А чей труп был?
Понятия не имею.
Ты все подстроил!
Немного. Специально ничего не планировал, обстоятельства сложились. Вот и воспользовался ситуацией. Но тебя информирую, что я вновь живее всех живых. Забежал бы раньше, но у тебя столько наблюдателей крутилось.
А Дункан? Он на себя не похож, кается, что не сказал тебе, какой ты был замечательный друг.
Для дружбы нужны двое. Хорошо, что Маклауд начинает это понимать.
Ты все-таки гад редкостный.
Я не занимаюсь благотворительностью. Дунканхороший парень, и мозги есть, и сердце на месте, но бывает, когда они вещают вразнобой, Маклауд становится глух как тетерев. Да ладно, не морщись, я через годик-другой объявлюсь, будет Маклауду праздник. И Наблюдателям тоже. А ты вообще должен был догадаться, что со мной все в порядке.
Как?
Обижаешь, я остался должен за пиво! На этот счет есть пометка в завещании. Так что если мои ребята будут платить по моим счетам, не обязательно деньгами, значит, я действительно окончательно умер. Пламенный привет Трибуналу и лично Жану Бодэ. Понимаю, им ты сообщить обязан. Если буду тебе срочно нуженобращайся к Алике, она найдет. А Дункану не говори, ладно?
Ладно, друг. Но если не объявишься через год, все расскажу. Значит, «для дружбы нужны двое»?
Ага. Спасибо, дружище. До встречи.
Chris CВойны
Митос, и все же я не понимаю
Ну никак без этого не обойтись, вздохнул Джо. Сколько раз они это уже обсуждали? Хотя «обсуждали», пожалуй, неверное слово. Обычно, пребывающий в той или иной стадии подпития Маклауд приставал с данным вопросом к своему не менее пьяному другу, на что Митос либо отшучивался, либо отругивался, а чаще и то, и другое.
Все началось пять дней назад. Уже не совсем трезвый Маклауд, рассказав очень забавную и столь же невероятную историю о неких своих приключениях во время наполеоновский войн, потребовал у Митоса ее подтверждения. Но Митос не участовал в военных действиях. Он жил себе спокойно в Лондоне и вовсе не думал подвергать себя опасностям и лишениям, которые влекут за собой войны. Сначала Маклауд не среагировал на такой выпад. По крайней мере, в первые полчаса. А потом начался допрос с пристрастием, и с тех пор каждый вечер минимум единожды, а то и по два раза, он изводил Митоса разговорами на эту тему, неизменно заканчивавшимися жаркими спорами о гражданском долге последнего.
как можно спокойно смотреть со стороны, как твой народ борется за свободу?
Митоса это достало окончательно. Какой это был по счету вечерпятый или уже шестой, когда проклятое дитя шотландских гор действовало ему на нервы? Что ж, сегодня он достиг подходящей степени опьяненияне слишком пьян, но и далеко не трезвчтобы ответить, и ответить откровенно. Маклауду ответ придется не по вкусу, но, с другой стороны, Митосу его вопросы тоже не нравились. Да, пришло время дитяти повзрослеть, хотя бы чуть-чуть.
Маклауд, в виде исключения, заткнись и послушай, сказал Митос, спьяну тщательно выговаривая слова. Ты считаешь, что я должен был сражаться на стороне британцевмоего народа, во время этой войны. Правильно?
Несколько оторопевший Маклауд только кивнул.
Что ж, позволь задать тебе несколько вопросов. На чьей, по-твоему, стороне я должен был воевать, когда Вильгельм Завоеватель покорял Британию? Или когда вандалы уничтожали Римскую Империю? Молчи! Это риторические вопросы.
Или во время войн Рима с Карфагеном? Их было три, я мог менять стороны от войны к войне, знаешь ли. Или во время Пелопонесских войн, когда Афины и Спарта воевали между собой десятилетиями? Чью сторону я должен был принять, когда римляне напали на Египет? Или во время более древних войн Египта с Вавилоном?
Да, я был в то время британцем, так же, как являюсь им сейчас. Или, что вернее, я притворялся им тогда, как притворяюсь сейчас. Но я так же был когда-то французом, испанцем, немцем. И еще я был римлянином, греком и гражданином разных городов-государств, пребывавших друг с другом в не слишком дружественных отношениях. Я был египтянином и вавилонянином и сменил больше национальностей, чем могу припомнить. Я родился задолго до того, когда люди, живущие на острове, который теперь называют Британией, заговорили на языке, отдаленно напоминающем английский. Задолго до того, как были построены Афины и Рим, и люди начали говорить на латыни и греческом, не говоря уже о современных языках. От городов моей юности не осталось даже руин, и даже я не всегда могу вспомнить, какие языки тогда были в ходу.
Если бы Наполеон достиг своей цели Что ж, это был бы не первый случай, когда я стал свидетелем завоевания британских островов и не сомневаюсь, что не последний.
Мой народ, Маклауд? Если он когда-то и существовал, то исчез задолго перед тем, как римляне завоевали Британию.
Я живу среди людей, общаюсь с ними, говорю на их языках, но это не мой народ, Маклауд, никто из них.
После этого надолго наступила напряженная тишина. Наконец, Митос поднялся.
Прости, Джо. Пока, Мак. И растворился в ночи, оставив за стойкой внезапно совершенно трезвого Маклауда.
Джо принялся полировать излюбленное место на абсолютно чистой поверхности бара.
Просто парень, как же, как же
Иногда забывается, как невероятно долго он живет на свете, признался Маклауд, упершись взглядом в дно своего пустого стакана, словно ожидая найти на его дне нужный ответ. А иногда, он сам заставляет об этом забыть. Но сегодня впервые, когда он намеренно продемонстрировал свой возраст. По крайней мере, впервые после Кроноса и Бордо.
Впервые, когда он сам решил показать тебе свой возраст, тихо добавил Джо.
Об этом проще простого забыть, Джо. Черт, да чаще всего он ведет себя хуже, чем Ричи.
А потомбац! перед тобой старейший на Земле человек. Поразительно, правда? Джо тоже чувствовал себя в сложившейся ситуации не слишком удобно. В конце концов, не каждый день приходится выслушивать такую речь. Конечно же, он знал, что Митос жил задолго до того, как люди начали говорить на чем-то, слабо напоминавшем современный английский, и, скорее всего, будет жить долго после того, когда он забудется навсегда. Знал, или, по крайней мере, понимал бы, если бы дал себе труд задуматься об этом.
Однако, если когда он и задумывался о реалиях и длительности жизненного пути Митоса, что происходило не слишком часто после первоначального шока от открытия, кем в действительности является «Адам Пирсон», это были мысли о человеке, знавшем Клеопатру, Сократа и Цезаря. Но не о человеке, для которого латинский был новым языком и который потерял в бесконечном потоке времени не только неисчислимое количество друзейкак, впрочем, и Маклауда также городов, стран, народов и даже языков.
Маклауд
Да?
А ладно, это глупый вопрос.
Стану ли я когда-нибудь таким же, как Митос?
Иногдане слишком часто, но бывалоМаклауд проявлял немного здравомыслия. Очевидно, сейчас настал один из тех редких моментов.
Не знаю, Джо, честно, не знаю. Я не могу вообразить, что доживу до такого возраста, проживу так долго. Я имею в виду, столько, что, приехав домой в Шотландию, не сумею найти руин не только Гленфинанна, но даже Эдинбурга. Это не укладывается в голове.
Знаешь, ты можешь стать еще хуже. То есть, не восприми это как критику, я не хочу, чтобы ты менялся, и уж конечно превращался во второго Митосаодного более чем достаточноно ты можешь стать и хуже.
Черт, да я понимаю, Джо, понимаю. Я только надеюсь, что если дотяну до его возраста, то буду относиться к глупым четырехсотлетним недорослям с тем же величайшим терпением, как и он. Только не вздумай сказать ему об этом.
Джо не смог удержаться от улыбки.
Думаю, тебе придется изрядно разориться на пиво, прежде чем он забудет сегодняшний разговор.
Маклауд неожиданно горячо согласился.
С меня не только пиво. Я должен извиниться перед ним, Джо. Весь этот спор был совершенно идиотским. Сначала мне обязательно нужно извиниться. Потом он позволит мне угостить его пивом, и только после этого, если я буду казаться достаточно несчастным на его вкус, он, может быть, простит меня.
Не теряй надежды, Мак. Жду не дождусь дохода от твоего пива «с извинениями». Маклауд, в конце концов, всегда платил по своим счетам, чего нельзя сказать о Митосе.
Когда они, наконец, расстались, то, по неясным причинам, Маклауд пребывал в гораздо лучшем настроении, чем в последние пятьили уже шесть? вечеров.
Джиллиан ХорватПоезд из Бордо
Фрагмент из книги «An Evening at Joe's»
Я думал, что смогу спать. Думал, что буду должен. В течение двух недель я держал один глаз открытым каждую ночь, наблюдая, планируя. Каспиан убил бы меня в кровати с полпредлога, как и всегда. Кронос не спит, ему это не нужно, так что я не мог спать тоженет, если хотел удержаться.
Мы думаем подобно, так всегда будет.
Я был должен, в эти последние недели. Я был должен поместить себя в голову Кроноса, как-нибудь попытаться подражать этому его огромному, искривленному воображению, видеть, куда он идет, прежде, чем он увидит это сам. Неудивительно, что я не спал.
А теперь они ушли. Умерли. Кронос, и Каспиан.
И Силас.
Я прислоняюсь головой к холодному стеклу окна поезда, ссутулясь внутри шерстяного пальто. Теперь я в безопасности, по крайней мере моей голове ничего не грозит, и мне следовало бы поспать.
Но я не могу.
«Мне нравится чувствовать топор в руках».
Ты всегда имел в руках клинок, не так ли, Брат? Когда не нужно было рубить людей, ты менял его на свой нож, превращая ненужные куски дерева в угловатых лошадей и горбатых верблюдов, детские игрушки.
У тебя были игрушки, когда ты был ребенком, Силас? Твои приемные родители клали самодельные куклы в твою колыбель? Или ты был брошен и нелюбим, подобно так многим из нас? Этот маленький деревянный зверинецтвой способ переписать историю? Или получить то, чего тебе никогда не давали?
Я никогда не спрашивал. Тысячу лет мы были вместе, вместе сражались, вместе проливали кровь, но я никогда не спрашивал. Это не то, о чем говорят мужчиныне подобные нам.
Я смотрю за окно, на зелено-коричневую французскую деревню. Здесь сельский дом, тамдорога. Все выглядит таким же, каждый раз, когда я прохожу этим путем, каждый раз в течение пяти тысяч лет.
Яединственное, что меняется. Всякий раз, пересекая эти поля, ядругой человек. Две тысячи лет назад или двести. Или две недели. Две недели назад, когда Кронос привел меня сюда, я был Всадником. Должен был быть, чтобы выжить. Не имеет значения, о чем я думал, не имеет значения, даже если я хотел убить Кроноса голыми руками и убежать, потому что я этого не сделал. Я смотрел в это окно и видел эти холмы глазами Всадника.
Это то, чего Маклауд никогда не поймет. Ему нужны объяснения. Он хочет услышать, как я говорю, что никогда не намеревался этого делать.
Он не прожил достаточно долго, чтобы узнатьне имеет значения, что ты намеревался делать. Значение имеет то, что ты сделал.
Ты ничего обо мне не знаешь.
Я сказал это Силасу. Это было последнее, что я сказал, прежде чем убить его.
Но я мог сказать это каждому из них. Кроносу, который думал, что владеет мной. Маклауду, который думал, что изменил меня. Кассандре, которая думала, что любила меня.
Никто из них не представляет, кто я.
Как они могут? За пять тысяч лет я побывал пятью тысячами людей. Чтобы коротать время, я начинаю считать их про себя, жизни, тождества. Фермеры и ученые. Мясники и палачи. Мужья и любовники.
Это то же, что считать овец. Я засыпаю.
Ночь в пустыне холодна, и наш костер горит высоко. Путешественники стараются держать костры низкими, боясь привлечь налетчиков, но мы об этом не беспокоимся. Налетчикимы. МыВсадники. Мычетыре человека, решившие стать Несущими Страх.
На ясном небе стоят звезды. Я лежу на постели из кож, отыскивая в небе силуэты. Я только что узнал легенды о звездах от старого ученого, бывшего нашим пленником. Дева, лев, близнецы. Старик рассказывал мне истории, чтобы сохранить свою жизнь, редкозубая, иссохшая старая Шахерезада. Он прожил двенадцать ночей.
Теперь я рассказываю Кроносу про охотника и быка. Не потому, что ему интересно, а потому что ему нравится слушать, как я говорю. Он лежит так близко ко мне, что я могу ощущать каждый его дюйм, хотя мы не соприкасаемся. Мою кожу покалывает при знании каждого его мускула и сухожилия, я знаю, как легко ему дотянуться и убить меня, и знаю, что этого не будет, не этой ночью.
Я могу чувствовать запах Каспиана, храпящего по другую сторону костра. Для него ничто не имеет значенияни истории звезд, ни тепло огня, ни острое знание, которое связывает нас вместе, тело и душу. Для него имеет значение только убийство. Убийствои женщины.
Силас и яспина к спине, как часто бывает, в сражении и на отдыхе, прислоняясь друг к другу без мысли о страхе или недоверии. Как хозяин и собака, путешествуя вместе, служа и оберегая друг друга.
Он делает вид, что слушает мою историю, но я знаю, что это не так. Я бросаю взгляд на его руки, маленький нож, трудящийся над куском дерева. Я не могу разглядеть, что он делает. Не важно, он выбросит это в костер, прежде чем мы снимемся с места. Это вырезаниепросто то, что он делает. Кто он есть.
Я просыпаюсь, ощущение широкой спины Силаса против моей еще свежо в моем сознании, и мгновение я чувствую его в себе, моего брата в жизни и в смерти, прежде чем вспоминаю, где я, кто я
Кого я убил.
В эпоху повелителей сражений он был королем. В индустриальном веке он был ничем, человек, живущий в лесу, в ожидании дня, когда его господин снова его призовет.
В ожидании Кроноса.
В ожидании меня.
Ничего хорошего в том, чтобы думать об этом. Наступил новый день. Яновый человек. Всадников больше нет.
Я шарю в кармане и достаю флейту, которую Силас вырезал на прошлой неделе, подношу ее ко рту и начинаю играть.
MaravillosaСтарые знакомые
Теплый летний вечер был прекрасным продолжением удачного дня. На Париж еще не свалилась обычная для этого времени года жара, заставляющая жителей уезжать из города на побережье или в другие страны, и Аманда просто наслаждалась погодой, поездкой и собой.
День действительно был удачным. Новая стрижка, на ногтях сверкает алый лак, сегодняв тон кабриолета, но ведь иногда можно с улыбкой поддержать штампы из анекдотов. А когда Дункан получит счета за покупки, то Ну, не убьет, это точно. Хотя
Аманда подъехала к дому, отстегнула ремень безопасности, и в этот миг почувствовала Зов. Нежданные гости в её доме? Или Маклауд решил сделать сюрприз? Бессмертная потянулась за мечом. В зеркало заднего вида заметила, что на улице, как раз напротив кованых ворот, остановилась соседка, мадам Жирар, со свои пуделем. Эта дама никогда не надокучала Аманде, не обращалась с разговорами или советами, они просто вежливо здоровались при встрече. Но вот выходить из машины с мечом в руках, да еще сбросив босоножки на высоченном каблуке, на её глазах явно не стоило. Равно как и продолжать сидеть на месте. В висках по-прежнему звучал Зов.
Аманда глубоко вздохнула, накинула на руку плащ (она всегда следила, чтобы одежда-маскировка отвечала её общему стилю и хоть как-тосезону) и грациозно вышла из машины.
Bonsoir, m-me Girard!
Шаг к дому, другой. Не оглядываться на соседку, не нервничать. Открыть двери. Пара ловушек и стандартная (для отвода глаз) сигнализация отключена. Ч-черт! Кто это может быть? В просторном холле зажегся свет.
Митос! Ах ты!.. Что ты здесь делаешь?
В гости зашел, cherie.
Сегодня тот, кого ей несколько дней назад представили как Адама Пирсона, ничуть не напоминал рассеянного «ботаника». Рубашка-поло и обтягивающие джинсы подчеркивали фигуру, образ довершала немного другая прическа. И взгляд.
Аманда незаметно перевела дух, когда эти глаза потеплели и в них появился отблеск улыбки.
Ну, раз зашел, располагайся. Но ты наглец!
Они уселись на кожаный диван в гостиной, отделенной от зоны кухни барной стойкой.
Quarts de Chaume? Она повертела в руках принесенную Старейшим, надо понимать, в подарок, бутылку.
Я иногда люблю сладкое. Кстати, о нашем «знакомстве» на днях. Ты совсем не удивилась