Король, гордо подняв голову, стоял на верхней ступени перед резным креслом-троном. В базилике началось движение людей, желающих поклониться повелителю. Свита княгини Предславы оказалась еще ближе к монахам клюнийцам, чем в начале коронации. Любава взяла благословение у высокого немолодого иеромонаха. Он был так похож на православного батюшку, показался вдруг таким близким и родным, что она не выдержала и задала вопрос, терзавший ее все последнее время, а уж во время коронации так особенно.
Прости, отче, за вопрос, я чужестранка, впервые здесь. Как это возможно, что люди, уверяющие, что с ними Бог, убивают монахов-чужестранцев. Ведь монахиличная гвардия Господа нашего, для Которого происхождение не имеет значение.
Из облика клюнийца, а клюнийцам идея личной гвардии Христа была очень и очень близка, мгновенно ушла радостная расслабленность.
Что случилось? спросил он, строго глядя на Любаву взглядом воина.
По приказу Болеслава убиты все монахи с Афона, проповедавшие в этих землях, еле слышно ответила она.
Монах с горечью посмотрел на совсем старого архиепископа, стоящего сейчас справа от своего короля, по-детски счастливого, сияющего.
Мы не знали, так же тихо ответил он. Но теперь все узнаем.
Эти люди не были способны на согласие с подлостью кто бы и во имя чего бы ее ни делал. А смерти они и вовсе не боялись.
* * *
Наверное, король Болеслав как-то по-особенному любил Всеслава из Вроцлава, потому что он не забыл о нем даже в суматохе коронационных торжеств. И Всеслава и Любаву пригласили на прием к королю. Болеслав восседал на возвышении, на троне с резной прямой высокой спинкой, на шелковых подушках. Стены зала приемов, завешанные гобеленами с золотой вышивкой, сверкали в лучах весеннего солнца. Вокруг трона короля почтительно стояли его приближенные. Болеслав милостиво кивнул Всеславу и приветливо улыбнулся его невесте.
Внезапно двери в зал распахнулись, и на пороге возникло дивное видение. Льняные кудри вошедшей пышным каскадом рассыпались по спине и плечам, еле сдерживаемые лентами прически. Верхнее платье, плотно облегавшее изящную фигурку, с завышенной талией, но без пояса, с расходящимся колоколом подолом, подчеркивало немыслимо тонкую талию модницы. Рукава платья были столь широки, что спадали вниз, открывая изящные ручки по локоть. Нежный румянец на нежной коже, чудесные маленькие алые губки. И сияющие лазоревые глаза в обрамлении темных ресниц под темными дугами бровей. Красавица грациозно приблизилась к восхищенно глядящему на нее королю и изящно склонилась в поклоне.
Vivat Boleslavus rex, певуче произнесла она, выпрямляясь.
Ох, панна Катарина, только после нескольких мгновений молчания сумел ответить король. Рад, что ты все же пришла.
Как я могла не прийти к своему королю? панночка улыбнулась, ее лазоревые очи вспыхнули еще ярче, белоснежные зубки казались намного прекраснее жемчуга.
Но Болеслав уже успел прийти в себя.
Касенька, ты зачем лезешь в мужские игры? Немедленно верни новгородского посла.
Какого посла? мило улыбнувшись, спросила панна Катарина.
Болеслав тоже ей улыбнулся.
Придется взять тебя под стражу, панна Катарина из-под Глогова. Негоже, чтобы короля дурачила женщина.
Меня? Под стражу? А кто же будет меня держать под стражей? и она с любопытством обвела присутствующих взглядом прекрасных лазоревых очей.
Король одобрительно кивнул. Действительно, вопрос был хорошим. Где он найдет мужчин, способных устоять перед чарами панны Катарины?
Всеслав, не отводя взгляда, смотрел на ту, которую он так мучительно любил долгие годы. Выглядел влюбленным дураком, ревновал, ненавидел, пытался забыть. Любава рядом с ним прерывисто вздохнула, он повернул голову и встретил взгляд ее встревоженных синих-синих глаз. И понял в этот момент, что с Касенькиного крючка он сорвался раз и навсегда. Ушла не только дергающая болезненная любовь, ушла и ненависть, не менее любви привязывающая душу к своему объекту. Он был восхитительно, совершенно свободен. И чем бы ни кончилось его общение с Любавой, он был обязан девушке своей внутренней свободой. Только тревога в глазах его невесты помешала ему счастливо ей улыбнуться. Действительно, речь же идет о ее пропавшем отце.
Король обвел взглядом своих приближенных и остановил взгляд на пане Всеславе из Вроцлава.
Вот пан Всеслав и возьмет тебя под стражу, раз ты, панна Катарина, не хочешь по-хорошему.
Я не хочу? Я просто не понимаю, о чем разговор, Касенька посмотрела многообещающе ласково на своего бывшего поклонника и внезапно на мгновение вздрогнула, интуитивно почувствовав, что рыцарь как-то с ее крючка сорвался. Панночка перевела взгляд на Любаву, не окончательно теряющуюся в тени ее красоты исключительно из-за яркого цвета волос и очень светлой кожи, сморщила свой изящный носик и уже с откровенной ненавистью посмотрела на Всеслава.
Пойдем, панна Катарина, вздохнув, ответил тот, неторопливо подходя к красавице. Будешь сидеть в надежной темнице, пока не скажешь, что знаешь о новгородском после. Мы же не просто так штурмовали твой замок. Соглядатаи слышали, как ты общалась с Рагнаром. Там, в темницегрязно, дурной запах. Может, лучше сразу расскажешь, куда ты переправила посла? Раз уж он тебе не поддался до сих пор, так уже и не поддастся, верно?
Прокляну, тихо, с угрозой сказала панночка.
Начинай, усмехнувшись, он подхватил ее под ручку, выводя из зала и размышляя, кого бы поставить охранять Касеньку, способного продержаться хотя бы несколько дней под ее чарующим обаянием.
А за спиной рыцаря раздался дружный ропот придворных, возмущенных такой суровостью по отношению к милой несчастной Касеньке, ропот, усмиренный только грозным окриком короля.
Глава седьмая
Спустя несколько дней трое всадников скакали по дороге из Гнезно во Вроцлав. Всеслав решил лично вернуть Любаву под крыло новгородцев, как раз пока Касенька, сидя в темнице под присмотром боеспособных, но глуховатых из-за ударов по голове охранников, немного присмиреет. Сейчас с упрямой панночкой все равно было бесполезно разговаривать. Король наблюдал за происходящим, более не вмешиваясь. Он как бы снял с себя ответственность за пропажу новгородского посла, полностью переложив ее на Всеслава. Удобно, конечно.
Вот здесь мы свернем, сказал Всеслав своим спутникам, останавливая коня и указывая на малозаметную тропинку. Срежем путь. Эту дорогу мало кто знает.
Любава и молчаливый и раздражительный в последнее время Сольмир без лишних слов свернули на указанную тропку, углубляясь в весеннюю дубраву. Солнечный свет искрился среди молодых листьев, пятнами и полосами расчерчивая тропинку. По берегам ручья, вдоль которого они ехали, небесной синью голубели незабудки, в кронах дубов оглушительно щебетали птицы. Под вечер путники выехали к небольшому озерцу.
Здесь и заночуем, решил Всеслав, выехав на поляну и оглядев залитый вечерними лучами солнца пригорок. Пойдем, Сольмир, соберем хворост.
Любава крепко вцепилась в поводья коней, чтобы те не сразу бросились к воде. Всеслав не позволял ей собирать и таскать хворост, считая, что этим делом должны заниматься мужчины. Он видел в ней свою невесту, слабую девушку, нуждающуюся в защите. Харальд бы непременно отправил новгородку за хворостом наравне с прочими дружинниками отряда. И нельзя сказать, чтобы Всеславова мужская забота была девушке неприятна.
Любава расседлала коней и повела их по очереди на водопой, оглядываясь по сторонам. На спуске к озеру, на склоне, во множестве виднелись земляничные листья и листья щавеля. Гладь озера горела в свете заходящего солнца. Шелестел камыш, и больше не было никаких звуков. Тишина и вечерний покой.
Потом они разожгли костер и в сгущающихся вокруг разгорающегося огня сумерках стали ждать, пока закипит похлебка в котелке.
Сольмир, после ужина ты дежуришь первым.
А я? тихо спросила Всеслава Любава. Я тоже могу подежурить. Я же дружинница княгини.
Всеслав с минуту молча смотрел на нее. В вечернем полумраке у костра Любава казалась ему особенно хрупкой и беззащитной.
Ты не похожа на дружинницу, наконец заговорил рыцарь. Я видел в своей жизни женщин-воинов много раз. Они равны по силе большинству мужчин, у них широкий разворот плеч, громкие грубые голоса и наглые повадки. К своему великому счастью, ты на них совсем непохожа. Кто вообще решил, что ты будешь дружинницей? Не обижайся, но с твоим облегченным укороченным мечом большинству воинов ты не противник.
Так странно сложилась моя судьба, вздохнув, ответила Любава, с болью вспомнив своего отца, сделавшего за нее этот выбор, потому что, будучи воином, он ничего другого предложить названной дочери не мог. Меня определили собирать оброки с княгининых данников, и с этим делом я вполне справлялась.
Всеслав хотел было сказать, что судьба замужней женщины подходит ей куда больше, чем участь постоянной скиталицыдружинницы, но промолчал, заглядевшись через разделявший их, рвущийся ввысь огонь в ее очи, казавшиеся сейчас неправдоподобно большими.
Любава резко отвела взгляд в сторону и внезапно вздрогнула.
Сольмир, это вовсе не безопасный ужик
Вижу, что гадюка, тот молниеносным движением ухватил небольшую змею за шею и держал ее рядом с булькающей похлебкой. Гадюка бешено извивалась, но освободиться не могла. Тебе никогда не говорили, Любава, что прокипяченый змеиный яд придает особый вкус щавелевому супу?
Не надо, сдавленным от отвращения голосом проговорил Всеслав.
Чревоугодиеэто грех, елейным тоном сообщила Любава с озорным блеском в глазах. Ничего особенного, конечно, но давай сегодня по-простому, без вареного змеиного яда.
Сольмир усмехнулся бледной тенью своей прежней улыбки и резким движением отсек голову гадюке.
Твое «ничего особенного», Любава, это как забытые слова песни из прошлой жизни. Как давно я их от тебя не слышал. Ты возвращаешься потихоньку к обычной жизни, а я Он стремительно смотал гадючий трупик в комок и, широко размахнувшись, забросил его в камыши. Оттуда послышались плеск, взвизги и тихое чавкание. Сказитель тщательно вытер руки о траву. А Любава подумала, что горе и тревога за ее отца и вправду значительно меньше, чем раньше, сдавливают ей душу. Это потому, что она такая неверная?
Наверное, время лечит все душевные раны, неуверенно сказала она вслух.
Главное, дожить и дотерпеть, пока яркие новости, которые приносит жизнь, отвлекут внимание и ослабят боль души, но залечиваются ли до конца душевные раныне знаю, горько усмехнувшись, ответил Сольмир.
Вокруг тихо шуршали камыши, тонко звенели собравшиеся на свет костра комары, несколько лягушек в озере попробовали начать ночной концерт, но режуще прозвучавшее в вечерней тишине громкое квакание показалось им самим грубым и неуместным, и они смущенно замолчали.
Любава попробовала похлебку из котелка и решила, что она уже готова.
Снимаем? спросил Всеслав.
Только осторожнее.
Они сняли котелок, вытащили ложки, пододвинулись поближе друг к другу и принялись по очереди черпать густое вкусное варево, закусывая его еще не успевшим зачерстветь хлебом.
Ты не передумала, Любава, дежурить ночью? поинтересовался Всеслав.
Нет, Любава не передумала.
Тогда, первая сменатвоя.
Самая легкая сменапервая.
Сольмир завернулся в одеяло и сразу сонно засопел. А Всеслав укладываться не спешил. Из-за облачка показалась луна, и дорожка лунного света посеребрила воду озера. Это стало сигналом для всех лягушек. Местные певуньи оглушительно грянули, уже ничего не смущаясь. Вместе как бы не стыдно. Любава бесшумно обошла полянку, прислушиваясь, подбросила дров в костер и уселась чуть поодаль. Всеслав подошел к ней и сел рядом.
Расскажи о себе, Любава, попросил он тихо. Как Рагнар стал твоим названным отцом? Как все же получилось, что тыдружинница Ингигерд.
Ты нарочно разрешил мне дежурить? в ответ спросила новгородка. Чтобы расспросить?
Нет-нет, солгал ей жених. В последнее время присутствие Сольмира на самом деле сильно раздражало. Само как-то получилось.
Они помолчали.
Скажи Всеслав, смущенно начала Любава, глядя вниз и выдирая травинки рядом с собой, ты не забыл, что ты мне жених понарошку? Все так далеко зашло. Как ты думаешь выкручиваться? Если честно? На что рассчитываешь?
Всеслав дождался, пока ее вздрагивающий нерешительный голос не замер в окружающей их ночи, и только потом ответил.
Если честно, то я надеюсь, что ты меня полюбишь, и все, что нас разделяет, покажется тебе мелким и неважным, он осторожно взял девушку за руку, заставив вытряхнуть сорванные травинки. Она не сопротивлялась. Ему пришлось привычным усилием воли обуздать воображение и отогнать от себя мысли о том, как бы было невероятно хорошо, если бы она стала ему полностью принадлежать по всем законам человеческим и Божеским. Сдержанность и исключительная чистота этой девушки в последнее время вызывали в нем странные чувства. Если бы Любава стрельнула глазками, бросилась ему на шею и попыталась поцеловать, как это запросто могла сделать Касенька, то что-то необычайно важное в их отношениях болезненно бы хрустнуло. А потому он легко погладил ей руку и выпустил тонкие пальцы с сожалением. Хочешь, я поклянусь тебе, что никогда не скажу ни слова против твоего Христа, когда ты станешь моей женой? Буду тебе помогать во всех твоих делах. Я никогда тебе не изменю, никогда не обижу. Что тебе еще пообещать?
А наши дети?
Что дети?
Всеслав, после того, как люди вступают в брак, у них появляются дети.
Я рад, что ты об этом знаешь.
Она не выдержала и еле слышно рассмеялась. Но вдруг стала очень серьезной.
Я что, должна смотреть, как мои дети растут некрещеными?
Хочешь, я дам тебе расписку, подписанную моей кровью, что не буду тебе препятствовать растить их христианами?
Ты сейчас и луну пообещаешь мне подарить. А вот как ты такое обещание выполнишьдругой вопрос. Непросто вырастить детей христианами, когда отец с насмешкой отзывается о христианстве. Считает веру неважной мелочью. И не говори сейчас, что ты дашь расписку кровью, никогда не говорить насмешливо о христианстве.
Как ты угадала?
Всеслав!
Он все-таки ее обнял за плечи, крепко прижав к себе.
Обещай, что подумаешь над моими словами.
Пойду, обойду лагерь, она неожиданно испугавшись непонятно чего, освободилась из его объятий, быстро вскочила и торопливо направилась к краю полянки. Всеслав терпеливо ждал, пока его невеста успокоится. Решительного отказа она так и не дала, а значит, дело шло в нужном направлении.
Расскажи все же о себе, не беспокойся, вокруг все тихо, расскажи, попросил он, когда дружинница вернулась.
Любава помедлила, но потом принялась рассказывать о том, как на их приозерную деревню напали датчане, как ужасно погибли ее отец и мать, как тяжело жилось в деревне сироте. И о том, каким сказочным чудом стал для нее лесной скит.
Ты не можешь себе даже и представить, как сильно любили, как бережно воспитывали эти несколько монахов маленькую девочку, то есть меня, еле слышно сказала Любава, счастливо улыбаясь дорогим для нее воспоминаниям. Ее слушатель молчал. В темноте выражения его лица не было видно. Потом я выросла, не могла больше находиться в мужском монастыре. Рагнара призвал к себе на службу князь Ярослав. И вместе с ним я попала в Новгород, коротко закончила девушка свой рассказ.
А Ингигерд? Всеслав не дал ей оборвать историю резким окончанием.
И Любава рассказала, как княгиня пообещала воспитать девочку как свою названную сестру, если Рагнар согласится послужить князю по совести. Потому как отец Феофан колебался, не мог сделать окончательный выбор, не мог решиться совсем покинуть монастырь.
И о многом другом она рассказала. Всеслав выпытывал очень умело. Да и скрывать от него она ничего не хотела.
Послушай, скоро уже Сольмира будить, рассказчица не сразу, но опомнилась. Иди спать.
Она снова встала, чтобы обойти полянку и убедиться, что все и вправду тихо. Всеслав подбросил дров в огонь и ушел притворяться, что спит. Его невеста, умеющая любить, сама того не замечая, иногда переворачивала ему душу. Человек ко всему привыкает. Он может существовать, даже когда его никто не любит существовать, не жить. Но душа Всеслава еще не до смерти заледенела в этом холоде и теперь, отогреваясь рядом с теплом любящей души, он иногда мучительно страдал из-за сомнений и неверия.
* * *
По возвращении во Вроцлав Всеслава встретил Негорад со словами: «Вернулся, друг? Соскучились без тебя. Вроде как уже родной стал.» И он крепко его обнял. Всеслав слегка оторопел, но, в основном, от необходимости скрыть, как сильно обрадовало его такое приветствие.