дома лишний раз не выпускали, и тоне одну, тянула шею рядом с каким-то забулдыгой, всем хотелось видеть процессию.
Малиновая рысь колыхалась на ветру, пламенела в вечернем свете, а зеленые с желтым знамена Хинаи казались бледно-оранжевыми. Генерал ехал первымна рыжем жеребце, солнце играло на железных деталях доспеха и сбруе коня. Главу первого Дома провинции почти все тут видели впервые, и старались запомнить, жадным взглядом выхватывали черты.
Одна только не старалась.
Тагари заметил ее.
На эту девушку обратил бы внимание даже слепой параличный старик. Она стояла, прямая и гордая, вскинув голову, не писаная красавица, но яркая и самонадеянная, как петух среди серых курочек. Словно это она одолела врагов у стен города, и лишь по ошибке ее не приветствуют; но она вот-вот поправит ошибку. Это невольно вызывало улыбку, даже у него, смотревшего на женщин лишь как на источник проблем.
Занятная девушка.
А по одежде судяактриса.
Тагари придержал коня.
Как тебя звать?
Сэйе.
Ты из местной труппы?
Из Осорэи. Нас сюда выслали осенью.
Вот как, и кто же?
Ваш брат, господин генерал.
Ему стало весело. Ему вообще было весело впервые за много-много месяцев. А теперь есть и повод, полная победа уже близка.
Ох уж эти женщины как всегда. Что натворили эти актрисы, что их заслали так далеко? Мысль о чем-то серьезном и не мелькнула: иначе не просто выслали бы, а наказали куда суровей.
Твой пояс вышит как у главы труппы, не слишком ли ты для этого молода? спросил, прищурясь.
А вы даже знаете ранги актрис?
Необычная все-таки девушка. Народ вокруг уже присел от страха, а она улыбается.
Я знаю все ранги и знаки отличия, какие только существуют в этой провинции, сказал он, и не сдержался, усмехнулся ей в ответ. Тронул сапогом бок коня, и тот послушно двинулся дальше, и вся процессия потянулась, звеня, погромыхивая, сверкая, под флагами и флажками.
Мне он показался старше, чем был в Осорэи.
И где ж ты успела? Акэйин поманила девушку к себе. Ближе, ближе иди. Знаешь ведь, я люблю видеть лица тех, с кем говорю.
Успела и даже не раз. Ну и Энори как-то провел меня поближе на празднике
Война никого не красит.
А я и не разочарована. Кстати, он спросил, как я могу быть главой труппы в такие годы.
Сэйэ присела на постель наставницы, на самый краешек, стараясь не пошевелить матрас.
Он с тобой еще и говорил! И это при торжественном въезде в город. Я не ошиблась, ты далеко пойдешь.
Мне особо далеко и не надо уже. И пояс я лишь на время надела.
Не думаю, что я встану, спокойно сказала женщина. Сейчас, в полумракелишь жаровня освещала комнатку, с распущенными волосами, она казалась совсем юной, старшей сестрой Сэйэ.
Я достану любые лекарства
А, перестань, отмахнулась Акэйин. Могло хуже быть, и не только со мной. Помирать я не собираюсь, рано или поздно смогу сидеть, и руки целы. А мой сотник мне и такой рад. Вот незадачапод старость лет, да еще и калеке, встретить достойного мужика!
Сэйэ фыркнула, пытаясь подавить смешок. Сорвавшееся бревно повредило спину, но не дух госпожи. И все-таки несправедливо
Я зайду к вам еще сегодня, сказала она, вставая.
Да уж сделай милость. И не напейтесь там все на радостях, а то приползу, разгоню всех! пригрозила Акэйин.
Сэйэ вышла, одновременно улыбаясь и утирая глаза.
**
Крепость Трех Дочерей была целым городом: размещайся со всеми удобствами, даже излишними на взгляд человека, привыкшего к куда меньшим крепостям Ожерелья и совсем уж малым заставам. Да и некогда прохлаждаться; Тагари вошел в эти стены не ради себя, а ради здешних жителей. Уже завтра снова надо гнать волчью стаю со своих земель, не давать им опомниться: Мэнго с племянником обессилены, но на хитрость их еще хватит.
Снова начнут кружить по долине, теряя солдат, отступая и огрызаясь, пока от целого волка не останутся одни зубы.
Но сегодня можно и отдохнуть. Сперва военный совет, а потом
В окно дома, стоящего на возвышенности, видны были горы, сине-зеленые, не близкие и не далекие. А в Осорэисады и чужие крыши, в Ожерельедеревья и скальные проплешины ущелий.
Комната же была удобнаи ладно. Блики огня перебегали по узорной решетке, чем-то похожей на ту, что украшала окно в его покоях в родном доме. Вспомнилась та девчонка на улице, актриса. Тоже огонек. Позвать ее, что ли, после совета?
Он рад был бы вообще вычеркнуть женщин из своей жизни, но это больше годилось для монахов или хотя бы отшельников. Ни тем, ни другим он не был, и предпочел решить вопрос куда проще: не видеться дважды ни с одной из красоток, а в Осорэи и вовсе не выбирал никого.
Эта, заносчивая и смешная, была, конечно, из Осорэи, но сейчас-то они находились далеко на севере провинции, а в родной город актриса вряд ли вернется. Во всяком случае, она забавная.
Только это все после.
На военном совете было людно и шумно. Офицеры разных рангов, не слишком соблюдая установленный порядок, переговаривались, толпились возле большого стола, на котором разостлана была карта. Командир крепости Ирувата держался в тени, высказывался скупо, словно нехотя. Со стороны казалось, что он рад бы совсем отстраниться от этой войныего крепость свободна, враги отошли ближе к предгорьям Эннэ. На самом же деле ему было горько, почти стыдно из-за того, что сам он, своими силами разбить рухэй под стенами не сумел. Еще немного, и они бы эти стены одолели, ворвались на улицы.
Он бы удивился, узнав, что его считают почти героем.
На карте красовалась бронзовая фигурка-башня, изображающая крепость Трех Дочерей. Бронзовые же всадники щетинились копьями, рядом замерли лучники, в атаку шли пехотинцы. Одна фигуркаодин отряд. Рухэй обозначили так же, только пометили черной тушью блестящую бронзу. И на двух рядом с черной точкой поставили красные, что значилов этих отрядах Мэнго и У-Шен.
Сейчас дядя с племянником объединились, двигались вверх по течению Первой Дочери.
Они потеряли все выгодные позиции. Теперь бросят все силы на то, чтобы закрепиться в предгорьях Эннэ, и тут нужна будет помощь Северной и Черностенной. Там осталось немного людей, придется перебросить часть наших сил, иначе рухэй постараются захватить одну из них. А порванное Ожерелье ни на что не годно, сказал Тагари; он стоял, наклонившись и водя пальцем по карте.
Я отправлюсь туда, подался к нему бойкий офицер с круглым лицом и таким же сияющим вышитым на повязке знаком отличия, и добавил с коротким поклоном:С позволения господина генерала.
Тагари покосился на говорившего: только что подходил к выходу, ему передали записку, а в ней что? Связанное ли с решением ехать? Этот офицер был ставленником Нэйта, а в ЧерностеннойМакори. Но сейчас не до старых счетов.
Хорошо, с рассветом отправишься.
Господин генерал, важная весть, ординарец возник на пороге; он был отменно выучен, и прервал бы совет только ради действительно важного. Быстро пересек комнату, наклонился, сказал тихо:
Ваш брат приехал. Тихо, знает лишь воротная стража и ваша охрана.
Кэраи!? Какого Все свободны, Тагари выпрямился, на миг тяжело оперся рукой о столфигурка-башня упала и перекатилась, сбив по дороге фигурку-всадника.
Брат ожидал в отведенных самому Тагари комнатах, уставший, но, как всегда, с безупречной осанкой, с дороги еще не переодевался. Осматривался, и генерал словно его глазами увидел то, что недавно совсем не интересовалочто стены тут обиты деревянными рейками, а не обтянуты шелком, как дома, что мебель грубовата, хоть и прочна, и аромат в комнате от жаровни с ароматными углями и смолами, а не от горящих травяных палочек.
Еще немного, и его глазами увидит себя. Эта мысль отчего-то почти испугала, его, без колебаний идущего в атаку на противника, превосходящего числом!
Так и не смог привыкнутьда и вместе провели мало временик тому, каким стал Кэраи. Сам он, верно, не замечает, как Столица вошла в его существо, отпечаталась в чертах и движениях, словно угольная пыль на лице углежога. Он тут всему чужой, он слишком отполированный.
Что стряслось, зачем ты оставил город? сказал встревожено и сердито.
И все же менее встревожено и сердито, чем, наверное, мог бы. Кэраи не знал, что заставило брата сдержаться. Тагари пересек комнату, уселся в массивное кресло возле крохотной жаровнисейчас не для тепла, для ароматного дыма. Странно, будто угадали те, кто готовил эти покоидома он любил так же сидеть, любил, когда рядом огонь живой.
«Ты все испортил», читалось на его лице. Да, испортил. Как всегда
Меня предупредили из Столицы. Уже подписан и отправлен приказ, тебе адресованныйсдать командование.
Они там все мозги проели с приправами?! брат приподнялся, опираясь на локти, Осталось всего ничего до победы!
Сюда придут войска от соседей, из Окаэры. С ними новый командующий. Я выехал раньше, чтобы опередить. Они наверняка уже в Хинаи, сказал он, И движутся быстропервой разумно отправлять конницу, а не пехоту. Верные люди наверняка прислали тебе голубя с южной границы, но он прилетит в Осорэи.
Если бы ты остался, переслал бы мне весть! темнея лицом, сказал Тагари.
Что может сделать и Айю, но какой в этом смысл? Птица могла погибнуть в дороге, а крепость взята в кольцо, так, что оттуда не выбраться вестнику. Я же приехал сам.
Что ж, тогда здесь и останешься, Тагари угрюмо поворошил угли в жаровне, по ним пробежали язычки, превращая и без того недоброе лицо в маску злодея. Айю одному туго придется, но войска Окаэры направятся прямиком сюда, его не затронет. А вот куда поедешь ты, я совсем не уверен.
Я и сам не знаю, что лучше, подумал Кэраи. Сидеть тут с тобой, надеяться, что удастся удержать от непоправимого, и оставить всю провинцию человеку немолодому и слабому? Или махнуть рукой и позволить тебе лишить будущего всех нас в роду?
А еще есть Нэйта, и как поступят они, узнав, что мимо движутся посланные Столицей войска?
Понял, что сказал это вслух. Заметил брошенный искоса взгляд Тагари.
Я тоже о них думаю, сказал тот неожиданно доверительно. Если бы наши прадеды спасовали и отдали им власть, они бы сейчас находились на нашем местеи не удержали Долину. А я это сделаю.
Даже сейчас не отступишься, зная, что тебя решили сместить?
Тагари ответил спокойно, чуть свысока, будто неразумному городскому мальчишке:
Видел я их всех в выгребной яме. Это моя земля, и мой долг ее защищать. Как раз и успею покончить с Мэнго. А заявятся столичные выскочкибуду защищать и от них.
**
Он считал, этот веселый и не очень-то умный мужчина, что Лиэ все бросили, что она одинока. В чем-то он был даже правпосле смерти Тори она оказалась в стороне от дел. Следила издалека, словно сова из чащи за деревней. Знакомства нужные поддерживала. На всякий случайвдруг пригодится?
Вот, пригодилось.
Атога плевать хотел на Сосновую, идет он к Срединной не потому, что замешкался вестник. Это сказочка для глупцов. И так удачно совпало, сейчас там одни оружейники. Те, конечно, могут похватать сабли и копья, но толку? Не воины.
Нынешний ее приятель торговал сушеной и свежей рыбой, поставлял ее в Срединную; его сети перегораживали Кедровую реку во многих местах. Но он и не подозревал, что сам давно в сетях молодой вдовушки.
Вдовам, да еще и богатым, и не слишком знатным, и не обремененным родней жилось куда свободней, чем замужним женщинам и их дочерям. Большей свободой пользовалось разве что крестьянки и, разумеется, обитательницы Веселых кварталовтолько высшего ранга, за низшими ой как следили. Но все-таки была некая черта, которую не следовало переступать, и Лиэ осознавала ее прекрасно.
Пока ее приятель довольствовался лишь прогулками под сенью деревьев, Лиэ не впускала его даже в дом, отговариваясь тем, что не хочет сплетен. Вот как сейчас, сидели в одном из городских садов, в ажурной беседке.
Он терпел, надеясь, что со временем она станет благосклонней. И, норовя задобрить, рассказывал разное. А послушать было чтоэтот торговец давно служил Нэйта. Теперь совсем потерял осторожность, ослепленный сиянием прекрасных глаз и надеждой на то, что вскоре разбогатеет, и кто знаетможет, получит какую-нибудь важную должность?