Ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой, и вот она уже наверху. Всё, прочь волнения, прочь дрожь в руках.
Перед нею несколько дверей, но ей и гадать не нужно, она знает, за какой её сестра-недруг. Агнес, чтобы больше не терпеть волнения, сразу толкает дверь и входит.
Комната хороша, комоды полированного дерева, большие окна дают много света, длинный, под красивой скатертью, стол, за которым без труда усядется дюжина людей, камин, по бокам от него большие резные сундуки, зеркало от потолка до пола. А в углу, у камина, она. Агнес тут подумала, что будь она на её месте, так стала бы к окну, чтобы вошедшему свет из окна мешал бы рассматривать её. Но женщина стояла в углу: неужели совсем не боится её?
Сестра была в платье чёрного бархата, с белым кружевным воротником, платье весьма недурное, сама она хоть и немолода, но красива необычайно. Только вот Агнес сразу поняла, что красота её деланная. Сама она была много старше, чем выглядела. Агнес же была в своём естественном виде. Ни к чему ей красота сейчас, лишь отвлекать силы будет.
Ну, здравствуй, сестра, говорит женщина.
И тут же перед глазами девушки всё поплыло. Темнота вдруг стала на неё опускаться.
Морок. Дура, неужели она думает, что сможет мороком с Агнес справиться. Девушка лишь едва заметно встряхнула головой.
И всё разлетелось. Снова стало светло. Впрочем, баба сильна. Сила её в голосе.
Голос у неё мягкий, воркующий, обволакивающий и завораживающий, таким голосом мужчин с ума можно сводить. Но девушка и на магию её чарующего голоса не поддастся. Она смотрит на женщину внимательно, нового подвоха ждёт. Руку с рукояти кинжала не убирает.
Агнес молчит и ждёт, что будет дальше. А баба продолжает ласково, словно с приятельницей говорит, а не с соперницей:
А я знала, что ты придёшь.
Врёт! Врёт! Врёт! Агнес в душе порадоваться хотела, но побоялась преждевременности этой радости. Словно боялась птицу вспугнуть. Если бы баба ждала её, так людей добрых полный дом собрала бы, а людей в доме не было, бабы одни, прислуга. А почему врёт? Зачем ей врать? А затем, что не ждала она девушку. И не думала даже о том, что может Агнес так внезапно нагрянуть. О том, что Агнес рядом, она поняла в последний момент, когда девушка уже в доме её была. Не раньше.
Вот и врёт теперь, чтобы сильной казаться. Сильней, чем есть на самом деле. Женщина ждала, что Агнес ей ответит, но дева стояла, смотрела на неё и думала, и думала, и думала. Думала о том, почему она врёт, почему к окну не встала. И вдруг поняла Как озарение на неё нашло. Сестра, как почувствовала, что Агнес в доме её, так стала что-то прятать. Прятать что-то ценное. Самое ценное. И что же самым ценным для любой сестры быть может? Конечно, стекло! Что же ещё? В этом и крылась слабость женщины, она очень боялась потерять свою ценность. Агнес опять готова была порадоваться. Но опять побоялась, что радость будет преждевременной.
И опять у неё поплыло всё перед глазами, даже спать захотелось, но девушка снова с лёгкостью развеяла это, лишь слегка взмахнув рукой с кинжалом. Нет, не так уж и сильна была сестра, как казалось ей поначалу.
Тут она и спросила холодно и даже строго:
Ну и где он?
И поняла, что угадала. Бабу как ударили. Да так, что она едва не потеряла свой красивый вид. Женщина сжала руки, к груди их прижала, но ничего не ответила, лишь задышала тяжело, а девушка уже по-хозяйски пошла по покоям, подошла к столу. Остановилась и вдруг резко заглянула под стол, под скатерть, сама так и не поняла зачем, но после этого спросила снова:
Где он? Говори!
Не смей, жаба, так со мной говорить, сквозь зубы отвечала ей женщина, не выйдешь ты отсюда, сварю тебя да скормлю свиньям.
Но Агнес уже знала, что это пустое, пыжится сестра, раздувается, чтобы больше казаться. А на самом деле она уже боится её. Уж в этом девушка была уверена, уж страхи людей она чувствовала лучше всякого другого. И страх этот вдыхала с удовольствием и сильнее от него становилась. Она уже знала, что победила, что страх разъест бабу быстрее, чем купорос глаза.
Агнес так же неторопливо пошла дальше вдоль стола. И чем дальше шла, тем беспокойнее становились руки сестры, тем сильнее от неё воняло страхом. Девушка улыбалась, она понимала, что на верном пути. И сейчас главное ей не спешить, не торопиться, дожимать бабу медленно, ломать её не спеша.
Так она дошла до конца стола и снова спросила:
Отвечай, где ты его прячешь? Всё равно ведь найду.
Она следила за бабой, а та уже забыла свои попытки пугать девушку и неотрывно следила за ней. Агнес улыбалась. Она уже знала, что отнимет у неё такое вожделенное для неё стекло.
Говори, старая, говори, где он? Ну? Иначе резать тебя буду. Живьём резать, а это больно, со страшной улыбкой говорила девушка. С морды твоей напускной начну, чтобы настоящую увидеть.
Девушка глаз с неё не сводила, ждала, ждала, ждала
И увидела Агнес, как глаза бабы, зрачки её серые, чуть дёрнулись в сторону. Выдала себя баба.
Дева посмотрела туда, куда косилась баба. А там у каминной стены три сундука, и лишь на одном из них, на том, что ближе всего стоял к окну, нет замка. Не успела, значит, баба запереть его.
Девушка улыбается: не успела, а говорила, будто ждала, будто знала, что Агнес придёт. Тварь лживая.
Вот теперь девушка не медлила, была быстра, сразу кинулась к сундуку. Баба заорала истошно, грубо и хрипло, как мужик, куда только голос воркующий делся, и бросилась ей наперерез.
Агнес лишь крикнула ей строго:
Замри!
Баба была раздавлена, она уже не могла сопротивляться девушке.
Она так и застыла: руки тянулись к Агнес, а лицо перекошено не то от страха, не то от злобы. И лопотала при этом несуразицу, словно от вина у неё язык заплетался.
А девушка подошла к ней, посмотрела ей в глаза, удовлетворённо поднесла кинжал к лицу бабы и произнесла сквозь зубы:
Вот так и стой, не шевелись даже Ишь ты, кобыла ретивая
Она, стараясь не спускать глаз с женщины, наклонилась к сундуку, откинула крышку. Тут баба застонала, словно от боли.
Тихо, я сказала, прошипела девушка и наконец заглянула в сундук.
Заглянула и растерялась на мгновение. Нет, там лежал не шар. Там, на дне, свернувшись калачиком, лежал мальчик.
Агнес взглянула на бабу:
Даже не думай шевелиться! Иначе, она показала ей кинжал.
И после наклонилась, схватила мальчишку за шиворот, стала его из сундука вытаскивать:
Вылазь, вылазь, крысёныш.
Мальчик начал всхлипывать, что Агнес очень не понравилось, она поднесла ему кинжал к лицу и сказала:
Даже не думай рыдать. Я того не выношу. Зарыдаешья тебя распотрошу. Понял?
Хоть и стояли у мальчишки в глазах слёзы, но голос девушки был столь убедительным, что он только кивнул в ответ да носом шмыгнул.
Он был пригож, лет семи-восьми, причёсан ладно, в хорошей одежде. У девушки не было сомнений, что это сынок бабищи. Вот из-за чего баба не смогла ей сопротивляться, вот отчего была слаба. Она стала бояться Агнес, как только та переступила порог её дома. И страх её разъел, парализовал.
Как всё удачно сложилось. Агнес размышляла, поглядывая то на мальчишку, то на бабу. А думать она умела быстро. Сюда ехала она, думая сразиться с бабой. Если получится победитьзабрать у неё стекло, а саму её убить, чтобы не мешала господину. А уже Железнорукого они с господином вместе как-нибудь одолеют.
Но теперь всё переменилось. Теперь всё могло ещё лучше стать.
Она так и держала мальчишку за шиворот и, не отпуская его, сказала бабе:
Давай стекло.
Не убивай его, прохрипела баба, бледнея до цвета полотна.
Давай стекло, тогда не убью.
Женщина сразу кинулась к камину, там на верхней полке стоял ларец красивый, она схватила его, поднесла Агнес, раскрыла перед ней. Агнес сначала удивилась.
Шар был маленький, вернее, меньше, чем у господина, и был он бело-жёлтого цвета, как самые жирные сливки. И был совершенно непрозрачен. Но у девушки не было и тени сомнения, что сие вещь истинная, а не те подделки, что присылали детоубийце всякие его знакомые.
Не убивай его, всё так же хрипела баба, протягивая ей ларец.
Ладно, сказала Агнес, забирая ларец и смеясь, я даже тебя не убью. Но ты встань на колени передо мной.
Бабу уговаривать не пришлось, она сразу рухнула перед девушкой на колени.
А ну-ка, покажи мне своё настоящее рыло, сестра, потребовала девушка.
Женщина сразу стала меняться, на глазах. Теперь она уже не была прекрасна. Лицо измождённое, лицо женщины, что давно уже немолода.
Девушка склонилась ближе:
Вот ты какая, а муж-то твой тебя настоящую видел?
И не успела баба ответить, как Агнес полоснула её по лицу кинжалом, от виска к носу, через глаз. Ударила с силой, чтобы наверняка располосовать глаз.
Баба хрипло вскрикнула, а потом стала противно завывать, схватилась за глаз руками, кровь полилась на её платье, на паркет.
Мой глаз, мой глаз, выла баба.
Агнес её завывания показались забавными.
Это тебе на память обо мне, смеясь, сказала девушка.
Она вытерла кинжал о скатерть на столе, спрятала его в ножны, под мышку взяла ларец со стеклом, прежде ещё раз убедившись, что оно там, а потом и мальчишку схватила за шиворот и поволокла его к выходу.
Не убивай его, не убивай, молю, кричала ей вслед баба, но Агнес уже спускалась вниз по лестнице.
Если было бы нужно, она бы его убила не задумываясь, но мальчик нужен ей был живым. У неё был план.
Глава 11
Шевелись, крысёныш, шипела девушка, подталкивая его к карете, быстрее иди, не то сварю тебя и сожру. Или свиньям скормлю.
А уже солнце встало, кругом горожане по делам своим идут-едут. И Агнес толчками и пинками гонит мальчишку по улице. Все, кто рядом, смотрят на них удивлённо. Но никто не вмешивается.
Так они добежали до кареты, Ута увидела их издалека, вышла из кареты, дверь открыла заранее, как Агнес подвела мальчика, так служанка его, как куль, схватила и закинула внутрь.
Гони что есть мочи, Игнатий, крикнула девушка прежде, чем запрыгнуть в карету, до полудня мне у господина надо быть.
До полудня? удивился кучер. Коней запалим, госпожа.
Чёрт с ними, гони, сказала Агнес, усаживаясь в подушки.
Карета, распугивая людей и всякую мелкую живность, полетела по улицам Ламберга, прочь из города, к мосту, на юг.
Агнес смотрела на мальчика, понимая, что ей достался редкий трофей.
Ну и как тебя звать? спросила она.
Георг Эйнц Фердинанд фон Эрлихген, госпожа, тихо отвечал мальчишка.
Она и раньше так думала, а теперь у неё не было сомнения, что это сын ведьмы и Железнорукого. Агнес даже забыла про шар, который лежал в шкатулке рядом с ней на диване в подушках. Она думала, как лучше поступить с мальчишкой.
Напрашивалась мысль везти его с собой в лагерь. Но как тогда поступит Железнорукий? Неизвестно. Он не баба, он рыцарь. Может, поставит на мальчишке крест и ещё больше ожесточится? А может, согласится уступить. Да нет, если он истинный рыцарь, то из-за сына дело своё он не сдаст. Нет, тут гадать нельзя, нужно придумать такое, чтобы сулило бы господину верную победу. Нужно было сделать так, чтобы Железнорукий не потерял надежду отыскать ребёнка и начал его искать. Чтобы бросил свою армию. А уж господин что-нибудь да придумает, когда у ведьмы уже не будет её стекла, а у армии мужиков не будет её предводителя.
А что, Георг Эйнц Фердинанд фон Эрлихген, задумчиво спрашивала мальчика девушка, любит ли тебя твой отец?
Да, госпожа, мой батюшка меня любит, зовёт меня светом очей своих, отвечал мальчишка.
Агнес понимающе кивала. Она так и знала.
А карета с великолепной четвёркой лошадей тем временем летела птицей, распугивая с дороги телеги местных мужичков и купчишек. Лишь пыль за ней клубилась.
И девушка придумала Убивать мальчишку нельзя, с собой брать в лагерь Может тоже плохо получиться. Так надо спрятать его. Ведьма сердцем материнским будет его чувствовать, в этом у девушки сомнения не было, баба будет знать, что он жив и что он не у врагов, и тогда заставит отца его искать. Криками, уговорами, мольбами, угрозами, как бабы умеют, но заставит. А может, его и принуждать не придётся. Может, он так мальчишку любит, что сам на поиски кинется.
Агнес стала пристально разглядывать мальчишку. Мальчик чистенький, холёный, кружевной воротничок белоснежен, чулочки свежи, сразу видно, что родителями любим да обласкан. Теперь сомнений у неё не было: отец за дело сам возьмётся, сам будет искать. Бросит своих мужиков. Хоть на время, но бросит. А это ей и её господину и нужно было. От её взгляда мальчик стал ежиться, прятать голову в плечи.
И лишь тогда она от него отвернулась и стала выглядывать из окна. Они уже далеко отъехали от города, Агнес поворачивалась назад: нет ли кого посланного следом? Рано утром ещё были телеги, а сейчас никого. Дорога не оживлённая, или время ещё не то.
Игнатий, кричит девушка, глядя вперёд, а что это там?
Мост через овраг, госпожа, кричит ей в ответ кучер, ночью его проезжали.
Агнес вертит головой, смотрит вперёд, смотрит назадникого. Что ж, это место ей может подойти.
Игнатий, у моста останови.
Да, госпожа.
Кучер рад остановиться. Лошади уже плохи, им хоть чуть-чуть постоять бы, дух перевести. Он останавливает карету у самого моста.
Агнес сама, не ждёт, пока это сделает дура-служанка, отворяет дверцу, выпрыгивает и говорит мальчику:
А ну сюда иди.
Мальчишка не идёт, видно, почувствовал что-то, испугался, его лицо кривится, он вот-вот зарыдает. Тут уже у Уты ума хватило, она с силой пихает ребёнка, и он буквально вылетает из кареты и падает на землю. Ушибся и тихо хнычет, а Агнес хватает его за шиворот и поднимает и волочёт к мосту.
Госпожа, вы меня убить думаете? начинает рыдать мальчик.
Глупец, хотела бы убить, чего тебя сюда тащила бы? говорит она с раздражением. Не скули, крысёныш, не убью.
Она быстро идёт к мосту и стаскивает мальчишку вниз, под мост.
Место тихое, укромное, её оно устраивает, ручей мелкий, берег весь репьём, лопухами зарос. Да, хорошее место. Девушка толкает ребёнка на землю, он падает. Не жалея дорогого платья, она становится рядом с ним на колени:
Верёвки у меня нет, так что уж не взыщи.
Агнес хватает мальчишку за каблук дорогой туфли, тянет ногу к себе и, выхватив кинжал, разрезает дорогой чулок чуть выше пятки вместе с сухожилиями мальчика. Мальчик кричит, пронзительно и резко, так что девушка сначала морщится, а потом начинает злиться. Она подносит кинжал к его лицу, к верхней губе, едва сдерживает себя, чтобы не распороть мальчишке губу, и шипит:
Не смей скулить, крысёныш, не то я тебе вырежу ещё и язык. Слышишь меня?
Мальчик, едва сдерживаясь, кивает, ему очень больно, но он молчит. Он очень боится её, боится, что госпожа ему и вправду вырежет язык, а Агнес хватает его вторую ногу, тянет на себя и так же быстро разрезает сухожилия над пяткой.
Всё, всё, говорит она примирительно. Больше не буду тебя истязать. Это чтобы ты не сбежал отсюда. Сиди и жди, когда за тобой отец твой приедет. И не вздумай кричать, я буду рядом, услышу хоть один твой крысиный пискприду и вырежу тебе язык, а заодно и глаза, для острастки и доходчивости она чуть кольнула его в щёку кинжалом. Понял?
Глаза мальчика полны слёз, ему так страшно, что он губ не разжимает, только кивает в ответ.
Она встаёт и быстро пробирается сквозь лопухи, выходит из-под моста и поднимается наверх к карете.
Игнатий, гони! говорит девушка.
Ута протягивает госпоже свою большую и сильную руку, буквально затаскивает её в карету.
Карета сразу тронулась. Служанка не обращает внимания на то, что руки у Агнес липкие от крови. Для Уты это не предмет удивления. Она никогда не спросит, что случилось с мальчиком. Почему рукоять кинжала вся в крови. В крови? Значит, госпоже так было нужно. Служанка лишь достаёт из дорожного кофра полотенце и бутыль с водой; смочив полотенце, она начинает нежно и старательно оттирать руки хозяйки от липкой крови. Та милостиво позволяет ей это делать. Сама же смотрит на своё платье, её прекрасное платье всё в чёрных каплях. И лиф, и рукава, и особенно подол.
Девушке очень жаль платье. Впрочем, она не жалуется, если для дела господина надобно будет, она готова пожертвовать всеми своими нарядами. Сейчас она лишь желает побыстрее попасть в его шатёр, в лагерь, чтобы рассказать ему, что делать дальше. Но размышлять о том, что нужно сказать господину, девушка долго не смогла, дорога, усталость, переживания и напряжение укачали её, она задремала и повалилась на бок в подушки.