Какаю такую пробу?
На предмет пороховой пыли. Когда стреляют из пистолета или ружья, всегда на коже и одежде остаются частички пороховой пыли. Я понятно объясняю? А к концу рабочего дня я обязательно к вам подъеду, чтобы закончить разговор. Алексей! выкрикнул он через голову Алины. Эти женщины подвезут тебя в лабораторию. А ты им в качестве благодарности напишешь заключение о том, что они сегодня не стреляли и в руках оружия не держали. Естественно, если наши криминалисты подтвердят этот факт.
А если это все-таки они стреляли? чересчур серьезно спросил Скворцов.
«Тоже мне, остряк самоучка, подумала я. И Воронков тоже хорош, забавляется с нами, как кошка с мышками».
Если стреляли, то, как положено, посадишь под замок. Вы сегодня в тире случайно не были? язвительно улыбаясь, спросил Сергей Петрович.
А если бы были? Сразу бы под суд отдали? вопросом на вопрос ответила Алина.
Нет, только недели через две, успокоил ее Воронков. Рутинная работа требует времени. Протоколысплошное бумагомарание, но без них нельзя.
Глава 4
Ну и зачем тебе понадобилась сестра покойной? зло спросила я Алину.
Мы возвращались в «Пилигрим» после свидания с криминалистами, и настроение у меня было препаршивое. В лабораторию нас под конвоем проводил Алексей. То ли по забывчивости, то ли намеренно он не предупредил своих коллег о том, что мы добрые знакомые Сергея Петровича и нас привезли сюда исключительно затем, чтобы преподать урок и отбить всякую охоту путаться под ногами у полиции. А посему в лаборатории с нами обращались без церемоний, то есть как с настоящими подозреваемыми. Даже Алина, любительница качать свои и чужие права, дабы не вызвать гнев хозяев, старалась лишний раз рта не раскрывать, молча исполняла все, что от нас требовалось.
Теперь, когда с нас сняли всевозможные пробы, а также отпечатки пальцев, я не могла сдержать себя:
Кто тебя дергал за язык? Какой такой личный интерес? Тебя скучно живется? Нечем заняться?
Марина, ты мелко мыслишь, вперед не смотришь, упрекнула меня в недалекости Алина. К слову сказать, это самая любимая ее тема, потому как подспудно она считает себя самой умной и самой дальновидной. К чему доводит ее сообразительность и страсть к авантюрным поступкамотдельный разговор. Итак, Алина села на своего любимого конька и принялась учить меня жить: Ты рассуждаешь совсем как Воронков. Не тебя убилиуже хорошо, радуйся. А если это нас хотели подстрелить? Скажем, конкуренты?
Алине эта мысль понравилась. Взгляд ее приобрел туманность и отрешенность, а в черепной коробке вовсю уже раскручивалась новая версия. Чтобы дневной свет не мешал ей мыслить, она сощурила глаза в узкую щелочку. Слава богу, мы стояли на перекрестке в ожидании, когда загорится зеленый свет, и не рисковали в кого-нибудь врезаться. А если бы ее осенило, когда автомобиль мчался по оживленному проспекту? Страшно подумать!
Светофор мигнул красным глазом, затем желтым и зеленым. Позади нас раздались возмущенные сигналы. «Давайте, трогайтесь! Что уснули? Спать дома будете». Но Алина была так увлечена своими мыслями, что никак не реагировала на звуковые раздражители. Я легонько ее толкнула в плечо. По ее губам скользнула загадочная улыбка. Значит, что-то придумала. Уверена, если ее сейчас спросить: «Кто?», она и фамилию скажет, и название фирмы, у которой мы стоим поперек горла.
Это Арсеньев и его фирма «Зеленый фургон», оправдала мои ожидания Алина.
Она думала, что я подпрыгну от восхищения, начну хвалить ее дедуктивные способности, восторгаться ее умом и сообразительностью, но я ее разочаровала. Вместо хвалебной оды она от меня услышала:
Поезжай, если не хочешь, чтоб тебя растерзали разъяренные водители. За нами образовался хвост длиной в два квартала.
Машина тронулась с места. Три минуты Алина хранила молчание, на четвертой не выдержала и спросила:
Так как тебе Арсеньев? По-моему, он ни перед чем не остановится, у него на роже написано, что может убить любого, кто перейдет ему дорогу.
Ну, это уж слишком! не выдержала я. Алина, у тебя две крайности: конкуренты и мифический истукан. Хорошо хоть при Воронкове ты о нем не вспомнила.
Ты же мне велела не заикаться, вот я и смолчала. Хотя, наверное, зря. Чувствую, одно без другого не обошлось. Слушай, у них такая лаборатория серьезная. И связи в научных институтах Может, попросить Воронкова проверить статуэтку на предмет электромагнитных колебаний или, не знаю, как назвать, корочеимпульсов от моих мозгов, которые он трансформирует в свои пакости.
Останавливайся, приехали! выкрикнула я. Алина, задумавшись, проскочила мимо нашего туристического агентства. Я сначала решила не комментировать Алинин бред, но, видя ее блуждающий взгляд, все же сказала: Алина, ты права, мозги тебе определенно нужно просветить, хотя бы рентгеном.
И правда, голова у меня идет кругом. Столько мыслей, столько мыслей Алина сдала назад, остановила «Опель» перед «Пилигримом» и опять углубилась в размышления, позабыв не только на меня обидеться, но и выйти из машины.
И долго ты здесь собираешься торчать? спросила я, наблюдая за тем, как Алина завороженно смотрит на руль и что-то бормочет себе под нос. Ау! Приехали, вылезай. Или ты и дальше будешь сидеть?
А? Что? Нет, я все-таки уверена, это как-то связано между собой. Вот послушай. Допустим, я сгоряча сказала Кстати, ты не помнишь, что я сказала?
Нет! рявкнула я и выскочила из машины.
Подожди. Послушай же. Она догнала меня на ступеньках. Арсеньев хотел убить нас, не ее. Для этого и нанял киллера. Киллер уже сидел в засаде, скажем, на крыше дома, а тут я пожелала, чтобы хозяева магазин сгинули. Помнишь, именно так я сказала?
Я не ответила.
Статуэтка перетранспортировала мои мысли киллеру, он принял сигнал и выстрелил не в нас, а в Ларису.
Умно! фыркнула я. Но если бы он хотел выстрелить в нас, он бы находился на той стороне улицы, где находится «Бон вояж». Ты понимаешь, Алина, пуля летит по прямой линии и не может сделать дугу, чтобы с крыши угодить на первый этаж того же самого дома.
Киллер мог находиться и не на крыше, а прямо на улице. Тогда ему было бы все равно куда стрелять: в окна «Пилигрима» или в окна «Бон вояжа».
Алина, не морочь мне голову. Но, если хочешь знать мое мнение, лучше думай, что это проделки африканца, а не наемного убийцы. Тогда пуля взялась неизвестно откуда, а потом неизвестно как угодила в Ларисину голову. Мне так спокойнее. Твое умственное помешательство я как-нибудь переживу, а вот поисками киллера пусть займется Воронков.
А что Воронков? Он даже не сказал, чтобы мы не путались у него под ногами, обиженно буркнула Алина.
Еще скажет. Будь уверена. Обещал же он вечером зайти, вот и предупредит.
Но в тот день Воронков так и не осчастливил нас своим приходом. Я думаю, он рассчитывал на наше благоразумие. По его мнению, мы женщины серьезные, деловые, много раз попадали в переделки, из которых должны были извлечь определенный жизненный опыт. К тому же с его подачи нас отвезли в лабораторию, которая, кстати сказать, находится в одном здании с моргом. Одну половину здания занимает морг, другуюлаборатория. Догадываюсь, поездка была своего рода устрашающим фактором, не зря же нас завели в здание с другого конца и провели в лабораторию через морг, да еще мимо столов с лежащими на них трупами? Мол, смотрите, что бывает с непослушными девочками, у которых слишком длинные, любопытные носы.
Остаток дня Алина простояла у окна, наблюдая за противоположной стороной улицы. Там было тихо: «Бон вояж» опечатали, рабочих отпустили. Пешеходы торопились по своим делам и в окна туристического магазина не заглядывали.
Почему так немноголюдно? Ни зевак, ни ажиотажа, удивилась Алина. Это ведь событие! Девушку подстрелили!
А тебе нужна толпа перед входом?
А что? Тоже неплохо. Своего рода реклама.
У меня отвисла челюсть и брови взмыли вверх. Так, с открытым ртом и волной складочек на лбу, я повернулась лицом к Алине.
Какая реклама? Кому реклама?
Нам реклама, «Пилигриму», спокойно ответила Алина. Ты только представь. Даем мы рекламу в газете, улицу указываем. Но ведь не все запоминают названия улицы. А тут такой ориентирв доме напротив девушку застрелили. Сразу всем становится понятно, где расположено туристическое агентство.
Алина, ты точно умом тронулась. Как ты можешь? Человека убили ни за что ни про что, а ты сожалеешь о том, что мало любопытных сбежалось на труп посмотреть?
Я об интересах нашего агентства пекусь, а ты к словам придираешься! обиделась Алина. И каждый раз меня дурой называешь.
Ты сама себя так назвала, я не говорила. Но даже если бы я тебя так назвала, была бы права, потому в последнее время ты сплошную чушь городишь. У меня складывается такое впечатление, что у тебя мозги поплыли.
А ты такая умная, что вообще ничего придумать не можешь. На мне все: и реклама, и новые проекты.
Прошу заметитьпрожекты, а не проекты.
Мы опять поссорились, уже не в первый раз за этот день. Я демонстративно вышла из кабинета и села в общей комнате рядом с Аленой с благим намерением продать пару путевок. Мне нужно было поднять настроение, а я всегда радуюсь, когда люди выбирают отдых с нашим агентством.
Но ни один посетитель, как на грех, в «Пилигрим» не заглянул, и я вскоре поняла, что мне вообще не до посетителей и не до их обслуживания. Я поймала себя на мысли, что наша с Алиной дружба трещит по швам. После ее возвращения из Африки она здорово меня злит, я стала нервная, раздражительная. Начала срываться на нее по поводу и без.
Конечно, Алина всегда отличалась своеобразием поведения. С посторонними она старается держаться в рамках общепринятых норм, а вот со знакомыми порой расслабляется и не контролирует свои эмоции, поэтому многие из них считают ее эгоистичной и нагловатой особой со склонностью к стервозности. Что есть, то есть, но лишь в той мере, что придает изюминку женщине. Зато с ней всегда интересно, у нее, как у ребенка, что на уме то и на языке. Только не надо думать, что Алина проста как ситцевая простыняхитрости в ней навалом. А о смекалке и сообразительности отдельный разговор. Эти два качества иногда работают и в мирных целях. Алинина голова выдает такие туристические проекты, что они сразу же становятся хитами сезона. Чего греха таить, неуемная Алинина фантазия позволяет нашему «Пилигриму» уверенно держаться на плаву в море туристического бизнеса.
Почему же меня стали раздражать все те качества подруги, которые раньше так мне нравились? Дружим мы, слава богу, с самого детства, и ничего такого прежде не происходило. А тут откуда-то взялась резкая антипатия друг к другу? Непонятно.
Дверь в кабинет приотворилась и оттуда высунулась смущенная голова Алины.
Марина, тихо позвала она, ты можешь зайти? Пожалуйста.
Голос у нее был жалобный и просящий, почти умирающий. Я не выдержала, встала и пошла в кабинет.
Я тут сидела и думала, начала она.
Я кивнула головой: «Думалаэто хорошо».
Ты, конечно, можешь меня обозвать еще десять раз дурой, но я все равно тебе скажу. Все наши неприятности из-за него, она взглядом указала на истукана, который своими деревянными глазками взирал на нас с подоконника. Я же вижу, как ты изменилась, после его появления у нас. К примеру, ты сегодня сказала, что у меня мозги поплыли, а у меня после твоих слов такая мигрень началась, что сил терпеть нет, Алина всхлипнула и для наглядности коснулась ладонью лба. Ты последние дни на меня злишься. Я боюсь, что ты в сердцах скажешь: «Глаза мои тебя бы не видели», и со мной что-нибудь случится. Давай помиримся.
Она развела в стороны руки и с распростертыми объятиями пошла на меня. Но обняться мы так и не успели. Очевидно, слезы залили Алине глаза, она не заметила на полу стопку рекламных буклетов (которую, кстати сказать, сама же там поставила), зацепилась за нее ногами и со всего размаху упала на пол. Руки она свести перед собой не успела, поэтому лицом угодила как раз на другую пачку с печатной продукцией, которая была пониже первой пачки.
Увидев, как моя подруга, словно подкошенная, упала на пол, я испугалась. Мне сразу вспомнилась Лариса, и я заорала:
Алена, вызывай полицию. Алину убили.
Я посмотрела в окно. Фрамуга была открыта. Легкий ветерок играл жалюзи, а на подоконнике стоял истукан. Он хитро зыркал на меня черными глазками и подло улыбался. По моей спине пробежала дрожь.
В комнату влетела наша секретарша Алена.
Марина Владимировна, что случилась? Я не поняла, кого вызвать?
Полицию, Алину убили, с трудом выдавила я из себя и, не сдержавшись, зарыдала.
Алина пошевелилась. Сначала она подтянула под себя руки, затем отжалась на них и подняла лицо. С лицом происходило нечто невероятное. Кто часто в детстве падал, знает, если получить сильный удар в нос, распухает не только нос, но и веки. Причем так, что глаз практически становится не видно. Отечность приобретает синеватый оттенок, потом переходит в зеленый, желтый и через неделю исчезает, как обычный синяк. Но эту неделю надо как-то пережить. Для женщины такой синяк все равно что мировая катастрофа, конец света, апокалипсис, если хотите.
«Скорую», в панике завизжала Алина. Я ничего не вижу. И, подобно гоголевскому Вию, добавила: Поднимите мне веки.
Это немудрено, когда вместо век вареники, воскликнула Алена и, глядя на Алинино лицо, перекрестилась. Алина Николаевна, что с вами?
Не видишь, что ли, человек упал? Я подлетела к Алине, стала ее поднимать и на радостях, что та оказалась живой, целовать. Как же тебя так угораздило? Бедная ты моя.
Алина отстранила меня рукой:
Подожди, а ты мне ничего не желала?
Янет, это ты за меня сказала: «Чтоб глаза мои тебя не видели». Ой! Что же это получается? я схватилась за голову.
А ничего хорошего. Теперь ты мне веришь? Алина, как слепой крот, потянулась ко мне лицом.
Верю, верю, поторопилась я ответить, Алина тому была красочным подтверждением. Веки синели на глазах. Теперь ее лицо напоминало негатив фотографии панды. Нос превратился в подгоревший пирожок, а глаза таились в недрах двух синюшных подушек. Господи, Алена, неси скорей лед! И беги скорей в аптеку. Может быть, там тебе что-нибудь присоветуют.
А «Скорую» и полицию вызывать?
Нет. Никакой полиции. И «Скорой», пожалуй, тоже не надо. Лед скорей неси.
Алину мы положили на диван, и до закрытия «Пилигрима» я старательно прикладывала ей на веки лед. Отек немного спал, теперь она могла видеть. Она хотела подняться, чтобы подойти к зеркалу, но я удержала ее на местелишние переживания ей ни к чему.
Не вставай, полежи еще. Я сейчас тебе на глаза компресс положу с мазью «Антиситяк».
Что еще за мазь?
Какая-то новая. Алене в аптеке предложили.
А, Алина отмахнулась от компресса рукой, синяк уже есть. Так или иначе он пройдет. Лучше скажи, что с африканцем делать будем? Пока он здесь находится, жизни у нас не будет. Нельзя же все время молчать? Лично я не могу. У меня темперамент, стала оправдываться Алина. Если что-то не по мне, смолчать мне трудно.
О ее привычке сразу резать правду-матку я знала не понаслышке, поэтому предложила:
Может, домой отнесешь?
Спасибо, подруга. А Санька, а Вадим? Не жалко? Как вспомню, как они жизнью рисковали, когда статуэтка у нас дома стояла, дрожь по телу пробегает. Мы ведь как? Перед своими не стесняемсяможем такое сгоряча ляпнуть. И зла не хотим, а мелем что зря. Как это Саньку пронесло? Я ведь чуть чтогрожусь из него котлету сделать, призналась Алина. Дай мне скорей телефон. Я вручила ей трубку и, чтоб она не напрягалась, набрала ее домашний номер телефона. Санечка, сынок, как ты там? почувствовав угрызения совести, запела Алина. Возьми денежку, сходи в магазин и купи себе сладенькое. «Сникерс» или «Марс». Сколько? И того и другого по две штуки возьми или по три. Нет, лучше торт купи, какой захочешь. Большой. Не хочешь торт? А что ты хочешь? Саша, ты не наглей, мне нервничать нельзя. Нет, ящик киндер-сюрпризов я покупать тебе не разрешаю. Ну так и что, что ты сразу всю серию соберешь! Вспомни, сколько тебе лет. Не хочешь торт, ограничься шоколадкой. Все, пока! Алина отдала мне трубку. Теперь ты понимаешь, почему я не могу фигурку забрать домой? Мальчику одиннадцать лет, а он все еще в киндер-сюрпризы заглядывает.
Очень хорошо тебя понимаю, поскольку у меня дома такая же малютка.
Неужели Аня все еще увлекается игрушками из шоколадных яиц? Надо же! Такая серьезная девочка. Алина с недоверием посмотрела на меня. Я не рискнула ей признаться, что мне самой нравится молочный шоколад, из которого слеплены яйца. Ладно, оставим детей в покое. Что с ним-то делать будем? Алина скосила глаза на подоконник и, понизив голос до шепота, сказала: Домой мне его нельзя. Никто не выживет. Это точно. Вадим уйдет с концами в лабораторию. Крысы перегрызут друг друга. Кот свалится с балкона. О Саньке и думать боюсь. Не стану я его забирать домой. Продать, подарить тоже невозможно. Помнишь, что нам сказал Ираклий Георгиевич? Можно только вернуть на место.