Полковник не поленился, сам пошёл посмотреть, как офицеры будут строить своих людей. Ничего удивительного или приятного он не увидел, солдаты были не для первых рядов. А вот строились они, кажется, в первый раз. Бараны. Сержанты Орали, лупили палками по шлемам и кирасам этих болванов, а Волков никак не мог понять, чего от этих сержантов большепорядка или глупой суеты. Глядя на всё это, кавалер сразу усомнился не только в командирах рот, но и в самом капитан-лейтенанте. Нет, Карл Брюнхвальд такого построения не допустил бы. Они бы строились и перестраивались у Брюнхвальда с утра до вечера, пока не научились бы.
Волков с недовольным видом пошёл вдоль выстроенных наконец линий. Но Карла, на которого он мог положиться, сейчас тут нет, а есть Рене и Фильсбибург.
«Нет, пусть пока будет заместителем Рене, уже известно, что от него ожидать, а от этого чего ждать, пока не понятно, впрочем, других офицеров у меня сейчас нет. Неизвестного ротмистра на должность командира рота назначать рискованно, придется довериться этому».
Доспех у новых людишек плох, оружие так себе, да нет, тоже плохое. Пик мало, алебард мало, копья да годендаги, и то всё на плохом кривом дереве. Железо ржавое. Солдаты самые дешёвые, из городских ополчений за полцены набраны. При осадах и для гарнизонов ещё худо-бедно годны, а для дела в поле Такое впечатление, что строю совсем не учены. А сержанты Он с кислой миной повернулся к лейтенанту Фильсбибургу:
А когда вы выйдете на тот берег и по вам, к примеру, будут бить стрелки или пойдёт мужик, сколько ваши роты будут там строиться?
Лейтенант чуть помолчал виновато и ответил:
Сержантов мало, господин полковник. Мужики побили многих при последнем деле.
Волков без намёка на всякое понимание посмотрел на капитан-лейтенанта, помолчал и принял решение:
Думаю, обе роты нужно свести в одну, вы, Фильсбибург, возглавите эту роту, пятьдесят человек вы передадите в роту ротмистра Хайнквиста, он лично отберёт себе людей, сами же попросите четырёх хороших сержантов в роте капитана Рене, он поднял палец. На время! Чтобы они обучили ваших. Возьмёте барабанщиков и трубачей и за два дня научите своих людей быстро строиться в походную колонну, из походной в баталию, в шесть рядов, а из неёв штурмовую колонну в четыре человека. Гоняйте их до ночи, а коли начнут бурчать, так вразумите этих неумех. К завтрашнему вечеру я хочу видеть, как они строятся и при фронтальном ходе баталии под барабан держат строй. Чтобы как по линейке шли.
Волков знал, что это почти невозможно, но ставил задачу в надежде, что хоть чему-то солдаты за полтора дня научатся. Хотя бы слушать барабан и не наступать друг другу на пятки в строю.
Да-да, сразу соглашался с полковником капитан-лейтенант, сейчас же начну.
Волков прекрасно видел, что лейтенанту не нравятся принятые им решения, но уж это в данный момент его заботило мало, да и в своём полку он сам устанавливал правила. Фильсбибург сам виноват, что его подчинённые так плохи.
А тут ему радостьза грубо строганым столом, что стоял у его шатра, сидел человек. Спиной к нему сидел, но Волков сразу узнал его по широченной спине, старой замызганной шляпе и стакану в руке.
Волков подошёл, положил человеку руку на плечо, заглянул под шляпутак и есть, старый чёрт, бородища чёрная, нога деревянная под столомИгнасио Роха по прозвищу Скарафаджо, собственной персоной. Хоть и вид у него был ещё больной, всё лицо до щетины в испарине, но держался Роха бодро.
Волков уселся напротив, осмотрел его:
Ты чего приехал? Как тебя лекарь отпустил?
Да ну его к дьяволу, тут твой монах меня быстрее долечит. Да и тошно мне там было без денег. Положили меня болеть у людишек скаредных, говорю имдайте хоть пива, раз вина не даёте. А они мне: денег ваш доктор на пиво вам не давал, молоко пейте. Вот я к тебе и приехал.
А Брюнхвальд как?
Лекарь ему к ноге доску накрепко примотал, он теперь ни пешим, ни конным не будет. До нужника допрыгать можети всё.
Значит, жив?
Да жив, а чего ему будет, ну, прокололи лытку, не он первый, не он последний.
Роха улыбается, хотя улыбка ему не так уж и легко даётся. Он оглядывается:
А ты тут уже крепость построил, когда только успел? Говорят, мужичьё приходило уже к тебе знакомиться.
Приходило, кивает кавалер, Пруфф их картечью встретил, а твой Вилли мушкетами проводил. Мы же ни единого человека не потеряли.
Вилли? Ну и как он тебе?
До тебя пока ему далеко, не волнуйся. Но ты всё-таки скажи, чего ты приехал? Ты же ещё не долечился.
Роха посмотрел на кавалера и спросил:
Честно тебе сказать?
Да уж говори.
Роха поправил свою деревяшку под столом, потом допил махом вино, вздохнул и сказал:
Знаешь, Фолькоф, жена у меня не из простых.
При чём тут твоя жена? полковнику вовсе не хотелось слушать байки про чьих-то жён, не до жён ему сейчас было, через полтора дня большое дело намечалось.
Ты дай сказать-то, злился Скарафаджо. И, видя, что кавалер молчит, продолжал. Как ни крути, она из благородных, правда, из городских, её отец даже был вице-бургомистром.
Волков замолчал, ждал, что там Роха ещё ему расскажет. И тот рассказывал:
И вот, как поженился я с ней, так она меня и бранила, и бранила, и бранила: пьяница, говорит, бездельник, дурень бесполезный. Когда женился я, так у меня деньжата водились, а потом и закончились. Помню, в первую зиму без дров жили, а она на сносях была. Потом в плохой дом пришлось переехать А она так бранилась, что я домой идти не хотел. Вот
Полковник терпеливо продолжал слушать рассказ старого своего знакомца про его жену, хотя ему очень хотелось побыстрее поговорить с Агнес.
А тут ты появился, продолжал Скарафаджо, и я сразу понял: вот его мне Господь послал. И так оно и было. Домишко теперь какой-никакой у меня свой, землицу, хоть и мало, но ты мне выделил.
Не меньше, чем другим, заметил кавалер.
Не меньше, не меньше, соглашался Роха, я ж не спорю. А кроме землицы и деньжата появились, то ярмарку ограбим, то обоз у горцев отберём, я на эти деньги жене и платье хорошее справил из атласа, и серьги, и всякого другого прикупил Башмачки там, юбки нижние А главное, ты же меня к себе на обеды стал приглашать с женой, а она как с дочерью графа за одним столом посидела, так совсем другой стала. Слова дурного от неё не слыхал с тех пор, добрая стала. А как узнала, что я капитан, как стала капитаншей, так и вовсе стала ласковой. Когда я уходил с тобой на мужиковне поверишь, я видал, как она плакала. По мне плакала.
Волков даже брови сдвинул, смотрел на Роху сурово:
На кой чёрт ты мне всё это рассказываешь?
Я просто сказать хотел, что тебя не брошу, знаю, что ты без офицеров остался: Бертье, Брюнхвальд, я Рене один у тебя, в общем, если я нужен, могу роту взять какую, а не нужен, так к стрелкам своим вернусь.
С офицерами дело дрянь, отвечал кавалер, глядя товарищу в глаза и понимая, что тот ещё не излечился, и с сержантами тоже, я рад, что ты вернулся, но тебе надо долечиться, сидишь весь мокрый от пота, а от больного какой от тебя прок? Ступай к монаху. Микстуры пей. Послезавтра до рассвета к реке пойдём.
Форсировать надумали? На тот берег намылились?
Генерал решил, я был против, Волков поморщился.
Ты мне коня дашь? Моего убили там на берегу.
Так и другого убьют.
А что делать, я ж на деревяшке много не напрыгаю.
Ладно, найду тебе мерина старого, Волков протянул товарищу руку для рукопожатия.
Мерин мне подойдёт, авось не на смотр еду, ответил Роха, пожимая его руку.
Ты только вылечись, успей. Ты поставил себе палатку? Я пришлю к тебе монаха.
Вилли уже распорядился, и насчёт палатки, и насчёт брата Ипполита Фолькоф, ты не волнуйся, вылечусь, обещал Скарафаджо, всё ещё не выпуская его руку. Твой монахон волшебник. Да и я ещё не стар.
Волков молча кивнул, он верил ему, он надеялся, что Роха прав, кавалер давно его знал и видел, что этот человек всегда был упруг телом и крепок, как молодой кабан.
Глава 9
Агнес сидела на постели, на ней лишь рубаха нижняя, и та сползла, плечи открыты, а перина взбита, как будто на ней дрались.
У девушки волосы растрёпаны, она свесила ноги на ковёр и рассматривала его узоры. Подле неё в волнах взбитой перины уютно лежал синий стеклянный шар. Она держала на нём руку.
Кавалер сразу, с одного взгляда, почувствовал неладное:
Что?
Девушка взглянула на него и ответила:
Да вот Поглядела на обидчика вашего.
И что? Видела его? Он лыс, с железной рукой, но руку я не видел.
Лыс? Может, и лыс, может, и с рукой Я думала, один он, она явно не спешила рассказывать ему то, что узнала.
Да говори ты уже. Что узнала про него? произносит он с заметным раздражением.
Ни лысины его, ни руки я не видала, отвечает она, всё так же не спеша, а видала я его жену.
И что там за жена? он не понимал, зачем он ему про какую-то жену, что говорить надумала.
А она тут поглядела на него так, что он сразу почувствовал беспокойство.
Баба она не простая, продолжала Агнес серьёзно, заглянула в неё, как в колодец старый: темно, глубоко, холодно. Это не он, это она на вас морок наводила. Она знала всякий раз, когда и где вы появитесь. Она вашим людям глаза пеленой застила. У неё и стекло есть, а ему в него не заглянуть, думаю, что силой для того он не вышел. А вот она
Теперь его беспокойство окрепло, он устало сел рядом с ней:
Что, сильна баба?
Тварь увидала меняНе даёт смотреть за ними, я так и не высмотрела, где она прячется, тихо и зло сказала Агнес. Пыталась выглядеть её Глаза у меня стало разъедать
И что же делать? спросил Волков.
Ночи дождусь, может, спать она ляжет. Тогда и найду её. Или ещё когда Как получится.
Ждать нельзя, послезавтра на тот берег пойдём, вернусь ли? спросил он, ожидая от неё положительного ответа, ведь она уже обещала ему, что с этой войны он придёт с победой и богатством.
А девушка ему на его вопрос не ответила, покосилась на господина и заговорила:
Мыться мне надобно, в уборную надобно, а у вас тут и ночной вазы нет. А ещё есть хочу.
Слышишь, топоры за шатром стучат? Это тебе уборную делают, там же у тебя и купальня будет. А горшка ночного у меня нет, он без надобности мне.
Волков встал и поглядел на девушку внимательно, а потом, сам себя удивляя, погладил её по голове, как отец гладит послушную дочь, когда желает её успокоить. Он был доволен, несмотря на то что её слова поначалу внушили ему тревогу, но теперь он стал успокаиваться. Её присутствие здесь как-то само собой становилось гарантией того, что больше ему засад не устроят. Что больше никто ему глаз застить не сможет. А уж дальше он сам управится Сам
Да, её присутствие становилось для него важным, не зря он её ждал, не зря гонял за ней Максимилиана.
А она подняла на него глаза, и они были полны удивления. Ведь никто в её жизни не гладил её по голове. Никто. Разве что старая, полуслепая её бабка в детстве; бабка любила девочку, она могла так её ласкать, но за давностью лет Агнес такого не помнила. Оттого и растерялась.
Я велю тебе еды принести и спрошу у инженера, когда будет готова твоя уборная, сказал он и пошёл к выходу.
А девушка так и не нашла слов для ответа.
Дел у него хватало, сначала он пошёл поглядел, как идут работы за его шатром у стены. Готова ли уборная для Агнес. Его удовлетворило то, что сам инженер Шуберт был на месте. Сам руководил делом, и всё у него получалось красиво. Рядом с частоколом уже поставлена была стена из досок, отгораживающая уборную от всяческих взглядов. Тут же уже лежала медная походная ванна Волкова. Видно, Шуберт уже присматривал для неё место.
Когда закончите, господин инженер? спросил кавалер.
Часа не пройдёт, обещал Шуберт.
После полковник пошёл к Хайнквисту, поглядел, каких тот отобрал себе солдат из новых рот. Он мог не сомневаться, ротмистр дело знал, он забрал у Фильсбибурга пять десятков тех, кого можно было считать солдатами. Хайнквист сделал всё правильно, теперь у Волкова было две вполне себе крепкие роты, на которые он мог надеяться. И одна рота, которая, скорее всего, разбежится или сомнётся при первом соприкосновении с неуступчивым врагом.
Хайнквист, кажется, забрал всех пикенёров из рот Фильсбибурга. Волков чуть подумал и махнул рукой: Бог с ним.
Он даже стал размышлять о том, чтобы дать ротмистру звание капитана, раз уж он занимает капитанскую должность, но спешить не стал, решил посмотреть, как он будет вести себя в деле, в бою у переправы и потом в деле на том берегу. Казалось бы, какая разница, порадуй человека перед сражением, но Волков всегда и всё считал, он отлично помнил, что капитан при дележе военной добычи, причитающейся полку, получает на две офицерские порции больше, чем ротмистр. И кавалер никак не хотел отдавать лишние деньги человеку, который того не заслуживает. Поэтому пусть Хайнквист пока побудет ротмистром. А там видно будет.
После он пошёл далеко за пределы лагеря, там на открытом месте, на дороге, пришедшие из роты Рене сержанты под барабаны и трубы учили быстро менять строй солдат роты Фильсбибурга. Сам командир роты был тут же, офицеры роты и сержанты принимали в обучении посильное участие. Двести двадцать человек кое-как вспоминали, как ходить в колонне так, чтобы не наваливаться на впередистоящих, как строиться в линии, чтобы они не были похожи на волны. Понятно было, что за полтора дня из этих людей полноценную роту не создать, но хоть чему-то их сержанты научить успеют. Посмотрев немного на всё это, кавалер вернулся в лагерь. Ужинать.
На следующий день он с офицерами пошёл на берег смотреть место, где завтра будет дело. Ничего хорошего они не увидели. Их берег был полог, а берег мужиков крут. Волков понял, что расставь он стрелков на своём берегу, толку от них будет немного. Ничего, кроме воды, камышей да обрывистого подъёма они видеть не будут. То есть на поддержку мушкетёров надеяться смысла нет. Их придётся переправлять туда.
А ещё понял, что построиться на том берегу в колонну или в линии будет непросто, у воды места мало, надо будет вылезать наверх. И строиться уже там. На глазах у врага, да под обстрелом. Хорошо, что он взял себе этот брод, тут ему Пруфф даст возможность хотя бы вылезти на тот берег и собрать там достаточно людей, чтобы попытаться атаковать мужицкие баталии, которые будут непременно ждать вне досягаемости его артиллерии. Он глядел на тот берег, на серьёзные лица своих офицеров и невольно вздыхал:
«Да, дело будет очень непростое».
Теперь вам ясно, господа, что завтра нам легко не будет?
Офицеры молча соглашались с ним, а он продолжал:
Промедление завтра будет делом недопустимым. Строимся сразу в лагере, строимся в маршевые колонны, поротно. Сначала идёт первая рота. Первая рота, капитан Рене, отберёте пятьдесят человек охотников, я их сам поведу, пойдём до рассвета; сразу за нами, уж будьте любезнывы. И не медлите. Лучше начать дело, пока не рассеется туман.
Будет исполнено, господин полковник, отвечал капитан.
Роха, Вилли, Волков заглянул в лицо своего приятеля, после первой роты сразу вы, вы мне там будете нужны. Пока я буду строиться, вы будете сдерживать мужичьё огнём.
Это как водится, согласился Роха.
Да, господин полковник, сказал ротмистр Вилли.
Полковник с удовлетворением отметил, что вид у капитана стрелков уже не такой болезненный, как вчера.
Потом вторая рота, ротмистр Хайнквист, продолжал кавалер, вы будете ждать сигнала, допустить столпотворения и скученности на песке того берега никак нельзя, вы будете ждать, пока первая рота не взойдёт на обрыв, я дам вам знать, трубачи пойдут с первой ротой.
Буду ждать сигнала, произнёс Хайнквист.
А потом уже и вы, говорил Волков, поглядывая на капитана Фильсбибурга. Обращаясь больше к нему, чем ко всем остальным, он продолжал, заминок и задержек не допускайте, я такого не потерплю.
Не допущу такого, обещал тот.
Господа, многие из людей ваших в воду пойдут без радости, а уж на тот берег, чтобы попасть там под баталии мужицкие, тем более, дальше говорил полковник, уже сейчас по лагерю слухи пойдут о завтрашнем деле, уже сейчас кое-кто из солдат надумает бежать при первом случае, посему прошу вас, чтобы вы и сержанты ваши были бдительны, и сегодня ночью, и завтра при деле с трусами и дезертирами обходились без всякой милости, согласно солдатским законам.