Увы, Макс, я почти ничего не знаю о ней. После того, как банда Кинга развалилась, я собрал с ребят из Большой Долины семьдесят восемь долларов в качестве награды за его голову и попробовал разыскать нашу героиню. Поиски, к сожалению, окончились ничем. Цирк Абигайль Нортон отбыл на север, а у меня слишком много дел дома, чтобы тратить месяц, а может и больше на его поиски.
Но мне удалось узнать кое-что о ней. Оказывается, тот профессор, перемножающий за пару секунд головоломнее цифрыее отец, а акробатыдвоюродные братья. Как я понял, мисс Абигайль не может оставить этот уродливый цирк из-за жалости к отцу и братьям. И она тащит этот «воз» ничего не прося в замен Удивительнейшая женщина! Ты можешь смело посмеяться надо мной, но я всегда вспоминаю мисс Абигайль в своих неумелых молитвах. В ней есть что-то такое, Макс, чего мы все либо лишены полностью, либо то, что еще осталось, едва теплится в нас. Нет, я имею в виду не ее «фокусы» там, на дороге, возле горы «Святоши Джо» и городе, а совсем-совсем другое Я и сам толком не знаю что именно. Не хочу быть похожим на Гарри в его умствованиях, но иногда мне кажется, что в такие минуты меня одолевает тоска и по Богу, и по какому-то совершенно неведомому нам и куда более совершенному миру и человеку.
Знаешь, что я думаю?.. Мисс Абигайль помогла мне ради своего отца, а я помог Гарри, потому что все-таки люблю этого полудур (зачеркнуто) доморощенного философа. Ты всегда старался помочь Джоан и Фрэнку, а Гарри (не говори ему об этом!) никогда не забывал вдову Хиншоу и ее детишек. Мы все связны, Макс, понимаешь? Не в совершенстве человека тут дело, а в том, что если эта связь вдруг прервется, во что мы все тогда превратимся? В прах и в сыпучий песок?
И именно в мисс Абигайль я вдруг почувствовал, что этого не случится никогда. Могу споткнуться я, Честный Чарли, можешь разозлиться ты, святой отец, даже ласковая и терпеливая Джоан может замахнуться на Гарри веником, и только с мисс Абигайль не может произойти ничего подобного. Вот что я понял и почувствовал в ней, а не ее какие-то особенные «счетные» способности в создании той или иной ситуации.
Разве дело в этих ситуациях, причинах и следствиях, дорогой Макс?.. Сто раз нет! Мне уже за шестьдесят, я не трус и мне бы давно пора получить свою пару пуль, что, надеюсь, рано или поздно произойдет, потому что я не хочу умереть в постели. Но что я скажу Всевышнему, представ перед ним?.. Что я защищал слабых от сильных? Но это была моя работа. Что я никогда не врал? Но это была моя гордыня. И ты знаешь, Макс, а ведь я-то совсем не знаю своей настоящей цены, понимаешь?.. И если там, внутри моей души, спрятана монетка из чистейшего золота, честное слово, я не знаю, где она лежит и что она из себя представляет. Да этого и никто не знает Только глядя на мисс Абигайль, я вдруг понял, что эта «монетка» действительно существует. Она есть, Макс, есть! Она была даже в покойном Гейре Кинге и пусть его хорошенько поджарят черти в аду именно за этоза то, что он потерял то, о чем толком никогда не задумывался. Но не задумывался по своей воле и по своему желанию.
Ну, в общем, это все, святой отец Макс.
Обнимаю тебя. Найдешь время, заезжай ко мне в Фениган или к Гарри в Нью-Ричмонд. Выпьем, поговорим, ну а молиться ты уже без нас будешь. Слишком слабы я и Гарри, чтобы стать рядом с тобой, Макс.
P.S.
Только смотри лоб не разбей, когда за нас, грешных, молиться будешь. Причин для такой травмы, дорогой и любимый Макс, увы, немало. Впрочем, я знаю, что ты давно уже разучился жалеть себя
С уважением Чарли Хепберн».
Правда жизни
1.
Ограбление почтового дилижанса возле Форт-Стоктона получилось довольно загадочным по двум причинам: во-первых, из четверых охранников и двух почтовых служащих никто не выжил, и, во-вторых, это грязное дельце могла совершить не одна, а две банды. Например, шайка Ховарда Уэсли уже давно кружила возле Стоктона и, хотя была мелковата для крупного налета, всегда отличалась особой, только ей присущей наглостью. Правда, ребята Уэсли были не кровожадны, а одного из почтовых маклеров здорово пытали перед смертью. Бедный малый наверняка был готов выдать не только шифр дорожного сейфа, но и имя своей прапрабабушки, которого он, конечно же, не знал, но которое доподлинно припомнил бы. Да, Ховард Уэсли, как любой другой бандит не любил свидетелей, но его умелые ребята могли запросто вскрыть простенький дорожный сейф, не прибегая к бесчеловечным методам. Например, распотрошить железную коробку при помощи динамита, а на «закуску» всегда шел примитивный ломик или приклад винчестера. Банда Джо Мексиканца, месяц назад здорово потрепанная армейским отрядом полковника Дикса, тоже могла ограбить почтарей. Джо был крайне мстителен и после нанесенной ему синими мундирами обиды уже не видел особой разницы между почтой и армией США. Все онии почтари, и вояки, работали на правительство, Джо оскорбило именно оно, а этим и можно было бы объяснить ту звериную жестокость по отношению к раненому почтовому служащему.
Тут, правда, стоит заметить, что за неделю до ограбления дилижанса банда Джо сошлась на узкой тропинке с уже упомянутыми ребятами Ховарда Уэсли. На армейском языке такая битва называется «встречным боем» банды попросту уперлись лбами друг в друга у моста через Совиный ручей. Обычно подобные бандитские разборки заканчиваются беспорядочной стрельбой и быстрым отступлением обеих сторон, но у раздраженного армейской трепкой Мексиканца Джо вдруг взыграла гордость, и он решил преследовать своего конкурента. У Джо было вдвое больше людей, но половина из нихох, уж этот бравый вояка полковник Диксбыла неопытными новичками, а когда ребята Ховарда Уэсли поняли, что их преследуют всерьез, им тоже пришлось вспомнить о своей бандитской чести. Джоатаковал, Ховард защищался и, нужно заметить, выбрал для этого удачную позицию. Пока ребята Джо, вчерашние мексиканские крестьяне, взбирались на Индейское плато, по ним, как в тире палили из-за валунов стрелки Ховарда Уэсли. Ряды наступающих редели на глазах. Но Мексиканец никогда не стал главарем банды, если бы не умел извлекать из рукава пятого туза. Десяток его наиболее опытных парней обошли стрелков Уэсли с тыла, и вскоре уже тем пришлось не столько выбирать мишени внизу, сколько нюхать землю у себя под носом под свист пуль. Джо уже торжествовал победу, но, черт возьми, Ховарда Уэсли тоже умел вынимать выше упомянутых тузов в нужный момент. Парней Джо тоже обошли и тоже с тыла, и хитрецам пришлось вдоволь нанюхаться пыли, при чем для большинства из них это стало последним земным воспоминанием. Короче говоря, не смотря на тупое упорство Джо, схватка закончилась вничью и обе банды уползли в свои норы зализывать раны.
Могли ли Мексиканец Джо или Ховарда Уэсли ограбить почтовый дилижанс после такого кровопускания? И да, и нет. Да потому что и Джо, и Уэсли понимали, что для того, чтобы их люди не разбежались или не устроили бунт в виде перевыборов главаря, им позарез нужно было успешное обстряпанное дельце. Пока парни не пришли в себя и не стали шепотом задавать друг другу так называемые правдивые, но каверзные вопросы, их необходимо было бросить в новую драку. Но тут вставал еще один вопрос: как заставить людей снова поверить в удачу, ведь половина из тех, кто недавно свято верил в нее, прямиком отправились на тот свет?..
Кто и как отвечал на эти вопросы не знает никто, а потому и дело с ограблением почтового дилижанса возле Форт-Стоктона получилось довольно темным. Но правда, а ведь она всегда существует эта чертова правдавсе-таки была. Скрытая от людских глаз, как карта полковника Дикса с нанесенными на ней разноцветными стрелочками, правда манила к себе, но в отличие от карты, имела куда большую ценупятьдесят тысяч полновесных долларов.
2.
Шериф Феликс Чалмерс был убежденным бандитом до тех пор, пока не понял, что он умеет значительно лучше продавать, чем грабить. Все началось с того, что Чалмерс стал перекупать у знакомых главарей их добычу в виде женских юбок, зонтиков, матрасов и прочей дребедени и продавать ее через скупщиков в Форт-Стоктоне. Через год Феликс послал к чертям городских перекупщиков, открыл в городке свой собственный магазинчик и мелкий денежный ручеек быстро превратился в толстую трубу, а городв водокачку. Все шло хорошо, но до тех пор, пока жители Форт-Стоктона вдруг не вспомнили о нравственности. Дело в том, что кое-кто из них вдруг обнаружил в магазине Чалмерса свои штаны, другой горожанин свой, но, конечно же, уже опустошенный до донышка бумажник, а третийюбку жены. Выкупать свои собственные вещи казалось многим не только унизительным, но и накладным делом. Короче говоря, нравственность вдруг встала на пути суровой правды жизни и сказала ей твердое, хотя и не лишенное меркантильности (то есть обычного жлобства), «нет». Чалмерс перестал появляться в городе, а жаждущие справедливости горожане сожгли «контрабандный магазин». Казалось бы, все уладилось само собой: Чалмерс со своей бандой продолжал грабежи и спал на горе гниющих на сырой земле матрасов и юбок, а жители города время от времени отстреливали по паре его парней, когда дилижанс благополучно удирал от погони. Когда же погоня оканчивалась для последних не столь удачно, чтобы не шарить по карманам и не нервировать бандитов, горожане, как и прежде, отдавали деньги вместе со штанами. Короче говоря, нравственность торжествовалаведь бандиты Феликса Чалмерса занимались исключительно бандитским делом и не пытались зашибить лишнюю деньгу с помощью хитрого круговорота вещей, но, как это ни возмутительно, суровая и честная правда жизни все-таки потихоньку придушила ликующую нравственность.
Перепроизводство (если так можно выразиться) награбленного вынудило Феликса Чалмерса сбросить цены на матрасы, юбки и штаны. Теперь их продавали не в городском магазине, а на воскресном базаре из-под прилавка, и если покупатель опознавал в покупке свою бывшую вещь, ему отдавали ее почти задаром, и цена частенько приближалась к стоимости почтовой пересылки. Кое-кто из горожан, конечно же, возмутился такому факту, ведь получалось, что он вроде как путешествовал без штанов, фактически отправив их по почте, но молчаливое большинство горожан быстро сделало из возмутителей спокойствия таких же молчаливых субъектов как и они сами. Нет, честная правда жизни не была жадиной, просто в отличие от своей крикливой подружки нравственности, она оказалась куда большее практичной, чем отвлеченные, высокие слова и кем-то придуманные пустые правила. Жители Форт-Стоктона в поте лица зарабатывали каждый доллар, и любой из них предпочитал потерять тридцать центов, если уж такая потеря неизбежна, чем весь доллар целиком.
Коммерческая удача подбодрила Феликса Чалмерса, и его ребята перестали грабить коренных обитателей Форт-Стоктона. Например, когда бандиты останавливали очередной дилижанс, то просили отойти горожан в сторону и уже потом, после грабежа остальных пассажиров, взимали с них что-то типа «дорожного налога», который очень быстро переименовали в «плату за защиту». Поверженная нравственность пала еще ниже, когда горожане, чтобы хоть как-то компенсировать пусть и не большие, но все-таки свои личные денежные потери, стали заниматься «контрабандой». Суть в том, что при случае они признавали чужие вещи своими, а в городе брали с их владельцев плату за услугу. Так рядовой обыватель, падший в нравственном отношении ниже бандита, ухитрялся грабить уже ни кого-нибудь, а самого Феликса Чалмерса. Удивленный коварством горожан главарь приказал проверять их честность. Например, бандиты вскрывали чемодан и просили его хозяина, как говорится, «в темную» перечислить вещи, которые в нем лежат. Но если бы все было так просто! Горожане быстро научились хитрить. Какой-нибудь начисто лишенный совести рыжий Билл не краснея заявлял, что, например, вот этот чемодан его просили передать «тетушке Белле с третьей улицы», вот тот «бабушке Джулии из борделя», и значит, он не может знать, что в них находится. Проверки часто заканчивали скандалами, при чем бандит тянул спорный чемодан к себе, а рыжий Билл, не менее упрямо, к себе. Иногда не выдерживала ручка чемодана, иногда сам чемодан, а когда, стоя над ворохом вывалившегося белья, бандит выхватывал кольт, тот же рыжий Билл грудью лез на ствол и продолжал доказывать, что «плата за защиту», которую он честно платит, распространяется хоть на сто чемоданов, которые он пожелает привезти в Форт-Стоктон. Увы и да!.. Феликс Чалмерс мог попытаться проверить честность горожан, но вот измерить их нравственность ему было попросту нечем.
Горожане наглели все больше и больше, доходы Феликса Чалмерса падали и он искренне не знал, что ему делать с нарушителями. Негласный договор, заключенный им с жителями Форт-Стоктона, не имел силы юридического документа, а лишенная нравственности правда жизни оказалась жестокой не только к слабому, но и к сильному. Феликс все больше мрачнел и все позже ложился спать. Он подолгу и задумчиво рассматривал угли костра, а перед тем как уснуть частенько поминал черта.
Однажды явно зарвавшемуся рыжему Биллу все-таки прострелили плечо и в знак протеста жители Форт-Стоктона сожгли только что построенный на рыночной площади новый магазин Чалмерса. Разозленный Феликс напал на город, но его жители уже привыкшие запросто спорить с бандитами на большой дороге, вдруг оказали яростное сопротивление. Они уже не ощущали мистического запаха страха и зуда в пятках, который чувствует любой обыватель увидевший перед собой бандита. В ребят Чалмерса палили из окон и подворотен все кому не леньгородские пьяницы, веселые девушки из борделя и даже двенадцатилетние детишки из воскресной школы во главе с пастором. Банде пришлось ретироваться, и Чалмерс удрал первым с пулей в правой ноге. Это было не единственное его ранение и о второмссадине на голове от ночного горшка, пущенного с дьявольской точностью с противоположенной стороны улицыон предпочел сразу же забыть.
Банда тяжело переживала поражение и если бы Чалмерс не смог найти нужные слова, его ребята наверняка разбежались. Феликс говорил много и долго. Он вспомнил прежние удачные дела, былые и уже преодоленные трудности, а главное внушил приунывшим парням надежду. Свою речь главарь закончил тем, что списал неудачный штурм города на плохую разведку перед нападением. Но теперь, сказал Чалмерс, он проведет ее сам и завтра утром жители Форт-Стоктона пожалеют о своем бунте. Рядовые бандиты немного удивились концовке речи главаря, ведь Чалмерс предпочитал отправлять в разведку наименее ценных ребят. Но Феликс заговорил снова и так убедительно, что когда он закончил свою речь и, хромая, направился к лошади, его парни точно знали, что завтра их ждет легкая победа и пир в Вальхалле то есть в борделе.
Через час Чалмерс сидел в доме мэра Форт-Стоктона и беседовал с хозяином дома, его племянником рыжим Биллом и еще с десятком наиболее воинственно настроенных горожан. Феликс Чалмерс был спокоен, деловит и не выказывал ни тени страха перед реальной угрозой быть повешенным сразу или после беседы с горожанами. Он даже улыбнулся по этому поводу и задал, казалось бы, бессмысленный на первый взгляд вопрос: «А что будет потом, ребята?»
Первым причину спокойствия главаря бандитов понял мэр городка Эндрю Грей. Если большинство собравшихся отвечая на идиотский вопрос Чалмерса, говорили только о его могиле, на которую вскоре будут мочиться все местные собаки, то мэр вдруг подумал не о перспективах покойника, а о суровой и настоящей правде жизни. И когда рыжий Билл, откровенно злорадствуя, стал описывать жаркие муки Чалмерса в аду, почему-то перемешивая их с не менее ужасным и неподвижным лежанием в мокрой могиле, Эндрю Грей поднял руку и сказал:
Ну-ка, стоп, ребята.
Все посмотрели на мэра. Феликс Чалмерс многозначительно хмыкнул, сунул в рот сигару и прикурил от керосиновой лампы на столе.
Я все понял, сказал Грей. Ты хочешь стать нашим шерифом, Феликс?
Чалмерс молча кивнул. Рыжий Билл, произносивший до этого свои мрачные пророчества стоя, рухнул на стул и забыл закрыть рот. До сегодняшнего дня шерифом города был он. Правда, жители почти не вспоминали об этом факте по двум причинам: услуги рыжего Билла стоили крайне дешево и значит на деле не стоили ни цента, а, во-вторых, никто так и не догадался потребовать от рыжего пройдохи большей смелости или честности, чем та, на которую был способен сам проситель. Правда жизниа в Форт-Стоктоне уж если кто и был настоящим судьей и шерифом, то только онане верила в благородных героев-одиночек, и если допускала их существование, то тут же напоминала о громадной цене на меткие выстрелы и бесшабашную смелость.
Гениальная догадка мэра вдруг перевернула мозги горожан, и они как по команде вдруг подумали о том, что Феликс Чалмерсловкий бандит и изворотливый бизнесменкак нельзя лучше подходит для должности шерифа. Пусть как бандит Феликс был не смел, а, скорее, нагл, но деловая жилка могла сыграть роль крепкой узды для его деятельной и бесцеремонной натуры.
Хорошо, сказал Эндрю Грей, но что нам делать с твоими ребятами, Феликс? Во-первых, нам не нужно столько шерифов, а, во-вторых, без тебя они вряд ли перестанут заниматься своим грязным делом. Кроме тогомэр на секунду замолчал, и по его тонким губам скользнула многозначительная усмешка. Как бы это повежливее спросить, но
Тебе ничего не нужно спрашивать, Эндрю, потому что я знаю твой вопрос, оборвал мэра Феликс Чалмерс. Ты хочешь спросить, может ли шериф города иметь друзей-бандитов рядом с местом своей работы?
Живых друзей, сухо подтвердил мэр. Знаешь, Феликс, например, я не верю, что кто-то из твоих ребят может уехать из наших мест навсегда. Начать дело в новом месте без хорошего главаря в наше время практически невозможно.
Согласен, кивнул Чалмерс. Но у меня все-таки есть пара ребят, которых вы сможете взять на работу.