С нас пироги, виновато улыбнулась я. Не хотелось бы, чтобы у Виталика из-за нас были неприятности.
Нет, пусть лучше тетя Маша рябиновку готовит, подмигнул парень.
Когда мы вышли на улицу и завернули за угол, Мария Гавриловна тут же вытащила листочек и прочитала:
Рябикова Светлана Юрьевна, Кузнечный переулок, дом пять, квартира восемь. Это «Владимирская»?
Да, кивнула я.
Может, прямо сейчас поедем? в Машиных глазах горел такой авантюризм, словно она собиралась прыгнуть с берега на палубу отходящего в далекие страны сухогруза, распрощавшись с прошлой жизнью.
Странным образом это ощущение внутренней дрожи передалось и мне. Во рту стало сухо и закололи маленькие иголочки.
А что мы ей скажем? чуть заикнувшись, спросила я. У нас же корочек милицейских нету. Нам на вопросы никто отвечать не обязан.
Поехали, решительно заявила Мария Гавриловна. По дороге решим.
КВАРТИРНЫЙ ДОПРОС
Из метро мы вышли, крепко держась друг за друга и стараясь ступать в ногу.
Значит, так. Ты звонишь в дверь, а я спрашиваю Свету. Как только выйдет, скажу: «Мы все знаем!». Как только она испугается, ты сразу так участливо ей сообщишь, что в ее интересах чистосердечно во всем признаться. Помнишь, мы фильм смотрели? «Секреты Лос-Анжелеса» назывался. Там изображали хорошего и плохого полицейского. Значит, ты будешь хорошей, а я буду плохой. Ясно? Я буду запугивать, а ты проявлять понимание. Она должна захотеть остаться с тобой наедине и все рассказать, деловито строила планы Мария Гавриловна.
А а если она не захочет? осторожно предположила я.
Когда не захочет, тогда и будем думать, Машины брови съехались к переносице, в положение боевой готовности. Действовать надо по плану, но придерживаясь обстоятельств.
Хм, чем-то напоминает «в погожий день особенно нужен зонтик, иначе дождь окажется неприятным сюрпризом».
Английская пословица! закончили мы с Машей хором.
Ее муж любил так говорить. Умел незамысловатые армейские шутки произносить с такой интонацией, что все катались со смеху. Хотя, напечатанные в газете, они бы казались глупыми и плоскими. Когда к Марии Гавриловне приехал его адъютант со сложенным красным флагом, мы почти год никак не могли поверить, что Иван Степанович уже никогда не вернется домой.
Мы подошли к типичному питерскому двору-колодцу, под завязку набитому машинами. Подъезд традиционно совмещал функции парадной и общественного туалета.
Восьмая квартира находилась на третьем этаже. В старых питерских домах пролеты длинные, а полустертые гранитные ступеньки чрезвычайно неудобны; лифт, естественно, не работает. На двери несколько звонков с разномастными наклеечками: «Сысоев», «Френкель», «Глущенко», «Цыцкис» и так далее. Истертые кнопочки всей гроздью цеплялись за облупившуюся коробку.
Мы застыли в нерешительности. Звонка с фамилией «Рябикова» не наблюдалось.
Фальшивый адрес дала, прошипела Маша. Чует мое сердце, этой девице ни в чем доверять нельзя.
Может, просто снимает здесь комнату? предположила я.
Мария Гавриловна уставилась на меня разинув рот. В ее глазах появилось выражение разочарования и какой-то детской обиды.
Чтобы снять возникшую неловкость, я взяла и не глядя нажала пальцем на случайно попавшуюся кнопочку. Потом еще раз. За дверью раздался громкий собачий лай. Затем возмущенный женский голос:
Да уймите же вы своего кобеля!
Опять к Глущенке собутыльники нагрянули, никакого житья нету! возмутился следом какой-то дедушка.
Блин! Откройте же кто-нибудь дверь! Иначе так и будут трезвонить!..
Питерская коммуналкаэто такое же культурное явление и местный колорит, как белые ночи. Кто ни разу не бывал в двадцатикомнатной квартире с длиннющим коридором, общей кухней, устрашающим санузлом и десятью-пятнадцатью совместно проживающими семьями, может считать, что не знает нашего города.
Наконец огромная створка старинной двери пришла в движение. Ее приоткрыла агрессивно настроенная остроносая женщина с поролоновыми бигуди на голове. Увидев нас, она впала в замешательство:
Вам кого? удалось ей произнести через секунду.
Добрый день, я старалась улыбаться как можно сильнее, чтобы расположить к себе барышню. Нам нужна Светлана Рябикова. Если вас не затруднит, позовите ее, пожалуйста.
Дверью ошиблись, кисло ответила женщина и собралась захлопнуть створку.
Мария Гавриловна подставила свою палку.
Нет, извините, у нас точный адрес, и вижу я нормально, и с головой все в порядке. Светлана Рябикова прописана здесь! ее голос прозвенел грозно и уверенно.
У остроносой дамы мгновенно прибавилось вежливости.
А, прописана Ну, это еще не значит, что живет, выдала она загадочную фразу. Вам к Цыцкису. Четвертый звонок.
И воспользовавшись тем, что Маша на секунду потеряла бдительность, захлопнула дверь.
Ну ладно, процедила сквозь зубы Мария Гавриловна и с силой надавила на кнопочку под табличкой «Цыцкис».
Ситуация проигралась сначала. Оглушительный собачий лай, первый недовольный возглас, второй, третий, шарканье тапок, створка чуть приоткрылась. Из-за нее выглянул мужчина, более всего напоминающий анекдотического дистрофика. Жидкие белесые волосы, неестественно глянцевая и натянутая кожа, узловатые пальцы и торчащие ключицы.
Вам кого?
Почему-то меня даже не удивило, что он задал тот же самый вопрос, что и предыдущая соседка. Мария Гавриловна решительно двинулась в наступление.
У вас прописана Светлана Рябикова?!
Для пущего эффекта Маша нахмурилась и уперла руки в свои титанические бока.
Д-да, субъект предусмотрительно спрятался за дверь и оттуда пискнул, а в чем дело? У меня все законно!
Ну, это мы сейчас разберемся, пробасила Маша, решительным рывком распахивая створку. Заходи, Вера! Тьфу, темень какая! Лампочку, что ли, некому ввернуть?
Лампочку ей подавай, проворчал кто-то в комнате сбоку. О стране бы подумали
Гражданин Цыцкис двигался быстрым подпрыгивающим шагом, беспрестанно оглядываясь и протестуя себе под нос:
Не знаю, что вам нужно, у меня все в порядке. Все документы в порядке
У порога комнаты он внезапно остановился.
Кстати, хотел бы спросить, вы родственники Светланы?
Да, тут же ответила Мария Гавриловна.
Нет, одновременно с ней помотала головой я.
В смысле я родственница, а она нет, тут же выдала Маша, сунув мне чувствительного тычка локтем под ребра.
Понятно протянул Цыцкис.
Вид у него сразу сделался чрезвычайно подозрительный.
И на что вы, позвольте узнать, рассчитываете? пискнул он, с опаской глядя на Марию Гавриловну.
У меня по спине тонкой струйкой потек пот, а от щек, думаю, в этот момент можно было прикуривать. Маша не знала, как правильно ответить, поэтому молчала. Вернее сказать, многозначительно пыхтела.
Извините, я решила переменить тему. Как вас зовут? А то говорим все, говорим
Арнис Борисович, деловито кашлянув, представился Цыцкис и затоптался на месте, потом протянул мне руку для пожатия, но поспешно отдернул. Извините, по привычке. Все больше с мужчинами здороваюсь.
Вера Афанасьевна, кивнула я.
Мария Гавриловна, представилась Кондратьева. Ну так что?
Хорошо, документы я вам покажу, заявил Цыцкис и почему-то обиделся. Но имейте в виду, если вы хотите получить то, что принадлежало вашей родственнице
Как это принадлежало? уперла руки в бока Мария Гавриловна. А сейчас чтоуже не принадлежит?!
Я окончательно перестала что-либо понимать. Разговор Цыцкиса с Машей напоминал интермедию «Беседа слепого с глухим».
Арнис Борисович провел нас в огромную светлую комнату с шестью окнами.
Сейчас, пробурчал он, открывая старинный секретер. Вот, документы о купле-продаже метра. Теоретически, конечно, можно предположить, что суд вам этот метр присудит Хотел бы я на это посмотреть! Ха!
Внезапно мне припомнились яркие объявления в бесплатных газетах, один сюжет, что показывали по телевизору, и тут же осенила догадка.
Вы торгуете пропиской!
Я торгую жилплощадью, строго поправил меня Цыцкис. Это не одно и то же, и, скорчив необыкновенно жалостливое лицо, сообщил:Да и то ради искусства. Я ведь поэт. Возможно, один из последних. Увы, ураган московского мещанства вскоре сметет последние ростки культуры в нашем городе. Кстати, как вы относитесь к Москве?
Он поджал губы и пристально на нас уставился. Я поняла, что надо соврать, дабы разговор продолжался в благожелательном тоне. Но простодушная Мария Гавриловна нюансов не разумеет.
Я Москву люблю, мечтательно вздохнула она. Там все такое белое, широкое, блестит! Прямо смотришь, и душа радуется. Люди все говорят громко, коротко и по делу. Не то что
Тут мне пришлось наступить Маше на ногу. Вместо рокового «вы» она ойкнула и толкнула меня:
Вера, ты чего? Смотри, куда ступаешь! Чего мнешься? В туалет тебе, что ли, надо?
Нет, спасибо, пискнула я, глядя на смертельно оскорбленного в лучших патриотических чувствах Цыцкиса. Мне лично кажется, что различия между Питером и Москвой склонны преувеличивать и каждый город по-своему хорош, но у поэта, очевидно, иное мнение. Может, вы нам что-нибудь прочтете? Так давно не видела живого поэта!
И восторженно всплеснула руками. Цыцкис капризно наклонил голову и протянул, с сомнением глядя на Машу:
Ну не знаю Вряд ли вы будете в состоянии оценить Хотя, если рассматривать это как культурную прививку, почему бы нет? Возможно, мне удастся немного очистить ваше сознание от пошлости. Входите.
И широким движением распахнул перед нами дверь.
Внутри я до сих пор ощущаю себя юным эллином, случайно заброшенным в этот жалкий отрезок человеческой истории, печально сообщил нам Арнис Борисович, роясь в допотопном секретере.
Мой взгляд невольно скользнул по чахлой фигуре Цыцкиса.
У вас могучее воображение, пробурчала Маша, которой, видимо, пришли те же мысли.
Как у всех поэтов, у всех певцов красоты, скромно согласился с ней Арнис Борисович.
Ожидая, пока хозяин найдет свои вирши в недрах бюро, Мария Гавриловна озиралась по сторонам. И, видимо, для поддержания беседы, задала очередной убийственный вопрос:
Вы печатаете свои стихи на деньги от продажи прописки?
Цыцкис метнул глазами молнии.
Я?! Слава богу, нет. Вижу, вы люди девственные, нахмурился он.
Маша, поперхнувшись, заметила:
Вообще-то у меня взрослая дочь
Девственные в культурном плане, я имел в виду, строго одернул ее Арнис Борисович. Хотя он чуть скривил губу, скользнув взглядом по нашим лицам. Не удивился бы, и сально ухмыльнулся. Ну да Бог с ним. Садитесь. Так и быть, прочту лекцию: кто есть кто в современной поэзии.
Что вы! Мы не можем потратить то есть отнять у вас столько времени! запротестовала я. В памяти сразу всплыл кошмар третьего курса библиотечного факультета. Может, вы лучше посоветуете какую-нибудь литературу? Нам так неловко отнимать у вас время! И потом, Светлана Рябикова
На культуру времени не жалко! топнул ногой Цыцкис. Садитесь!
Пришлось сесть.
Лекция немного напоминала «говорильное шоу», что ведет наш министр культуры. Вначале Цыцкис обрушился на государство, туманно намекнул о заговоре и обругал народонаселение постсоветского пространства за отсутствие художественного вкуса. Обвинительные пассажи вроде: «Вы! Променяли высокую поэзию Зинченко и Ерохина на содомские завывания Ярослава Могутина!» сыпались на наши головы, как молнии Зевса. Мы с Машей не знали, куда деваться. Возможно, я смогла бы как-то оправдаться от имени российского народа, если бы имела хотя бы отдаленное представление, о ком идет речь!
Арнис Борисович постепенно перешел от культурологии к своей жизни:
Почему я должен вкалывать, если труд как состояние души и тела чужд мне? задал он нам вопрос и сам же на него ответил:Да потому, что нынешняя власть не в состоянии даже понять, что все пройдет, а мои стихи останутся в вечности! И ее, эту власть, запомнят такой, какой живопишу ее я! Да где же эта сра извините, чертова тетрадь?!
Наконец ему удалось отыскать засаленную тетрадку с клеенчатой обложкой. Я такие покупала Володе, отцу Олега, когда он в университете учился. Арнис Борисович страстно начал читать нам свою поэму. Стихотворная речь перемежалась комментариями: «во-во, слушайте!», «о, сейчас будет», «а дальше еще лучше», «обратите внимание на нетравиальность рифмы». Не могу сказать точно, о чем именно была поэма. Что-то о том, как мы все плывем на «Титанике» по канализационному коллектору, навстречу нам движется айсберг Америки, а «спасительные» шлюпки высокой поэзии сброшены за борт революционными матросами «Авроры», но пассажирам это все равно, так как они давным-давно умерли от, извините, сифилиса. Примерно через полчаса «особенно драматический пассаж» был прерван Машиным храпом.
Цыцкис импульсивно захлопнул тетрадь.
Я всю жизнь писал эту песнь эстетике не для того, чтобы какая-то свинья храпела под ее трубные звуки, проворчал он.
Что вы! Было очень интересно! запротестовала я, испугавшись, что после всех мучений мы про Светлану так ничего и не узнаем. Просто у нее сонная болезнь. Ее в зоомагазине укусила муха цеце. Везут же люди всякую дрянь из Африки! Она теперь в определенный момент засыпает, и все. Ничего поделать нельзя. Из дома выходит только с сопровождением!
Будем надеяться, что познания Цыцкиса о мухах простираются не дальше моих.
Маша тем временем проснулась и, успев сообразить, что напортачила, обратно зажмурила глаза и, вытянув вперед руки, встала. Медленно, старательно изображая лунатика, двинулась на Арниса Борисовича.
Что моя родственница? загробным голосом изрекла она, остановившись прямо перед Цыцкисом.
Лучше ответить, прошептала я, разыгрывая ужас. Она в таком состоянии не может сдерживать своих инстинктов.
Маша весьма натурально прохрипела:
Откр-р-рой тайну! и легонько тряхнула Цыцкиса за горло.
Тот моментально засуетился.
Сейчас, сейчас О Боже, сонная болезнь! Я думал, от нее давным-давно делают прививки!.. он вытащил из секретера пухлую папку. Вот, ваша родственница приобрела полметра жилого помещения за тысячу двести долларов США. Расплатилась сразу. И больше я ее не видел. Судя по тому, что вы пришли выяснять, чем она тут владела, могу заключить, что с ней произошло что-то нехорошее. Впрочем, ничего удивительного. Ваша, э-э Кем она вам приходится? последний вопрос был обращен к Марии Гавриловне.
Племянницей, проворчала Маша, не открывая глаз. В ее мимике и ритмичном, но едва заметном перетаптывании с ноги на ногу чувствовалась неуверенность.
Так я почему-то и думал, печально вздохнул Цыцкис. В общем, с документами можете ознакомиться, но для обращения в суд вам потребуется оригинальный экземпляр договора купли-продажи, который остался у вашей племянницы. Кстати, а что с ней случилось? Если не хотите, можете не отвечать. Я так, из пустого любопытства спрашиваю.
Пропала, горестно вздохнула Мария Гавриловна, схватив протянутые бумажки.
Затем вдруг глубоко вздохнула, замычала и «пробудилась». Нельзя же, согласитесь, читать с закрытыми глазами!
Ну, может, еще найдется, философски вздохнул Цыцкис. А жених ее что говорит?
Жених Маша надула губы и озадаченно глянула в мою сторону. Что-то не появляется. Она вообще-то скрытная такая. Слова не вытянешь. И про жениха, честно говоря, мы первый раз от вас узнаем.
Мне кажется, что это только Света думала, будто у нее жених есть, Арнис Борисович просмаковал эту фразу так, что сразу стал похож на объевшегося суслика, покачивающегося из стороны в сторону. Видел я их как-то вместе. Мужчина на BMW с блатным номером, три семерки, и ваша, гхм, извините, племянница! Не собирался он на ней жениться, я уверен. Даже не обещал и ни разу не заговорил об этом! Могу спорить! Сама себе что-то напридумывала, прости Господи. Сначала все твердила, что у нее муж, муж. А как стали документы-то оформлять, смотрю, нету в паспорте штампа. Значит, никакой не муж!
Арнис Борисович говорил с таким искренним злорадством, потирая руки и сверкая глазами, что мне стало противно. Кажется, про таких говорят: «на душе тепло, когда у соседа хата горит».