Ух ты ж! Моя прелесть! озадаченно выдает Егор, склоняясь, чтобы рассмотреть получше. Похоже, старинное А пробы нет, брат берет кольцо двумя пальцами и подносит глазам. Но вроде золото, пробует на зуб, подражая кому-то из взрослых.
Надо бабе Розе сказать. Она, наверно, потеряла его. Или забыла.
А может, оно ей не нужно! пожимает плечами Егор.
Ага, не нужно! Если золотоеза него столько деньжищ получить можно! Помнишь, мама когда свои серьги в ломбард отнесламы целый месяц с ножками Буша суп ели! И даже бананы один раз! М-м-м! Кир зажмуривается, вспоминая вкус бананов на языке.
Ну ладно! Мы его бабе Розе покажема она решит, что делать. Если что, потребуем свою долю за находку и тогда сможем оружием разжиться. Верно я говорю?
Дааа! И бананы купим! И «Фанту»!
Нет, лучше «Спрайт»!
Да! И сникерсов мешок! Я их Лютиэн отнесу!
Ну конечно! По дороге сожрешь, как пить дать! И в кустах обосрешься!
Кир хохочет:
А вот и нет! А вот и нет! Весь мешок ей отдам! А когда вырастуженюсь на ней!
О-о-о! Ей тогда не сникерсы, а мерседес покупать надо будет!
Ну и ладно! Я еще один клад найду!
Пошли уже Индиана Джонс, ладонь брата ласково ерошит Кировы вихры. А то баба Роза выдаст нам и клад, и склад, и волшебный пендаль в придачу.
8.
Едва завидев кольцо, баба Роза бледнеет как полотнотолько губы фиолетово-синие мелко трясутся. Она отшатывается от стола, где на фарфоровом блюдце лежит находка. Тихо охнув, натыкается бедром на комод и суетливо крестится, шепчет слова молитвы, а потом вдруг хватается за сердце.
Бабушка! Что такое? Что случилось? перепуганные братья едва успевают подхватить старушку под руки и усадить на табурет.
Ничего ничего я сейчас она медленно приходит в себя, обмахивается ладонью, тяжело дышит. Потом поднимается и капает себе корвалолпо кухне плывет резкий тревожный запах. Баба Роза выпивает стакан залпом и, вытерев рот тыльной стороной руки, мрачно выдавливает из себя севшим голосом:
Так, значитца. Сидайте, диты. Не хотела я про то сказывать, да видно, придется. Давно это было, еще до войны. Отец мой, царствие ему небесное, Потап Лексеевич, сам с Черниговщины. Хозяин. На земле крепко стоял, работы никакой не чурался и семью свою держал в строгости. Шестеро нас у него было. Три брата, три сестры. Минька, Герка, Колька, Дуняшка и Татка. А я меньшая, значитца. Но росла не балованной. С малолетства к работе приучена. В поле жала, снопы вязала, по хозяйству управлялась, скотину обихаживала. Двенадцать годков мне было, как война началась. По первости батю на фронт забрали, опосля Миньку с Геркойкак их срок подошел. Колька на завод работать подался, снаряды они для фронта вытачивали. А мы с матушкой и сестрами дом держали, мужиков ждали с войны. Дуня с дитём была грудным. Они с соседским Василём аккурат перед самой войной свадьбу сыграли, а как забрали егодаже на сына не посмотрел. Но ничего. Голодно было, холодно, однако же держались. Оладьи пекли из картофельных очистков. Тошнотиками мы их называли баба Роза подперла щеку рукой, взгляд ее старческих водянистых глаз стал каким-то отсутствующим и прозрачным, будто слепым. Пескарей ловили в рекев былые времена и кошке бы дать побрезговали, а тогда все в дело шло, каждая крошечка. И, видно, Господь нас хранил до поры до времени. Оборванцами ходилизато живые все, не болели даже особо. С фронта письма шли. А весной сорок пятого даже посылка от бати! Вот с нее-то все и началось. Было в той посылке мыло уложено. Хозяйственное, брусками. И письмо прилагалось. А в конце его приписочка: «Ты, Глафира, это матерь моя, значитца, Глафира-то Андреевна, мыло зараз не расходуй, а распили его ниткой на обмылочки и бережливо с ними обращайся». Матушка тогда, как сейчас помню, осерчала даже: мол, будет еще указывать, как мне мыло беречь. Оно, конечно, тогда на вес золота было. Для помывки золой пользовались, мыльным корнем еще. А тут вона как Цельное богатство подвалило! А нам тогда одежу новую важней было справить. Совсем пообтрепались мы. Вот матушка и порешила не пилить то мыло, а снести на рынок и продать. Оставила себе один только брусок. А с остальным ящиком Татку в город отправила
Баба Роза закашлялась, с трудом перевела дух, промокнула платком уголки глаз. Кир с Егором не мигая смотрели на нее, приоткрыв от удивления рты: суровая старуха никогда ничего не рассказывала им, ограничиваясь короткими указаниями исключительно по делу. А тут Целая история!
И вот сидит, значитца, она, матушка моя, Глафира Андреевна, за столом с письмом да куском мыла в руках, а я печку белю. Тут матушка за спиной как вскрикнетя оступилась, чуть в ведро с известью не упала. Смотрюлежит мыло, пополам перерезанное, а в немзолотое кольцо! Вот это вот самое! она кивает в сторону блюдца с сокровищем. Тут-то мы с матушкой и поняли батину задумку. Это он нам хитростью с неметчины драгоценности редкие переправить хотел. Уж бог знает, где взял. Видно, разбомбили магазин какой али хранилище. Потому как украсть не мог. Не в характере его это было. Матушка руками всплеснула. Кричит, значитца: «Дуй, Розка, пулею в город! Найди Татку на рынке, пока все не продала!» Я подхватиласьи ну бежать. Да только не успела. Облава на рынке была на мешочников, вот нашу Татку и замели. С пустыми руками домой вернулась. Но радовались, что живая хоть. Ан зря. Сгорела опосля от чахотки. И Дуняшкиного мальца заразила. А как на Василя похоронка пришлаДуня совсем умом тронулась, руки на себя наложила. Батя же аж до самого Берлина дошел, до победы, а его шальной пулей убило, сослуживцы потом сказывали. Минька без вести пропал. А Герка вернулся, да. Но лучше бы сгинул, как по мне. Самоваром его из госпиталя привезли. Без рук и без ног, значитца. Один обрубок от парня. Крепко пил он, все пытался забыться, а все одно от боли кричал. Чудилось ему, что руки-ноги на месте, но огнем горят. Тоже, в общем-то, недолго прожил. А там и Кольку, меньшого нашего брата схоронили. На заводе затянуло его под пресс. И остались мы с матерью одни-одинешеньки. Я на выданье уж была, парень один ко мне сватался, а я все на другого поглядывала. Гармонист наш, Витька с Заречной был мне люб. Вот и пошла я тайком к Галке Бычихе Гадала она хорошо. Яичек курьих понесла ей в платке, рафинадвсе как положено. А Галка меня как увидаласразу стала руками махать: «Уходи, мол! Не скажу тебе ничего!». Я в слезы. Бычиха сжалилась тогда надо мной и говорит: «Хорошая ты девка, Розка. И семья у тебя была справная, да только висит теперь над вами проклятие, да не простое, а бесовское, с чужбины завезенное. И кто проклятия того коснетсяи себя погубит, и всех близких своих. Потому и помочь тебе не могу. Не обессудь» С тем и расстались. А я шла и все думала, откуда то проклятие взялось и что за бесы такие. Тут-то про кольцо и вспомнила. Матушка его хранила как последнюю память об отце. Но, выходит по всему, оно и есть причина всех бед. И задумала я тогда в колхозный пруд его кинуть, чтоб никто не нашел. Вот только не дошла до пруда. Бредуа навстречу мне Стешка соседская. Бежит и кричит: «Ой, Розка, беда! Мамку твою жаткой задавило! Насмерть, мабуть!» Тут я и пала. Одна осталась, одна как перст. А кольцо то проклятущее все держала при себе. Однако же замуж вышла, как без того. Думала, может проклятие только над моей кровью силу имеет, мужа не тронет. Так и было. Жили с Витюшкой душа в душу, он все на гармони играл. Вот только с детишками у нас никак не ладилось. Одного за другим трех мертвеньких выкинула. Вот тогда Витюшка от меня к другой бабе и ушел, да там и спился. Только я все же не думаю, что от кольца. Водкаона почище любого проклятия мужиков наших губит. Однако же всякий раз, как пыталась я от цацки этой избавиться или даже просто доставала еечто-то да происходило. С соседями, с ближними, со скотиной даже Я и зареклась. Спрятала от греха на чердаке. Ну и вас не хотела к себе брать. Потому как вы хоть и дальняя, и не кровная, а все же вроде как родня. Мало ли. Но так уж Марина просила за вас, так плакала Не выдержала я. Повелась на уговоры. А оно вон как повернулась. Собирайте-ка манатки свои, браты-акробаты, сегодня у Митрича переночуете, а завтрева я вас в город направлю, пока ничего не стряслось. Аккурат ваша матерь вернуться должна, звонила она надысь, что едет с товаром из Турции, гостинцы вам везет. А кольцо я спрячу от греха, вдруг пронесет все же
Снова бесконечная череда крестных знамений, жаркий шепот молитвы. А братья сидят, ошарашенные и придавленные свалившимся на них чужим горем. Про войну с фашистами они, разумеется, слышали. И фильмы смотрели. Старые еще, черно-белые. Но именно сейчас от неживых прозрачных глаз бабы Розы, уставившихся в одну точку, от ее застарелого горя им становится по-настоящему горько и страшно. Особенно Киру. Всхлипывая, он обнимает старуху, утыкается по-котячьи ей в колени, покрытые старым фартуком, обнимает и гладит согнутую спину, обтянутую желтой вязаной кофтой.
Бабулечка, не надо! Мы с тобой останемся! Будем беречь, помогать тебе! Слушаться будем! слезы прорываются, и Кир плачет навзрыд, аж заходится. Егор тоже подозрительно шмыгает носом, отвернувшись к окну.
На веранде раздается стук в дверь. Быстрый, тревожный. Открывать идут все трое. На крыльце, растрепанная и вспотевшая, стоит почтальонша, тетя Лена. Ее велосипед валяется поодаль, прямо на мокрой траве, сапоги и юбка забрызганы грязью.
Роза Потаповна женщина с трудом переводит дух, судорожным движением убирает за ухо выбившуюся из-под косынки прядь. Звонили сейчас в сельсовет. Ваша родственница, Марина Сергеевна Васильченко
Что с ней?! хором.
Автобус загорелся и потерял управление. Она сейчас в реанимации.
О господи
Баба Роза начинает медленно оседать, хватаясь судорожно сведенными пальцами за дверной косяк. Тетя Лена пытается подхватить ее под локоть, но сил худенькой почтальонши не хватает, чтобы удержать грузное обмякающее тело. Голова с глухим стуком ударяется о порог.
У бабушки сердце больное! Ей врач нужен!
Тетя Лена пытается нащупать пульс, потом отрывисто командует:
Зеркало принесите!
Кир в ужасе пятится в глубь веранды, Егор же спохватывается и бежит на кухню, срывает со стены большое круглое зеркало над умывальником.
Почтальонша криво усмехается, увидев его:
Ты бы еще трельяж сюда приволок! она держит зеркало над белым морщинистым лицоми блестящая поверхность остается незамутненной. Не нужно ей уже никакого врача, ребятки. Отмучалась, тетя Лена возвращает зеркало Егору, достает из кармана пачку «Примы», закуривает и долго надсадно кашляет, давясь дымом.
А нам что теперь делать? растерянный Кир жалобно смотрит снизу вверх, жмется к брату.
Бегите к Митричу, расскажите все как есть. Он займется. А я в сельсовет. У вас еще какие-нибудь родственники есть, кроме мамы и бабушки? Кому позвонить?
Братья отрицательно мотают головами:
Тетя Ира была. Но она в Америку уехала. И папа. Но где он, мы не знаем. Он предатель. Алименты не платит.
Почтальонша выдает непечатное и отрывисто бросает:
Собирайте манатки. Пойдете ко мне.
9.
Ущербный месяц скалится в окно. Звонко тикают ходики. Тети Лены нетона там, в пустом доме, где посреди кухни на двух табуретках стоит свежевыструганный гроб с бабой Розой.
Братья жмутся друг к другу на разложенном кресле и все никак не могут уснуть.
Егорка Я вот что думаю наконец выдает шепотом Кир. Это все из-за кольца. Оно злое. И у Горлума тоже было кольцо. Может, это то самое? Если из-за него люди умирают.
Ох, не знаю, Кирка. Я за маму боюсь. Тетя Лена говорит, из больницы вчера звонили«состояние тяжелое, но стабильное». Может, обойдется еще.
А что если не выкидывать и не продавать кольцо, а расколдовать его? Ведь может же быть способ. Например, Кащей в сказке. Все говорили: «Бессмертный, бессмертный»а Иван Царевич взял да убил. Вдруг и мы сможем Ну, чтобы не умирал больше никто!
Интересно, как?! Егор хмыкает.
Может, Гиль и Хьюго знают? Или еще кто-нибудь у них в лагере. Они же большие. И умные. Вдруг помогут нам?
Все может быть, брат рывком поднимается с постели, наощупь нашаривает свитер и штаны. Одевайся, Кир! Пойдем прямо сейчас!
Я боюсь. Там темно и страшно в лесу! голос похож на мышиный писк. Киру самому делается противно. По спине разбегается холодок мурашек.
Глупый! Нас могут в интернат отправить. Тогда точно ничего не успеем сделать! А темноты не бойся. Мы фонарик возьмем.
Кир согласно кивает, поспешно натягивает на себя одежду. На цыпочках выходят на улицу, неслышно притворив за собой дверь. Из сарая выводят тихо динькнувший звонком велосипед.
Попадет нам! испуганно шепчет Кир. Тете Лене утром почту развозить.
Успеем до утра, не ссы! Держись крепче! Егор подсаживает брата на багажник, проходит несколько шагов, упираясь вытянутыми руками в руль, и сам перекидывет ногу через раму, жмет на педали, медленно набирая скорость.
У горизонта темной зубчатой стеной высится лес.
Палаточный лагерь удается найти не сразу: ночью все кажется другим, пугающим и незнакомым, да и привычные ориентиры не видны. Желтый луч фонарика выхватывает то корень, то корявую валежину, то совсем незнакомый спуск.
Мы сейчас заблудимся и тоже умрем! Нас медведь съест! Или волки! Кир подвывает тихонечко.
Тс-с! Будешь реветьточно съедят. А вообще нет здесь никаких волков. Дедушка Митрич говорил.
А кто тогда
Тс-с-с! Кажется, дымом пахнет. И корягу я вот эту узнаю! Точно! Мы пришли! Егор отводит от лица колючую ветку, шарит светом фонаря по земле.
Лагерь на поляне выглядит мертвым, безлюдным. Палаток существенно поубавилось. Почти до земли провис отвязавшийся тент. Валяется поломанное оружие, бутылки, тряпье.
От погасшего костра тяжело веет холодным, застоявшимся пеплом.
Под пологом возня, раздается глухое невнятное мычание.
Мне пло-охо!
Э-эй! В палатке только не блюй! На улицу ползи!
Да они пьяные тут все! с отвращением шепчет Егор, прижимая к себе Кира. Пойдем лучше назад. Никто нам тут не поможет.
В груди нарастает глухое отчаяние.
Пацаны, вы откуда здесь?! на плечо ложится чья-то теплая ладонь. Кир испуганно дергается, оборачивается рывкоми напряжение отпускает: в свете фонарика вспыхивают знакомые очки.
Хьюго заслоняет глаза рукой, щурится.
О! Знакомые все лица! из темноты показывается Гиль. Какими судьбами? В столь поздний час!
Егор зыркает исподлобья:
Бабушка Роза умерла. Мама в больнице. И тоже может умереть, если мы не обезвредим одну штуку, которая убивает всех. И это не сказка, а взаправду. Кир, покажи им!
Кирилл вытягивает из-под ворота свитера веревочку: рядом с крестиком на ней висит злополучное кольцо.
Ну-ка, ну-ка Дай-ка посмотреть Гиль хмурится, вглядываясь в причудливые изгибы узора. Потом вскидывает взгляд. Вы где это взяли?
На чердаке у нас было спрятано. Папа бабы Розы из Германии прислал. Он там воевал с фашистами.
Охрене-е-еть! выдыхает Хьюго. И оно все эти годы там пролежало?! Нетронутое?!
Да. Мы его случайно нашли. Когда хотели оружие себе сделать. И вот что получилось.
Так. Благородные сеньоры. Идите сюда и рассказывайте по порядку. Все, что знаете про бабу Розу, фашистов и это кольцо. Гиль, а ты разожги костер и свари нам кофе. И Сауроныча разбуди.
Так точно, сэр!
И братья рассказывают. А Хьюго слушает. Очень внимательно, не перебивая, лишь кое-где вставляет уточняющие вопросы. Очки сердито поблескивают. И когда к разгоревшемуся огню подсаживаются Гиль и девушка, которая пела под гитаруна этот раз она одета в пятнистую военную форму, лишь легонько кивает. Кофе закипает в котелке. Уставшие братья трут глаза, жмутся друг к другу. Их обоих с головой накрывают чьим-то плащом.
Назгул тебя раздери! Но это же просто невероятно! В голове не укладывается! Гиль нервным движением откидывает рыжие лохмы со лба, трясет головой.
Ты думаешь о том же, что и я?
Ну да! А что же это может быть еще?! Если, конечно, череда смертей не дурное совпадение
Ну, хрен его знает Так-то за уши что угодно можно притянуть.
Но все же В Дрездене после бомбежки весной сорок пятого года погибла или была похищена крупнейшая в мире коллекция золотых украшений с раскопок поселений древнегерманских племен. И с тех пор о ней ни слуху, ни духу.
Да в Дрездене что только не погибло от налетов бравых союзников! Одна картинная галерея чего стоит! А кольцо Ну да, стилистически похоже на работы готских мастеров времен Эдды. Но без экспертизы и углеродного анализа мы все равно ничего не можем сказать.