А после гибели Гектора и объявления траура в царской семье Ириний начал подкрадываться к лагерюникогда со стороны Трои, обходя почти до кромки моря, снимать нескольких часовых и заходить внутрь, резать спящих: до первого крика и начала тревоги.
Это было куда безумнее и опаснее, чем его предыдущие ночные выходки. Митос хотел вмешаться еще после первой вылазки, пошел за Иринием и узнал, что в лагере греков есть бессмертный. Что буквально связывало Митоса по рукам и ногам. Он не мог помочь Иринию в его вылазках, не мог дать ему по голове, связать и силком вывезти из Трои, даже сам теперь не мог сбежать из нее. Каждый раз, когда он выходил из города, неведомый бессмертный слышал Зов, чувствовал его приближение и тут же выдвигался наперерез. И добро бы самхотя Митос уже почти сто лет не дрался с другими бессмертными, ради такого случая он бы сделал исключение. Но его противник каждый раз шел во главе целого отряда. Значит, о честной битве можно забыть. А так бессмысленно подставляться Митос не стал бы даже ради Ириния. Ему только и оставалось сидеть за городскими стенами, любоваться закатами, пить вино, тихо беситься от бессилия и каждый раз думать, вернется Ириний с очередной вылазки или нет, прекрасно понимая, что рано или поздно он все-таки не придет.
А слава Ириния среди греческого войска тем временем росла и ширилась. Его называли ночным чудовищем, троянским кошмаром, даже озверевшим воплощением Аполлона, оскорбленного разграблением его храма и убийством его жрецов. Впрочем, последняя версия имела меньше всего сторонников, большинство греков считали, что в этой войне Аполлон на их стороне, а храмом больше, храмом меньшебога не слишком обидит. Тем более, сам-то храм они и не разрушили.
И хотя Митос знал, что ничем другим вылазки Ириния не могут закончиться, развязка наступила все равно неожиданно. Митос накануне даже пытался поговорить с воспитанником, но так и не смог объяснить, почему не хочет присоединиться к нему в его ночных рейдах. Ведь греки были врагами, греки угрожали их городу и, когда войдут в него, будут грабить, убивать и насиловать, так что плохого в том, чтобы вырезать десяток-другой спящих греческих свиней?
Митос не мог объяснить, что его приближение всегда будет чувствовать один из греческих военачальников, что более заметно было бы разве что торжественно подудеть в рог. Основным оружием Ириния оставалась его скрытность, и Митос не мог позволить себе его отобрать. Но и объяснитьсятоже. Разве что пришлось бы рассказывать о бессмертных, а к этому Митос был категорически не готов.
А сегодня, два дня спустя, бессмертный греческий военачальник ехал вдоль стены Трои с насаженной на копье головой Ириния и выкрикивал оскорбления в сторону троянцев.
Сжимая кулаки, Митос наблюдал за ним со стены: бессмертный воин, возжелавший славы, бравирующий своей неуязвимостью, корчит из себя героя и гордится победой над смертным мальчишкой, не прожившим и двух десятилетий. Митос знал, что доберется до него. Не сегодня, но очень скоро.
Уже возвращаясь к своему войску, тот прокричал:
Смотрите все! Троянское чудовище мертво! Теперь никто не будет тревожить сон честных греков!
Митос промолчал. На рядовых воинов ему плевать, а убийцу Ириния он хорошо рассмотрел и прекрасно умел ждать.
От затеи с деревянным конем стойко разило военной хитростью и коварством, но бессмертного внутри коня не было, а на троянцев Митосу было так же плевать, как и на греков. Пока сохраняется текущее шаткое равновесиеему никак не добраться до убийцы Ириния посреди вражеского лагеря, а вот во время штурма города и сопутствующей неразберихивсе возможно.
Так и вышло. Митос нашел бессмертного грека, врывающегося в царский дворец во главе небольшого отряда из дюжины солдат. Выходя на охоту за убийцей своего воспитанника, Митос прихватил с собой любимый лук Ириния. Когда-то по заказу царя Приама было изготовлено два одинаковых лукадля младшего сына, принца Париса, и его лучшего друга и верного соратника Ириния. Тот страшно гордился этим подарком и никогда не брал с собой на ночные вылазки, чтобы не повредить. Митосу показалось правильным, чтобы именно этот лук завершил историю Ириния.
Быстро отстреляв большую часть отряда и спровоцировав этим бегство меньшей, Митос наконец-то остался наедине со своей целью.
Ты его учил, презрительно констатировал соперник. Зачем ты тратил время на смертного? Они ведь не имеют значения.
Тебе не понять, отрезал Митос и больше на разговоры не отвлекался.
Когда отсверкали молнии, и затихло последнее эхо Передачи, Митос подошел к обезглавленному телу. Сражаясь, они кружили по всему залу, но в итоге тело упало так, что казалось, будто убитый, отступая, бежал из дворца. Довершая иллюзию позорного бегства, Митос выстрелил ему в пяткутак, словно стрела догнала его сзади, бросил лук рядом с телом и ушел. Покидая и дворец, и город, и полуостров, и вообще направляясь подальше от Малой Азии.
Как порою забавна бывает людская молва. Наутро сочли, что голову греку отрубили посмертно, а погиб он от той единственной стрелы в пятку. Большинство даже не узнало, что голова валялась отдельно от тела. На погребальном костре их сложили вместе, чтобы со стороны не было заметно. Лишь нашедшие тело знали правду, но молчали. Тем более, стрела в пятку как причина смертиэто гораздо таинственнее и легендарнее. И куда больше подходит великому герою, чем банальное отсечение головы, да еще и неизвестно кем. А сам выстрел приписали принцу Парису. Его лук узнавали многие, а что таких луков когда-то было сделано двауспели подзабыть.
Легенда сложиласькрасиво, с принцами и героями, оставив чудовищ и бессмертных за бортом истории. И хотя за чудовище бессмертному было слегка обидно, но за себя он был очень даже рад. Один древнейший бессмертный терпеть не мог попадать в легенды.
Li_LianaБессмертный город
Цикл «Погибшие города»
Алекса, ты уверена?
Но это же древний город, под водой!
Глаза Алексы горели таким неподдельным энтузиазмом, что Митос проглотил готовое сорваться с губ ехидство про предыдущий десяток не менее древних городов, к которым вовсе не надо было нырять с аквалангом.
А может все дело в этом? прищурился он. Признавайся, ты ищешь повод понырять?
Нет, возразила Алекса. То есть, да, я давно мечтала попробовать дайвинг, но дело не в этом! Нам же на прошлой неделе предлагали коралловую экскурсию
И я помню, ты отказалась, потому что плохо себя чувствовала. С тех пор тебе стало лучше?
Нет, вздохнула Алекса. Но токакие-то кораллы, а это жесовсем другое!
Почему? Митос никак не мог понять причин этого внезапного энтузиазма своей любимой. Всю поездку она была осторожной и осмотрительной, не забывая о своем состоянии и лишний раз не перенапрягаясь, но тут ее вдруг будто подменили.
Алекса смутилась.
Признавайся давай.
Атлантида, коротко ответила она.
Павлопетри не Атлантида, уверенно возразил он.
Откуда ты знаешь?
Митос лишь многозначительно хмыкнул.
Это же старейший затонувший город в мире! с жаром заявила Алекса, цитируя брошюру. Почему он не может быть Атлантидой?
Потому что он Павлопетри, поддел Митос.
Ты же сам читал в проспекте, что его настоящее название неизвестно. «Павлопетри» его обозвали археологи в честь современного наименования побережья, у которого его обнаружилиПавла и Петра. Но это же неправильно!
Почему? Митос старался быть серьезным, но глаза его смеялись.
Потому что этогород, которому больше пяти тысяч лет! И раз его настоящее название неизвестно, то он вполне может быть Атлантидой!
Митос только головой покачал.
Ну хорошо, сдалась Алекса, мне просто хочется верить, что этоАтлантида. Всегда мечтала побывать в ней. И я хочу исполнить эту мечту.
Конечно, Митос приобнял ее и поцеловал в висок. Отправляемся завтра на нашу экскурсию в Атлантиду.
Удачно, что маска закрывает большую часть лица. А жестами под водой особо не пообщаешься. Алекса слишком увлечена разглядыванием своей «Атлантиды» и почти не смотрит на него. И это хорошо, потому что Митос никогда не думал, что вернется сюда. Снова.
Время и вода почти до неузнаваемости изменили эти узкие улочки. И если бы Митос однажды уже не возвращался сюда, то и не узнал бы. От того первого города из его памяти не осталось и следа. Не только теперь, но и тогда, когда он впервые вернулся, две тысячи лет спустя, после того как покинул его ради поездки на пару месяцев.
Они с отцом сопровождали на свадьбу одну из его старших сестер. Предполагалось, что это будет очень скучная поездка: три недели на корабле, потом помпезные и затянутые свадебные гуляния, и обратный путьтакой же долгий и нудный.
Но судьба распорядилась иначе: сначала шторм, потом нападение вражеских племен, плен, рабство, побег, поиски сестры, снова плен, снова побег Следующие три года превратились для него в непрерывную борьбу за выживание. И потом Митос не раз удивлялся, как ухитрился остаться в живых. А позже, после первой смерти, насколько ему повезло не погибнуть слишком рано и не стать одним из обреченных бессмертных детей. Именно тогда он научился не полагаться на силуоткуда бы ей взяться у потерянного в чужих землях подростка, а думать на пять шагов наперед и добиваться своего коварством и сложностью замыслов.
А потом в его жизни постепенно все как-то сложилось и устаканилось. И в шестнадцать лет началась его новая история на другом конце землиневыносимо далеком и чуждом всему тому, что осталось на стремительно стиравшихся из памяти узких улочках его родного города.
Вернее, это тогда ему казалось, что его первую и вторую родину разделяют непреодолимые пространства. А сейчас это всего лишь несколько часов на самолете.
Митос на мгновение вынырнул из воспоминаний, помахал Алексе, дождался ответного радостного помахивания и снова поплыл следоми за своей любимой, и а собственными воспоминаниями. Главное, что Алекса радуется этой экскурсии так сильно, что впервые за всю поездку по ней и не скажешь, что она тяжело больна и доживает последние недели. Пока Митос ступает по тропам своего прошлого, которые считал потерянными навсегда, Алекса спустилась в удивительный мир грез, в свою «Атлантиду». Она счастлива, и этоглавное. А он
А он снова возвращается домой, только теперь уже три, а не две тысячи лет спустя. Еще три.
В прошлый раз он хотел найти здесь ответы. Или собственный призрак. Или хоть что-то. После Всадников и последующих нескольких столетий тотального невезенияему впервые захотелось вернуться домой. Не в Месопотамию, с которой было связано слишком многое, и которая находилась слишком близко от дорог Всадников. А в то прошлое, которое он считал навсегда для себя потерянным. И уже почти полностью забытым.
И ему это удалось. Хотя с первого взгляда он совершенно не узнал почти полностью изменившийся город. И со второго тоже. Но пожив там несколько месяцев, с удивлением и восхищением выяснил, что знает о городе куда больше любого из его нынешних обитателей. Он помнит, под каким домом есть скрытый старый подвал, где вынуть камень, чтобы открылся частично осыпавшийся проход на арену, и прекрасно ориентируется в подземном полузатопленном лабиринте, в который превратилась самая старая часть города.
Он задержался тогда куда дольше, чем собирался. И впервые позволил себе не сражаться с другими бессмертными. Чтобы вызвать его на бой, надо было сначала догнать, что здесь не удавалось никому. Митосу понравилось избегать битв, и даже казалось, что он нашел свое идеальное место на земле. Можно было не опасаться, что кого-то насторожит его нестареющая внешность. Огромный по меркам своего времени город, почти мегаполис бронзового века, с шумным и суетливым портом, в котором движение не затихало даже по ночам, толпы приезжих, гостей, купцов, путешественников. Митос растворялся в этом хаосе, становясь его частью, почти властелином.
Это были счастливые десятилетия, пока все не закончилось землетрясением и пришедшей с моря огромной волной. Митос даже не пытался бежать. Уже после первого толчка он понял, что город обречен. А онбессмертный, что ему станется? И он не бросит родной город в его последний час.
Агония города длилась почти целые сутки. Митос погибал несколько раз. Под завалами камней, падал в провалы, тонул, разбивался о скалы. Он не пытался бежать. И с каждым пробуждением от смерти город кардинально менялся.
первый раз, первые толчки. Город еще живой, еще не осознавший, что умирает. Много криков, паники, мечущихся людей, первая кровь и первые трупы. Запах города еще не изменился. Его улицы пока полны жизни, только с каждым толчком все больше зданий рушится, все больше на улицах разбитой утвари и осколков.
Сосед бросается в дверной проем, чтобы вынести добро, а минутой спустя дом складывается в кучу камней, из-под которой лишь в первый миг раздается короткий вскрик. Его вдова с детьми растерянно стоит возле груды обломков. Двое малышей ревут, остальные ошарашено таращатся на то, что только что было их домом.
Со стороны рынка бегут несколько торговцев и сбивают их с ног, но это выводит вдову из ступора, она хватает детей и бежит следом.
Митос сворачивает к центру городанавстречу бегущим людям, и не оборачивается на очередные крики за его спиной. Улочка узкая, дома на ней дорогие, в два этажа и уже с каждого второго вниз падают куски крыш, а то и целые перекрытия.
второй раз город уже другой. Почти нет бегущих людей, но уже много тех, кто никогда не встанет. И кровавые пятна так хорошо заметны и на серой мостовой, и на светлых камнях бывших стен. И уже просто так не пройдешь, приходится пробираться, перелезать через одни завалы, обходить другие. Пока Митос не одинок. В городе еще хватает выживших, которым повезло уцелеть во время первых толчков. Многие из них ранены. Кто-то пытается выбраться сам, кто-то помогает другим.
Митос несколько секунд стоит над телом богато одетого старика и двух молодых девушек. Одна из колонн храма придавила всех троих, старику размозжив затылок, одной девице раздробив поясницу, а второй перебив ноги. Эта девушкапочти девочкаеще жива, плачет от боли и зовет на помощь. Но Митос проходит мимо, помочь он не может, а добивать не хочет, чтобы не отбирать надежду, путь и бесполезную. Он уверен, что никому из тех, кто сейчас окружает его, уже не спастись. Да и его бывшим соседям тоже. Может быть, из жителей самых окраин кто-то успеет выбраться. Или нет.
после третьей смерти в Митос уже не встречает живых. Иногда с разных сторон доносятся стоны, но это лишь предсмертная агония. В город начинает прибывать вода, которая стремительно смывает кровь и покрывается бледно-розовой пеной. В какой-то короткий период это даже красиво. Вода скрывает под собой мусор и осколки, прячет трупы и облагораживает руины.
А потом Митос видит несущуюся на город огромную волну. Даже если пять самых высоких домов поставить друг на другаи то стена воды будет выше. Она обрушивается на него и на город, сметая все на своем пути, разрушая и добивая все то, что пока еще чудом уцелело.
в следующий раз Митос оживает под каким-то завалом и ему приходится пробираться на ощупь в полной темноте. И пока добирается даже не к воздуху, а хотя бы к свету, он еще несколько раз умирает. Но, оттолкнув очередной валун, он всплывает над разрушенным акрополем и замирает от увиденного зрелища. Над уже мертвым городом в толще воды и пробивающегося сквозь нее солнечного света парят сотни, тысячи трупов его обитателей. Как диковинные птицы, разом взмывшие над родным насестом. Их цветные одежды развеваются, словно причудливые оперения. А сам город уже пуст и удивительно спокоен. Он уже превратился в вечные руины, навсегда лишив Митоса возможности еще раз вернуться домой.
По крайней мере, тогда он так думал. Тогда он не уплыл сразу. Еще несколько дней оставался среди завораживающей и пугающей красоты мертвого, погребенного под водой города, словно навсегда прощаясь с местом, где родился и провел первые годы жизни. Но потом на сытный пир приплыли целые полчища акул, и Митосу пришлось уходить.
Затонул не только сам город, под воду ушли и его окрестности. А гигантская волна прокатилась по всему острову Элафонисос, разорив и поселение на его противоположной стороне. Там тоже было много жертв, но не сравнить с тотальностью уничтожения средиземноморской столицы.