Слава Богу, что мужичьё предприняло попытку атаки лагеря, иначе его рапорт был бы весьма уныл. И он начал:
«Милостивый государь, господин маршал, с прискорбием сообщаю вам, что приказ ваш о постройке лагеря на северном берегу реки Линау, восточнее Бад-Тельца, выполнить мне не довелось. Переправиться я не смог, так как враг ждал меня у бродов силами немалыми, в две с половиной-три тысячи пеших, не считая стрелков, арбалетчиков и кавалеров, и, не дав мне перестроиться из походных колонн, атаковал мой авангард с двух направлений».
Писать, что врага он видел чуть более двух тысяч и что он угодил по недосмотру Гренера-старшего в засаду, он не собирался.
«Устоять мне удалось, и главноеудалось сохранить обоз. Бежать я не думал, хотя многие меня о том уговаривали. За ночь поставил лагерь на южном берегу Линау, прямо на дороге, в месте удобном, у первого брода. Лагерь мой уже на заре пришли брать мужики снова, но тут Господь уже не дозволил ему нанести мне многих потерь. Но всё равно за два дня я потерял не менее семи сотен своих солдат мёртвыми, побитыми и беглыми, и полторы сотни сапёров. Силы мои теперь малы, а у врага велики, посему прошу вас, господин маршал, с приходом не тянуть. А идти сюда, как уговорено.
Милостью божьей кавалер и полковник,
Иероним Фолькоф фон Эшбахт».
Прочитал дважды. Вышло вроде хорошо, можно было отправлять.
Максимилиан!
Да, полковник, вызвать из кавалерии посыльного? сразу догадался знаменосец.
Вы спали сегодня ночью? спросил у него кавалер, заглядывая молодому человеку в лицо.
Да, как вы легли, так и я лёг.
Хорошо, Волков чуть помолчал. Возьмите у Гренера одного человека, что поумнее, себе в помощь. Езжайте в Нойнсбург. Отдадите письмо маршалу.
Я? удивился Максимилиан. Вы уверены?
В глазах молодого человека кавалер видел удивление.
Да, уверен. Объясните, что сил у меня немного, но пару дней я продержусь, если у хамов нет пушек, конечно.
Вас оставлять не хочу.
Послушайте меня, отдадите письмо маршалу, а сами летите в Ланн со всей возможной поспешностью.
В Ланн? Максимилиан ещё больше удивлялся. За мушкетами?
За Агнес, ответил Волков и, пока молодой человек ошарашенно молчал, продолжил. Везите её сюда и побыстрее.
Но
Ни о чём не спрашивайте, сегодня остановитесь в Бад-Тельце, как следует отдохнёте, завтра днём будете у фон Бока, ещё день, и вы в Ланне, постарайтесь только коней не загнать. Скажите Агнес, чтобы летела сюда, она мне очень нужна.
Ясно, сказал Максимилиан, пряча письмо к маршалу в потрёпанный рукав колета.
Волков протянул ему десять талеров:
Тому, кто с вами поедет заплатите ему столько, сколько сочтёте нужным, но помните, что Агнес мне тут очень нужна, жду вас через пять дней.
Меньше всего Максимилиану хотелось видеть эту необычную девицу, уж лучше под градом пуль и болтов сидеть за щитом на берегу и стрелять в мужиков, чем ехать за ней, но раз сеньор просит, значит, это важно и это нужно сделать.
Я привезу её, кавалер. Не сомневайтесь.
Волков обнял его. К Брюнхвальду Бог был милостив, раз дал ему такого сына.
Скачите.
Хоть он и устал, и шатёр ему уже поставили, но спать он не ложился. Ему всё не давал покоя один вопрос. Он всё никак не мог понять, где могла прятаться рота мужиков, которая напала на вторую роту. Ответ был один: лесок, что тянется вдоль реки.
С двумя стрелками и Куртом Фейлингом он снова покинул лагерь. Кавалер отправился на то место, где дралась вторая рота, и долго бродил по зарослям. Тут так и лежали павшие солдаты, причём как его, так и мужицкие. Их, конечно, было много меньше, чем тех, что лежали дальше по течению, тех, что были в третьей роте. Но всё равно. Это был непорядок, в котором был виноват Рене. Почему он оставил мёртвых валяться в лесу? Почему не забрал? Но сейчас не это занимало его мысли.
Он осматривался вокруг и убеждался, что именно тут и прятались сотни мужиков. А кто ещё мог вытоптать всё вокруг, кто затоптал весь берег следами тяжёлых солдатских башмаков? Его лагерь находился прямо над этим местом. Кашевары ходили к реке за водой, собирали тут хворост и дрова, солдаты рубили лес для частокола, но ему казалось, что всё это было западнее.
Или всё-таки его люди оставили все эти следы?
В общем, этот осмотр ему не много дал. Он вернулся в лагерь и позвал к себе заспанного Гренера:
Вы сказали, что всё вокруг просмотрели, а лес, что ниже лагеря, у реки, смотрели?
Первым делом, он же рядом с переправой, отвечал молодой ротмистр.
И ничего там не видели? Там же всё вытоптано, там до сих пор следы кованых башмаков на мокром песке видно.
Я там не был, я ехал по другой стороне, что у оврага. Я и мои люди сматривали овраг.
Мне нужны те солдаты, что осматривали лес у брода. Хочу поговорить с ними.
Гренер взглянул на него и ответил:
Те солдаты уехали на тот берег С отцом.
Волков вздохнул:
Хорошо, ступайте отдыхать, и после крикнул: Господин Фейлинг, коменданта Рене ко мне.
А пока Рене не пришёл, Волков всё думал о засаде и о следах в леске у реки.
Родственник, кажется, тоже спал:
Вы меня звали, полковник?
А в глазах его читался вопрос: «Господи, что ж тебе не спится? Ты же тоже не спал почти сутки.»
Я был в лесу, что у брода, говорит ему Волков. Там видел наших мёртвых солдат.
Видно, сержанты в темноте не доглядели, отвечает Рене.
«В темноте? Бой закончился, когда сумерки лишь опускались. Ночь ещё не пришла. Просто лень было тащить».
Как ваши люди проснутся, распорядитесь собрать павших и похоронить, и третью роту тоже.
Третью роту тоже? переспросил Рене.
По-вашему, их хоронить не нужно?
Нет, нужно, конечно, нужно, но я думал, что это могут сделать сапёры, говорит капитан.
«Нет, это сделаешь ты».
У сапёров есть дела, на них могут напасть, возьмёте телеги, соберёте павших и похороните их рядом с лагерем, у дороги.
Как прикажете, Рене поклонился.
Когда он вышел, Волков вдруг почувствовал, как он устал за последние дни. Лечь, лечь и позабыть про все дела, больше ему сейчас ничего не хотелось. Он позвал Фейлинга и денщика.
Курт, Гюнтер, помогите мне снять доспех.
Конечно, кавалер, отвечал ему молодой человек.
Пока они снимали с него латы, он почти засыпал, но даже сейчас он думал про себя:
«Всё непонятно, непонятно Хорошо, что я послал за Агнес».
Глава 6
Встал глубоко за полдень, уже когда солнце к вечеру покатилось. Повара к тому времени уже приготовили ему отличную похлёбку из хорошо вываренной курицы, жареного лука и клёцок, всё это с кореньями, травами и варёными вкрутую яйцами. Клёцкижратва мужицкая, но ему очень понравилась похлёбка. Пока Гюнтер раскладывал на ковре чистую одежду и приносил горячую воду, он съел две полных чашки со свежим солдатским хлебом, запивая всё это хорошим пивом, после которого стакан лип к рукам. Выспался, поел, помылся, надел чистую одежду. Хорошо должно стать, но как увидел в руках Фейлинга правый наплечник, так сразу помрачнел. Эта часть доспеха сзади была смята, вывернута. Тончайший узор вмят, затёрт сильным ударом.
А что со шлемом? сказал он оруженосцу, жестом прося того подать его.
Шлем был не лучше наплечника, левая сторона вся избита, крепление забрала слева держится каким-то чудом. Он и вспомнить не мог, когда его так колотили, конечно, то было на берегу, но Горжет помят, правое «плечо» помято, правый наколенник тоже искривлён, даже пробит в одном месте, кираса на груди, там, где как раз самый красивый узор, истыкана вся, словно с ней забавлялись, нанося по узору удары чем-то острым.
А на ваффенрок и смотреть нельзя. Его дорогой шёлковый ваффенрок был бурого цвета от грязи и засохшей, заскорузлой крови. Ни единого белого или голубого пятна, сплошь бурый с чёрным. В руке такой и держать неприятно.
Что ж ты мне его не постирал? с досадой спрашивает он у денщика.
Вы же мне сказали, что доспехдело оруженосца, отвечал тот растерянно, я думал, это тоже его дело.
Постирай, если, конечно, получится, говорит кавалер, кидая некогда прекрасную вещь Гюнтеру.
Кое-как с помощью Фейлинга надел мятые и битые доспехи, опоясал себя обломанным мечом и вышел из шатра.
Он слышал стук топоров, он под них и проснулся. Он знал, что лагерь живёт, но был приятно удивлён. Видно, беседы с Рене не прошли даром, родственник старался укрепить и обустроить лагерь по мере сил. Телеги уже не стояли где ни попадя. Их собрали в юго-западном углу, сняв с них часть поклажи и сложив её рядом. Да и весь другой провиант и фураж не валялся как попало по всему лагерю. Нужники оборудовали за южной стеной, как и хотел Волков, у оврага. Лошадей держали отдельно, для них сооружались загоны вдоль всей северной стены. Через западный проход в лагерь въезжали телеги, гружённые свежескошенной травой, почти у его шатра кашевары навалили большую гору собранного хвороста и снова разжигали костры, готовя ужин для солдат и всех остальных. В общем, в лагере намечался хоть какой-то порядок. Но не это сейчас волновало полковника, ведь порядокэто хорошо, но главное в его положенииэто укрепления. Он отлично это понимал, зная, что у хамов людей в три, а может, и в четыре раза больше. Они с Фейлингом и двумя стрелками, что охраняли его шатёр, вышли из лагеря через восточный ход. Волков почти сразу за рвом увидал свежие холмы братских могил, которые появились, пока он спал.
Быстро комендант управился с похоронами, сказал он негромко, останавливаясь у могил.
Много людей побито было, отвечал ему один из стрелков. Устали мёртвых укладывать.
Не вздумайте раскисать, строго сказал Волков, покосившись на стрелка. За павших ещё отомстить надобно будет.
Нет, господин, не волнуйтесь, мы понимаем, отвечал ему солдат. Мы всё понимаемслабину давать никак нельзя. Слабину ежели дашь, так сам под такой холмик уляжешься.
Волков молча кивнул ему и пошёл осматривать укрепления. Повернул налево, уж больно ему не давала покоя северная стена, та, за которой была река. Тут не очень весело ковырялись сапёры, тут же был и инженер Шуберт. Он сразу пошёл к полковнику, как только увидел его:
Стену укрепим и ров углубим, до сумерек дойдём до половины стены.
Волков присмотрелся. Да, во рву сделали подъём более крутой, тут и без противодействия защищающихся на него не просто взобраться. Хорошо. В частокол ставили подпоры, стена стала крепче. Теперь она уже не смахивала на старый, покосившийся деревенский забор. Теперь в лагерь с севера можно было войти только по удобной тропинке, что вела к узкому проходу, который было нетрудно оборонять.
Не сказать, что ему всё нравилось, но перемены к лучшему были заметны.
Вы вкопали рогатки у западного въезда? спросил он, идя вдоль рва и оглядывая частокол.
Нет, Шуберт семенил рядом, я думал, что эта стена важнее.
Снимите людей, поставьте частокол до заката, а со стеной закончите завтра.
Как прикажете, господин полковник. Сейчас же всё сделаем, обещал инженер.
Он обошёл свой немаленький лагерь по периметрувезде суета, работа кипит, несмотря на приближение вечера, он был удовлетворён тем, как всё менялось. Он видел, что за пару дней всё будет приведено в полный порядок. Лагерь будет укреплён и удобен. А обоз с провизией и фуражом сохранён. У фон Бока будет меньше причин упрекать его.
Вечером, когда уже стемнело, он обедал с офицерами. Отдавал приказания о пикетах и ночных разъездах и говорил о том, сколько солдат и из каких рот оставить в охранении. Также просил Рене поутру снять повешенных дезертиров, так как, скорее всего, утром Гренер и его кавалеристы наловят новых.
А после ужина пошёл спать, и спал отлично, так как до самого утра его никто не потревожил.
Утром он, ожидая завтрака, долго разглядывал выстиранный ваффенрок. Стирка ему мало помогла, дорогая ткань так и не вернула себе своего цвета, серая, бурая, да какая угодно, но уже не бело-голубая, ещё вся была испещрена дырами. Даже нищему такое носить было бы стыдно. Пришлось просто носить доспехи, ничем не прикрывая их.
Он прошёлся по лагерю, поговорил с офицерами. Всё шло хорошо, солдаты и сапёры знали, что им делать. Укрепления становились лучше с каждым днём, Гренер поймал лишь двух дезертиров. Это был хороший знак, людишки почти уже не бежали. Этих двоих мерзавцев быстренько и без особых церемоний после короткой исповеди повесили на заборе, на освободившихся утром местах.
Пока дезертиров вешали, он думал о том, что Максимилиан уже должен быть в Нойнсбурге, если, конечно, не встретил армию маршала уже на пути к лагерю. Что ж, как бы там ни было, его знаменосец должен уже свернуть к Ланну и уже завтра быть там.
«Что ж, если они поторопятся, Агнес должна быть тут через три дня, ведь кони у неё в карете неплохие».
Кажется, он никогда её так не ждал. Мало того, в последнее время ему всё меньше и меньше хотелось её видеть. Нет, он, конечно, её не боялся, но она держала его в напряжении, словно противник, что ждёт удобного случая для атаки. А ещё он ожидал неприятностей, которые рано или поздно она может ему доставить. Но сейчас, сейчас она очень была ему нужна, он чувствовал, что только эта хрупкая девочка с тяжёлым и крепким, как люцернский молот, характером сможет ему помочь. Он нутром это чувствовал. А как иначе? Ведь не зря хитрый жид уговаривал его взяться за это дело, считая, что дело это нечистое. Теперь он и сам так думал.
В общем, день прошёл в мелких делах и мелких заботах. Если не считать того, что он просил Гренера проехаться до второго брода, посмотреть да послушать. Тот со своими людьми прокатился, постоял у тихого брода, но ничего там не увидел. Ни пикетов, ни застав, ни даже следов мужичья.
Так день и прошёл, а как стемнело, он с удовольствием снял доспехи и лёг спать.
Господин, господин, тряс его Гюнтер, держа в одной руке лампу, к вам человек.
Что? Какой человек? не сразу сообразил Волков. Утро уже?
Ночь, господин, ночь К вам солдат пришёл.
Солдат? Зови, приказал он, садясь на кровати.
Солдат вошёл в шатёр, с интересом осматриваясь.
Ну, что случилось?
Сержант к вам послалШум, господин. Кажись, мужики пошли куда-то.
Пошли? Куда пошли?
За рекой господин, кажется, идут куда-то
А ты из какого пикета?
Мы тут внизу под лагерем у речки стоим.
И что, шум слышите?
Ага. Топочут.
Много их, куда идут, лошади есть, телеги есть?
Так разве в темноте разглядишь, разводил руками солдат. Может, есть телеги, а может, нет.
Понимая, что большего он от дурака не дождётся, Волков приказал Гюнтеру:
Одежду давай и Фейлинга буди.
Он, Фейлинг, два стрелка охраны и солдат спустились к реке, тут и был пикет из четырёх солдат и двух стрелков.
Ну, что звали?
Господин, заговорил сержант из стрелков, невдалеке за рекой дорога есть, по ней отряд прошёл. Все слышали шум тихий.
Огни были?
Нет, только звуки, люди шли. Люди с железом.
А сейчас есть звуки?
Так послушать надо, отвечал сержант.
Тихо всем, приказал Волков и стал прислушиваться.
Не то чтобы он слышал что-то отчётливое, но какой-то несвойственный ночи шум был. Да, был. То ли древко копья или пики трётся о кирасу, то ли башмаки по дороге стучат. Не разобрать, дорога-то не у самой реки. Солдаты и полковник прислушиваются и вдруг слышат тонкий писк. Волкову подумалось, что такой звук и показаться мог, но один из солдат тут же сказал:
Телега. Телега скрипнула колесом.
Точно, и телега перегруженная, поддержал его другой. С обозом идут.
Может, то мужик какой местный, предположил третий.
Ага, мужик, тут же взяли под сомнение его мысль другие, в полночь-то. Траву косил до луны.
Теперь у Волкова сомнений не было, враг куда-то шёл, скорее всего, на запад. Зачем? Эх, как жаль, что разведку он организовать не смог. Толковых людей для этого у него не было. Не мальчишку же Гренера отправлять на опасное дело. Он не стал дальше прислушиваться, а поспешил вверх, к лагерю.
Его у входа встретил молодой ротмистр Мальмериг, дежуривший с сотней солдат из первой роты сегодня ночью.
Господин полковник, что-то произошло?
Пока не ясно, за рекой отряд хамов пошёл на запад с обозом.
Хотят обойти нас и ударить с двух сторон?
Я бы так и сделал, уж на две стороны пушек нам не хватит. Но Мы сильно укрепили лагерь. Попытка штурма таких укреплений кончится для них большой кровью.