Значит, и впрямь Нэйта решились на переворот? молодая женщина покусывала губы, исколола ноготками подушечки пальцев, но милая улыбка не сходила с ее лица.
Еще бы он все не рассказывал ей! Не только одними чувствами подогреваемыйтут пригодились и травки Лиэ, способные настроить на нужный лад. Ничего серьезного, ни один суд не осудил бы ее.
Нянька Лиэ большую часть жизни прожила в Веселом квартале, и разные травки и порошки знала великолепно. Мать Лиэ проявила мудрость, настояв на том, чтобы подобную женщину взяли в наставницы ее дочерина этом потеряла любовь половины родственников, но приобрела кое-что большее для девочки. И вот она удачно вышла замуж, и еще удачнее умер муж тут она были ни причем, хотя подумывала, признаться.
После этого Лиэ своим положением пользовалась охотно. Пока был жив Тори, она с удовольствием заводила знакомства разной степени обременительности, но потом потеряла ко всему интерес. Только о мести думала, и чувство это порой пригасало, порой снова вспыхивало.
Вот как сейчас.
Странно уж влюблена она в старого тритона не была вовсе. Хотя какой Тори старый даже волосы лишь кое-где снегом припорошило.
Странно думать о нем как о мертвом. Он был слишком умным и хитрым для этого. К Лиэ относился как к дорогой племянницевнешне. Если и крыл ее про себя последними словами, или считал полной дурой, то виду не показывал. Хотя дурой нет, это вряд ли.
После неудачи с Кэраи молодая вдова незаметно оказалась вне круга доверия. Так и не успела в него вернуться.
А сейчасох, как бы она полезна была Тори! Или даже Кэраино один мертв, другой уехал.
Нет, не сумела она притвориться как следует, новость жалила, как оса. Рыботорговец перемену в ее настроении ощутил, но не придал ей значения.
Ты как будто задумаласьо чем же? спрашивал, весело ловя одну из тонких полос ее пояса, с которой играл ветер.
О, да, ведь женщине лишь в одном случае может быть дело до властиесли эта власть в руках ее отца или мужа. А для одинокой вдовушке все его россказни должны служить сплетней, поднимающей престиж рассказчика, и не более.
Осталось либо молчать, либо поспешить к Кайоши Аэмара, вдруг он еще не прознал о таких новостях и не захочет отдать провинцию давним противникам.
Эх, Тори, Тори неугомонный дух твой наверняка витает над здешними улочками.
Вьюнок обивал резную решетку светлого дерева; пока только листья его зеленели, для цветов было рано. Желтая с четными пятнами бабочка упорно перелетала с одной плети на другую, надеясь найти нектар. Глупая Лиэ наблюдала за ней, препровожденная в комнату для приема гостей. В этом доме ей приходилось быватьно и в самом деле лишь гостьей, и при жизни мужа раз или два, и после. Тут она не разговаривала о делах, только приглядывалась к тем, на кого указывал Аэмара-старший.
По еле слышному шелесту одеяний, жестких от золотого шитья, Лиэ поняла, что хозяин вошел. Она обернулась поспешноне из-за страха или почтения, но спеша поделиться вестями.
Кайоши Аэмара походил на уменьшенную и похудевшую копию Тори. Он был привлекательней внешне, но Тори, при всей его грузности, усталости не ведал и умел обаять камень. Брат по крови, разные матери
Этого человека она знала плохо. С Тори они ладили, но глава Дома затмевал всех. Теперь Лиэ могла отойти в сторону, никто бы ее не побеспокоил, но речь шла о Нэйта.
До чего докатилась наша провинция, сказал Кайоши, когда Лиэ закончила речь, несколько более пламенную, чем хотела, Как в древние времена, когда и брат шел на брата с ножом, а уж про разные семьи нечего и говорить. Если и впрямь Атога такой мерзавец и бросил своего генерала и своего товарища по оружию, он не стоит и доброго слова.
Все, больше Лиэ ничего не услышала. Ее весть принята, а остальное вдовушки не касается. Как та недавняя бабочка на окнепринесла на лапках пыльцу, и лети себе дальше. А есть ли от той пыльцы польза, и был ли цветок
Разумеется, Кайоши не выставил ее за дверь. Вышколенные служанки в яблочно-зеленых платьях, цветах Аэмара, принесли всячески нагруженные подносы. Угостил, поговорил о городских новостях и всякой всячине: лето обещает быть жарким, заморские торговцы совсем перестали заходить в Хинаине видать пряностей в этом году; а кстати, слышала ли она, что на севере облако в виде красной рыси почти час висело над долиной? Поди разбери, это она в крови или просто малиновая, знак Дома Таэна. Небеса любят посылать знаки, подлежащие двоякому толкованию!
Спросил, собирается ли она навещать этот дом сноваон, мол, будет только рад. Ласково так спросил, а глаза настороженные. Нет, не Тори тот никогда не давал человеку повод усомниться в собственной искренности.
Ну что ж, когда солнце уходит, и свет луны может сгодиться.
Гостью проводили, и Кайоши задумался; так глубоко ушел в свои мысли, что не слышал, как слуга трижды окликнул его.
Вы просили сообщить сразу, как придет послание из Черностенной, растерянно пояснил слуга, когда его голос наконец пробился в сознание Кайоши.
Ах, да давай письмо и иди.
Развернул сложенную бумагу, пробежал глазамилюди, верные Нэйта, держат связь с другими крепостями и обособляются, ничего нового. Ожерелье далеко, особенно Черностенная, а на пороге Срединной уже Атога с войском. И, как подтвердила эта женщина мысли самого Кайоши, медлить он не будет.
Но как поступить? Хорошо бы усидеть на двух стульях, но Суро хитер, с ним не поиграешь. Он сам не захочет делать Аэмара врагами, можно было бы пока постоять в стороне, только вот эта девочка, Майэрин. Племянница, старшая дочь Тори.
Она теперьДома Нара. А это для Нэйта вражеский дом. Чем меньше выживет его отпрысков и их ставленников, тем лучше для заговорщиков. Майэрин-то не тронут, к тому же она в Осорэи, но в таком раскладе просто ждать и не вмешаться означает принять сторону Нэйта. Удачно ли это будет?
Кайоши понимал, что ему не хватает решимости Тори. Оба умели выжидать, искать лазейки, получать свою выгоду, но теперешний глава Аэмара боялся идти на риск.
Он так и не принял решения, уговаривая себя, что надобно еще все обдумать на свежую голову, а до того как следует выспаться. Где-то в душе ворочался червячок, а может, то был голос единокровного брата, ехидно подсказывающийотсутствие действий тоже есть выбор.
Лиэ после визита в дом Кайоши вернулась расстроенная. Она никогда не могла читать Тори, но она ему доверяла. Этого же человека понять не могла.
Но и сделать больше не могла ничего. Разве что отправиться к господину Айю? Он человек до крайности мирный, но тоже может что-то придумать. Да, завтра с утра; говорят, он встает на рассвете.
Велев служанкам принести вина, она вышла в сад, устроилась у фонтана. Вода сбегала по каменной горке, успокаивающе журчала.
Даже странно, с чего она так разволновалась, думала Лиэ, наблюдая за игрой серебряных бликов. Какая ей разница, кто возьмет власть?
У нее есть дом, достатокспасибо покойному мужу, она молода и красива. Да, Нэйта она ненавидит, но, в конце-то концов Нет сомнений, Тори скорее всего убили онитолько за это должна мстить родня.
Но как противно думать о близком торжестве Нэйта так, что впору возненавидеть пение жаворонка. Говорят, пение это когда-то возвестило победу их дальнего предка, иначе мирная птичка в жизни не стала бы символом жестокого Дома.
Нет, в память Тори и немножечко ради Кэраи. Совсем капельку, что-то в нем есть все же, чтобы искренне, а не по традиции желать удержаться у власти именно их роду.
Лиэ осушила чашку, по щеке скатилась слезасама не сказала бы, о чем именно плачет. О своей бессмысленной жизни, возможно. Жизни, которой многие бы позавидовали.
В шорох ручья вплелся шорох шагов по гальке, усыпавшей дорожки. Молодая женщина подняла глаза и пару мгновений смотрела на невесть откуда взявшуюся перед ней высокую темную фигуру. Этого мужчину она не знала. Вестник, возможно?
Это была последняя мысльон нагнулся, выбросил вперед правую руку, и что-то ударило Лиэ в грудь. В серебряные блики фонтана причудливым образом вплелось щебетание жаворонка, тоже серебряное, а потом красное.
Глава 5
Срединная давно не помнила войн. Еще Сосновая сдерживала набеги мелких правителей, делящих территорию, как волки тушу, а тут уже прочно обосновался Дом Таэна. Уже после он переместился в Осорэи окончательно, не нужны стали высокие стены Срединной. Но с них до сих пор наравне с флагами провинции поглядывала малиновая рысь.
Откуда-то тянуло дымком, во влажном воздухе запах казался острее. А кузни ведь далеко, за главным двором еще улочка, лишь потом начнется крыло оружейников. Запах же такой, словно костер разожгли прямо здесь, перед воротной башней.
Рииши было тревожно. Куда хуже, чем в прежние дни, даже новость о начале войны не заставляло так тоскливо сжиматься сердце, будто поселились под ним ненасытные пиявки.
Его удалили из Осорэи, и вот он здесь, и нет никаких понятных вестей. А теперь и господин Кэраи уехал. И Майэрин неткажется, с ней было бы спокойней.
С тех пор, как простились на пороге домазарядил дождь, и до ворот она не пошлавспоминал почему-то ее на крыльце, только такв серо-голубом, как горлица, голубые камни на цепочках покачиваются, украшая забранные наверх волосы, а ко лбу и щекам прилипли несколько намокших прядок.
Что, в сущности, знал о ней? Ничего. Но был искренним, говоря о своем уважении.
И до сих порхоть и его затея былане уложилось в сознании, что отныне у него есть жена. Да еще из рода Аэмара. Так упорно стремился к цели, что теперь, как при беге, запнулся о камень и не совсем представлял, что дальше.
Новобрачная должна была приехать к нему, но сперва ее мать приболела и ей понадобилась забота дочерипри полном доме служанок больше ведь некому, а потом господин Таэна-младший уехал, и Аэмара перестали придумывать объяснения, почему Майэрин все еще не в Срединной. Это не прибавляло сердцу легкостикак опасался господин Кэраи, так и вышло, а сам Рииши никак не может отлучиться и самому забрать жену. Впутывать же в это дело уже собственную родню значит выставить себя в глазах старших совсем младенцем, который вообще непонятно зачем женился.
Сегодня здесь тоже был дождь, час барабанил по деревянным и черепичным крышам, а потом прекратился в один миг, и солнце так же быстро подсушило землю, вместо водяного ковра оставив лужи. Подсушилои скрылось за тучами. Только в кузнях огонь горит всегда.
По двору недалеко от ворот вприпрыжку пробежала чья-то девочка, подобрав юбку; тут в Срединной, было не так уж мало детей. Их не пускали ни в казармы, ни в крыло оружейников, ни на площадки для тренировки воинов, но детям и без того хватало места.
У командира Асумы у самого было трое, только не здесь, семья жила в усадьбе подле Осорэи.
Бесшумно появился Така, первый помощник командира, в отсутствие Асумы отвечающий за крепость. Уже немолодой, неприметный, с чертами будто бы полустертыми, но с осанкой, сделавшей бы честь наследнику трона. А ступень только вторая, и выше уже не будет, похоже. Для простого смертного и это очень хорошо, но для человека, от которого зависит такая важная военная единица, маловато.
Как ваши люди? спросил он.
Ничего, держатся.
Оружейникам пришлось, пожалуй, хуже, чем солдатам, если говорить об отдыхе. Его не было вообще. Рииши рядом с ними ощущал себя бездельником, хоть сам он не покидал мастерских, особенно тех, где кузнецы старались сделать сталь прочнее нынешней. Следил за работой, говорил с ними с пониманием дела, искал подсказки в книгах своей страны и чужих, но все равно ощущал себя подмастерьем. Ему не хватало знаний отца.
Если, хвала Небесам, вести не врут, то в войне наметился перелом, сказал Така.
Хорошо бы Лишь бы командир Асума успел в Сосновую вовремя, и помощь из Лаи Кен подоспела.
Девочка побежала через двор обратно, звонко чему-то смеясь. Теперь она придерживала юбку только одной рукой, в другой была бумажная вертушка. Вот так же у нас, подумал Рииши. Вроде и власть есть в руках, а на деле ее крутит ветер.
С поклоном подошел один из солдат Таки, протянул командиру полоску бумаги.
Командир, голубь принес. От господина Асумы.
Наконец-то
Рииши не стал соблюдать мнимую вежливостьшагнул поближе, а Така развернул послание так, чтобы и собеседник мог прочитать.
В записке значилось«Сосновая пала, рухэй ушли. Найдем их в лесах, никому не дадим улизнуть».
Это былохуже некуда. Мало того, что разрушена крепость, так еще и враги сбежали, и теперь дополнительно посеют панику в округе, и озлобление на сильных мира сего, не способных поставить заслон.
Не успели обменяться и парой слов, как на пороге возник запыхавшийся вестник, сказавший совсем непонятноеотряды Лаи Кен не пошли в Сосновую, движутся вверх по течению Кедровой и через довольно скоро будут здесь.
**
Разве монахам не запрещено есть мясо?
Если нет другой пищи, а эта предложена от сердца и не самим добыта, ответил спутник, как показалось Лиани, слегка неискренне. Может, и тем разрешено, кто, считай, свой обет исполнил и уже готов к вольной жизни?
Дорога к Эн-Хо, если б не пережитое и не страшная вещь за пазухой у брата Унно, могла бы зваться приятной и легкой. Путники особо не торопилисьЛиани лучше было сейчас себя поберечь, чем добраться до монастыря и свалиться там, только-только получив совет от настоятеля. К тому же он, видно, слишком выложился до прихода людей из Срединной, и сейчас после недолгого улучшения чувствовал себя неважно. Он подстрелил тетерева и утку, хоть, когда натягивал лук, боль снова ударила по ребрам; еще один раз поймал зайца в силки, так что пищи хватало, и в паре встреченных деревушек путники не останавливались, заходили только разузнать новости. Им пересказывали, со множеством диковинных добавлений, то, что они знали и так. Про судьбу монастыря не ведал никто. Одни говорили, там теперь пепелище, а людей всех повесили на соседних деревьях, не посмотрели даже на то, что монахи. Другиенет, вроде как цел, Черное Дерево защитило.
Тяжко было от подобных рассказов, и Лиани после первой деревни прекратил расспросы.
Шли предгорьями, более длинной дорогойно тут и впрямь почти не было риска наткнуться на остатки отряда рухэй. Тем, напротив, стоило держаться западней, в глуши, почти у границ с Мелен.
Завершился второй месяц весны, месяц Кими-Чирка, цвело все вокруг. Лиани старался не смотреть на цветение, больно было. Такая жизнь, красота и столько людей уже не увидят этого. Даже те, кому вроде и все равно было, пень ли, цветущая вишня.
А монах радовался. Не из-за черствости душевнойпросто горечь в нем невероятным образом не мешала радости. И как он столько лет прожил в святой обители? Храмовое дитя, это понятно, деваться ему было некуда, нокак?
Такой живой здоровяк, временами по-детски наивный. Шагает, цветики нюхает, нос и щеки в пыльце.
А вот о нежити он и впрямь много знает. И держит ее уверенноможет, и вправду святой?
Я все хотел спросить Ведь вы толком не разговаривали с тори-ай, тогда почему ты там, у завала
Поверил ему? Выбора не было, смущенно сказал монах, отводя глаза. У недостойного есть возможность держать эту тварь, но он не в силах заставить помочь. Тебя и вовсе так завалило, что не сдвинуть валун.
И ты отдал ему меня в обмен на жизни двоих?
Да что ты несешь, силы святые! возмутился монах. Отдал! Тори-ай пообещал, что не тронет тебя. А про мародеров недостойный говорил ужене успел. Их спасать уже поздно было. Увы, их кровь на этих руках он мрачно оглядел ладони, загорелые крепкие.
Нет, просто добили бы всех тогда, и тебя тоже. Я видел оружие Но тори-ай не рассказывал тебе всю историю, и ты все же поверилс чего? После того, как он уже расправился с теми людьми.
Он сказал, что знает тебя. Сказалты ему нужен. Нежить, конечно, врать можетвсе-таки бывшие люди, но так изощренно ему вроде и незачем, брат Унно вздохнул. Но он потребовал не вмешиваться, пока вы не поговорите.
Умно, согласился Лиани, Иначе я бы не стал его слушать. А что гласят уставы монастыря о сделках с нечистью?
С нежитью, поправил монах. Хотя с обоими не стоит связываться, но в крайних случаях можно, если сие на благо.
Тени падали на ярко освещенную солнцем красную землю, отчего участки на свету казались еще краснее. И среди них сильнее, ярче алел цветок.
Посмотри! Лиани окликнул монаха, и тут же разочарованно произнес:Показалось. Это дикий пион, совсем ранний, смотрираскрывается только.
А ты что думал?
Красный вьюнок. Он приносит счастье и помогает в беде. Нода, он цветет позже, и редкий совсем. Год назад я впервые его нашел, подарил Нээле, голос юноши погрустнел. Не мог он, как брат Унно, положиться на волю Неба! А как узнать, живы ли в монастыре люди?