Потом сладость сменилась сольюпод моими губами бешено пульсировала голубоватая жилка на шее Тима. Чуть ниже и левее её было особенное место, которое обязательно следовало прикусить, чтобы Тим беззащитно всхлипнул «Ах!». Ещё одно такое место находилось у него на внутренней стороне правого бедрая всё-таки составил подробную карту его тела и, по-моему, открыл тогда много нового для нас обоих. Сегодня мне тоже хотелось чего-то вдумчивого и неспешного, тягучего, как расплавленный уличный воздух.
Не будем спешить?
Если удержишься.
Я замер в нерешительности: правильно ли я понял?
Предлагаешь повторить наш последний опыт?
Почему нет?
Потому что это больно, хотел сказать я, но не сказал.
Смазка
Всё в тумбочке.
Фантастически предусмотрительный человек.
Пускай этот раз был не первым, я всё равно волновался, как подросток, и поэтому медлил, сколько мог. Бережно растягивал Тима пальцами, не забывая при этом уделять внимание и его напряжённому члену. Иногда аккуратно касался внутри чувствительной выпуклости простаты, и тогда всё тело Тима пронизывала сильная дрожь. Однако наступил момент, когда я поймал короткое «Пора» в брошенном на меня через плечо полуночном взгляде, и медлить стало некуда.
Он был восхитительно, сладостно узким, и даже смазка здесь мало чем помогала. Забывая дышать, я вошёл в него на всю длину и остановился, пережидая острый предоргазменный спазм. Что за наваждение: я занимался анальным сексом с самыми разными партнёршами, но такого кайфа просто от того, что я внутри, не испытывал никогда.
А вот Тиму сейчас было не до удовольствия. Я чувствовал, как он старается расслабиться, привыкнуть ко мне, и помогал ему в этом, чем мог: прикосновениями, поцелуями, жарким шёпотом о том, какой он горячий и тесный внутри, как я люблю его и как благодарен за то, что он разрешает мне делать с собой такое. Наконец напряжение ослабило тиски, и Тим хрипло выдохнул «Продолжай». Тогда я собрал в кулак всю свою выдержку и начал двигаться. Нам обоим хватало лёгких покачиваний, однако даже так я продержался позорно мало.
Сейчас,пробормотал я Тиму. Он резко кивнул, и мои последние фрикции вышли чудесно размашистыми.
Молния невыносимого блаженства, от крестца до темени. Белая вспышка под крепко зажмуренными веками. Улыбка Бога, от которой я, поражённый, застыл на стыке сна и яви. Потом качнулся, теряя равновесие, в панике хватаясь за ткань сновидения, но она расползлась под моими пальцами, как гнилая ветошь. И я проснулся, ярко помня своё безумное желание остаться на той стороне навсегда.
***
Спать днёмдурное занятие. Мало того, что голову потом разламывает похлеще, чем с бодуна, так ещё и снится такое, что после хоть в петлю лезь. Я закрыл глаза и громко, внятно выматерился самым отборным матом, который только знал. А потом встал с дивана и пошёл устраивать себе ледяной душ, чтобы усмирить возбуждённую до предела плотьгрёбаная физиология срать хотела на естественное отвращение разума.
Почему я? Что со мной не так, отчего мне нельзя жить, как обычному человеку? И как быть теперь? Занести алкоголь и пиццу в список пищевых табу, сменить паспорт, место работы, профессию, город, страну? Или трусливо попросить Тима написать заявление? Хотя, если мы поделили этот сон на двоих, то и просить не придётся.
Окончательно закоченев, я вылез из душа. «Надо что-то делать»,билась птица-мысль в клетке черепной коробки. Не пить, потому что это хреново помогает. Не прыгать с крыши, не покупать билеты на ближайший рейс до Индии, чтобы найти в Варанаси старика-йогина и как следует набить ему морду. Я покружил по квартире и вдруг наткнулся взглядом на лежавший на тумбочке ключ зажигания. Скривил рот в злой усмешкео да, кто же не любит быстрой езды в психованных чувствах!и стал одеваться.
«Патриот» не гоночная машина, однако сто сорок я на нём сделал. На автобане, конечно,мой инстинкт самосохранения ещё не настолько атрофировался, чтобы на таких скоростях летать по городу. Езда на пределе автомобиля требовала полной сосредоточенности, и самоедский внутренний голос временно заткнулся. На одной из развязок я ушёл с хайвея на обычную двухполоску, а потом и вовсе свернул на просёлки. Я хотел пустоты и пространства, и убранные поля были именно тем местом, где вдоволь хватало и того, и другого.
Когда солнце коснулось золотым краем огненного горизонта, я остановил машину на обрыве высокого холма. Вышел на свежий воздухух, морозно!достал сигареты и жадно закурил. Первый ясный день за много недельи так бездарно прожит. Я выпустил в закат густой клуб дыма. Забавно, я почти ненавижу себя, однако не могу плохо думать о Тиме. Причём не из-за каких-то моральных соображений, а просто потому, что у меня напрочь отключена эта опция. Зато опция «защищать» выкручена на максимум: я-то справлюсь с чем угодно, но вот Тима трогать не вздумайте. Ему и так досталось, хоть в снах, хоть в наяву.
Это ни в одном месте нельзя было считать нормальным.
Ну хорошо, выплюнул я в догорающий небесный костёр. Хорошо, я признаю. Я бы мог. В другихмы знаем какихобстоятельствах, но, я настаиваю, только с этим конкретным человеком. Однако сейчас, в текущей реальности, мне этого не нужно. Совсем, ни при каких условиях.
Тогда почему я изо всех сил не хотел просыпаться? Только ли потому, что знал, каким геморроем обернётся для меня бодрствование?
Я скрипнул зубами, оставляя провокационный вопрос без ответа, однако рефлексию моё подчёркнутое молчание отнюдь не угомонило.
Хорошо, настойчиво продолжила она, а просто общаться я бы хотел? Если бы не было снов, хотел бы я таскать Тима по едальням или без приглашения заваливаться к нему в гости? Слушать его заумные рассказы и самому болтать обо всём, что в голову взбредёт? На выходных брать их с Белкой в охапку и выезжать на природу? Хотел бы я, чтобы мне всегда улыбалось моё личное, персональное солнце?
Кажется, кто-то совсем забыл об Анне. Да и об Ольге, раз уж на то пошло. Как вписать их в нарисованную идиллию из двух приятелей и собаки? И, самое главное, чего хотел бы сам Тим?
«Неодиночества».
Забытая сигарета погасла у меня в пальцах. Я аккуратно спрятал её в пачку и запрокинул лицо к густо-синему небу, на котором уже загорались искорки звёзд. Такое чувство, словно я пытаюсь объединить два параллельных мира, не желая терять ни один из них. Но согласно теориям, части мультиверсума обречены существовать порознь, так что мне придётся выбирать. Или нам, если Тим тоже задремал сегодня днём. Я вынул из кармана смартфон, нерешительно покачал в ладони. Ладно, не сделаешьне узнаешь.
Привет, не занят?
Привет,голос Тима звучал спокойно и естественно,нет, не занят.
Тогда скажи,я опять посмотрел в небо, где звёзд заметно прибавилось,что ты думаешь о теории мультиверсума?
Пожалуй, Тим был единственным на всём свете человеком, который мог ни капли не удивиться тому, что поздним вечером субботы ему звонит совершенно трезвый коллега и задаёт настолько странные вопросы.
Ну, математическим аппаратом я не владею, так что говорить о её строгой обоснованности не буду. Она просто кажется мне верной. Мироздание как совокупность всего, что только может быть, квантовая частица, пребывающая во всех состояниях сразу, но с разной вероятностьюпо-моему, захватывающе красиво.
Единство бесконечно большого и бесконечно малого,я бездумно следил глазами за светлячком-спутником, ползущим по тёмному небосклону.Да, тебе должно нравиться.
И хотя моё тело может находиться только в текущей, наиболее вероятной реальности, дух пронизывает их все, объединяя всех моих двойников,тихо добавил Тим.Это поддерживает.
Знать, что у какой-то из версий тебя жизнь складывается лучше?
Да, причём, возможно, и не одной. А раз душа наша едина, то я тоже получаюсь причастным.
Тим, ты философ-романтик.
Наверное. Однако, боюсь, это неисправимо.
Это и не нужно исправлять,Мой вздох материализовался лёгким облачком пара.Скажи, ты когда-нибудь выбирался поздней осенью в поля, чтобы посмотреть на звёзды?
Осенью нет, а летом, на даче, частенько.
Хочешь сравнить впечатления? Я могу подъехать минут через сорок, и махнём за город.
В динамике наступила тишина.
Давай.
И никаких условий.
У тебя есть термос? А то я за своим не успею домой заскочить,Впрочем, мы можем разогреть воду в котелке на газовой горелке: набор выживальщика лежит у меня в машине всегда.
Найду. Чёрный чай?
Ага, можно даже без сахара.
И ещё у меня есть печенье,тут Тим чуточку замялся.Правда, самодельное, но вполне съедобное. Я проверял.
Ты умеешь печь печенье?А в глюке об этом ни полслова не было!
Только самое простое и когда совсем припрёт. Так как, брать?
Конечно! Это ж такой эксклюзив.
Договорились,Тим явно был польщён.Сорок минут?
Или быстрее,я отлепился от капота.Я наберу, когда тебе выходить.
Ясно, жду,и он повесил трубку.
Плохо гнущимися от холода пальцами я запихал смартфон в нагрудный карман куртки и забрался в напрочь остывший салон. Ничего, сейчас печку накрутим и по трассе притопим. Эх, забыл Тима предупредить, чтобы одевался потеплее, ну да ладно. Буду перезваниватьскажу.
Я никогда не считал, будто с возрастом становлюсь мудрее, однако кое-что за три с гаком десятка лет всё-таки для себя вынес. Например, что проблему двоих надо решать вдвоём, иначе можно таких дел наворотитьне расхлебаешь. Конечно, я отдавал себе отчёт: мой поздний звонок был очередным выбором на перепутье. И больше всего хотел бы знать, куда именно я теперь иду.
*В программировании выделяют знаковые и беззнаковые целочисленные типы данных. Как видно из названия, знаковые предназначены для хранения как положительных, так и отрицательных значений, а беззнаковыечисел, не меньше нуля.
Беззнаковые типы данных, в отличие от соответствующих знаковых, имеют в два раза больший диапазон из-за того, что в знаковых типах первый бит указывает на знак числа: 1отрицательное, 0положительное.
========== IV (пломбир в вафельном стаканчике) ==========
Слушай, если честно, ты сильно удивился моему звонку?
Будь благословен полумрак автомобильного салона, и будь прокляты дневные сны. Так неловко я, пожалуй, ещё ни разу в жизни себя не чувствовал.
Хороший вопрос. Тому, что тебя заинтересовал мультиверсум,да, удивился. А вот тому, что позвонил Наверное, нет.
Если Тим и замечал моё состояние, то деликатно не акцентировал на нём внимание.
Почему? Тебе по выходным часто звонят коллеги?
Всё, пора брать язык под контроль. Каким боком меня касается, кто и когда ему звонит?
Ну, с недавних пор мне если и звонят, то спамеры из банка,сознался Тим.Так что думаю, это от того сна осталось, на уровне подсознания.
Мы как раз выруливали по развязке на автобан, поэтому моё невыразительное «Ясно» должно было звучать естественно.
Вообще, идея правдоподобная,после короткой паузы снова заговорил Тим.Мне, допустим, только сейчас пришло в голову, что тебе неоткуда было узнать, в какой квартире я живу.
Ну, я мог по соседям пробежаться, поспрашивать. Хотя, меня ведь тоже не удивило, что ты знаешь, сколько сахара класть в мой кофе. Подлая это всё-таки штукасны.
Последняя моя фраза прозвучала чересчур зло для, в общем-то, вполне невинного обсуждения, и Тим оставил размышления вслух. Больше в дороге мы не разговаривали.
Я привёз нас ровно на то место, с которого провожал закатное солнце. Запорошенное звёздной пылью небо не имело дна, отчего при взгляде на него чуточку перехватывало горло. Как в детстве, когда выводишь в «полусолнце» скрипучие качели. На гулкой от мороза земле лежала тончайшая изморозь, и тепло дыхания застывало в стеклянном воздухе облачками новых галактик.
Очарованные, мы с Тимом долго стояли у обрыва, а затем я вернулся к машине готовить чай. Было лень доставать из багажника походный столик, так что я организовал чаепитие прямо на капоте «Патриота». Хотел уже звать Тима, однако он и сам почувствовал, что пора возвращаться на землю из звёздных далей. Подошёл к машине, с благодарным «Спасибо» взял у меня из рук кружку и сказал так, как делятся самым сокровенным:Знаешь, быть живымэто просто невозможное счастье.
Весь разговор, над которым я заставлял себя думать, пока занимался готовкой, потерял свою важность.
Ты до сих пор так ярко помнишь?
Помню не совсем верное слово. Это больше похоже на выжженное в памяти клеймо.
Или на бабочку-шрам на не моём запястье.
Но ты бы хотел забыть?
Нет,без раздумий ответил Тим.Мало что заставляет настолько ценить жизнь, как память о смерти. И потом, рука об руку с теми воспоминаниями идёт моя благодарность тебе, а её я забывать не хочу ни при каких условиях.
Да нет, не мне, с горечью подумал я. Это Дрейк был героем; у меня жеодни глюки, психи и бесполезная рефлексия.
Ты ведь хотел о чём-то поговорить?Тим грел ладони о кружку, не глядя в мою сторону. Он ждал плохого, но всё-таки первым начал этот разговор.
Хотел,я поднял глаза к небу, словно на нём могли быть написаны правильные слова.О снах. Скажи, тебе больше ничего не снилось? Ну, из той части мультиверсума?
А, так вот откуда он взялся. Нет, больше ничего. А тебе, выходит, снилось?
Угу, блин. Слушай, ты, случаем, не думал, что будешь делать, если вдруг приснится?я запнулся, подбирая эвфемизм.Что-нибудь, м-м, чересчур откровенное?
Чересчур? А. Понял. Н-ну, если только мне, то пускай снится.
Тебе что, серьёзно по фигу?..я проглотил окончание «с кем?». Вот чёрт, неужели эта часть глюкаправда?
Понимаешь,сгорбившийся над кружкой Тим говорил очень тихо,я никогда не придавал значения телесному. Мой практический опыт чрезвычайно скуден, но и каких-то строгих табу у меня тоже нет. Если всё добровольноа я уверен, что в той части мультиверсума это именно так,то откровенность снов вряд ли меня заденет.
И ты уверен, что после сможешь нормально со мной общаться?
Почему нет? Сныхимеры, пока их видит только один из нас.
Я бросил на него угрюмый взгляд. Вот именно, что пока. Как нам быть, если следующий сон мы разделим на двоих? Существует ли возможность избежать предсказанного? Существуют ли какие-нибудь превентивные меры?
Я честно не знаю, как мне не сниться тебе,грустно сказал Тим. Словно мысли подслушал.
Я знаю, что ты не знаешь,вздохнул я. Глупо было надеяться на чудо.Тебе горячего из термоса добавить?
Тим поспешно отхлебнул чая, проверяя температуру.
Да, можно.
Я разлил нам добавку и наконец-то попробовал печенье:Хм, а очень даже годно получилось.
Да ну,усомнился Тим.У тётушки оно намного вкуснее выходило.
Как говорит Вася Щёлок, не пробовал, поэтому сравнивать не возьмусь. Мне и твоё нравится.
Я рад,И это была не пустая вежливость, его действительно порадовал мой простецкий комплимент.
Какое-то время мы пили чай с печеньем в тишине, а потом Тим сказал:Всё, что я могу придумать, это уговор: если нам снится общий сон, то на утро я исчезаю из города.
Куда?скептически покосился я в сторону его тёмного силуэта.В Ришикеш или Варанаси?
Какая разница? Главное, мы больше никогда не увидимся.
Я издал коронное Щёлоковское фырканье.
«Песню о вещем Олеге» читал?
Читал,совсем поник Тим.Но убегатьодна из немногих вещей, которые я умею делать хорошо, и альтернатив у меня нет.
Зато у меня есть,я залпом допил чай и веско поставил кружку на капот. Кажется, сейчас я истинно геройским жестом сожгу себе все мосты к отступлению.Что бы там кому не приснилось, бегать от этого мы не будем.
А что тогда будем?
Ну, например, разговаривать. Под чай и твоё печенье. Согласен?
Согласен,Кружка Тима заняла место рядом с моей.Спасибо.
За то, что тебе не придётся держать под кроватью тревожный чемодан?
За то, что не идёшь по лёгкому пути.
Ну так,я картинно приосанился.Герой я, или где?
В темноте было толком не разобрать, однако Тим наверняка улыбнулся.
Возвращаемся?спросил он.
Да, время уже, наверное, за полночь.
Мой внутренний хронометр не подвёл: когда «Патриот» съехал с холма на просёлочную дорогу, радио пиликнуло час ночи воскресенья.
Вроде бы ни до чего конкретного не договорились, а с души всё равно отлегло. Даже сон вспоминался более-менее спокойно, будто краем глаза увиденная порнушка. К тому же я напомнил себе, что сегодня прилетает Аннамоё универсальное лекарство от любых вымороченных глюков. Нет причин оставаться в мрачном настроении дальше.