Митос еще раз посмотрел на Сайласа и даже удивилсяс чего вдруг ему в голову пришло сравнение с Кроносом? Простодушный Сайлас всего лишь повторял то, что сказал ему Кронос, и вряд ли сам о чем-то догадывался. И действительно, Сайлас не обратил внимания на замешательство Митоса и продолжал, как ни в чем не бывало:
Про Каспиана не предупреждал, да это и понятно. Какой дурак будет жрать то, что он жрет. Помнишь, он на мою крысу покушался?
Митос изобразил улыбку. Сайлас засмеялся. Потом опять сделался серьезнее. Сказал:
А мне все-таки не нравится затея Кроноса. Зачем ему вообще мы? Вирус раскидывать он и сам может.
Для нас всех найдется работа.
Точно, это же ты составляешь планы! Позаботишься, чтобы для всех нашлось занятие?
Конечно, заверил его Митос. Я помню, как ты любишь убивать
И тут его схватили за отвороты плаща и с силой приложили спиной и затылком об стену. Сквозь брызнувшие из глаз искры Митос увидел перед собой рассерженное лицо Сайласа.
Я слышал, как Кронос разговаривал с Маклаудом. Он говорил правду?
Кто? выдавил из себя Митос.
Сайлас опять его ударил.
Не притворяйся!
Но я не слышал, о чем они говорили! Меня тут не было!
Сайлас отпустил его, и Митос сполз по стене на пол, пытаясь отдышаться. Сайлас схватил топор и снова подступил к Митосу, нависая над ним. Весь его вид не предвещал ничего хорошего.
Я помню, как ты допытывался у меня, рад ли я возвращению старых, добрых времен. Ты придумал бросить бомбу в фонтанно план не сработал. Ты не забрал голову Маклауда. Хотел спасти его? Отвечай!
Да, сказал Митос.
Он впервые за долгое время почувствовал абсолютное спокойствие. Будто разом перестали волновать и собственная судьба, и итог всех планов. Простобудь что будет. Потому что только такправильно. Странное ощущение, учитывая плачевные обстоятельства. Сайлас поднял топор. Митос закрыл глаза, не пытаясь уйти от удара.
Топор врезался в стену рядом с его головой.
Сражайся! велел Сайлас.
Он всегда преображался в боюМитос помнил это. Всадник Война в своей стихиисильнейший воин, тот, кто убивал, не задумываясь. Кто радовался каждый раз, глядя, как вместе с кровью из жертвы вытекала жизнь.
Митос выхватил меч, одновременно вскакивая на ноги. Поскольку он все еще носил с собой катану Маклауда, то первой ему под руку попала именно она. Митос крепче перехватил непривычную резную рукоять. Клинки скрестилисьвыдержать прямой удар Сайласа было нелегко, Митос едва удержал меч в руках, но все же выстоял.
Сайлас довольно захохотал.
Ты еще не совсем расклеился!
И обрушил на Митоса новый удар, от которого Митос сумел уклониться и ударить в ответкатана задела плечо Сайласа. Тот рыкнул и кинулся в атаку с удвоенной силой.
* * *
Жаль, что тебя пока нельзя съесть, сказал, обращаясь к пленнику, Каспиан. Ты, должно быть, вкусный.
Подавишься, ответил Дункан.
Он не боялся, что его обезглавят. Вряд ли Каспиан решился бы противоречить лидеру, а тот велел сохранить Маклауду жизнь. Но в остальном Каспиан вполне мог проявить свои садистские наклонности во всей красе, желая отомстить. Потому Дункан не удивился, когда тот отпер клетку и подошел к нему, держа в руках кинжал. Поскольку освобождать Дункана от цепей никто не собирался, то сопротивляться он все еще не мог. Каспиан схватил Дункана за волосы и поднес лезвие кинжала к самым его глазам, наблюдая, как Дункан безуспешно пытается вырваться. Потом коснулся его скулы острием, надавил, пока не потекла кровь.
Может, отрезать тебе что-нибудь? На пробу? задумчиво сказал Каспиан. Он слизнул кровь с лезвия и довольно прищурился. Все равно отрастет, никто и не заметит. А если и недосчитаешься нескольких пальцев, то кого это беспокоит? Уж точно не меня.
Может, Каспиан и воплотил бы свою угрозу в жизнь, с него сталось бы. Но тут его внимание привлек Зов. Сначала Каспиан не беспокоилсяон с улыбкой повернулся к дверям, ожидая увидеть кого-то из братьев. Но никто не показывался.
Сайлас? окликнул Каспиан. Ответа не было.
Митос, это ты?
Каспиан пока не заподозрил ничего необычного, просто решил проверить, кто из братьев там бродит. Он оставил пленника, даже не став запирать клетку, и отправился смотреть, кто там играет в прятки. Кассандра скрывалась в тениждала, пока он подойдет поближе. И выбрав момент, напала, ударив Каспиана мечом. Но тот успел отскочить, и лезвие только слегка задело его предплечье. Каспиан засмеялся, рассмотрев противника:
Надо же, кто пожаловал! Явилась выручать дружка? Или решила вернуться к хозяевам?
Кассандра снова атаковала, но Каспиан уже выхватил оба своих клинка и отбил удар.
Ты очень устал. Ты не в силах удержать в руках оружие, нараспев проговорила Кассандра.
Слова достигли цели: Каспиан пошатнулся, и Кассандре удалось выбить саблю из его рук. Но она слишком близко подошла к Каспианутот, размахнувшись, ударил ее кинжалом в шею. Он намеревался отрубить ей голову, но из-за внушенной слабости удар получился неточным, пришелся плашмяно этого оказалось достаточно, чтобы лишить Кассандру главного оружияголоса. Даже кричать от дикой боли она не могла. Потому бросилась бежать по коридору, не разбирая дороги, подальше от противника.
Ей нужно было переждать, пока восстановится горло, но, как известно, шея у Бессмертныхсамое слабое место, повреждения заживают долго и плохо. А передышки Кассандре давать никто не собирался. Каспиан, подобрав оружие, бросился в погоню. Он лучше знал базу, хорошо тут ориентировался, к тому же меньше пострадал в поединке, потому быстро загнал ее в тупик, вынудив отбиваться. Голос все еще не слушался Кассандру, приходилось рассчитывать только на меч, а она никогда не была особо искусна в фехтовании. Каспиан это понял, так что, будучи еще одним любителем продлить агонию жертвы, не слишком усердствовал. Считал, что Кассандре все равно не спастись.
* * *
Кронос тщательно осмотрел проводку и генераторы. Выводы были очевидными: поломки сделались не сами по себе, тут кто-то поработал, и этот кто-то был одним из Всадников. Больше сюда попасть незамеченным не мог никто. Сайласу и Каспиану такое вредительство ни к чему, себя Кронос исключал, разумеется. Оставался Митос.
«Ну конечно, кто же еще».
Митос неизменно преследовал свои цели. По крайней мере, сколько Кронос его помнил. При всей логичности и продуманности планов Митоса, всегда был в его действиях некий момент стихийности, нечто, подчиняющееся внезапным озарениям или спонтанным желаниям. И хотя Кронос хотел бы контролировать все, что происходило в его вновь собранной команде, но также помнила за прошедшие века и хорошо осознал, что эта стихийность и делала Митоса незаменимым, неподражаемым. Кронос не раз пытался возродить свою былую славу уже под новым именем, но Мелвину Корену далеко было до Кроноса, и ни одна его новая банда не могла сравниться со Всадниками. Мысли о том, что время Всадников прошло, Кронос не допускал. Он просто прикидывал, чего же не хватало теперь. И получалось так, что не хватало именно Митоса. Поскольку грубой силы и жестокости, коими отличались Сайлас и Каспиан, достаточно нашлось бы и у новых сторонников, у тех, кто ненадолго задерживались возле Мелвина Корена.
Но Митос когда-то превратил обычную, хотя и весьма сильную, банду во Всадников, в легенду. Разорением мелких поселений они никогда не брезговали, но благодаря продуманным планам могли успешно атаковать даже укрепленные города. Митос придумал образы и имена, что сохранились на века, когда сама их подлинная история уже забылась и затерялась. Кронос поначалу не придавал всему этому большого значения, хотя суеверный ужас, что испытывали люди даже при упоминании их имен, очень тешил его самолюбие. Со временем мог убедиться, что идея была не просто отличной, но даже гениальной. Осознавая, что до таких озарений ему самому никогда не дойти, Кронос и не стремился. Будучи по природе не одиночкой, но лидером, свою заслугу он видел в том, что сумел в свое время подчинить и направить в нужное русло стихийные порывы Митоса. И не беспочвенно: поскольку Митос-то как раз был от природы одиночкой, и заставить его стать частью команды, проникнуться общим настроемэтим действительно можно было гордиться. Митос отлично приспосабливался и, переняв лишь нужный образ мыслей, становился мощной движущей силой. Когда он начал думать, как часть их братствао, это и был момент триумфа. Для Кроноса. Митос создал легенду о Всадниках, но Кронос был тем, благодаря кому сам Митос стал Всадником Смерть.
Потому весть о хитроумном побратиме, который тоже сумел дожить до теперешнего времени, Кронос воспринял, как радостное знамение. И слова Митоса о том, что он, мол, изменился и к прежней жизни не возвратится, проигнорировал. Нет, он отлично понимал, что Митос его ненавидит, что лжет напропалую и норовит всадить нож в спину, как буквально, так и фигурально. С такими союзниками и врагов не надо, но трудности Кроноса не пугали. В конце концов, он не видел другой возможности вернуть и приумножить прежнюю власть. Нужно было просто сломать Митоса, заставить вновь действовать в интересах Всадников. И не позволить ему сбежать, как в прошлый раз. Проще всего было бы, конечно, посадить его в клетку вместо Маклауда, но Кронос знал, что так добьется от побратима лишь формального подчинения, но не того вдохновения, что требовалось. Потому предпочитал действовать более тонко, все время предоставляя выбор. Формальный, конечно.
«Ты можешь лишиться головы или присоединиться ко мне. Так я ему сказал. И кто бы мог подумать, что Митос выберет второе? Какая неожиданность!»
Кронос не стал чинить проводку. Сам он неплохо ориентировался в слабоосвещенных коридорах, а оборудование могло и подождать. Первым делом нужно было разобраться с зарождающимся бунтом. Кронос направился обратно к лабораториям. Он предполагал, что главные события произойдут именно там. Да и слишком удивлен не былМитос разочаровал бы его, если бы молча смирился и не попытался переиграть.
«И все же это глупо, мысленно сказал побратиму Кронос. Ты проиграешь, Митос. Нет, я не убью тебя. Но ты еще долго будешь сам молить о смерти. И не получишь ее. А потом, может быть, я прощу тебя. МыВсадники. Те, кто рождены, чтобы править миром. Это важнее всего. Ради этого я готов и дальше терпеть тебя рядом с собой. Более того, буду рад».
Кронос прислушался. Ему показалось, что вдалеке слышны звуки сраженияметаллический звон и скрежет.
«Ты сейчас один против двоих братьев. Так ведь? И ты надеялся победить. Застать врасплох. И на кого же ты напал первым? Каспиан? Тот слишком недоверчив. Или Сайлас? Он ведь привязан к тебе, и ты это знаешь. Маклаудне единственная твоя слабость. Значит, открытый бой. Ты в отчаянии, Митос?»
Кронос не сомневался в том, что понимает мысли Митосатот должен был совсем утратить надежду, чтобы начать решительные действия. Попасть между нескольких огнейнастроить против себя Маклауда, Кассандру и самого Кроноса, который ясно дал понять, что ни на грош не доверяет Митосуо, тут было от чего сломаться.
«Зря ты не поговорил с Маклаудом, когда вернулся. А я ведь так старался обелить тебя в его глазах. Сбить спесь с этого индюка было приятно, не спорю. Но разговаривал я с ним не для того. Не ценишь ты мои усилия, Митос».
В самоотверженность ради врага Кронос не очень верил, потому был заинтересован в том, чтобы пленник оставался Митосу другом. Таким образом, строптивый Горец превратился бы в идеальное орудие. Сочувствовал бы Митосу, видел в нем жертвуи Митос оставался бы к нему привязан. И одного только намека на угрозу для пленника было бы достаточно, дабы держать в повиновении Митоса.
«Уверен, ты нашел бы способ перемолвиться с ним, если бы захотел. Но тебя так мучило то, что там у тебя вместо совести? Ты даже не решился поговорить с другом? Ну, ничего, у тебя еще появится такая возможность. Ты слишком ценен, потому будешь жить. Как всегда».
Но и оставлять выходку без последствий Кронос не собирался. Раздумывая над тем, как поступить с Митосом, когда эта его нелепая попытка бунта завершится поражением, Кронос решил, что Маклауда трогать пока не следует. Наоборот, предоставить ему возможность самому увидеть, как Митоса будут пытать. И чем нещаднее получится зрелище, тем лучше.
«Да, отлично. Этот болван уверится, что Митос помогает мне из страха. И не будет его осуждать. Пусть и дальше остаются друзьями, это только на пользу моим планам».
Кронос уже приблизился к лабораториям. Меч он держал наготове. Тут уже слышен был Зов, и позволить застать себя врасплох Кронос не желал. Впрочем, он не верил, что у Митоса был хоть какой-то шанс.
«Когда все закончится, Митос, ты тоже перестанешь сомневаться».
Кронос ускорил шаг.
* * *
Митос и Сайлас сражались практически на равных. Когда прошло замешательство, и Митос полностью сосредоточился на поединке, то стал уклоняться от прямых ударову Сайласа был перевес в силе, но Митос отличался большей ловкостью. Бой затягивался. Противникам лишь изредка удавалось задеть друг друга, большинство ударов или не достигали цели, или их удавалось отражать. Они кружили по коридорам базы, не слишком отдавая себе отчет, где именно находятсялестницы, переходы, комнаты мелькали, как картинки в калейдоскопе.
Кто знает, чем бы закончился поединок, но в какой-то момент ненадежная кирпичная кладка под ногами Сайласа обрушилась, и он упал, скатившись вниз по лестнице. С небольшой высоты, но этого хватило, чтобы слегка оглушить его. Митос, спрыгнув следом, занес над ним меч.
А я доверял тебе, брат!
Этот окрик только на миг привел Митоса в замешательство, но свой шанс на победу он потерял. Сайлас нанес ударлезвие топора глубоко врезалось Митосу под ребра. Митос выронил меч и упал, пытаясь зажать рукой рану. У него изо рта потекла кровь. Сайлас поднялся на ноги, примерилсяи ударил уже лежащего противника. Потом еще раз. И еще. Митос давно перестал дышать, но удары не прекращались, пока тело не превратилось в кровавое месиво. Тогда Сайлас опустил топор и, как после тяжелой работы, утер пот со лба, только размазав брызги крови.
* * *
Дункан, предоставленный сам себе, конечно же попытался освободиться. Хотя и понимал, что шансов малоно все лучше, чем сидеть просто так. Руки у него были скованны за спиной, ноги тоже опутаны короткой цепью. Изловчившись, Дункан протащил ноги через кольцо, созданное его руками и наручниками, и так перевел руки вперед. Выбраться из клетки он тоже сумел, и теперь сидел рядом с ней на ступеньках, прикидывая, что еще можно придумать. Беспомощность здорово действовала на нервыДункан не боялся опасности, не отказывался от поединков с сильнейшими противниками, но сидеть и ждать милости от победителей или спасения неизвестно откуда, было выше его сил.
Что-то происходило на базе ВсадниковДункан слышал отдаленный шум, похожий на звон мечей. Его тюремщики не возвращалисьникто из них. Дункан прикидывал, что бы это могло значить. Если бы Каспиан забыл тут ключ от кандалов! Или оставил хоть какое-то оружие. Но ничего подходящего тут не было.
«Сколько времени мне понадобиться, чтобы уползти отсюда, и как скоро меня найдут?»
Раздались тяжелые шагикто-то из Бессмертных приближался и уже начал спускаться по лестнице. Дункан повернулся на звук, и мороз побежал у него по коже. К нему шел Сайлас, держа наперевес топор. В свете факелов было хорошо видно, что лезвие топора все в крови. Брызги крови обильно покрывали также одежду, лицо и руки Сайласа.
Что за черт? Кого ты только что убил? сказал Дункан, невольно отодвигаясь подальше.
Сайлас ничего не ответил. Шел прямо к Дункану, удобно перехватив топор. Сбежать пленник не мог при всем желании. Сайлас столкнул его вниз, прямо в воду, пахнущую машинным маслом и гнилью. Глубина была небольшой, даже до колен не доставала, но Сайлас вполне мог удерживать Дункана под водой, пока тот не задохнулся бы. Дункан успел подумать, что такая смерть его и ждет, но тут Сайлас, удерживая его одной рукой, поднял топор. И перерубил цепь, стягивающую руки Дункана. Потом таким же образом освободил и ноги. Дункан, пошатываясь, поднялся и уставился на Сайласа. Тот хмуро смотрел на него, не выпуская из рук топор.
«Решил подарить достойную гибель, что ли? Не связанным и не стоящим на коленях?»
Дункан ждал, что Сайлас сейчас все-таки убьет его, но тот вдруг отступил на несколько шагов, все так же не спуская глаз с Дункана. Потом, так ни слова и не сказав, развернулся и направился куда-то по одному из коридоров. Дункан в оцепенении смотрел вслед, пока массивная фигура не скрылась за поворотом. Потом очнулся и, подумав, направился к тем дверям, откуда Сайлас сюда явился. На полу виднелись потеки кровипроследить путь по ним было несложно. О том, что за картина откроется в конце пути, Дункан старался не думать: предположения были сплошь невеселые.